Мийол-ученик 2

Разлом 7: сокрушение

— …таким образом, я узнал, что нагхаас вывели на Поверхность уже под сотню тысяч единиц живой силы и подняли в воздух десятка два летающих лодок.

— Что?!

— Как такое возможно?

— Тишина! — негромко, но внушительно бухнул Лодар ян-Шелетидйид. — Прошу прощения, уважаемый. И продолжайте, пожалуйста.

— По слову вашему, командующий, — слегка кивнул Хантер. — Что касается лодок: полагаю, это лишь складные эрзацы, а не полноценные леталки. Ровно то, детали чего змеелюды смогли протащить тоннелями через Подземье и смонтировать прямо здесь. Сомневаюсь, что у них уже есть на Поверхности полноценный форпост с фабричным и артефакторным производством; такое уж точно не удалось бы скрыть. Впрочем, разумно предположить, что помимо лодок у нагхаас на вооружении есть Удержатели и другие магические средства усиления. Поэтому, избегая лишнего риска, я приказал пилоту моей яхты сворачивать воздушную разведку и спешно отступать…

— Скверные новости.

— Да, скверные — но всегда лучше точно знать, с чем предстоит столкнуться. Своему отряду я также скомандовал досрочное отступление… и по итогам могу сказать одно: мы не встретились ещё с приближёнными, только с тремя нижайшими кастами — и даже так смогли отступить только благодаря парам лакриматора, вовремя заполнившим поле боя. Причём, несмотря на качественное превосходство в силах, защите и вооружении, мы отступили с… досадными потерями.

— Подумаешь, потери, — буркнул под нос жирдяй с гербом Закрис.

Матрона алуринов едва повела ухом в его сторону, но вот остальные мохнатые, включая даже Шак, либо посмотрели сузившимися глазами, либо полыхнули таким букетом чувств…

«Язык его — враг его!» — констатировал Мийол.

Вообще изумительной некомпетентности типус. Наглый, спесивый, глупый, несдержанный в своих страстях (прежде всего обжорстве). Ещё и жадный, небось…

— Иначе говоря, — глуховато спросил Лодар, нахмурясь и упрямо наклонив голову, словно бык, — от попытки эвакуировать Лагерь ты ждёшь полного разгрома, мэтр Хантер?

— Это было очевидно изначально, сейчас просто добавились аргументы за попытку стоять в обороне и ждать помощи. Враг превосходит числом и ресурсами, контролирует воздух, оставил в запасе — и в тайне от нас — тайне не одну и не две старших карты. Скорее всего, — ровно добавил маг, — затянуть осаду тоже не удастся: оборона Лагеря-под-Холмом нацелена против случайных зверодемонов, налётов Роя и прочих подобных угроз, не против целенаправленных атак разумных. Но… в обороне мы, возможно, сумеем нанести нагхаас больше ущерба.

— И только?

Призыватель глухо хохотнул.

— Как писал Толойн Оссименский, «в любой ситуации лучше готовиться к худшему». А теперь, если ко мне нет новых вопросов, я бы предпочёл заняться отдыхом, самолечением… и восстановлением резерва. Сейчас от меня не будет особого толка в бою. Если потребуюсь — ищите меня, как раньше, у Круглого в «Приюте Утомлённых».

— Благодарю, уважаемый, — поклонился ян-Шелетидйид. Практически все присутствующие повторили его жест.

…Мийол немного лукавил. С самолечением он уже фактически закончил, да и не сказать, что пострадал серьёзно. Контузия от взрыва штука малоприятная, спору нет — зато она не наносит локальных ран, а (конечно, если удар был ослабленный) только множественные микротравмы; Усиление лечебное вообще и подстёгнутое приёмом зелья Силы в особенности справляется с этим немногим хуже, чем специализированные чары целителей высокого уровня. Лёгкий звон в голове, оставшийся на память от недавней травмы и лёгкого сотрясения, ощущался только при особом сосредоточении — и понемногу стихал, обещая в самое ближайшее время исчезнуть совсем.

Что же насчёт остального… да, нынче молодой (всё ещё молодой!) маг мог заявить, почти не греша против истины: «Мне не нужны громоздкие подпорки — я сам себе магическая башня!» Скорость, с которой он восстанавливал ману, могла стать предметом зависти для любого: шутка ли — заполнять с нуля резерв, подросший уже до девятисот сорока условных единиц, за какую-то дюжину часов, притом заполнять безопасно — без жертвы качеством праны!

Увы, Лагерь-под-Холмом — не Лагор. Здесь, даже развернув незримое поле ассимиляции на полную, на все тридцать шесть шагов (да, сигил продолжал понемногу развиваться, как и аура, сделавшая серьёзный рывок после прорыва), Мийол не добирал темп восстановления до порога безопасности. Пусть совсем немного, но всё же. А ещё скорость восполнения резала поддержка пары призывов. Ладно ещё Беркут Урагана, но Ласка! Даже когда она ничего не делает — вообще ничего, даже не бегает, а просто лежит, перегородив вход в комнатку, где сидит размеренно дышащим изваянием её хозяин — семь-восемь единиц в час тратить на неё приходится.

Просто для компенсации испарения маны.

Не только по разовым тратам обходится дорого магический зверь пятого уровня…

От восстановительной медитации и составления планов его оторвало знакомое присутствие и тихий голос, также отлично знакомый:

— Учитель?

— Слушаю, — сказал призыватель, открывая глаза.

— Ты нарочно всех вокруг распугал?

Лёгкий недоумевающий наклон головы.

— Весь фон вокруг вычищен, как мох за панцирным слизнем, — пояснила Шак, усмехаясь. — И притом на такой площади, что не только подмастерьям, но даже обычным мастерам не под силу это повторить. Ну, так говорят. Из-за этого по поселению ходят совершенно дикие слухи.

— Слухи, — хмыкнул Мийол, — ходят потому, что разумные желают уцепиться за самую шаткую надежду. Придумать, что я — клановый гений, за которым непременно прилетят, или что я вовсе не подмастерье, а скрывающий свою подлинную, полную силу мастер магии… что там ещё могут сочинить люди… но к делу. Что с ядом?

Алурина в ответ не столько хмыкнула, сколько фыркнула. На миг от неё шибануло целым коктейлем противоречивых эмоций.

— Кавилла и Сеина… помогли. Правда, попытались откусить больше, чем следует. Но всё же в итоге мы сошлись в цене.

— И?

— Я им — рецептуру клофартана и некоторые неочевидные хитрости, облегчающие синтез. В нынешних условиях это очень актуальное знание. Ну а ведьмы пустили меня в свою лабу и даже предоставили прекурсоры яда. Сейчас они, полагаю, разбавляют результат моих трудов эфиром и заряжают стержни-испарители — для этого им квалификации хватит.

— Сколько всего у нас клофартана? И ещё: надеюсь, Лодану ты сказала про специфичную отраву против нагхаас?

— Четыре без четверти старших меры, или около трети пуда, меряя по весу. Это если учесть ещё мой запас. И да, многоуважаемый ян-Шелетидйид в курсе. Он уже распорядился обвалить все ходы, ведущие в Подземье. По плану на самый крайний случай предполагается распылить клофартан прямо в Лагере.

— Думаешь, это хороший ход? — озадачился Мийол. — То есть понятно, что если змеелюды сокрушат оборону и прорвутся внутрь, заботиться о здоровье гражданских станет поздновато. Но всего лишь треть пуда на такой объём…

— О, это для людей или алуринов «на такой объём» получится «всего лишь треть пуда»! — Шак злорадно оскалилась. — Здоровья им это не добавит, но и на месте не убьёт, и даже особых последствий в дальнейшем не вылезет. А вот фуски чешуекожие от той же самой трети пуда в наших условиях получат по полной! Для них всё поселение надолго превратится в настоящую зону смерти — может, на неделю, а может, и на две! Клофартан, знаешь ли, довольно стойкая дрянь и растительность его не очень-то ассимилирует. Правда, этот момент в описании касался лишь той растительности, что под облаками; подземная может преподнести сюрприз…

— Ясно.

Неожиданно притихшая алурина помолчала.

— Я, наверно, пойду. Проверю… проверю, да.

— Ступай.

От входа, развернувшись вполоборота и нацелив на Мийола правое ухо, она спросила:

— Как думаешь, мы… выживем?

— В любой ситуации лучше готовиться к худшему, — сомкнув веки, повторил призыватель ровно. — Я могу обещать одно: положу все силы, весь ум, всю смекалку… чтобы нагхаас сдохло побольше, а жителей и защитников Лагеря — поменьше.

— И почему ты такой честный, а? — отчего-то повеселев, фыркнула Шак. — Ладно, сиди уж, медитируй молча.

И ушла. Беззвучно, словно призрак.

«Кто бы мне самому пообещал что-то успокоительное, пусть даже излишне честное… ах, мечты, мечты, где ваша сладость?

Но лучше всё же не спать — и готовиться.

К худшему».

…спустя ещё примерно полтора часа вдали дробно затрещало. Похоже, организовавшись и расчистив подходы от трупов сородичей, змеелюды предварили атаку бросками гушрусов. Вполне разумный ход: при помощи подавляющей численности атаковать с дистанции, истощая оборону и вынуждая защитников отступать.

Мийол сидел и медитировал.

Обороняющиеся (в основном гномы, как наиболее защищённые от ядов, хорошо знающие этого противника и спаянные армейской дисциплиной) не стали удерживать позицию, заведомо проигрышную. Они отошли в глубину тоннелей — туда, где многократно превосходящее число нагхаас не играло особой роли, а вот качественное превосходство в оружии и броне (не говоря уже о выучке и индивидуальной силе бойцов) делало прямой штурм безнадёжным занятием.

Ну, или хотя бы очень дорогостоящим.

Змеелюды ничуть не хуже умели бороться с типичной гномьей тактикой. Для начала они вышибли сдвоенными, особо мощными взрывами ворота поселения. И основные, и боковые. После чего низкие, покорные воле своих командиров, принялись цеплять на себя объёмные вьюки и живой волной побежали на строй низкорослых Воинов подземелий. Во вьюках в основном лежали камни и добавленные для объёма ветки, а не взрывчатка — но гномы поневоле должны были расходовать магию своего оружия на всех атакующих, ибо пропустить к строю ктаршрусов означало понести неприемлемые потери.

Мийол продолжал медитировать.

Демонстрируя завидную выучку, обороняющиеся сменяли ряды. Передние, отстрелявшись и потратив не более половины ёмкости накопителей, чётко, словно долго репетировали, отступали в тыл, где, рассредоточившись по оптимальной площади — с учётом локальной плотности потока Природной Силы, разумеется — ждали восполнения заряда. Их место в авангарде занимали гномы, чьё оружие пришло в полную готовность. Твёрдой рукой направляя его на атакующих, они раз за разом выкашивали низких. А те пытались забросать строй гушрусами, протащить поближе уже не поддельные, а настоящие тяжёлые бомбы…

Бесполезно. Гномья выучка и дорогостоящее магическое оружие успешно одолевали массу презирающих смерть змеелюдов с их дешёвой взрывчаткой. Тела павших уже завалили тоннель до середины, образовав настоящую баррикаду — и нагхаас принялись двигать её к врагу, переваливая трупы с тылового «склона» на передовой.

Один из ветеранов, заняв место в переднем ряду, Усилился кратко. На считанные секунды покинув строй, он одним могучим толчком, аж крутанувшись на месте, швырнул поверх чужой баррикады хегтам-шрус, заряженный не обычной, а алхимической взрывчаткой. На дальней от него стороне тоннеля, скрытой за баррикадой, громыхнуло. Каменные осколки с визгом и свистом полетели во все стороны (ну, кроме гномьего строя — его прикрыл тот самый вал из тел низких).

На время подобный ход ослабил напор нагхаас… лишь на время. Малое.

Очень скоро мясорубка штурма возобновилась, не давая защитникам расслабиться.

Между тем снаружи холма, что дал поселению имя, примерно в полутора десятках точек, выбранных как наиболее удобные, нагхаас вгрызались в землю при помощи когтей низких, инструментов и взрывчатки. Им требовались свои, никем не защищаемые проходы в Лагерь-под-Холмом — и привычная работа совершалась стремительно.

Что-что, а прокладывать шахты, штреки и тоннели змеелюды умели отлично.

Мийол медитировал, не отвлекаясь на мысли о происходящем.

За потемнением пришла настоящая ночь, но никто не обратил на это внимания. Всё так же давили на оборону, рыли новые тоннели и разбирали завалы в старых тоннелях змеелюды; всё так же стойко держались под напором гномы, пользуясь своей несравненной выносливостью; бойцы людей и алуринов ждали своего часа, кое-кто из них даже завалился спать, словно так и надо (хотя сон большинства вышел отнюдь не спокойным и глубоким, на фоне громыхающих взрывов-то). Гражданские, бессильные что-либо предпринять, вели себя по-разному: кто тоже пытался уснуть, кто нервно метался по своим углам, кто глушил страхи доступными средствами — сексом, выпивкой, а то и вообще курением фишле…

Призыватель медитировал. Этого занятия ему могло хватить ещё очень надолго, потому что к двум активным боевым призывам он добавил третий — и тем самым снова опустошил свой резерв, лишь на краткий срок почти наполнившийся.

В качестве третьего Мийол выбрал Громового Льва Оцепенения. По многим причинам. Да и на усиление не поскупился, вложив в призыв более семи сотен условных единиц, словно в полноценного младшего зверодемона. То, что усиленный призыв и на поддержание своё ману жрал усиленно, мага беспокоило мало. Не та ситуация для экономии, совсем не та!

К осветлению, когда судно фальшивой стабильности треснуло вдоль всего днища и начало стремительно тонуть, призыватель успел восстановить лишь немногим более половины резерва.

…перелом ознаменовала тишина.

Мийол не сразу понял, что именно его насторожило, но даже в центре глубокого, сложного покоя восстановительной медитации, наполненного сосредоточенной активностью, осознал: что-то не так. Что-то изменилось.

Но что?

Найти ответ на вопрос он не успел, его принесла в готовом виде Шак, поспешно и шумно (вопреки своей привычной беззвучности) ворвавшаяся в его убежище:

— Учитель! Хватит сидеть, пора действовать!

— Что случилось?

— Прорывы, — прорычала алурина скорее со страхом, чем с гневом. — Змеелюды внутри!

— Как?

— Приближённые.

— Как?! — повторил он, вставая и выпрямляясь во весь рост. С некоторым трудом. Благодаря правильной циркуляции праны, которую Мийол не забывал поддерживать, рассматривая это как часть общей медитации и полезную тренировку, тело его не затекло — но ошеломляющая новость тянула к земле, лишала сил, исподволь подтачивала волю.

В самом деле: как нагхаас ухитрились?!

— Приближённые сделали свой ход. Усыпили бдительность монотонными атаками низких, а потом… я была у главных ворот, когда они атаковали. Гномы… они просто замерли, оцепенели. И когда приближённые ворвались, руша оборонительный порядок — валились, словно куклы. За ними волной хлынули средние. Я не стала ждать, чем всё кончится, я…

— Клофартан распылила?

— Да! Первым делом! Но контролировать не стала, побежала сюда.

— Ясно. Идём.

Чтобы спустить по лестнице Громового Льва Оцепенения, пришлось привычным усилием временно уменьшить его размеры и вес. А внизу…

— Господин Хантер, — шагнул навстречу Круглый, кланяясь необычайно глубоко. — Прошу вас… я буду полезен, я…

За спиной хозяина гостиного дома выстроилась небольшая толпа с вьюками и сумками. При появлении мага также дружно согнувшаяся — да так и оставшаяся согнутой. Подростки обоих полов, женщины с детьми и младенцами, пара стариков, однорукий калека — общим счётом, если считать с Круглым, десятка полтора или даже два.

— Нет нужды в просьбах, — вздохнул Мийол. — Сделаю, что смогу. Следуйте за нами.

— Только не разбредайтесь, — добавила Шак. — Я лишь эксперт, поэтому моя защита от яда растягивается только на двадцать шагов.

Свои способности она приуменьшала, но призыватель не стал её поправлять.

— Господин Хантер! — Круглый распрямился во все свои великанские четыре локтя, бросил быстрый, полный вины взгляд на алурину. Снова посмотрел на «господина». — Обещаю вам…

— Нет нужды в словах, — короткая отмашка рукой. — Идём.

И они пошли. Однако уйти далеко не успели.

…на эту особенность нагхаас маг уже обратил внимание. Не мог не обратить.

Молчаливость.

Низкие шли в атаку, терпели ранения и умирали так, словно голосовых связок не имели вовсе. Дышать они дышали, как всякие позвоночные, притом иногда с шумом и усилием — но не хрипели, не рычали, не выли и не кричали. Средние от них в этом плане не отличались ничем. И приближённые, как выяснилось, тоже.

Но только в случае последних Мийол в полной мере оценил причины… потому что ощутил незримое столкновение своей воли и чужой.

Ранее нечто подобное он испытал лишь единожды: при знакомстве с Пастырем, когда тот с помощью собственного заклинания пытался оспорить власть призывателя над Болотной Нагой. Но если в тот раз незримое столкновение вышло косвенным, поскольку подчинитель отнюдь не посягал на хозяина призывного зверя, то вот приближённые подобной вежливости не проявили. Стоило паре особенно крупных змеелюдов вывернуть из-за ближнего дома и увидеть группу людей под предводительством Мийола, как они немедля накрыли её направленным давлением.

Замри! Ослабей! Покорись!

Большинство людей замерло. Даже призыватель — и тот на долю мгновения как будто бы утратил власть над собственным телом. Однако круговорот праны, поддерживающий тандем из Усиления долгого и Укрепления долгого, быстро «смыл» недостаточно хорошо сфокусированное влияние. В случае Круглого оно тоже не продержалось долго; а вот Шак пришлось перебарывать его почти секунду, при помощи импульса праны, похожего на Усиление краткое.

Разумеется, следующая незримая волна ударила куда сильнее. Приближённые уже могли не распылять воздействие по площади, а сфокусировать его на самых крепких мишенях.

Да и маны вложить побольше прежнего — чтоб наверняка.

Замри! Ослабей! Покорись!

Всего лишь четвёртый уровень воздействия, мелькнула мысль. Всего лишь четвёртый… но за счёт узкой специализации эффект… велик. Даже слишком.

Собственный сигил Мийола в груди аж вибрировал и грелся от напряжения. И, если брать в целом, последнее из приобретённых свойств — управление — помогало держаться, нивелируя добрую половину враждебной магии. Беда в том, что как раз гибкость магии, обычно радующая хозяина широтой возможностей и многочисленностью доступных применений, на этот раз стала помехой. К тому же одно из исходных свойств сигила — скрытность — вообще не помогало парировать внешнее давление. Итого призывателю пришлось отбиваться универсальной магией третьего уровня от специализированной магии четвёртого уровня, помогая волей, течением праны — в общем, всем, что вообще можно пустить в ход за неимением нормальных контрчар.

И он держался. Не слишком успешно, но всё же более-менее сносно. Ключевую роль в его бунте сыграло расстояние… ну и отменно натренированный схизисом самоконтроль.

А вот всех остальных, включая устоявших под первой атакой Круглого и Шак, оцепенили.

Пара приближённых нагхаас двинулась вперёд, желая дожать человека…

Получив безмолвный приказ, Громовой Лев Оцепенения нанёс ответный удар. Тоже магией четвёртого уровня, изрядно специализированной.

Змеелюды повалились, словно марионетки, лишённые управления. Не желая рисковать, на эту атаку Мийол потратил добрых пятнадцать условных единиц из резерва призыва… хотя могло хватить и втрое меньшего количества.

Беззвучно и незримо спустившийся к телам агрессоров Беркут Урагана неспешно вскрыл горло сперва одному нагхаас, а потом второму. Защищённые от физических атак и от яда (именно из-за наличия защитных талисманов приближённые не пострадали от паров клофартана), они не имели защиты от воздушного лезвия — и сдохли.

…к сожалению, в Лагерь-под-Холмом проникло куда больше змеелюдов из четвёртой снизу касты. И не прошло минуты, как на группу Хантера вышла новая кучка приближённых.

Сразу пятеро.

В их случае численность очень даже имела значение, поскольку они умели усиливать своё влияние за счёт резонанса. Ранее призыватель только читал о таком — в описаниях так называемых «общих» воздействий некоторых магических кланов…

— …ись! Очнись уже! Быстро!

— У-у… учитель?

— Наконец-то!

Передёрнувшись и дыбя шерсть от запоздалого, вялого, но от этого особенно противного страха, Шак оглянулась шало. После чего едва не уселась на хвост от изумления.

Нагхаас! Да притом явно не из средних!

Мёртвые.

Навскидку — заметно больше двух десятков. Возможно даже, все тридцать штук. Дюжина из них валялась совсем рядом, в считанных шагах… и у этого неприятного соседства легко обнаружились ещё менее приятные последствия.

— Убирай пары, скорее.

— Я… сейчас!

Увы, но пока алурина пребывала в беспомощном оцепенении, поддерживать зону чистого воздуха около гражданских она не могла. Запоздало применяя чары Магических Манипуляций Субстанциями, Шак видела, слышала, обоняла плоды собственной слабости.

Вот, например, девчонка — вероятно, её ровесница. Надышалась змеелюдской дрянью, что вытекла из их вен и в изобилии испятнала мхи, заодно с парами клофартана (хотя последнее — так, мелочь, штрих) — и теперь дышит с гулким хрипом, жутким горловым клокотанием, через два вдоха на третий отхаркивая из бронхов экссудат… в котором без труда различимы алые оттенки артериальной крови. Веки отекли, набрякли синяками, открываются узенькими щёлочками. Текут из-под них обильные, непроизвольные и неостановимые слёзы.

Тоже розовые от крови.

А младенчик на руках у девчонки уже вовсе не дышит. Задохся. Сморщенное личико темно и перекошено этак некрасиво…

«Твари подземельные! Ненавижу! Ненавижу! Чтоб вас Уллур возлюбил, да пожарче!!!»

Между тем Мийол тоже не бездельничал.

— Круглый, ты… как?

— Хрр… кха. Пхурово, вот как, — выдавил великан, глядя мимо склонившегося над ним Хантера и смаргивая алые слёзы. — Хррр…

— Пхурово или нет, вставай. Извини, но я слабоват на мышцу, чтобы тебя утащить.

— Хрр… можешь одну просьбу, кха, исполнить?

— Всё, что смогу, Круглый. Тут ведьмочки рядом, Кавилла с Сеиной, они… они могут…

— Хрр… добей нас.

— Ты…

— Добей! — хрипло рыкнул хозяин «Приюта утомлённых». — Всех! И… беги отсюда, хрр… с котоухой своей… хрр… пусть хоть кто-то… хрр… хрр… быстрее, ну! Добей! Кха, кха…

Шак не видела скрытого под маской лица учителя. Но догадывалась, какое выражение на нём застыло. На секунду он не удержал в узде чувства и аура подмастерья излила на всех вокруг кипящее варево отчаяния, злости и решимости.

Точно то же, что ощущала она сама.

— Простите меня, — глухо обронил призыватель.

В одно мгновение Направляющая Демоническая Ласка оборачивается живым лезвием, со всей стремительностью, доступной младшему зверодемону, кромсающим беззащитную плоть.

Секунд пять, может, шесть, — и вот уже последнее милосердие оказано.

— Садись на Льва, — всё так же глухо велел Мийол. А когда алурина исполнила приказ учителя, он и сам сел у неё за спиной — так, чтобы в случае чего придержать, не давая упасть.

Не лишняя предосторожность, как вскоре оказалось.

Последовавшие события для Шак обернулись чередой вспыхивающих, рваных эпизодов, порой словно бы перепутанных, расставленных в неправильной очерёдности.

Вот обращённый в скакуна Лев и как будто торящая для него путь Ласка притормаживают; незримо сопровождающий их Беркут, напротив, ускоряется — не предельно, но достаточно резко. И нет, его всё так же не видно и не слышно — однако комбинация инвертированной скрытности и Магических Манипуляций Субстанциями позволяет начинающему алхимику уверенно ощущать неправильность в движении воздуха, выдающую положение летающего призыва. Накатывает уже знакомое — и ненавистное, какое же ненавистное! — ощущение слабости-покорности-сонливости. Но учитель и Беркут Урагана отлично знают своё дело, так что вскорости они проезжают мимо трупа приближённого со вскрытой глоткой. Но разделаться с двумя группами нагхаас разом даже у Мийола не выходит, и Шак охватывает…

…знакомый уголок поселения: ярко освещённый эликсирными лампами, украшенный вьющейся, тщательно подстриженной зеленью и ширмами из полупрозрачной расписной бумаги. Приближение к среднесилонскому стилю, тщательно созданное сёстрами-ведьмами. Сами они тоже здесь: сидят, обнявшись, на скамейке около декоративного прудика.

Очень уж неподвижно сидят. Даже не дышат. Правда, улыбаются умиротворённо и мягко; на мгновение алурина задаётся вопросом, какой именно алхимический яд либо сочетание ядов могут дать вот такой театральный эффект сверхбыстрого окоченения без иных, обычно крайне неприятных, зримых последствий отравления.

Устало бурчащий проклятия поспешности и слабодушию, Мийол разворачивает Льва, но…

…пары клофартана безотказны в своей смертоносности. Трупов низких и средних впереди так много, что они забили тоннель до самого потолка. Не пройти, не проехать, едва ли даже ползком протиснуться выйдет — и учитель снова бурчит под нос проклятия, разворачивая призыв.

— Если так дальше пойдёт, у меня раньше мана кончится, чем… да сколько ж вас?!

Новый вал слабости-покорности-сонливости накатывает и…

…густая, липкая вонь змеелюдской крови. Такая густая и липкая, что аж тошнит. Снова очнувшись — словно бы даже не из-за отсутствия живых приближённых поблизости, выкошенных призывами, а именно от этой гадкой вони, занозистыми буравчиками ввинчивающейся в нос — она торопливо очищает воздух в малом радиусе своей магией. Помогая себе и почти сразу после — ещё учителю.

Только совершив это почти рефлекторное усилие, Шак оглядывается.

— А, очухалась? Это хорошо. Мне надо кое-что проверить, погоди чуток… — и Мийол уже не придерживает её сзади, слезает наземь.

Если это стало полем битвы, то какой-то… странной. Ясно, что после прорыва обороны все Шелетидйид отступили сюда, на заранее подготовленные позиции. А точнее — к ритуальному пологу, где укрылись все клановые, кому не хватило талисманов или хоть амулетов, защищающих от змеелюдской отравы. В принципе, если учесть повышенную сопротивляемость Воинов вообще и высокоуровневых Воинов в особенности, а также помня про клофартан, вытравивший уже всех недостаточно защищённых змеелюдов, Шелетидйид должны были продержаться хоть какое-то время даже после прорыва общей обороны.

Но вот почему-то не продержались.

Кроме того, хотя вокруг валялось подозрительно большое число приближённых с очень характерными ранами на шеях (да, учитель силён — но разве он силён настолько?!), клановых в кругу ритуала и около него оказалось столь же подозрительно мало.

Видимо, учителя тоже привлекла эта тревожная странность.

— Эй, очнись! — прикрикнул он, подойдя к одной из клановых девиц, полулежащей на стене одного из домов. Меж тем лев, на котором восседала Шак, тоже приблизился, выпустил импульс магии. И почти сразу — второй, посильнее. Нетрудно догадаться, что подобным образом учитель стремился вывести жертву нагхаас из оцепенения. В конце концов, правильно дозированный яд может рассматриваться как лекарство. Только вот результат слабо отличался от нулевого. — Давай уже, шевелись! Не время спать… вот фрасс…

При попытке похлопать краснокожую мускулистую девицу по физиономии (кажется, ту самую, с которой он ходил в разведрейд; да, точно её) Мийол как-то резко растерялся и притих. Поспешно сдёрнул перчатку, потрогал лицо инь-Шелетидйид голой рукой… после чего метнулся к другим клановцам, щупая уже их… и злобно что-то бормоча.

Алурина рискнула по-быстрому слезть со спины Льва и коснуться оцепеневшей девицы. Порозовевшая кожа которой — у обычного, не краснокожего человека это стало бы смертельной бледностью — оказалась подозрительно и неестественно холодна.

Почти как лёд…

Стоп.

Лёд?!

«Сираму ори-Тамарен! Подмастерье фрассовой школы Ледяного Танца! Явно её работа, тут просто без вариантов… но почему? Зачем?

Это безумие какое-то!»

Сместив ладонь на чужую шею, Шак подождала. И ещё подождала. И… всё же нащупала пульс. Замедленный, но достаточно ровный и сильный. Похоже, вопреки видимости Шелетидйид не мертвы, а действительно просто оцепенели, но — из-за сочетания переохлаждения с обычным влиянием приближённых — как-то особенно сильно. Комбинированное воздействие, как-никак.

Однако обдумать своё открытие алурина не успела, поскольку очередная партия откуда-то вылезших нагхаас накрыла её вкрай надоевшим приступом слабости, противиться которому не…

…холод. Не такой уж сильный по градиенту, но обволакивающий. Мёрзнет спина, мёрзнет задняя часть бёдер, мёрзнет правое плечо. Холод выдёргивает из беспамятства не хуже, чем ранее — вонь змеелюдской крови. Но, похоже, она начинает привыкать.

Потому что сразу и резко осознаёт, что снова полулежит на гриве и спине Громового Льва Оцепенения, а сразу за нею и на ней лежит та девица, инь-Шелетидйид. За счёт чего самым что ни на есть наглым образом отогревается. И не надо гадать, с чьей подачи образовался такой вот своеобразный бутерброд гуш-итциро. Но Шак не успевает ни удивиться, ни возмутиться, ни тем более смириться с новым положением, потому что призывы выносят их к свежевыкопанному тоннелю, где валяется сколько-то потравленных низших и стоит группа приближённых.

Эти последние оборачиваются, и…

…могучие мышцы под шкурой Льва — прямо под нею, придавленной сверху немного отогревшейся инь-Шелетидйид — сокращаются и перекатываются. Зверь стелется в быстром беге, перемежаемом прыжками столь длинными и плавными, что это граничит с полётом или, быть может, сонным видением. Восприятие расширяется плавно, охватывая всю ближнюю сферу. Шак ощущает не только мускулы Громового Льва Оцепенения и покалывающую мягкость его шкуры; она также ощущает его запас сил, сократившийся до тревожно низкого значения — никак не более ста сорока условных единиц, что на фоне изначального запаса сродни глубокому истощению.

А вот Беркут Урагана и Направляющая Демоническая Ласка… их просто нет рядом.

Маны в резерве учителя тоже нет. Похоже, он перелил в Льва вообще всё, что успел теми или иными способами восстановить. А успел он немногое. Прана в нём бурлит, подстёгнутая зельем Силы, но это бурление слабеет.

— Очнулась, — констатирует Мийол. Голос его непривычно глух и словно надтреснут.

— Да. Что…

— Ну, из Лагеря мы вырвались. Теперь вот драпаем в условном направлении вниз-влево.

— К Токалю?

— Да. Упреждая вопросы: нет, к Лагору свернуть никак. Ты же помнишь про те летающие лодки, о которых рассказала Санхан?

— За нами… погоня?

— Да. И не догнали нас только потому, что змеелюдские разборные лодки — тот ещё хлам.

— А на лодках кто?

— Приближённые, кто ж ещё. И… и да, ещё двое «истинных» нагхаас… к счастью, это не Смотрители, а Мертвители. От Смотрителей мы бы не ушли точно.

Алурину передёрнуло волной запоздалой дрожи, вызванной отнюдь не соседством с инь-Шелетидйид, этой подмороженной девицей.

Мертвители!

Вряд ли они находятся в иерархии поганых змей так уж высоко; находящиеся высоко за беглецами, даже важными, самолично не летают. Но даже наислабейший из Мертвителей — это всё ещё тварь с экстраординарными ядовитыми свойствами, вполне способными преодолеть, пересилить, на уплотнённой, точно направленной магической силе продавить защиту талисманов Среднего Отвержения Яда… и, вероятно, нивелировать даже её собственные Манипуляции Магическими Субстанциями. Специализированное воздействие в своей узкой области сильнее, чем неспецифическое. Таков один из законов магии.

Но важно даже не это. Для защиты от яда она и Мийол могут сделать хоть что-то.

А вот противостоять Мертвителям физически… тут просто без шансов. Даже если прямо сейчас очнётся инь-Шелетидйид с её приблизительно шестым рангом.

Потому что Мертвители — даже наислабейшие — могут составить конкуренцию Мастерам Начал и Основ. Причём они-то свеженькие, как сорванное с ветки наливное яблоко, а не выжаты чередой схваток, прорывом из захваченного Лагеря-под-Холмом и бегством.

Быть может, если бы Мийол смог сохранить в резерве ещё хотя бы сотню единиц, перелил их Громовому Льву Оцепенения и…

Но он не смог.

Сама Шак тоже вполне свежа, резерв её почти полон, однако в бою с таким врагом она может помочь примерно ничем. Нельзя сказать, что она совсем уж бесполезна; вот только на тех скоростях, которые привычны для ведущих бой Мастеров, да ещё и сквозь покров уплотнённой, размывающей магию праны ей просто не успеть оказать какое-то существенное влияние.

И поэтому им остаётся только одно: бежать. Бежать как можно быстрее и дальше.

Хорошо ещё, что старый талисман — наследство Щетины, да будет путь его духа светел и прям! — помогает управлять их весом. И хорошо, что Лев под ними — не живой, а призванный.

Был бы настоящим, их давно загнали бы в тупик, настигли и…

В конце концов, настоящие, живые львы — не горные козлы, чтобы прыгать по скалам, и не какие-нибудь волки, приспособленные самой своей природой к загонной охоте. Львы — хищники засадные, они могут развивать впечатляющую скорость, но лишь по равнине… и на малый срок.

Да, хорошо, что призывной зверь под ними — всего лишь плотная иллюзия!

Больше ничего хорошего в их положении не просматривается.

Шуршит, постукивает и глухо шелестит твердь под лапами Громового Льва Оцепенения. Боевой призыв, преобразившийся волей мага в скакуна, мчался по-над скудной и однообразной местностью. Должно быть, при взгляде сверху она напоминала слом на куске великанского хлеба: брошенного наземь, иссохшего и затем неравномерно растрескавшегося. Песчано-гравийные осыпи унылых серых и бледно-жёлтых оттенков плохо удерживали воду, поэтому всё, что лили на отроги Осыпной Гряды дожди, быстро уходило вниз, в Подземье, вместе с размываемой почвой. Скалистые выступы — тоже серые и жёлтые, хотя местами тускло-красные — давали приют лишь сильно ограниченному числу растений, способных цепляться за крошащуюся поверхность даже в таком бесплодном краю.

Бугристую поверхность медленно повышающегося плато тут и там без видимой системы рассекали трещины — то такие узкие, что и перепрыгивать не надо, можно просто перешагнуть, а то и довольно широкие. Раз в полминуты дорогу преграждали полноценные ущелья, которые Лев не перепрыгнул бы даже с разбега… если бы не талисман, обнуляющий вес. Двигаться через всё это пешком — сущее мучение, так что не удивительно, что Охотники из Лагеря-под-Холмом в эту сторону даже не смотрели.

Лагерь…

Шак вывернула шею под неудобным углом, чтобы хоть одним глазом бросить взгляд за спину. И да: вот они, летающие лодки змеиной выделки, отлично видимые на фоне светлеющих облаков — …шесть? Вроде да. Образовали этакий неровный строй с небольшим превышением над поверхностью и отставанием на несколько сотен шагов.

Неуклонно сокращают этот разрыв.

Каким бы стремительным в своём наполовину беге, наполовину полёте ни был Громовой Лев Оцепенения и какими бы медлительными ни оказались разборные эрзацы, несущие погоню по его следам — последние оставались быстрее. Не сильно, но…

— Ещё минут пятнадцать, много — двадцать, — озвучил итог Мийол. — Готовься.

— А если уйти в Подземье? — спросила Шак этаким дискуссионным тоном.

— Мы не знаем поблизости подходящих ходов, — отзеркалил тональность призыватель. — Не такой узкий, чтобы наш Лев застрял, но и не такой широкий, чтобы леталки прошли, длинный, ровный… да мы и вообще ходов в Подземье не знаем. Это ж Осыпная Гряда, тут вообще толком ничего и никого нет… даже добротных диколесских зарослей. Только рощицы вроде вон той или той — но там не спрячешься.

— Точно? У тебя есть талисман скрытности, я и сама могу…

— Против Мертвителей, — отрезал Мийол, — не поможет.

На это Шак оставалось лишь вздохнуть. Действительно, не поможет. Трижды запятнанные и ни разу не очищенные змеи отыскивали невидимок уж слишком эффективно. Иначе её родня по крови действовала бы против них куда лучше, не проигрывала — а то и, если быть честной, уже проиграла — медленную войну в Подземье.

К тому же у инь-Шелетидйид ничего для скрытности нет. А бросить её… нет уж!

Жалко. Какой-никакой, а живой человек всё же.

— Кстати, как там принцесса? Очнуться не собирается?

— Вроде нет. Всё ещё в обмороке и в гипотермии, хотя уже неглубокой. Отогревается.

— Как думаешь, почему Сираму…

— Ударила в спину своим? — не стал мяться Мийол. — Не знаю. Но если встречу — не премину спросить. Со всем старанием.

Алурина беззвучно оскалилась, вполне солидарная… и вздохнула. Им бы самим выжить, куда уж тут до построения долгоиграющих планов на холодную месть…

Что вообще можно сделать, кроме как бежать от слишком сильных врагов?

Блуждающий взгляд мазнул по очередной щели в земле, двинулся дальше… вернулся. И с отчаянной надеждой вцепился в неё.

— А что, если мы заскочим в одну из таких щелей? Как там ты говорил — «не так узко, чтобы Лев застрял, не так широко, чтобы втиснулась леталка».

— Угу. И достаточно удобно для нагхаас, чтобы нас закидали сверху камнями. А то так и вовсе бомбами.

— Щели не строго вертикальны.

— Ну, это да.

— Потянем время, ты восстановишь ману…

— Тоже верно.

— Похоже на план?

— Угу. То есть… ты умница. А я что-то не очень соображаю…

— Как хорошо, что ты сообразил завести такую умницу, как я, — мурлыкнула Шак. Вопреки всему, настроение резко скакнуло вверх.

— Хорошо, поистине хорошо… ищи подходящую щель.

— Уже, учитель!

Повернув голову влево, алурина принялась жадно обшаривать взглядом местность уже с прицелом на поиск вполне конкретной цели. О том, что справа, должен был позаботиться Мийол.

«Не слишком узко, не слишком широко, с наклоном или с изгибами… эта? Нет, эта очень уж широка… эта? И эта не пригодится. Может, та? Как-то сомнительно…»

— Похоже, нашёл, — объявил призыватель. Одновременно с этим Лев начал тормозить.

…глубокий, вязкий покой. Она принадлежала ему целиком, во всех возможных смыслах. Не то чтобы в единении с настолько глубоким покоем сохранялся какой-то смысл в словах вроде «принадлежность» или «целостность». Она не думала. Более того: она как будто не ощущала — ни того, что вне, ни того, что внутри. Сонное забытьё по сравнению с её состоянием могло показаться светлым, лёгким и прозрачным.

Но так уж устроен мир, что в нём нет неизменных вещей.

Первыми подступили ощущения. То, что вне, словно бы проросло в неё множеством тонких и острых корешков. Так вернулось различие внешнего и внутреннего. Затем поднялась — нет, ещё не мысль, но то, что предшествует мыслям. Выпестованный всей жизнью, настолько прочный, что возобладал и над беспамятством — духовной рефлекс поймал в фокус семь ключевых точек. И нашёл, что они сжаты в узлы с подобающей силой. Следом заработал другой духовный рефлекс, попытавшийся привести в действие прану. Но… ничего не вышло. Прана пребывала на месте, она имела должную плотность и объём, вот только вязкость её как будто выросла в разы.

Или дело не в вязкости? Может, это её воля по какой-то причине ослабела? Если да, то… плохо. Слабость — опасна! Слабость — неприемлема!

Острые корешки меж тем как-то незаметно раскалились, начиная мучить её неким подобием боли. Да, она вспомнила, что такое боль — но ещё не вспомнила, кто она. Впрочем, эта память тоже всплывала всё ближе и ближе, готовясь совместиться с…

Лагерь-под-Холмом.

Оборона от нагхаас. Неудачная. Прорванная. Приказ на отступление. И… и что потом?

Память молчала. Зато тело начало сигнализировать уже не о боли, но о настоящей агонии. Вот её как будто поджаривает с двух сторон, особенно спереди — щёлк! — и вот жар исчезает, резко оборачиваясь простым теплом, зато поглотивший её целиком холод оказывается так мучительно силён, что её выдержки просто не хватает.

Она стонет. Она дрожит — а вскоре уже не просто дрожит, скорее, бьётся в судорогах: неконтролируемых, спазматических.

— Проклятье! Держи её!

— Как же невовремя…

— Не болтай, держи!

— Я пытаюсь…

Увы, но удержать Воина высокого ранга, не будучи Воином самому, не так-то просто. Даже с учётом того, что она не пытается драться и не использует Усиление, инь-Шелетидйид (о! память оживает…) всё равно остаётся клановой: высокой, с крепким костяком и мощным телосложением, с внушающим уважение запасом праны. Её роняют, а конечности начинают колотиться оземь — и это тоже очень больно, потому что Укрепление долгое пока ещё не работает; ругань возносится к облакам… но, даже изобретательно и отчаянно ругаясь, обладатель смутно знакомого грубого голоса всё же придерживает голову упавшей, чтобы во время судорог хотя бы та не пострадала.

— Контр-ролируй себя! Пр-ринцес-с-са! — повелительно рычит другой голос, срывающийся в настоящее злобное шипение.

Она пытается. Честно пытается. Только вот получается не особо.

— Фрасс! Не хотел я этого, но, похоже, придётся…

И приходит волна магии. От неё не мутит голову и не пресекает дыхание — мышцы торса продолжают дрожать, кое-где сводимые судорогами — но вот руки с ногами в один момент резко расслабляются, словно заварная лапша.

— Фух. Вот же… приключение. Ну-ка, помогай…

Её хватают в четыре руки (две из которых даже на ощупь — нечеловеческие, и это пугает), водружают на что-то большое, мускулистое и мохнатое (что тоже пугает).

Потом это что-то приходит в движение. Довольно быстрое, хотя и плавное.

А ей наконец-то удаётся взять под контроль прану. Поверхностный контроль, неуверенный, словно у какой-нибудь растущей, причём отнюдь не пиковой… но после длительной и почти полной бесконтрольности радует даже столь скромный успех. Инь-Шелетидйид немедля пускает этот зачаточный контроль на устранение судорог — однако мышечные сокращения как таковые не прекращает. Ей необходимо согреться! Интенсивная работа мышц для этого оптимальна… если это именно работа, последовательные циклы напряжения-расслабления, а не спазматичное окаменение, мешающее нормальному кровотоку.

Минута проходит за минутой, пока она упорно возвращает власть над собственным телом. В том числе и над конечностями, вытесняя чужую магию, но не спеша показать, что уже почти полностью пришла в себя. Не то чтобы она опасалась малознакомой парочки — Хантера и его ручной алурины, надрессированной аж до мага-эксперта… с призывателем она даже в рейд успела сходить, а боевое братство — это вам не абы что… и всё же продолжать удачно начатое знакомство лучше в полной силе. Или хотя бы в лучшей форме.

К тому же реплики её то ли спасителей, то похитителей… настораживали.

— Настоящий хубров лабиринт.

— Следовало ожидать чего-то такого.

— Да-да. Дождевая вода должна куда-то деваться, глинистые слои ограничивают сток и всё такое. Я прекрасно помню лекции твоего отца. Но мне не нравится, что мы загоняем себя в тупик.

— Самые очевидные тупики я отсеиваю — спасибо Оливковому Полозу.

— И всё же вскоре мы уткнёмся в тупик, из которого уже не будет выхода.

— Да.

— …как же раздражает.

— Ну, хочешь, что-нибудь совру? Специально для тебя.

— Нет уж. Перед смертью лучше держаться честности.

— Не так. Правильная дословная цитата: «Уважения достоин тот, кто способен держаться честности во всякий день жизни своей; но кто и перед ликом смерти продолжает врать себе и другим, тот воистину слабодушен, жалок и презренен». Избранные высказывания Тарзия Ларенского, том два, страница сорок три.

— А пассаж про круг благородных мужей деликатно опустил, да, учитель?

— …

— Что? Я тоже Тарзия почитывала. И память у меня тренированная.

— …извини.

— За что? Не собираюсь перекладывать воображаемую вину на ближних. Я не хуже, чем ты, помню, с чьей подачи мы вообще вернулись в Лагерь-под-Холмом… так несвоевременно. Но ведь и я не хотела подобного исхода. Если нам будет суждено застрять в этих земляных кишках и в них же умереть от яда Мертвителей, я буду трепыхаться до последнего.

— Но я-то мог бы не трепыхаться, я бы…

— Лучше молчи. А то окажешься слабодушным и жалким. Или успешный прорыв из Лагеря — не говоря уже о том, что было внутри — это недостаточно впечатляющее деяние? Да любой из боевых магов хвастался бы подобным до конца жизни! Когда ты превозмог Катура ян-Лерейид, будучи лишь экспертом — полноценного Мастера Начал превозмог! — это и то впечатляло меньше. Всё же к налёту Лерейид мы готовились.

— Нагхаас тоже дали нам время на подготовку.

— Ну да. Только штурмовая группа провинциального клана с ресурсами, истощёнными долгой войной, немножко отличается от экспедиционного корпуса доминирующей военной силы Подземья… о. Тупик?

— Да. Тот самый.

— А если протиснуться по одному и боком?

— Ты протиснешься. Я протиснусь. А вот она…

— Я тоже сделаю, что смогу, — сказала инь-Шелетидйид. — Особенно если мне объяснят, что случилось и зачем надо куда-то протискиваться.

Объяснения не заняли много времени.

— Что ж. Двигайтесь дальше, а я постараюсь залезть за вами так далеко, как сумею.

— Игры в благородство? — хмыкнула алурина.

— Никаких игр. Из нас троих я просто самая… объёмная. И застряну первой.

…мрачная, холодная, глубокая щель в скальном массиве. Света самый минимум. Впереди — сужение, довольно быстро переходящее в тупик; позади — ожидаемая, но пока не показавшаяся погоня. В щели — три живых бусины: Шак, потом Хантер, а потом…

— Слушай, это совершенно хуброва ситуация, — бормочет маг, — но я всё-таки должен спросить. Хотя бы теперь. Как тебя зовут?

Короткий смешок:

— Герея. Нормального прозвища не сподобилась. Раньше. Надеюсь, теперь стану Гереей Ускользнувшей. Или Выжившей.

— Или Мороженой, — хмыкает алурина.

— Или так. Лишь бы не Застрявшей.

«…лишь бы не Последней…»

Только вот шансов маловато. Если она всё-таки умудрится выжить, то именно на правах последней в своей ветви клана.

— Кстати о застревании, — вклинился Хантер, — а Мертвитель вообще сумеет сюда по нашим следам пролезть?

— Сумеет, — на правах знатока нагхаас ответила Шак. — Эти мрази довольно пронырливы.

— А как у них с драками во всяких узостях?

Герея вздохнула:

— Если бы со мной было копьё…

— Считай, что оно с тобой.

— Это шутка?

— Ничуть. Всего лишь пространственный короб и некоторая запасливость. Держи.

Обхватив ладонью древко, знакомое в каждой мелочи, и ощупав знакомый наконечник с нежностью, какой не доставалось даже большинству её любовников, инь-Шелетидйид выдохнула:

— Хантер, ты…

— Не Хантер. Точнее, не совсем. Моё настоящее имя — Мийол. Будем знакомы.

— Мийол — а дальше?

Призыватель с ученицей дружно захихикали, словно над не стареющей шуткой.

— Дальше идёт «из Жабьего Дола». Мои кровные родичи — простые крестьяне из глухого и унылого села посреди диколесских болот. Ну, может, папаша Охотником был… если мать не отличалась верностью супругу. Сейчас этого уже не выяснить, да оно и не важно.

— Вот как…

— Не веришь? Зря. Впрочем… впрочем, — резко сменил тон Мийол, — у меня, кажется, есть для нас хорошие новости.

— Какие?

— Немного тишины, пожалуйста.

— Талисман сигнальной кроны? — прошелестела Шак. — Санхан вернулась… с подмогой?

— Ш-ш!

— Молчим.

…призывателю не почудилось: слабые звуки, доносящиеся из потайного кармашка, он уловил безошибочно, алурина же правильно интерпретировала эти сигналы.

Да, лагорский военно-воздушный флот выдвинулся на помощь Лагерю-под-Холмом. Да, пилот одной из «черепашек»-носителей поддался не то авторитету, не то, скорее, обаянию Санхан и увёл свой эй-шлюп в сторону от общего курса. Подобрать полноценного базилара — это вам не просто поучаствовать в разгроме змеелюдов на правах части массовки; это серьёзный плюсик в послужном списке и потенциальные бонусы от гильдии, а также от спасённого лично.

Ну а что до разборных эрзацев… носитель выпустил против них всего лишь три малых эй-лодки из пяти, но большего и не понадобилось. Военные леталки без труда догнали поделки нагхаас и точными выстрелами мощных артефактных разрядников буквально растерзали их.

Вот только спасение Мийола, Гереи и Шак оказалось не побочной целью, а едва ли не главным успехом всей военной миссии. Когда внушительный, но отнюдь не быстрый флот Лагора добрался до нужной точки, выяснилось, что змеелюды ушли. И даже большинство трупов, своих и чужих, ухитрились забрать.

Если целью их налёта было уничтожение форпоста людей, а не просто вылазка на Поверхность — успех их ждал поистине сокрушительный.