Мировая Война

Интермедия 10–11 мая. Округа и территория Ипсиланти. Людмила Павличенко

Старшему лейтенанту Павличенко само слово «убегать» претило. Убегать это трусость, паникёрство, предательство! Слово отступать её было понятно, иногда на войне и так приходится действовать… Но она уже убежала! За боевые достижения, за убитых врагов, за то, что она отважно защищала Родину — её заставили убежать за океан. Быть женщиной-героем тяжело. Элеонора Рузвельт, жена американского президента смотрела в душу Павличенко. После того званого ужина они так долго, по-дружески общались, что Людмила забыла, что меж ними пропасть — происхождение, политические взгляды, континенты. Но Элеонора понимала, что на душе снайпера. Бой за Родину. А Родина — не понимала! И сейчас опять, снова убегать… Даже Пауэлл, и тот сказал уходить. Но ведь он не ушел тогда, 22го июня! Не бросил ни своих, американцев, ни советских! Дрался, сильно всем помог, чуть не погиб, но не убежал, чёрт его дери!..

— Всё!.. — Прорычала она так и не сумев побороть это чувство предательства. Да, это американцы, да они не её родня, но… Они же пришли сразу на помощь в войне, а чем она хуже⁈ — Всё! Скоро вернусь…

Бросила это она вставая со своего места в битком набитом вагоне. Её толком не услышали те, с кем ехала в купе — советские делегаты были уставшие и напуганные, и интеллигентный майор Охтин. Они даже среагировать не успели как девушка уже пропала из вида в узком проходе вагона. Заводилась снайпер всё сильнее — столько молодых мужчин, и не редко в вагоне виднелось оружие. И никто не собирался драться!

Убегали!

Вот и старший лейтенант решила убежать от всего этого. Нырнула меж двумя нацгвардейцами в приоткрытую дверь вагона, когда поезд слегка потерял скорость на повороте.

В след что-то кричали, кажется ругались, да только девушке было глубоко плевать. Она отряхнулась, осмотрелась и двинула на юг, туда где холме среди деревьев виднелись корпуса какого-то медицинского заведения…

А на следующий день за спиной уже осталась местная областная больница, пустынная и пугающая. Там не получилось догнать буквально в десятке шагов машину, на которой явно уезжали военные. Потом была скоротечная встреча с бандитами, что вломились в чей-то жилой дом и выносили оттуда всё что видели. Тело пожилого хозяина и его собаки как символ безвластия и безнаказанности лежало на крыльце дома, и бандиты просто перешагивали через него. Снайперу хватило двух выстрелов из наградного ПТТ. Оба преступника остались лежать рядом со своей жертвой… Была ночная буря, невиданная никогда прежде, страшная, могучая, и ночёвка в чьём-то оставленном доме. А утром, когда получилось разобраться с направлением к фронту, удалось встретить совершенно неожиданных людей — группу парней и девушек из Коммунистического Союза Американской Молодёжи, КСАМ, что был, по сути, аналогом советского ВЛКСМ! Парни и девушки, вооруженные охотничьими и спортивными винтовками и ружьями, пистолетами и револьверами, на гражданском грузовичке ехали в Ипсиланти из Энн-Арбор. Их комсорг получил информацию, что в городе катастрофически не хватает людей способных держать в руках оружие, и ксамовцы ответили на такой вызов. Было их мало, всего десять человек, плюс три женщины, не имевшие отношения к компартии или КСАМу, прибились уже на выезде из города. Те оказались интересными особами. Две из них были старше сорока лет, ухоженные, с явными аристократическими чертами лиц и манерами, но при этом в обычной рабочей одежде и обуви, при самозарядных дробовиках и больших сумках. Третья совсем нечто особенное! Молодая светловолосая полька, в армейской рогатывке, но кокарда с орлом имела литеру «L» и намекала на легионерское происхождение головного убора. В остальном смотрелась она неотличимо от ксамовцев, простая одежда и снаряжение. Из оружия только пистолет в кобуре. Но вот большой фотоаппарат на груди и блокнот в руках говорили о не совсем военной направленности неожиданного попутчика.

— Ксения Дембиньская. Репортёр газеты «Попросту». — Лучезарно улыбаясь советскому снайперу, полька, говоря на хорошем русском, представилась, протянув руку. Но рукопожатия не дождалась, впрочем, ни капли обиды или неприязни на лице её не появилось. — Понимаю, Польша ныне не очень друг Союзу. Но я против этой войны. Моя родная страна не знает, что творит…

Людмиле разговаривать с этой девушкой не хотелось, и вскоре та отстала, увлёкшись записями в блокноте. Так, переглядываясь и удивлённо перешептываясь, вся кампания к середине дня добрались до центра Ипсиланти. Здесь примерное знание местности помогло Людмиле провести машину к временному штабу нацгвардии. На деле расстояние от места, где снайпер выпрыгнула с поезда до города, не превышало 6 километров, но сначала были блуждания, потом ночная буря. Девушка корила себя за нерасторопность. Ведь ей казалось, что это мизерное расстояние можно было пройти пешком ещё вчера, но вот вышло, как вышло…

А на восточной окраине города гремел бой, слышны были звуки работы артиллерии, постоянные пулемётные очереди. В штабе, на который была вся надежда, не оказалось никого из старшего командного состава! Пара лейтенантов, и сержанты из числа связистов. Те недоуменно уставились на прибывшее очередное «пополнение» и отправили их… куда душе угодно! Связисты сматывали удочки, ссылаясь на некий приказ об отступлении. На вопрос где командование махнули рукой куда-то на север. А при упоминании Пауэлла округлили глаза и всё же соизволили уточнить что оный командует ротой у моста на Мичиган авеню.

Ксамовцы полные решительности планировали выдвинуться незамедлительно к ближайшему месту боя. Аристократичные дамы и репортёр — тоже. Тут всё это перестало нравиться старшему лейтенанту, и она вспылила:

— Куда вы собрались? А? Война идёт. Там мины, снаряды, пули, танки. А вы что? Убьют как детей. Дети и есть! У кого-нибудь хотя бы служба в армии за плечами есть?

— Мы, с Ираидой Дарюсовна, воевали в составе батальона Смерти Бочкарёвой на Германском фронте под Молодечно в 17ом году. Младший унтер-офицер Маковская Людмила Степановна. — Высокая дама с плотным пучком волос на затылке вытянулась по стойке смирно. Её чуть более плотная, темноволосая подруга повторила действия:

— Ефрейтор Мицейка Ираида Дарюсовна.

— Plutonowy Ksenia Dembinski, Trzynaście Brygada Międzynarodowa Jarosława Dąbrowskiego — Чётко отчеканила репортёр, по-польски лихо отсалютовав старшему лейтенанту.

Павличенко на пару мгновений застыла, испытывая смесь удивления и неприязни. Батальон Смерти Бочкарёвой! Белоиммигранты! А вот полька неожиданно оказалась ветераном 13 интербригады Домбровского.

— Госпо… товарищ старший лейтенант. Прошу вас не спешить с выводами. На вашем лице всё написано, уж простите за прямоту. Мы воевали с германцами, и против Советов не выступали, уехали с мужьями в Штаты сразу после воззвания бывшего Императора о прекращении братоубийственной войны. Вражды к вам не испытываем, и нас в сей момент заботит судьба наших мужей. Они дерутся где-то здесь. Прошу, ежели намерены идти в бой, возьмите нас с собой. Иначе мы и сами можем, но… — Маковская серьезно взглянула на снайпера, — … с вами будет гораздо проще. Мы вам будем во всём содействовать.

— We want that too! — Переглядывавшиеся и растерянные немного от грохота артиллерии ксамовцы всё же решились идти в бой. — У нас нет опыта, но все сдали нормативы физподготовки, владеем оружием. Умеем копать окопы и перевязывать раны, не оставляйте нас в тылу!

— Я же репортёр, мне положено быть в гуще событий! — Ксения улыбалась и чувствовала себя не соотнесённо моменту довольной. — Поступаем в ваше полное распоряжение, товарищ старший лейтенант!

Таким неожиданным образом герой СССР, старший-лейтенант Павличенко стала командиром отряда…добровольцев? Её терзали разные эмоции, но продолжалось это не долго. От дум отвлек странного вида бронетранспортёр прибывший к стенам штаба. Из него посыпались солдаты в странного вида форме, словно сошедшие со страниц исторической хроники о событиях Империалистической войны. За редким исключением в той группе что выбралась из транспорта все были не молоды, никак не младше 40 лет.

— Дамы. — Коротко кивнул седовласый солдат с шевронами на рукаве. Его не интересовали женщины, и он двинул в штаб. Но проходя мимо Маковской словно столкнулся со стеной и замер: — Людмила Степановна, Ираида Дарюсовна! Прошу меня искренне простить, не признал вас в столь необычном виде. Что вы здесь делаете?

— Война, Александр, война. Мы едем туда где нужны. И молодые люди из числа коммунистической молодёжи, и товарищ старший-лейтенант Красной Армии… — На этих словах Маковской мужчина словно ужаленный в седалище крутнулся на месте и полными удивления и шока глазами заозирался, пока не осознал, что озвученный красный лейтенант — барышня! — … командир нашего отряда.

— Но позвольте!..

— Бросьте, господин унтер! Вы военный человек. Тем более вы в отставке, а действующий офицер… командир, здесь лишь один — она пред вами… Имейте капельку чести и мужества признать и принять сей факт!

Долго ли, скоро ли, но удивительная группа совершенно неожиданных людей во главе с Павличенко сошлись в едином мнении что надо двигаться к мосту под руководством Пауэлла, раз на северный отправился сам полковник Раст, а на южный вроде как перебросили ещё какое-то подкрепление. Людмиле выделили место в бронетранспортёре, и дали наконец-то нормальное оружие — самозарядную винтовку с оптическим прицелом. У ксамовцев оказалось некое количество запасных винтовок, и их комсорг узнав, что старший лейтенант — снайпер, расщедрился на личную винтовку. Это было очередное неожиданное открытие местных реалий: винтовка французская, RSC 18/24 с шестикратным оптическим прицелом и отъемным магазином на 10 патронов калибра.30−06 коих отсыпали пару сотен, и дали еще два запасных магазина.

Чувство что наконец-то можно заняться привычным делом отошло назад сразу как пред глазами в который раз оказались эти неожиданные русские ополченцы. Бывшие царские солдаты. Беляки!.. И женщины эти из батальона Смерти! И полька. Та хоть за коммунистов воевала в Испании…

«Как же всё так получилось-то?» — с ужасом думала Людмила осматривая её подчинённых в бронемашине, мчащейся по пустому городу в сторону сражения. И кажется последней каплей безумия стало осознание что среди этих ополченцев сидит один с худым лицом и острым взглядом, а на груди его сверкает Железный Крест.

«Лучше бы я не спрыгивала с поезда…»