Многомерная Плесень

9 — Разум чужого мира

Есть известный анекдот о том, как физик пытался вывести уравнения, предсказывающие поведение коня, и в конце концов объявил, что это возможно, но только для сферического коня в вакууме. Настоящие кони вне компетенции «физики», и физик сказал бы, что они непредсказуемы. Но почему движение мяча предсказуемо, а поведение коня нет?© Арик Кершенбаум «Путеводитель зоолога по Галактике. Что земные животные могут рассказать об инопланетянах — и о нас самих»

— Так почему несовершеннолетним нельзя давать знание о развитии псионических способностей? — поинтересовалась я, с удовольствием расправляясь со своим завтраком: пицца насинтезировалась вообще отменно, а томатный сок какой… ммм…

— Почему обезьяне нельзя давать гранату? — ответил вопросом на вопрос Сократ, и я поперхнулась соком.

— Да ну тебя! — нахмурилась я, отставив стакан. — Ты же сам говорил, что знание о начальной ступени было еще у первой версии Homo sapiens!

— Было, конечно, — подтвердил Сократ, — но мало кто его применял. Слабые когнитивные способности тех людей не позволяли им развиваться слишком быстро.

— Закономерно, они же всю жизнь находились на стадии ребенка, — задумчиво жуя кусок пиццы, заметила я, а про себя подумала: «Интересно, что бы они делали в моей ситуации?»

Наверняка массово повымирали бы от неизвестного «психического расстройства», они же привыкли удовлетворять любые свои прихоти, а привычка — вторая натура. Да, у них бы не было шансов. Потом еще планету объявили бы особо опасной с последующим внесением в карантин.

— Я рад, что к тебе вернулось доброе расположение духа и хороший аппетит, — заметил Сократ, — но не кажется ли тебе, что то существо будет предпринимать новые попытки повлиять на тебя?

— Уже предпринимало, — ответила я, не отрываясь от пиццы, — вчера вечером, потом еще сегодня ночью. Безуспешно. Полагаю, оно ищет другие способы…

— Какие?

— Не знаю, но будет лучше, если ты дашь мне знание о второй ступени, — заметила я, с удовольствием уплетая очередной кусок пиццы.

— Это слишком опасно…

— Оставаться без защиты — еще опаснее, — возразила я, набив полный рот и тщательно прожевывая.

— Ты все еще несовершеннолетняя, — напомнил искин. — По крайней мере, если верить нейросканеру…

— Дурацкому устройству, которое оказывается правым только в семидесяти пяти процентах случаев! — возмущенно заметила я, наливая себе еще томатного сока. — А в остальных двадцати пяти погрешность составляет от одного до трех лет! Что, если я уже три года как совершеннолетняя?!

— А что, если нет?! — в тон мне ответил Сократ.

— Даже если нет, через несколько месяцев мне исполнится восемнадцать! И, по-твоему, это что-то изменит? Я уже не буду обезьяной, которой нельзя давать гранату?

— Не знаю, — посерьезнел он, — ведь погрешность составляет от одного до трех лет. А значит, не исключено, что ты станешь совершеннолетней только через три года.

Вот ведь зануда!

Взяв следующий кусок пиццы, я продолжила возмущаться:

— Так почему такой жесткий запрет на знание для несовершеннолетних? Это же глупость.

— Всего лишь предосторожность, уменьшающая вероятность злоупотребления псионическими способностями.

— Ну ты и зануда, Сократ, — заключила я, отпив томатного сока. — Ты хоть понимаешь, что твое занудство чуть не стоило мне жизни?

— Но ведь не стоило! — возразил он. — И вообще, ради тебя я нарушил протокол, ты хоть понимаешь, как это серьезно?

— Да, для такого зануды, как ты, нарушить протокол — это подвиг! — заметила я, вернув на стол стакан так, что томатный сок чуть не расплескался по столовой.

— Доедай свой завтрак и приходи в исследовательский центр, мы там нашли кое-что интересное, — заметил он и «испарил» свой голографический образ.

Бу-бу-бу… Приходи в исследовательский центр…

А похвалить меня за то, что я расправилась с тем зловредным влиянием местного псионика? Это, между прочим, стоило мне немалых усилий! Нет, чтобы сказать, какая я молодец. Но что взять со старого зануды?

Закончив с завтраком, я приперлась в исследовательский центр и развалилась на белом крутящемся кресле.

— Ну и что там у тебя? — поинтересовалась я, и на большом голографическом экране тут же возникло изображение какого-то лабиринта.

— Представь, мицелий тех гигантских грибов, который, судя по клеточной структуре, скорее, даже не мицелий, а плесень…

— Короче, — поторопила я, тяжело вздохнув. Святой термоядерный синтез! Ну сколько можно занудствовать?

— Ну так вот, эта плесень обладает интеллектом, — заявил Сократ, а на экране по лабиринту начала расползаться волокнистая желтая аморфная масса.

Сначала грязно-горчичная слизь заполнила весь лабиринт вместе с куском питательного вещества в конце. На следующем кадре показывали копию предыдущего лабиринта. Теперь плесень проросла к еде по единственно верному пути. То есть после первого раза она запомнила дорогу.

— Это и есть то твое «кое-что интересное»? — со скучающим видом поинтересовалась я. — Земной слизевик физарум многоглавый тоже такое может.

— Не спеши, — велел Сократ. — Названная тобой примитивная форма жизни хотя и умеет запоминать путь в лабиринте, но она одноклеточная и не обладает псионическими силами.

Я чуть с кресла не свалилась!

— Псионическими… Что?!

— Да, — подтвердил Сократ. — Взгляни, теперь мы поместили в такой же лабиринт другой кусок плесени, который до того никак не взаимодействовал с той, которая успешно преодолела лабиринт. Видишь?

На следующей записи плесень опять безошибочно нашла путь к питательным веществам в конце лабиринта.

— Она прошла к еде так, словно прекрасно знала путь, хотя это ее первый раз! — воодушевленно прокомментировал искин.

— Так, может, она шла по запаху своей предшественницы? — крутанулась на кресле я.

— За идиота меня держишь? — нахмурился Сократ. — Вторая плесень преодолевала новый девственно-чистый лабиринт, просто идентичный предыдущему.

— То есть все-таки телепатия? — удивилась я.

— Логично, — кивнул Сократ.

— Да ну? — откинулась на спинку кресла я. — Ты на полном серьезе утверждаешь, что плесень обладает псионическими способностями?

— Мы повторяли этот эксперимент много раз. Выкапывали новые куски плесени, и все они безошибочно преодолевали копии тех лабиринтов, через которые ранее прорастали их «собратья». Хотя другие, в которых еще не побывал ни один кусок плесени, проходить не умели.

— Так, может, они как-то переговариваются между собой? — напрягла извилины я. — Ну там, сигналы какие-нибудь: ультразвук, инфразвук? Радиоволны? Точно, может, радиоволны?

— Перестань фантазировать, — угрюмо прервал меня Сократ. — Все эти версии мы уже проверили. Это просто плесень, у нее нет радиоприемника. Кроме того, этой плесенью пропитана вся почва, которую мы успели исследовать, а пробурили мы ее метров на десять вглубь.

— Подожди, — лихорадочно соображая, я опять крутанулась на кресле, — ты уверен, что то, что ты называешь плесенью — это и есть тот мицелий, из которого растут гигантские грибы?

— Да, просто местный мицелий больше похож на земную плесень, чем на земной мицелий, хотя… Чем больше мы его изучаем, тем больше убеждаемся, что он ни на что не похож. Да и мы тут выкопали несколько грибов. Оказывается, их корневая система внешним видом больше походит на корни земных деревьев. От них растет бесчисленное количество волокон мицелия…

— Который ты называешь плесенью, — хмурилась я.

— Именно, — подтвердил Сократ. — Но и это еще не все, мы тут подсчитали и можем с уверенностью заявить, что примерно девяносто процентов сероводорода в атмосфере — результат деятельности грибницы.

— А остальные десять происходят из болот, гниения биомассы и всего прочего? — догадалась я.

— Точно, — кивнул искин.

— Ну, значит, все, что нужно — это уничтожить грибницу, — воодушевленно развела руками я.

— Не спеши, — повторил Сократ. — Как ты ее уничтожишь? Она покрывает всю сушу данной планеты. Кроме того, это же разумная форма жизни, обладающая псионическими способностями!

— И все-таки я не могу в это поверить. Разум или кое-какая его видимость, как у физарума многоглавого — это еще ладно. Но псионические силы! У плесени?! Нет.

— К тому же местная грибница чрезвычайно живуча, — продолжал Сократ, словно совершенно меня не слушая. — Уничтожение грибов, может, и ослабит ее, особенно глубинную массу, которая нуждается в кислороде от наземной части. Но к полному истреблению мицелия это не приведет, он, как и раньше, будет питаться кислородом в верхних слоях почвы. Ну и не стоит забывать, что здесь практически все густо пропитано спорами грибов, нам еще повезло, что в нашей атмосфере они не всхожи.

— Но раз сероводород выделяется именно грибами, то полномасштабная война с местной грибницей неизбежна, — задумчиво заметила я. — По крайней мере, если мы действительно желаем колонизировать данную планету. Однако ты прав, к активным действиям переходить пока рано, нужны дополнительные исследования.

— И все-таки что, если данная плесень и есть тот самый псионик, который пытался тебя убить?

— Что? — Я чуть с кресла не свалилась. — Сократ, ты в своем уме?

— А кто еще стал бы забрасывать нас спорами?!

— Действительно, — нахмурилась я и замерла.

Повисла напряженная тишина, я лихорадочно соображала. Плесень-псионик? Примитивный организм, опутавший густой сетью почву всего материка? Какое у него может быть сознание? И главное, каким образом у этой низшей формы жизни развились псионические способности?

— Блин, да мало ли кто может заниматься такой ерундой! — решительно отмахнулась я. — Так что нет! Не верю!

— Как хочешь, — примирительно изрек Сократ.

— И кстати, я видела того псионика. Тогда в медитации, когда уничтожила его канал влияния. Это гуманоид… Черный.

— Ты уверена, что правильно проинтерпретировала увиденное?

— В смысле? — не поняла я.

— Ты недавно начала развивать псионические силы. Конечно же, благодаря генетически усиленным когнитивным способностям, псионика у тебя должна созревать очень быстро, но…

— Короче! — потребовала я.

— Короче, начинающие псионики часто путают свои фантазии с полученной информацией. А также не умеют правильно интерпретировать то, что они там наинтуитивили. Но, как я уже говорил, на начальных стадиях развития псионических способностей это…

— А как правильно ее интерпретировать? — перебила я.

— В первую очередь ты должна помнить, что информация, получаемая прямым путем, то есть минуя сенсорные системы, всегда проходит через твое бессознательное. Поэтому она может искажаться его содержимым. У начинающих псиоников такое происходит сплошь и рядом. Ну вот, например, какая первая ассоциация у тебя возникает с черным цветом?

— Ну, это что-то темное, загадочное, как темная материя…

— Какая она, эта темная материя? — допытывался Сократ.

— Большая, неизученная, чуждая, непонятная…

— Отлично, а гуманоид у тебя, должно быть, ассоциируется с разумной формой жизни. Разве не так?

— И что? — хмурилась я, тщетно пытаясь понять, к чему он клонит.

— Ты получила информацию о том псионике: оно большое, неизученное, чуждое, непонятное и разумное. А твое бессознательное сразу же подставило под это описание тот образ, который в твоем понимании соответствовал ему больше всего. То есть информацию ты получила, но правильно ее проинтерпретировать не сумела.

— Откуда такая уверенность? — возмутилась я.

— Оттуда, что никаких гуманоидов на этой планете быть не может. Местные позвоночные еще не выбрались из ясель двоякодышащей мелочи и всяких там амфибий, которые без водоемов не могут ни размножаться, ни жить дольше нескольких дней.

— Зато разумная плесень — очень правдоподобная версия! — парировала я и тут же вспомнила ту гипотезу, которую считала наиболее вероятной: — А что, если наш гуманоид не местный, а такой же пришелец, как и мы? Просто застрял на Новой Земле вследствие крушения.

— Зачем тогда ему тебя убивать? — поинтересовался Сократ.

— Как знать? Может, это группа гуманоидов, и они тоже хотят колонизировать данную планету? А плесени зачем меня убивать?

— Мы высадились фактически ей на голову. Расхаживаем по ее территории, спиливаем ее органы дыхания и размножения, бурим скважины прямо в ее мозг, собираемся заняться терраформацией и устроить здесь полное вымирание грибницы. И, кстати, заметь, засунуть местного псионика в какой-либо эквивалент резервации не получится, учитывая его псионические способности. Если не сможем договориться, то либо мы его уничтожим, либо он — нас. Так что для плесени мы не просто пришельцы, а смертельно опасные интервенты. Как бы ты отнеслась к микроскопическим паразитам, которые выкапывают из твоего мозга комки нейронов и проводят над ними эксперименты?

Я поморщилась от такого сравнения, а он продолжил:

— То-то и оно. У разумной плесени, может, и кардинально отличное сознание от нашего, но инстинкт самосохранения должен быть не слабее, чем у любого другого организма.

У меня уже голова шла кругом от всех этих версий и гипотез, так что я просто заявила:

— В любом случае, полагаю, тебе следует дать мне знание о второй ступени. И не говори, что это слишком опасно! — твердо отрезала я, когда он только открыл рот, чтобы что-то возразить. — Оставлять меня без защиты — вот что действительно опасно!

— Я как раз и пытаюсь защитить тебя тем, что не даю слишком много знания, — заверил Сократ.

— Ты пытаешься следовать своему дурацкому протоколу, в котором нет никакого смысла! А что с детьми? Им ты тоже не будешь давать знание, потому что какое-то когнитивно простое устройство тебе это запрещает?

— Нейросканер — это пока лучшее, что у нас…

— И что?! — взорвалась я, взмахнув руками. — Ты будешь ждать, пока местный псионик сведет детей с ума и заставит покончить жизнь самоубийством?!

— Дать знание тому, кто к нему не готов — значит, подвергнуть его большой опасности. Ты хочешь, чтобы я рискнул детьми? — с обреченным видом пролепетал Сократ.

— Если не желаешь рисковать детьми, тогда рискни мной! Тем более что мне скоро восемнадцать, и я уже освоила первую ступень. Я должна развить силу до того, как дети завершат пренатальный период. Только так я успею защитить их от того существа, чем бы оно ни было: гуманоидом или плесенью!