Мийол-ученик 2

Базилар 7: родные стены

Чем отличаются кварталы граждан белого списка от кварталов победнее?

Внешне — ничем. Или почти ничем. Такие же угрюмые каменные монолиты крепостного обличья с зауженными окнами. Разве что этажность поменьше, зелени вокруг и сверху побольше, во внутренних дворах и за специальными проездами предусмотрены стоянки для большего числа рикша-роллов и площадки для посадки воздушных судов (обычно не пустующие: хотя бы пару эй-лодок в каждом таком квартале можно увидеть всегда). Те кварталы, где живут белосписочные из числа действительно высоко забравшихся — не опасающиеся съехать в статусе до синего списка, уже многие поколения занимающие прочное положение повыше даже, чем многие кланнеры — те кварталы порой украшены скульптурами, различными барельефами и горельефами, каменным узорочьем гномьей работы…

Не всегда. И уж точно не часто.

За нетипичной застройкой и настоящими чудесами архитектуры — это к кланам. Иногда к гильдиям. И ещё, скорее даже в первую очередь — к кичащимся богатством торговым домам. А вот потомственные аун-Лагор с их прочным положением и гарантированным сытым достатком ценят практичность и безопасность много выше каких-то там украшательств. Если же вообще приобретают роскошные вещи, то чаще для себя.

Для применения в интерьерах, не напоказ.

Вот внутри — да. Если зайти в кварталы полноправных граждан, с кварталами попроще их никак не спутаешь. Уже один только обильный, почти не фильтруемый поток Природной Силы без слов расскажет любому, чья чувствительность превышает таковую у полена, где он оказался.

Никасси на чувствительность не жаловалась.

Ещё в раннем детстве — спасибо семейным традициям Чарши — она практиковала Чуткость и добилась на этом поприще больших успехов. Хотя бы на этом, раз уж большее… недоступно. Позднее, двинувшись по Пути Любопытства, она не стала отказываться от тренировок неплохо уже отточенного пранического восприятия.

И… ставка сыграла. То, что другие принимали за талант алхимика (уж сама-то Морозная знала правду!), явилось просто следствием хитрых манипуляций со своими чувствами и нервной системой. Итогом работы комплекса синергичных гибких чар, навыков недо-Воина и многих лет, а потом и десятилетий применения всего этого на практике.

Никаких тайн. И никакой особой одарённости, увы. Просто попытка совладать с чередой свалившихся на голову трудностей и их последствиями с хоть каким-то прибытком. Превратить в преимущество итоги своей… хм…

…говоря прямо — своей ущербности.

— Отчёт я прочитал. Дифирамбы… тоже. Но мне кажется… да. Кажется. Что в отчёт вошло не всё. О чём ты умолчала, младшая?

Старый приём, очень старый. Потому что действенный — а раз так, зачем что-то менять?

Только на четвёртом десятке Никасси научилась обходить эту манипуляцию. О прямой лжи всё равно не могло идти речи — но выморозиться достаточно, чтобы сознательно умалчивать и не ловиться на этом… только после становления подмастерьем и подбора синергичных чар начал ей даваться подобный почти подвиг.

А может, и не почти.

Оказать сопротивление в поединке слов и намерений при таком неравенстве беседующих — всё равно, что пиковому близящемуся продержаться против Мастера Боя десяток секунд.

Целый десяток. Маленькую, мучительную вечность.

…она стоит в столбе света, обеспеченного артефактами и сфокусированного несложной немагической оптикой. Свет не слепит, он скорее мягок — но и ярок. Тем самым каждая деталь во внешнем облике, каждый жест, вплоть до дрожи ресниц и сокращения зрачков, выставляется напоказ. Читается, раскладывается, интерпретируется. А вот остальной кабинет тонет в полутени, скрадывающей мелкие детали. Затрудняющей восприятие.

Впрочем, сенсорный барьер «шумового» типа затрудняет его гораздо сильнее. Чародейская и чисто аурная чувствительность, ментальные спектры, включая эмпатию — всё плотно забито царапающим, колким хаосом.

Вот для пранической Чуткости преград куда меньше…

Но визави лучше неё в этой плоскости настолько, что любые сравнения смешны.

— Я изложила все существенные факты, старший. Если вам нужны незначительные детали — спрашивайте. Отвечу.

Изящные, почти не намозоленные мужские пальцы беззвучно тасуют листы отчёта. То есть полностью беззвучно: даже обострённый мистическими практиками слух Никасси не в силах уловить и наилегчайшего намёка на шелест.

Слова на этих листах не написаны, а отпечатаны — при помощи компактного пишущего стана, одного из самых простых и популярных артефактов алгоритмической сложности; такие особенно ценимы чиновниками магистрата, представителями торговых гильдий и другими составителями длинных официальных документов. В конце концов, пишущий стан позволяет (имея несложный, быстро вырабатываемый навык) выдавать разборчивый печатный текст даже несколько быстрее, чем его можно проговорить вслух… и, разумеется, в разы быстрее, чем пишет от руки самый искусный каллиграф.

Основной минус этого устройства заключается в том, что для ведения документации на мистическом языке он не годится, передавая только слова низкой речи с числами, знаками препинания и — для моделей подороже, с более широким функционалом — рядом условных символов. Зато такой быстрый отчёт всегда умеренно обезличен: через особенности почерка, за отсутствием собственно почерка, невозможно понять отношения автора к написанному; да и сила оттисков всегда одинакова, завися лишь от внутренних настроек устройства, а не от от силы нажатий на сенсорную панель.

Вероятно, с точки зрения мужчины это ещё один недостаток магомеханики. Но он готов мириться с ним — ведь прочесть отпечатанное тоже можно куда быстрее, чем проговорить его вслух, а своё время он ценит… как и чужое, впрочем.

Ну а с точки зрения Никасси — это скорее дополнительное достоинство пишущего стана. Отчёты её и без анализа почерка слишком часто просвечивают навылет.

На одном подборе фраз.

— Ответишь, — констатация с намёком на неотвратимость. — Например: что значит «тёплые дружественные отношения внутри семьи»?

— Именно то, что написано.

— В чём они выражаются?

— Отец гордится сыном и дочерью, надеется на новые успехи. Дочь любит отца и брата, гордится ими до хвастовства. Сын уважает сестру и отца, не давит статусом, снисходителен к недостаткам близких.

В глубине, за барьером выморозки, осталось недосказанное. То, что Никасси ощущала более чем остро, но не собиралась вываливать старшему.

…спокойная уверенность Ригара в будущем — и своём, и своих приёмышей. Разве что омрачённая тревогами из-за возможных (даже ожидаемых, пожалуй) неурядиц. Впрочем, тревоги смягчались верой в их способность совместно справиться с почти любыми неприятностями. Искренняя, щедрая и глубокая привязанность, невысказанная, но сияющая маяком надежда на лучшее, связанная с ними. Готовность помогать и жертвовать.

…всеобъемлющая любовь Васаре — в отношении отца уважительно-родственная, а в адрес Мийола вполне себе плотская, хотя также не без нот глубокого уважения и соревновательности. И лёгкой зависти с оттенком «не расслабляйся, скоро догоню!». Зарубцевавшаяся душевная травма, излеченная благодаря близким, но ощутимая. Готовность помогать и жертвовать.

…монолитная преданность Мийола, ответственность за семью и гордость ею. Любовь-уважение в адрес отца. Почти такая же, с небольшими нотками нежности, желания и страсти — к сестре. Тоже ноты лёгкой зависти, как ни странно, с оттенком «зато я добился успеха в ином», стремление заботиться, оберегать, защищать. Помогать и жертвовать.

И как же ныло в груди у Никасси даже сквозь выморозку при воспоминании об этом, столь чётко сформулированном Ригаром, единстве. Этих связях — старых, крепких, взаимных. Этой безмолвной — не нуждающейся в словах — всеми троими осознаваемой близости!

Никто из троицы не рассматривал родню как полезные инструменты. Никто не собирался использовать родственников для извлечения выгоды — ни личной, ни семейной. Никто не держал дистанцию, готовый мгновенно отсечь всякое подобие приязни при изменении ситуации. Более того: на приёмышей-курасов, взятых на содержание и воспитание сравнительно недавно, тоже не смотрели как на живой ресурс. Даже не задумывались об этом!

Никто. Ни на мгновение.

— Отношения с другими гостями. Опиши.

Никасси принялась повторять уже отражённое в отчёте, добавляя мелкие подробности.

Как пример, реакции Шак на Элойн и Санхан, отдающие лёгкой ревностью (но без труда подавляемой: алурина знала себе цену — и питала полную уверенность в учителе, в том, что тот её не бросит… хотя об этом Никасси уже умолчала).

Или довольно забавная, если смотреть со стороны, коллизия с Кульми и Луцесом. С её стороны — горячая во всех смыслах благодарность за вмешательство, готовность отдаться в любое время и любым способом, желательно одновременно с парой лат-Мено и, гулять так гулять, Мийолом с подружками, которые могли бы своим кавалером и поделиться. А что? Многие так делают и потом ходят довольнющие! И она очень даже хотела бы попробовать, причём давно, вот только не могла. Теперь же никто не помешает! А со стороны эн-Слиррена в адрес только-только улучшенной, свеженькой брюнетки — смущение. Плюс желание, несколько подавленное из-за профессиональной этики и памяти о предыдущем состоянии пациентки… и поверх всего — некое сложное чувство сродни гордости (что особенно забавно) артефактора.

Да-да, именно артефактора, не целителя или химеролога.

Интересно. Более чем.

— А те трое из мелких кланов?

На это у Морозной тоже нашлась жменя деталей, не вошедших в отчёт. Например, Тагосс эн-Стаглорен планировал отбить Кульми у любых потенциальных конкурентов (до коррекции внешности он её не видел), а Немер в тайне даже от самого себя испытывал подавленное желание в направлении Шак и Мийола. Такой вот небольшой и простительный заскок: ян-Фалушмор питал замешанную на сладком, щекочущем нервы страхе страсть ко всем опасным разумным в пределах видимости. Сходным образом многих привлекают крупные хищные звери с их грацией, силой, подавляющей аурой… только у Немера подобные реакции окрашивались ещё и сексуальным влечением. Вытесняемым, ускользающим от осознания, но для Никасси заметным.

Тагосс и Симаравети тоже могли быть для него опасны, но их он рассматривал как вполне обычную, низкого уровня угрозу. Выходцев из потенциально недружественных кланов. А вот Шак или Мийол могли атаковать его по личным причинам — причём так, что ян-Фалушмор даже не понял бы ничего. Не успел понять. Удар из невидимости — и всё, финал.

— Значит, он подумывает о предательстве?

— Это фантазии, старший. Всерьёз планировать что-либо против благодетеля — даже не своего, а всего его клана — Немер не станет. Потому что на деле стремится вовсе не к гибели, а к удовольствию… и при этом понимает, что как раз удовольствия он не получит никакого. Мийол не склонен смотреть на мужчин как на партнёров по сексу, в своих предпочтениях он традиционен и ничуть этого не скрывает. С алуриной же связываться всерьёз не станет уже ян-Фалушмор: слишком грязное пятно на репутации, способное перечеркнуть планы на смену префикса. По всему судя, его клан консервативно-ксенофобен даже по отношению к другим людям, и он — типичный продукт воспитания в духе правящей ветви.

— Значит, просто пустые фантазии. Странные, гонимые. Тайные.

— Да.

— Это… интересно.

Если бы не вымороженное самоконтролем нутро, Никасси могло бы передёрнуть. На миг её посетило сожаление в адрес Немера…

Посетило — и сгинуло.

Не тот человек, судьба которого всерьёз озаботила бы её. Хотя… при случае намекнуть на особенности ян-Фалушмор в присутствии той же Шак — не повредит. Или… не рисковать?

Меж тем мужские пальцы продолжают тасовать листы. Всё так же беззвучно. Словно не бумагу, а иллюзии перебирают. Изящные пальцы, ловкие…

Страшные.

Никасси видела, как эти пальцы с хрустом и треском перемалывают камни, будто свежие сухари. А также видела, как они же одним неуловимым движением выдрали грудину с осколками рёбер из тела проигравшего Мастера Основ вис-Леносарр.

Крови было…

Дежурные целители потом собрали человеческую мозаику обратно. И даже придали ей приблизительно исходную форму, избавившись от наиболее неприятных шрамов. Но вот свой былой ранг проигравший так и не вернул: скатился на полных две ступени, до пика среди простых бойцов-близящихся. А вместе с ним опустились с вершин и все Леносарр. Правда, Чарши оказались милостивы, но ведь и помимо семьи Никасси нашлись… инициативные.

Некоторым даже намекать ни на что не пришлось — сами набросились… теперь остатки Леносарр перебрались куда-то в сторону нижней дуги.

Цена риска и провальных амбиций… а также итог осуществлённой мести.

— А в отношении тебя. Кто что думал? Чувствовал?

— Мийол считает, что я красива и желанна, но больше восхищается моим… талантом. И знаниями. Тут без перемен. Луцес смотрел с настороженным равнодушием…

«Вероятно, из-за моей фамилии. Коренной лагорец всё-таки, понимает, что почём».

— …Ригар и Васаре радовались удаче, позволившей их сыну и брату обзавестись хорошим куратором…

«А ещё первый при знакомстве с кем-то меня мысленно сравнивал. Последняя же, пусть и хорошо это скрывая, исключительно при взгляде в спину — любовалась, как женщиной. Причём даже более ярко, чем её брат…»

— …Элойн слегка завидовала. Санхан смотрела, как на живой пример для подражания…

«Не первая и не последняя. Сколько таких взглядов было и сколько ещё будет…»

— …Шак следила, применяю ли я активную магию — она так следила за всеми, на удивление чётко для дилетанта, с полной отдачей и собственной магией наготове…

— Клановые?

— Симаравети немного позавидовала и вернулась к безразличию. С учётом её планов — не удивительно. Тагосс в Сарекси идёт, но как целитель. Для него всякая возможность интрижки отсекается моим уровнем, к тому же он нацелился на Кульми. Немер…

Пауза.

— Немер? — поторопил мужчина.

— Безразличие с оттенком неприязни, — сформулировала Никасси.

— Почему?

— Длинные волосы. В его понимании это непрактично, почти уродливо.

«А ведь волосы — едва ли не единственное, что во мне действительно хорошо… Ксенофоб провинциальный!»

— Хе. Хе. Хех, — Выдох. Пауза.

И новый вопрос из ряда ожидаемых:

— Что думаешь про них? Про семью Мийола.

— Ригар бесперспективен. Маг-специалист его лет… даже сигил третьего уровня не очень-то выправляет положение. Но вот как наставник он определённо хорош.

«И не похож на провинциального мастера-ремесленника. Совсем не тот кругозор, не та широта мысли, не та эрудиция. Но как — и почему — он таким стал? Кто учил его?»

— Васаре интересней. Все считают, что она — истинно талантливый артефактор с большими перспективами. Скорый прорыв в подмастерья ей гарантирован. Потому она может быть полезна.

«И может способствовать выравниванию отношений гильдии Сарекси с АЛА. Когда зашла речь о выборе между Ассоциацией Лагорских Артефакторов и Зачарователями Ниама — она не сумела утаить наличия неких долгоиграющих планов. Напрямую ничего, конечно, не сказала… вернее, отговорилась интересом к ритуалам морферов… подлинным интересом, не показным…

Но от меня не скроешься. Не в её годы.

Хотя всё может оказаться проще. Сейчас АЛА испытывает трудности — и потому приход в гильдию даже эксперта, но с хорошими перспективами там оценят выше, чем у Зачарователей. А в совсем уж дальней перспективе Васаре может рассчитывать захватить в АЛА власть.

Когда станет мастером магии… получит шанс.

Да. Амбиций девчонке не занимать. Реализует ли она их? Время покажет…»

— А что твой… подопечный?

— Перспективен. Становление подмастерьем в неполные семнадцать — не частый случай. Он ещё полезнее, чем его сестра.

— Для кого? Полезнее.

— Для всех, кто сам ему полезен.

— Планируешь взять в личные ученики?

— Он достоин.

«И уже принял моё предложение».

В том подарке, завёрнутом в ткань с набитыми снежинками, содержались ранние записи Никасси, касающиеся использования Чуткости в аналитической алхимии. Исследование уровня эксперта, не слишком полезное для подмастерья — но достаточно явный знак намерений.

А сама Морозная перед уходом получила всё в той же ткани небольшую рабочую тетрадь, исписанную рукой Мийола. И вот в ней содержалось такое, чего она просто не ожидала.

Авторское заклинание Призыв Подобия Артефакта. С особенностями применения, рядом практических примеров, несколькими связанными гипотезами и вроде бы отвлечёнными, вовсе не относящимися к магии рассуждениями едва ли не философского толка… которые, однако, позволили ей взглянуть на ряд привычных реалий Планетерры… по новому.

И вот это уже заставляло задуматься. Всерьёз.

А ещё — испугаться.

Кто вообще мог ожидать при довольно рутинном обмене личными разработками, всего лишь утверждающими отношения личного ученичества, получить… такое? Это же, если немного развить заложенную идею, на мемориальную премию Торнайодда потянет! Создание эликсиров без материальной основы… обход пятого великого предела Энхелитта!

Боги заоблачные, как вообще такое могло в голову прийти? Или верно говорят, что знатоки могут убедительно объяснить, почему то-то и то-то сделать нельзя… и только дилетант, который понятия не имеет об этом, способен прийти и просто-напросто сделать «невозможное»?

— Достоин, говоришь…

«Это очень бледное слово для описания истины».

— …раз так, учи его. Учи хорошо, младшая Си. Будь ему полезна.

— По слову вашему и во благо Чарши, дядя Кемват.

— Ступай.

Никасси отдала одинарный харьятт на пристойные две секунды, развернулась и вышла.

В обители семейства у неё осталось ещё одно дело.

…звукоизоляция здесь всё так же отменна. Поэтому, пока адвансар идёт по коридору, она не слышит никого и ничего, кроме собственных шагов. Эту тишину можно спутать с молчанием склепа (а у них, разумеется, есть свой фамильный склеп; в последний раз она туда приходила четыре года назад, для обряда прощания с троюродным братом — и заодно отстояла положенные шестьдесят секунд у памятной таблички отца… совершенно пустое занятие: он мёртв дольше, чем она живёт — и знаком ей лишь по портретам; но непочтительность к символам непристойна и не подобает вис-Чарши, пусть даже ущербной).

Однако там, где бессилен слух, выручают иные чувства.

Никасси знает, кто суетится в детской — хотя грудничков не опознаёт: слишком редко возвращается сюда, слишком формальны её истончившиеся связи с кровной роднёй. Она также знает всех, кто сейчас занимается в тренировочных залах, отмечает присутствие на кухне младшей тёти по отцу и тройки слуг-поваров — Воины отличаются отменным аппетитом; чувствует волны эмоций из музыкальной и другие, расходящиеся от массажной. Сдерживаемую волей боль из семейной лечебницы тоже чует.

Но идёт мимо без задержек. Здесь нет тех, с кем она хотела бы перемолвиться словом — и тех, кто захочет говорить с ней самой без приказа.

Подъём по лестнице. Третий этаж, четвёртый — и, наконец, сад. Осенённый присутствием той, повидать которую также пристойно и подобает дочери вис-Чарши.

Женщина сидит в кадарском кресле перед лотком с настурциями: розовыми, оранжевыми, нарядно-алыми. На коленях у неё планшет, придерживаемый правой рукой, на планшете — лист бумаги для рисования. Простой угольный карандаш в левой руке неспешно скользит по нему, линия за линией проявляя чёрно-белый рисунок…

«Ни разу не использовала краски. Ни разу не нарисовала кого-то одушевлённого.

Ни одного готового рисунка не сохранила.

Закончит — оценит — сожжёт. Закончит — оценит — сожжёт. И снова. И снова.

И снова.

Бесконечный, бессмысленный цикл.

Кажется, она проводит здесь дни напролёт только для того, чтобы отпугивать родню от зелёного уголка с его живым уютом. Жаль, что…»

— …ты ещё жива?

Женщина задаёт свой вопрос, не отрываясь от рисования.

Её седые, поредевшие пряди острижены так коротко, как только можно. И не очень ровно. Её худощавое тело облачено в самый простой долгополый халат — чистый, снежно-белый. Её ноги не просто худощавы, а болезненно истончены.

Её костыли лежат справа от кресла.

Оставаясь на почтительном расстоянии в семь шагов, Никасси низко кланяется.

— Мои приветствия, старшая.

— … — карандаш скользит по листу. Может, с несколько большим нажимом, чем раньше. Но скорее — с тем же самым.

— У меня всё хорошо. Моё положение в гильдии Сарекси прочно, статус неизменен.

— …

— Рада сообщить вам, что я взяла личного ученика. Его имя Мийол.

— …

— Дядя Кемват… одобрил… это.

Карандаш на миг уходит в сторону. И останавливается.

— …ты ещё жива?

— Да. Я ещё жива. И я ещё приду тебя навестить… позже. Когда смогу… матушка.

Новый низкий поклон.

Младшая женщина разворачивается и уходит. Её шаги не быстрее и не шире, чем по пути в сад. Они ровно такие же. Выверенные, пристойные. Подобающие.

Но для себя самой Морозная знает: это не отступление. Это бегство.

Финал очередного бессмысленного цикла.