Мистерия убийства

Глава 9

В конце концов мы сумели пережить этот день, насыщенный разного рода излияниями чувств, прерывавшихся, как мне казалось, сотнями телефонных звонков. Я по меньшей мере шесть раз говорил с Шоффлером, но не узнал ничего нового, если не считать того, что наши планы претерпели изменения. Вместо слов «в течение дня я к вам заеду» он стал говорить «вечером я к вам заскочу».

По совету друзей я позвонил в частное сыскное агентство и поговорил с парнем, у которого когда-то брал интервью о делах русской мафии на Брайтон-Бич.

Я едва успел сказать ему о причине звонка, как он воскликнул:

— Боже! Пропавшие близнецы! Господи, так это вы… Мне и в голову не пришло…

Он порекомендовал мне лучшего детектива, специализирующегося по розыску пропавших людей. Этот детектив оказался женщиной по имени Мэри Макгафферти, и мы договорились встретиться на следующий день. Мэри продиктовала перечень сведений, которые хотела бы от меня получить.

— Мы дадим вам скидку, — сказала она. — Пятьдесят процентов от обычной ставки.

Но, несмотря на эту щедрость, услуги фирмы выливались в изрядную сумму. Семьдесят пять долларов в час — вместо ста пятидесяти — плюс текущие расходы.

Несколько раз я звонил на студию и разговаривал с Кристой. Та, задыхаясь от волнения, сказала, что фирма обещала десять тысяч в качестве вознаграждения за информацию. Фотографии мальчиков, сообщение о вознаграждении и телефон горячей линии будут появляться на экране в начале каждого часа.

Я поговорил с женщиной из Центра розыска пропавших детей. Центр, оказывается, привёл в действие свой, как она сказала, «e-mail локатор». При помощи сложной и разветвлённой сети электронных адресных книг, к которым прилагалась необходимая информация, фотографии мальчиков и номер телефона горячей линии, можно было вступить в контакт с более чем тремя миллионами человек.

Друзья и знакомые звонили десятками.

В пять часов я вдруг осознал, что с момента исчезновения сыновей прошли сутки. Однако делиться своим открытием ни с кем не стал. В шесть тридцать какой-то застенчивый парнишка латиноамериканского обличья доставил из тайского ресторана заказанную Лиз еду. Мой отец подозрительно изучал пищу, а Джек принялся уплетать её с большим аппетитом, призывая дочь последовать своему примеру.

— Тебе надо набираться сил, дорогая.

Моя мама прожевала кусочек и сказала отцу:

— Послушай, Боб, да ведь это же всего-навсего бобы.

Семь часов вечера. Восемь. Девять.

Все стали готовиться ко сну. Я не спал так давно, что временами мутился рассудок. Однако даже не представлял, как смогу заснуть. Лиз суетилась, превращая кабинетную софу в спальное место для своего папочки и меняя простыни в предназначенной для моих родителей большой хозяйской спальне. Я тупо бродил за ней следом с одеялами, простынями и полотенцами в руках. Сама она решила спать в комнате мальчиков, но, подойдя к дверям, замерла и прошептала:

— Нет, не могу… Я не могу здесь спать. О Боже, Алекс… — и снова разразилась рыданиями. Я попытался обнять её за плечи. Она сразу выскользнула из-под моей руки и, немного успокоившись, сказала: — Я устроюсь на раскладушке в общей комнате, а ты ляжешь на кушетке в гостиной.

С этими словами жена пошла в ванную, а я поплёлся следом со стопкой полотенец в руках. Лиз остановилась перед туалетным столиком, посмотрела в зеркало, а потом на раковину. Я видел отражение её неподвижного, похожего на маску лица в зеркале, но, когда она вдруг резко повернулась ко мне, на нём было написано изумление.

— Как сюда попали эти монеты?

Умывальник был сделан из искусственного мрамора со встроенной в него раковиной. И вот на краю раковины, между кранами я увидел десятицентовые монеты с изображением головы статуи Свободы. Монет было семь, и они образовывали абсолютно прямую линию.

— Понятия не имею, — удивился я.

— Может быть, их разложили мальчики? Увлеклись коллекционированием?

— Не думаю.

Ответ был, конечно, неопределённым, но я ни на йоту не сомневался, что раньше этих монет не видел. Я бы не мог их не заметить. Я всегда стоял рядом с Кевином и Шоном, когда те чистили зубы. Мне надо было убедиться, что процедура продлится более двух секунд, а по её завершении парни хорошенько умоются. Делал я это вовсе не потому, что зациклился на гигиене зубной полости своих детей. За моей бдительностью маячила Лиз. Я знал, что мне придётся отвечать за все, даже малейшие пробелы в воспитании. Поэтому просто не мог не заметить монет на умывальнике. Их появление меня испугало. Показалось каким-то безумным сигналом.

— Кто-то их сюда положил, — сказал я.

— Кто? Зачем?

— Похититель.

— Боже мой, Алекс…

— Пойдём, я хочу тебе кое-что показать. — Я провёл её в комнату мальчиков, указал на маленького кролика-оригами и спросил: — Скажи, эта штука принадлежит кому-то из них? Я её раньше никогда не видел…

— Нет, — ответила Лиз, — я её тоже не видела. — Она бросила на меня испуганный взгляд и прошептала: — Что это такое, Алекс? Кролик. Монеты. Что это должно означать?

— Не знаю.

На её глазах выступили слёзы, но, когда я попытался её утешить, Лиз стряхнула мою руку. Я прошёл следом за ней в ванную комнату; она высморкалась, ополоснула лицо холодной водой и уткнулась в полотенце.

Когда раздался громкий стук в дверь, я сидел на четвереньках в общей комнате, безуспешно пытаясь привести в рабочее состояние нашу рахитичную раскладушку. У дверей по очереди дежурили Джек и мой отец. Папа что-то хрипло спросил, а посетитель ему ответил. Я узнал голос Шоффлера. Вскоре они появились в дверях, а я всё ещё пытался выбраться из-под раскладушки.

— Как дела? — спросил Шоффлер.

Я изобразил нечто похожее на пожатие плечами. Сам детектив выглядел отвратительно. На нём был страшно помятый льняной пиджак со свободно болтающейся одинокой пуговицей. С бёдер свисали видавшие виды штаны цвета хаки. С законного места этот предмет туалета вытеснило внушительное брюхо копа. По глазам было заметно, что их владелец срочно нуждается в отдыхе. Волосы на правой стороне головы полицейского стояли торчком, значит, по пути к моему дому Шоффлеру удалось вздремнуть в машине.

— Боюсь, что вас зверски донимает пресса, — посочувствовал он. — Если хотите, я попрошу полицию округа выставить у ваших дверей охрану.

— Если станет невмоготу, я скажу, — пожал я плечами.

— Вы ведь тоже этим занимаетесь? — спросил Шоффлер, кивая в сторону входной двери.

— Да, — ответил я. — И эти ребята просто делают своё дело.

— Ведь вы — Боб… я не ошибся? — Коп посмотрел на моего отца и, засунув палец под ремень, попытался подтянуть повыше штаны.

— Нет, не ошиблись. Роберт Джей Каллахан, с вашего позволения, — хохотнул на высокой нотке отец, и для тех, кто его хорошо знал, это говорило о том, что мой старик очень нервничает.

— Вы не могли бы пригласить сюда всех, кто сейчас находится в доме?

Я окаменел от ужаса.

— У вас есть что сообщить? Имеются… новости?

Шоффлер отрицательно покачал головой и, наклонившись, надавил на раму, удерживающую непокорные ножки раскладушки. Кровать с грохотом развернулась.

— Извольте, — усмехнулся коп.

Затем мы вдвоём ухитрились передвинуть это нелепое сооружение на нужное место.

— У моего сына была подобная штуковина, когда он лежал в госпитале, — сказал детектив. — Мне тоже довелось разок на ней спать. Довольно удобно.

Когда Лиз и все остальные расселись, Шоффлер объявил, что хочет познакомить нас с развитием событий в течение дня и ситуацией на данный момент. Поиски в лесу за территорией ярмарки продолжаются, сказал он, и в них участвует столько волонтёров, что «не протолкнуться». Горячая линия просто «раскалилась» от звонков, но, чтобы их «рассортировать», потребуется время. Опрос служащих ярмарки идёт медленно, но всё-таки идёт, продолжил Шоффлер и добавил, что надёжных свидетелей, запомнивших наших мальчиков, найти пока не удалось.

— Впрочем, об этом я уже говорил Алексу, — закончил коп.

Я вдруг увидел перед собой Кевина и Шона — мальчишки весело хохотали над ужимками жонглёра. Я потряс головой, пытаясь прогнать это тревожное видение. Теперь, думая о детях, я постоянно испытывал чувство потери. И это приводило меня в состояние близкое к панике. Мне казалось, что я снова и снова карабкаюсь на скалу и каждый раз с неё срываюсь. Так бывает только в кошмарных снах.

Единственная положительная новость заключалась в том, что торгующий свечами педофил находится вне подозрений.

— Тем не менее администрация ярмарки прихлопнула его лавочку, и он уже не сможет продавать малышам свои волшебные жезлы и магические свечи. Но парень отчитался за каждую минуту своего времени, и его участие в покушении исключается.

— Это утешает, — промолвила Лиз, сжимая кулачки.

— А я где-то слышал, что слишком надёжное алиби вызывает подозрение, — заметил Джек.

Шоффлер вздохнул и спокойно возразил, что готов ответить на все интересующие нас вопросы. За какие-то десять минут он ухитрился не только очаровать и успокоить мою маму и Лиз, но и произвести хорошее впечатление на мужчин. А его таланту слушать собеседника могли позавидовать даже самые опытные репортёры.

— Слишком надёжное алиби? — переспросил он. — По правде говоря, Джек, такой вещи просто не существует. Я понимаю, что вы хотите сказать, но в нашем случае множество людей готовы под присягой свидетельствовать о местонахождении парня в интересующий нас период времени.

— И чем же он занимался? — спросил мой отец. — Если мне будет позволено задать подобный вопрос.

Шоффлер пригладил торчащий вихор и выдавил некое подобие улыбки.

— Его вообще не было на ярмарке. Вторую половину дня, с часу до шести, свечник провёл… — коп открыл записную книжку, — в мотеле «Бейсайд» в городе Аннаполис, где проходит курс безопасного вождения автомобиля. — Шоффлер взглянул на нас и снова обратился к записной книжке. — После этого он отправился в группу поддержки лиц, недавно потерявших родителей — его мать умерла три недели назад. Группа собиралась в Аннаполисе в епископальной церкви Святой Троицы, — закончил Шоффлер и закрыл записную книжку.

— Итак, этот парень отпадает, — подытожил Джек.

— Да.

— Это хорошо, — повторила Лиз и, глядя на меня, спросила: — Верно?

— Верно, — ответил Шоффлер. — Поскольку исключает одну из версий, что обычно идёт на пользу следствию, позволяя использовать наличные ресурсы в ином направлении. Итак, — он потёр руки, — есть ли у вас другие вопросы?

— Звонков с требованием выкупа не поступало, — сказал мой отец, с тревогой поглядывая в мою сторону. — Меня интересует, что вы думаете по этому поводу?

— Пока в любом случае слишком рано, — ответил Шоффлер. — Но если вы хотите знать моё мнение, то я таких звонков не жду.

— Не ждёте? Но… но… почему?

Шоффлер недовольно скривился и вздохнул.

— Если вы охотитесь за деньгами, то зачем захватывать двоих детей? Ведь это же не распродажа, если вы понимаете, о чём я.

— Боюсь, не понимаю, — вступил в беседу Джек.

— Два ребёнка означают для похитителя двойное беспокойство, — пожал плечами Шоффлер. — Но это вовсе не значит, что он получит за них двойной выкуп. Несчастные родители, по моему мнению, готовы заплатить за одно дитя не меньше, чем за двоих. И кроме того… — Он заколебался, но, видимо, решив не обходить острых углов, продолжил: — В мире есть множество богатых людей. Если детей крадут из корыстных мотивов… то похитители выбирают родителей с… м-м… большими финансовыми возможностями, чем Алекс и Лиз. Конечно… — Он вопросительно посмотрел на Джека и моих родителей. — Конечно, если дедушки и бабушки похищенных детей не…

— Я — директор средней школы, — нервно усмехнулся Джек, что было для него совершенно нетипично. Относительная нехватка средств была тем единственным предметом, упоминание о котором вынуждало Джека вставать в оборонительную позицию. — Может, Боб является тайным миллионером?

И он снова усмехнулся, глядя на моего отца.

— Нет, — отрицательно покачал головой папа. — Я не хочу сказать, что мы, — он посмотрел на маму, — не можем собрать кое-какую мелочишку, если ликвидируем все активы. Но… — Он покачал головой, видимо, размышляя о словах Шоффлера.

— Итак, — произнёс полицейский, — вы понимаете, что я имею в виду. — Он воздел руки к потолку, а затем расслабленно уронил их на колени.

— А что можно сказать о мотивах, не имеющих прямого отношения к финансам?

— Каких же? — встрепенулся Шоффлер.

— Я имею в виду своего сына и передачи, которые он готовит, — взглянул отец в мою сторону. — Парень нажил себе немало врагов.

— Это так? — спросил коп, вскинув брови.

Я ощутил то тревожное напряжение, которое появляется, когда в кровь поступает новая порция адреналина. Сам я почему-то ни разу не подумал о подобной возможности. Мысль о том, что похищение мальчиков произошло по моей вине, вызвала у меня отвращение. Но для своих репортажей я всегда искал острые темы. Организованная преступность, отмывание денег, незаконная торговля оружием и тому подобное. Вполне возможно, что…

— Мой отец прав, — кивнул я Шоффлеру. — Мне это почему-то в голову не приходило.

— В таком случае, — произнёс Шоффлер, — не могли бы вы назвать людей, которые имеют против вас такой зуб, что способны…

— Но при чём здесь дети? Почему не я?

— Просмотрите свои досье и составьте список тем и лиц, которые привлекут ваше внимание или вызовут подозрение. Это не повредит.

Я обещал все сделать, а Шоффлер вопросительно взглянул на каждого из нас. Похоже, к этому времени вопросов ни у кого не осталось.

— Простите… — встал Джек и широко зевнул, — позвольте мне выразить вам нашу глубокую признательность.

— Может, хотите чаю со льдом? — спросила мама, поднимаясь с места. — Или кофе?

— Вообще-то, — протянул Шоффлер, — мы хотели бы немедленно приступить к осмотру помещения, хотя я знаю, что час уже поздний.

— Осмотру? — переспросила Лиз. — Какому осмотру?

— Осмотру помещения, — повторил Шоффлер и, глядя на меня, продолжил: — Мы с вашим супругом уже обсуждали этот вопрос. Он думает, что похитители побывали в вашем доме. Не исключено, что нам удастся что-то обнаружить. Впрочем, в любом случае это обязательная процедура.

— Я вовсе не думаю, что они здесь были, — поправил я Шоффлера. — Я это знаю.

— Ты сказал им о монетах? — спросила Лиз. — И о кролике?

— А это ещё что? — поинтересовался детектив.

Когда я стал объяснять, он кивнул, достал записную книжку и сделал пометку.

— Мы заберём это с собой в качестве вещественных доказательств.

— Ничего не понимаю, — сказал я Шоффлеру. — В том, что здесь побывал Кевин, нет никаких сомнений. Он звонил мне с этого номера. Теперь, когда я отдал вам свой аппарат, вы это и сами знаете.

Шоффлер ответил неопределённым кивком, подтянул штаны и произнёс:

— Верно. И мы попросили фирму «Верисон» представить нам полный отчёт.

— Что именно?

— Список входящих и исходящих звонков с вашего сотового. Мы хотим убедиться, что звонок Кевина не был переправлен с другого аппарата. Подобное, как вам известно, случается.

— Но…

Не обращая внимания на мой слабый протест, Шоффлер продолжил:

— Время позднее, и нам хотелось бы начать обыск. Думаю, что на это уйдёт пара часов. Поэтому не стану возражать, если у вас возникнет желание куда-нибудь прокатиться или заняться каким-то иным столь же приятным делом.

— Прокатиться? — переспросила мама таким тоном, словно детектив предложил нам «искупаться в океане» или «сделать маникюр».

— На некоторых людей обыск действует угнетающе, — спокойно пояснил Шоффлер. — Да и кому понравится, когда чужие люди копаются в их доме. Роются в личных вещах. Но если вы вдруг пожелаете остаться, — пожал он плечами, — вам придётся пробыть в этой комнате до тех пор, пока мы не покончим со всеми другими помещениями. После этого мы поищем здесь. — Он щёлкнул языком, и этот звук показался мне неестественно громким.

— Что же, — сказала мама, — лично у меня нет ни малейшего желания куда-нибудь «прокатиться».

— Думаю, мы все останемся здесь, — заключил я.

— Нас это вполне устроит, — ответил Шоффлер. — В этом случае мы сможем вычеркнуть ещё один пункт из нашего списка. Возьмём у вас отпечатки пальцев.

— Что?! — изумился Джек.

— Абсолютно стандартная процедура, мистер Таггарт. Мы должны иметь отпечатки пальцев всех, кто находится в этом доме, чтобы позже их исключить. Затем мы возьмём отпечатки у тех, кто здесь побывал: уборщицы, няньки, водопроводчика. По той же причине. — Коп закончил разъяснение и взглянул на часы.

— Но почему это нельзя сделать завтра? — спросил Джек, обнимая Лиз за плечи. — Моя дочь совсем обессилела.

— Знаю, — печально покачал головой Шоффлер. — Час действительно поздний. Но не сомневаюсь, что вы нас поймёте правильно: если здесь остались следы, способные пролить свет на печальное событие, то нам хотелось бы обнаружить их как можно раньше, чтобы немедленно приступить к действию. Но и это ещё не все. Чем больше мы будем ждать, тем более место действия окажется, простите меня, «загрязнённым». Кроме того, команда уже ждёт за дверью и готова приступить…

— Они уже у дома? — услышал я собственный голос.

Я не понимал, почему это сообщение меня встревожило, но дело обстояло именно так.

— Вы не возражаете, если мы приступим? — спросил Шоффлер и ещё раз взглянул на часы.