— А если бы она всё-таки спросила… ты бы ответил?
— Опять ты со своими тестами, отец.
— Я же не ради удовольствия спрашиваю.
— Только поэтому я и… — вздох. — На самом деле ответ не так уж однозначен, хотя всё равно неприятен. Формально на вопрос «а что бы ты со мной сделал, если бы я отказалась от твоего до мурашек пугающего щедрого предложения?» ответов может быть три. Первый: нет человека — нет проблемы. Убить собственного ассистента, любовницу, будущую мать… грязный выход и крайне неприятный, зато совершенно логичный и надёжный. Тайна, цена разглашения которой — смерть, именно такими средствами и должна сохраняться.
— Но такой выход тебе не нравится.
— Дай уже договорить это! Отец.
— Извини.
— Не за что. Ответ второй, промежуточный: даже если бы ты отказалась, я бы постарался… переменить решение. Вроде как нормальный ответ… вроде как. Но на практике рушит иллюзию личной свободы ещё почище первого ответа. Поступай так, как надо мне, решай так, как я решил, а если нет — я твою свободу ликвидирую… будь не такой, какая есть, а такой, как удобно мне… тут даже слабо спасает соображение, что предложения сотрудничества делаются ровно тем и тогда, кто и когда их не отвергнет. Доверяют тем, кого считают достойными доверия. Это всё равно влияние на личность, пусть косвенное и предварительное.
Вздох.
— Ну и ответ третий. Нет, любимая, ты отказалась, и ладненько, я тебя неволить не стану… формально всё правильно, благостно и приятно, а фактически от такого добрячка надо сразу бежать на другой край кольца Рубежных Городов, плюнув на всё и вся. Потому что добрячок этот погубит всё дело, сгинет сам и всех вокруг за собой потащит. Тупой это ответ, просто вкрай тупой. До несовместимости с жизнью, если не хуже.
— Это всё понятно, но?
— Но существуют и другие выходы из ситуации. Маги мы или кто? Например, в сейфовом хранилище мезонета лежат предусмотрительно наваренные заранее, расфасованные на дозы и готовые к применению зелья класса амнезиаков. А варили мы их с Санхан на пару, так что… Доброкачественная замена варианта с убийством, не очень полезная для мозга, но вместе с тем и не сказать, чтобы избыточно вредная. В контракте ассистента, к слову, добровольное принятие амнезиаков группы Ла прописано — можно непринуждённо сделать вид, что никакого неудобного разговора вообще не было… но это адово близко к неприятному ответу номер два. «Мне не нравится, как ты распоряжаешься своей свободой, поэтому я решу за тебя…» — вздох. — Может, Санхан и забыла бы обо всём, но я бы продолжал помнить. И… мне бы не понравился тот тип, который «зато сохранил ей жизнь». Убить честнее.
— Неужели?
— Я не сказал — лучше, я сказал — честнее! — огрызнулся Мийол, но как-то без огонька. — И ты сам-то посвящать Элойн собираешься? А, папочка?
— Собираюсь.
— А реакции её боишься?
— Боюсь.
— Ну и?
— Ну и вот.
— Не очень-то подробно.
— Что поделать, — Ригар криво усмехнулся. — Жизнь несовершенна.
— И всё же. Ты как скоро намерен разъяснить рыжей ситуацию, в которую она ненароком угодила? И в каких подробностях?
— Не очень скоро, — непроизвольно поджатые губы, тень на лице… — Шевелиться в эту сторону я вообще не собираюсь до тех пор, пока она не сдаст экзамен на базилара. И буду понемногу добавлять к её головному мусору корректирующие элементы. Нужного формата.
— Выходит, твой ответ — к чёрту свободу выбора, всё решим сугубо по-моему?
— А на этом всё воспитание стоит, — отбил отец. — Хотя тут ты изрядно… хм… полярен. Как будто всегда можно чётко разложить по полочкам все эти или — или, если — то.
— А разве нельзя?
— Иногда можно. Но обычно быстро вылезают на свет нюансы, радикально меняющие всю картину. И если не вдаваться в детали… свобода — штука хорошая, не спорю. Но позволять действовать свободно тому, кто не сможет толком распорядиться свободой — и глупо, и жестоко.
— Это ты не про Элойн ли?
— В том числе про неё, — сухо отсёк Ригар. — Она же, в сущности, дитё дитём. Ты в свои тринадцать-четырнадцать лучше был готов к ответственности за себя и других, чем она — прямо сейчас. Её зависимостью от внешнего авторитета можно, конечно, воспользоваться… к её же пользе и для расшатывания той самой зависимости. Но вот ты, сын, готов ли довериться ей прямо сейчас, да ещё в таких опасных и деликатных вопросах, как Ритуал Побратимства?
— …
— Можешь не отвечать, и так всё понятно.
— Значит, постараешься стать для неё наставником?
— Придётся. И кстати, о доверии… ты уверен, что в новых обстоятельствах стоит держаться той же линии поведения?
Мийол вздохнул.
— Мы ведь это уже обсуждали. И не раз.
— Обсуждали. Но это было до того, как в гильдии начались эти… бурления. Программа достопочтенного Никтафа с «укреплением вертикали обучения» — при том, что в иной ситуации я бы её приветствовал обеими руками — явно обостряет ранее вялый конфликт меж потомками кланов и потомками простецов. А ты…
— А мне поздно поворачивать, — хмыкнул призыватель невесело. — Раз уж начал пихать на первый план именно такую маску, преувеличивающую одни черты и ретуширующую другие… на лету сменить этот комплект — всё равно, что сознаться в наигрыше. Сейчас от меня хотя бы не станут ждать подвоха… очень уж сильно. И особо тонкие интриги против меня — против нас — не затеют. Да, я уже не раз пожалел, что выбрал именно такой… образ. Особенно когда пришлось из-за него так вести себя с мэтром Никасси. Хотя как раз она могла и уловить… нарочитость.
Ригар нахмурился:
— Могла — да, но смогла ли?
— Мне-то откуда знать? Точные пределы способностей глубокоуважаемой ведомы только ей самой… и читать её сложно. Если судить сугубо по делам, она желает мне добра — иначе не стала бы беспокоиться и выкатывать лекции о судьбах слишком уж высунувшихся магов. Но что она думает обо мне на самом деле… как ты представляешь выяснение подобного?
— М-да. Пожалуй, тут просто никак.
— Вот-вот.
— Ладно. Что насчёт подбора чар?
Мийол улыбнулся, отбрасывая хмурость, как ветошь.
— Знаешь… кажется, я нашёл нужное.
— Да?
— Я ещё продлю тестирование, но пока Малый Оптимизатор Нимаротуфа выглядит если не идеальным, то к тому близким. Всей концепции я ещё не понимаю, но ключевые символы в этом заклинании есть и воздействуют именно так, как надо. С одной стороны, оптимизация моей сенсорики за счёт этих чар не так хороша, как при Улучшенном Контроле Восприятия: в своей узкой области специальные чары бьют универсальные. И Ускорение Магических Действий мне тоже терять жаль. Но при этом…
Призыватель поколебался, после чего вывел уже привычным образом иллюзорную схему одиннадцатисимвольных гибких чар.
— Вот. Видишь эти контрольные дуги? Замечательная синергия со свойством управление моего сигила. В каком-то смысле получается надстройка над ним, этакий каркас, позволяющий мягко распространить свойство и сюда, и сюда, и даже вот сюда.
— На магию-свойство, мышление-процесс и тандем восприятия с концентрацией?
— Да! Пока что Малый Оптимизатор Нимаротуфа кажется менее эффективным, чем уже отработанное сочетание Ускорения Магических Действий и Улучшенного Контроля Восприятия. Но я уверен: это ненадолго. Есть у меня подозрение, что уже через месяц-два я восстановлю за счёт заклинания все потери, заполучив заодно дополнительные плюсы… в оптимизации процесса мышления. А лет через пять-шесть я с его помощью начну делать такое, что сейчас трудно даже представить. Сдаётся мне, что воспринимать Малый Оптимизатор Нимаротуфа надо не как чары подмастерского уровня, а скорее как упрощённую версию грандмастерских чар.
— Видел схему Среднего Оптимизатора?
— Откуда бы? Это знание не для моего текущего ранга. Просто вычитал упоминание — мол, данная версия является урезанной по сравнению… и всё такое.
Ригар с хищным прищуром глянул на иллюзию.
— Урезанной… хм… а ведь завершённые подмастерские чары отличаются от завершённых мастерских всего двумя символами. Одиннадцать и тринадцать. Хм…
— Хочешь попытаться воссоздать Средний Оптимизатор?
— А ты не хочешь?
— Ха! Ты ещё спрашиваешь?
— У меня другая мысль в голове крутится. Про синергию с сигилом и не только.
— Уловитель Истины? — задрал бровь Мийол.
— Нет.
— А что тогда?
— Нечто попроще. Два символа, всего два… ну, или как максимум — три. Но дополняющие схему чар ритуальным элементом… до подобия того самого гипотетического среднего заклятья.
— Заманчиво.
— А то! Больше тебе скажу: в идеале якорный элемент ритуала, гибкие чары и сигил должны стать подобием единого механизма… или лучше сказать — организма. Возможностей мастера это даже в самом идеальном исполнении не даст, но…
— …позволит приблизиться к мастерским возможностям в отдельной области.
— Именно! А так как якорный элемент будет фиксирован в материале… хм…
Теперь уже и Мийол посмотрел на схему хищным взором. Сосредоточился — и дополнил иллюзию четвёркой хаотических символов своего Атрибута… то есть сигила, конечно-конечно.
— Сложно, — прокомментировал Ригар.
— Ну ещё бы. Магия пятого уровня — это как раз преддверие полноценной магии высшего порядка. Самый её краешек. Она уже достаточно тонка и комплексна.
— Да-да… о! А добавь-ка, сынок, вот примерно сюда символ Возвышение, а рядом — Якорь.
— Как именно добавить? Не уверен, что уловил мысль…
Отец пояснил, как именно, по его мысли, должны лечь связи.
— Не взлетит, — отверг предложение Мийол. — Якорный элемент должен находиться вне всей схемы. Хотя на будущее мысль очень интересная.
— Ну да, ну да… но ты же не рассчитывал сходу изобрести более совершенную матрицу?
— Конечно, нет!
— Ну вот и добавь, а потом посмотрим, что получается.
Призыватель добавил. Потом добавил иначе. Потом снова иначе. Потом заменил символ Возвышение на Течение. Ригар в пух и прах раскритиковал этот вариант, зато предположил, что сочетание Возвышения и Опоры (вместо Якоря) выйдет эффективнее — тем паче что семантика подобного якорного элемента, пусть с некоторыми сложностями, но уже позволяла вынести его за пределы матрицы и ассоциировать с ней посредством сигила…
В итоге парочка из отца с сыном потратила на композицию заклятий едва ли не четверть всего дня — и разошлись по углам не раньше, чем старший годами энтузиаст не пообещал сделать в материале четыре наиболее перспективных сочетания символов из нащупанных.
А ближе к потемнению Шак изловила диверсанта.
Сказать по чести, обитателям мезонета просто повезло, потому что вторженец для почти любого восприятия попросту растворялся в незначительности. Алурина, медитировавшая для восполнения маны, тоже не ощутила вторженца. Все её обычные чувства и аурное чутьё молчали. Но… неожиданно выручили Магические Манипуляции Субстанциями в совокупности с Контролем Фокусировки Чувств.
Да, напрямую ничего необычного заметить не удавалось… а вот движущуюся аномалию в поле завершённого экспертного заклинания — вполне.
Поднимать панику Шак не стала. Вообще не подала вида, что заметила нечто необычное. С помощью Магических Манипуляций Субстанциями она попросту локально понизила содержание кислорода, одновременно нарастив концентрацию углекислоты.
Рискованный ход: если бы незваный гость оказался магом, в результате она бы лишь без толку раскрыла его инкогнито. Но ученица Мийол поставила на то, что вторженец — не человек и даже не маг. (Слишком оно роскошно выходит — магов засылать вместо простых скрытников).
И выиграла.
Когда потерявший сознание невидимка прилёг «отдохнуть», не способный удерживаться в сознании, не говоря уже о поддержании комплексного исчезновения, Шак не замедлила обыскать его, попутно избавив всего «лишнего», связать и в таком виде доставить учителю, весьма собой довольная. И продолжающая держать добычу на грани гипоксии, чтобы даже если вдруг пленник очнётся — не сумел по сугубой слабости что-либо сделать.
— А ведь я его помню, — сказал призыватель, вглядываясь в рисунок пятен на шерсти и мысленно кивая. — Когда я беседовал с матерью многих, ну, той самой, родившей четверть сотни потомков, этот стоял в оцеплении. Пялился на моего магоклона и скалил клыки.
— А имя?
— Откуда бы? Да я и не спрашивал.
— Чудесно, — фыркнула ученица. — Осталось выяснить, что он у нас забыл.
— Выясним, — спокойно пообещал Мийол. — Только сперва подготовим… к откровенности.
Миндальничать он не собирался. Среди снятых с вторженца вещей нашёлся артефакт аж четвёртого уровня, направленно подавлявший сенсорику именно его личной версии связанности-и-расширения, что вызывало… вопросы.
Исключительно неприятные.
Во всяком случае, версия «да я случайно мимо проходил» из-за артефакта отпадала сразу. Этот мохнатый точно знал, куда идёт и зачем.
А ещё на теле отчасти знакомого алурина обнаружился кинжал с зачарованием Лёгкого Рассечения, набор разнообразных ядов, включая смертельные даже в малых дозах нейротоксины, амулет с Изоляцией Ядовитого Влияния и — в качестве завершающего штриха — полный кисет янтарной слёзки (причём, насколько могла судить Шак при помощи своего многогранного экспертного заклинания, высокой очистки: не простая дурь, а элитная… как раз такая, какую мог бы гнать для получения криминальных клатовых доходов нечистоплотный алхимик).
От диверсанта с таким сочетанием предметов и субстанций ничего хорошего ждать не приходилось. Но и самому ему, раз уж изловили, на пощаду рассчитывать не следовало.
— А если он не один такой? — спросила алурина с тревогой.
— Да почти наверняка не один, — призыватель фыркнул мрачно. — Где-то рядом должны сидеть в исчезновении ещё один-два таких же… мохнатика. И при плотности фона Природной Силы, который в квартале базиларов ничто не фильтрует и не приглушает, сидеть они могут хоть часами, хоть вовсе сутками.
— А могут и не один-два.
— Могут… к сожалению. Но сделать с этим ничего нельзя.
— Если они попытаются приблизиться… — начала было Шак.
— Если, — вздохнул Мийол. — Этого ты ведь из-за движения заметила?
— …
— В общем, пусть себе сидят. Пока они неподвижны, они неуязвимы — но и не опасны… ну, не очень опасны. И-эх! Не было печали: жили, не скучали…
На то, чтобы основательно привязать диверсанта к одной из массивных, от прошлых хозяев мезонета оставшихся скамей — кверху пузом, кисти и лодыжки связаны внизу, отдельная петля удерживает горло — ушло с четверть часа. Ну, фактически меньше.
Просто на то, чтобы пойманный алурин оклемался от гипоксии, тоже потребовалось время.
Вот только придя в себя, незваный гость упорно отказался разговаривать на низкой речи. И не просто делал вид, будто владеет лишь алуро (урезанной, огрублённой версией полноценного алуриниса), — он и на родном наречии только грязно ругался, намеренно распаляя в себе бешенство. За подобным эмоциональным штормом различить нюансы реакций выходило как бы не сложнее, чем за фирменной заморозкой Никасси.
— По-моему, — сказал Мийол, — он не осознаёт своего положения, ученица. Выключи его.
Шак сызнова использовала фокус с гипоксией.
А через четверть часа диверсант, очнувшись, первым делом увидел собственное отражение в зеркале… с аккуратно выбритой полоской посреди лба.
— Нравится, голубь?
— Не-е-ет… что-о-о…
— Ты забрался в дом алхимика. Сейчас у тебя в жилах плещется ровно столько седативов, чтобы сызнова распалить бешенство не получилось, но и реакции не притупились до полного исчезновения. А той замечательной штуки, что гасит чутьё через мой сигил, у тебя больше нет.
— Ты-ы… пожале-е-еешь…
— Если бы Шак тебя не отловила, я бы пожалел куда сильнее.
— Я-а-а… буду… молча-а-ать.
— Это возможно. Но если ты действительно будешь молчать — торжественно обещаю тебя побрить целиком. А уж что потом сделают твои сородичи с хришш струшерк, то не моя забота. Проигравший всегда виновен. И кстати: молчание тебе не поможет. Я владею сигилом достаточно хорошо, чтобы читать основные реакции. Мне достаточно спрашивать вслух — а уж твоё собственное тело подскажет, где правда, а где ложь. Хотя в этом случае процесс затянется, так что я бы предпочёл пойти по лёгкому пути. Ну так как? Бреемся или мал-мала сотрудничаем?
В сине-зелёном взгляде Мийол прочёл в свой адрес бессильные пожелания исключительно дурного. Но…
— Мал-мала, — на выдохе, с нотой обречённости.
— Чудесно. Для начала: как тебя зовут?
…разумеется, ни о каком полноценном и добровольном рассказе речи не шло. Алурин изо всех сил юлил, умалчивал, громоздил враньё поверх вранья — но с формальной точки зрения всё же не запирался наглухо. Чего призывателю хватало. Единожды ухватившись за ниточку истины, он старательно распутывал весь клубок целиком. В точности так, как следовало: повторяя вопросы в изменённых формулировках, прессуя собственной аурой до холодного пота, пробивающего даже сквозь седативы, уточняя детали…
Вот только пользы от его усилий выходило куда меньше, чем хотелось бы.
И предсказать причину мог бы даже дурак.
Ну в самом деле: кто не расскажет лишнего на допросе, даже будучи пойман и принуждён к искренности? Правильно. Тот, кто сам ничего толком не знает. Битый час длилась беседа, давно уже настала ночь, Мийола ощутимо бесила перспектива недосыпа… а меж тем полезный выхлоп допроса, если без лишних узоров, укладывался в несколько скупых фраз.
Во-первых, на подстраховке у незваного гостя действительно имелся ещё один алурин. Что хорошо: один — не двое и не шестеро; ещё один скрытник, пусть даже вооружённый, много не навоюет. Причём задача у того, кто на подстраховке, сугубо пассивная: помогать отправившемуся «на дело» — не его шерсть. Его — сугубо слежка, работа свидетеля.
Во-вторых, диверсант и подстраховщик принадлежали разным лапам. Первый — Тяжёлой, второй — Мягкой. На вопросы о различии лап допрашиваемый отвечал не то, чтобы неохотно, он просто недоумевал, как такого можно не знать. Вопросы насчёт того, разные это банды, конкурирующие политические партии или, может, специализированные отделения, вроде тех, что в Сарекси, пленник как будто искренне не понимал. «Ну, Тяжёлая лапа — она Тяжёлая, что тут непонятного? Чем занимаемся — да чем старшие скажут, тем и занимаемся».
Тут Мийол с разгона влетел в откровенную туповатость пойманного. Как уж умеющий исчезать на четыре плаща и проживший двадцать девять лет (вполне солидный срок, как для одного из градских алуринов) мог остаться вот настолько тупым, оставалось загадкой.
Но смог. Как-то.
Уточнить удалось только принадлежность предыдущих собеседников и фигурантов. Та пожилая мать двадцати пяти, с которой призыватель разговаривал и через которую достал литературу на алуринисе, а также её внук-телохранитель — Мягкая лапа. В оцеплении во время встречи стояли пять бойцов Тяжёлой лапы и ещё один из Мягкой. Во время более ранней встречи, ещё без участия матери многих, состав выходил тот же.
Человеческие бандиты? Маг, ты смеёшься? Это же люди, как они могут быть в Лапах?
В общем, ясно, что тут мутно. А в книгах про лапы, конечно, ничего не писали.
В-третьих, самая мякоть. Цели и задачи. Диверсант должен был пробраться в мезонет по вполне конкретному адресу. Но если матерь двадцати пяти ограничилась заданием «пробраться, пользуясь артефактом для пущей скрытности, принюхаться, через пару часов вернуться»…
Матерь двадцати двух из Тяжёлой лапы выдала для подчинённого дополнительный квест. Вместе с кисетом янтарной слёзки, да-да. Этот самый кисет должен был оказаться среди реагентов в лаборатории зелий — где именно, вторженец знал, ну да расположение лабораторий Мийол не менял, его стандарт вполне устраивал.
Зачем оставлять кисет? Это диверсанта не волновало. Матерь многих сказала, он сделал.
Ну, попытался. Но не срослось, не просочилось.
О том, что попался, он жалел, но вот о том, что собирался подкинуть наркотик — ничуть. Это же был приказ, как можно не исполнить?
Редкостно незамутнённый тип. Аж до рычания Шак. Её подобный представитель вида тихо бесил, причём не потому (или не только потому), что умышлял против учителя и её семьи. Очень может быть, что в пойманном она видела некую грань собственного будущего — того, где так и не встретила Хантера, не стала учиться магии, не…
Причём в общину-то её не приняли бы даже на правах безмолвного исполнителя. Этого вот диверсанта там принимали, её — никогда.
Фрисс же — изгой и урод.
Такие не становятся матерями многих в принципе.
Кстати, диверсанта вводило в недоумение и даже злобу уже то, что поймавшая его фрисс по всем признакам выходила афари. Ну, поймала и поймала: кому-то везёт, кому-то нет. Ну, магии учится — кому-то везёт, да. Но что эта вот фрисс вдобавок оказалась свободной, не ограниченной импринтом… это его прямо ломало.
До рычания, да.
Спустя два часа вместо того, чтобы мирно спать, Мийол посреди ночи уже проверенным составом (самолично плюс пара магоклонов на подстраховке) доставив пленника, снова беседовал со знакомой матерью двадцати пяти из Мягкой лапы.
Если это можно назвать беседой.
— Чего ты хочешь за эту услугу, маг?
— Я? Сущего пустяка. Дай понять всем знакомым, что следующего такого вот… скрадника, на своей территории найденного, я возвращать не стану. И раны ему перевязывать не буду.
Чтобы замаскировать позор выбритого лба, диверсанту этот самый лоб не особо аккуратно рассадили скользящим ударом, а потом «боевую рану» замотали бинтом.
— Следующего такого скрадника, — закончил призыватель, — я верну по частям. А третьего, если ещё одна дурнина отыщется, вообще не верну: сразу переработаю на ингредиенты. И очень постараюсь нанести ответный визит тому, кто дурнину прислал. Так, сугубо вежливости ради.
— Понятно. Это всё?
— На данный момент — всё.
— Шори? — спросил знакомый боец.
— Сарриш энх.
— Асеп!
Спустя секунду возвращённый диверсант осел, как марионетка с подрезанными нитями. В обоих глазах его торчали глубоко вошедшие метательные иглы.
Мгновенная смерть.