Многомерная Плесень

6 — Старый друг

Наука — это постоянное и честное стремление к истине, но никогда не истина в последней инстанции.© Александр Панчин «Сумма биотехнологий. Руководство по борьбе с мифами о генетической модификации растений, животных и людей»

— Ты же понимаешь, что я — воплощение Бога, а ты — моя вечная преданная? — интересовался самец первой версии Homo sapiens, обнимая молоденькую самочку, которая тщетно предпринимала неуверенные попытки высвободиться.

— Если вы воплощение Бога, то покажите свою Вселенскую Форму, — капризно потребовала самочка.

— Ты же сама видела мои сверхспособности, разве тебе этого мало? — шептал он ей прямо в ухо. — Ты же понимаешь, что противиться воплощению Бога грешно и эгоистично?

— Ах, отпустите меня…

— Ты же видела мои сверхспособности?! — воскликнул он, плохо скрывая раздражение.

— Видела.

— Так в чем проблема?! Почему сопротивляешься? Что же ты такая не смиренная? Совсем не понимаешь, как это неженственно? Глупая женщина! Разве ты не хочешь быть вечной спутницей своего Бога?! — сорвался он на крик, после чего тише продолжил: — Ты же понимаешь, что с помощью сверхспособностей я могу все? Например, одним усилием воли убить тебя…

На этом месте я остановила запись и сняла вирт-очки. В комнате отдыха все так же царил полумрак и серый робокотик, идентичный натуральному, мирно мурчал у меня на коленях, а в аквариуме безмятежно сновали люминесцентные рыбки.

Ох уж эти представители первой версии Homo sapiens! Разве это люди? Судя по их поведению, натуральные макаки. И не зря же говорят, что репродуктивная система, встроенная в тело каждой особи, — это дурацкое инженерное решение. Как же она все-таки мешает нормальной работе мозга. Хорошо, что у нас этот баг давно пофиксен.

О том, что во времена гендерной биполярности у людей было много насилия и страданий, связанных с репродуктивной функцией, я из курса истории знала давно. Равно как и о том, что некоторые представители первой версии Homo sapiens действительно владели определенными способностями, которые в те времена считались сверхъестественными. Но вид того, как эти таланты применяются в низких эгоистических целях, всегда вызывал омерзение. Согласитесь сами, что может быть нелепее и отвратительнее обезьяны с гранатой?

Особенно если эта обезьяна на основании одного только наличия у себя гранаты претендует на собственную исключительность и божественность. Да еще и угрожает применить гранату против соплеменников, которые не согласны позволять ей творить с собой все, что ей вздумается. Это как если бы человек, выучившийся читать и писать, приехал в деревню, где никто не владеет такой «сверхспособностью», и на основании своей грамотности стал бы претендовать на собственную божественность.

Хорошо, что несколько столетий назад способности, считавшиеся сверхъестественными, были изучены и демистифицированы. Более того, на основании множества исследований и наблюдений было показано, что псионические силы не коррелируют с нравственными качествами. То есть наличие «сверхспособностей» не предполагает ни исключительности, ни святости. Или как там древние называли нравственную безупречность? Вроде святость.

К слову сказать, по мере развития науки демистификации подвергались самые разные явления. Например, обыкновенный гипноз тоже когда-то был окружен ореолом мистики и чего-то такого сверхъестественного. Кто-то в него не верил, кто-то считал, что только исключительные люди могут «обладать даром гипнотического внушения». Весь этот цирк продолжался, пока гипноз не был изучен и поставлен на службу медицины. Нам, конечно, может казаться чудом, например, когда у человека повышается уровень сахара в крови только потому, что ему это внушили под гипнозом. Или ожог из-за суггестии о том, что к его коже прикоснулись раскаленным железом. Но в этом нет никакой мистики, только обыкновенная работа человеческого бессознательного.

Примерно так же дела обстоят и с псионическими способностями. Никакие это не чудеса. То есть они противоречат не законам физики, а тому, что нам было о них известно. Также это не исключительность, не божественность, не признак родства с кем-то из богов и прочие несуразности, которыми обрастали легенды, протискиваясь через узкий и ненадежный канал сломанного телефона. Сиддхи, или, как их еще называли, сверхъестественные способности, в потенциале есть у всех, и при должной тренировке раскрыть их может каждый.

Другое дело, что разные люди находятся на разных ступенях псионического развития, то есть им нужны разные промежутки времени для раскрытия таких способностей. Знание о том, как это делать, кстати, испокон веков держалось в тайне небольшой группой землян. Этих псиоников, или, как их в древности называли, сиддхов, конечно, можно понять. Особенно учитывая, что представители первой версии Homo sapiens всю жизнь находились на уровне развития детей и только редкие гении достигали стадии подростка. Кто же хочет стать причиной появления очередной обезьяны с гранатой?

Ох, и чего это меня так возмутил тот псионик, претендовавший на спаривание с несговорчивой самкой? Бывает ведь и похуже. Смотрела я как-то запись, где человек похвалялся и всячески делал вид, что обладает сверхспособностями, а на самом деле просто пользовался средствами слежки за своими соплеменниками. Причем те принимали все за чистую монету. Вот кто действительно макака, так тот аферист. Как бы там ни было, а стремившийся к спариванию Гуруджи, по крайней мере, намного честнее таких вот мошенников.

Люди, обладающие сверхспособностями, существовали всегда, но жуликов, выдающих себя за таковых, во все века было намного больше. Что, в общем, и не странно. Ведь, чтобы развить псионические силы, нужно долго и тяжело работать, упорно дисциплинируя свой ум. А шарлатаном стать — мозгов особо не надо, достаточно лживости и манипулятивности.

Я переложила котика на диван, поднялась и направилась к выходу. Все-таки пора заканчивать с отдыхом, а то от затянувшегося безделья недолго и в депрессию впасть. Сократ говорил, что сейчас следует сосредоточиться на исследовании источников сероводорода в атмосфере. Ну, и во всех остальных аспектах изучать нашу новую планету, дабы понять, как ее легче всего терраформировать. А также, чтобы знать, как предотвращать возможные опасности в будущем. Что до строительства колонии, то мы решили с этим не спешить, ведь строить на данный момент особо не для кого: мне с детьми пока хватит и того пространства, которое уже есть внутри корабля.

Вместо очищения атмосферы от сероводорода можно, конечно, генномодифицировать себя под местную биохимию, но, как говорили древние, стоит ли овчинка выделки? Сероводород очень ядовит, он впитывается не только в легких, но и через слизистые и кожу. То есть менять придется весь метаболизм, и высока вероятность, что первые устойчивые к этому яду колонисты все равно в какой-то мере будут травиться. Несомненно, проще терраформировать планету: очистить атмосферу от сероводорода, переделать почву и насажать картошки. А там, глядишь, и яблони зацветут. Для местной живности это в конечном итоге обернется очередным массовым вымиранием, но тут уж ничего не поделать.

До начала полета вопрос об очистке атмосферы не стоял, поэтому заранее разработанного плана у нас нет, но мы обязательно что-нибудь придумаем. В любом случае терраформация займет много времени, так что поначалу, скорее всего, придется строить колонию под куполами, а на «прогулки» выходить только в скафандрах.

Придя в исследовательский центр, я стала рассматривать образцы местной биоты, которые наши роботы бережно доставили и поместили в специальные стеклянные «вольерчики». Были здесь существа, напоминавшие земных амфибий, насекомых, членистоногих, множество самых разных растений и губчатые куски грибов. Все это тщательно сканировалось и препарировалось многочисленными манипуляторами. Из некоторых материалов изготавливались препараты для микроскопического исследования.

— Как ты? — раздался голос Сократа.

Обернувшись, я увидела его голографический образ.

— Отдохнула, — призналась я, — даже слишком.

— Взгляни туда. — Он указал в сторону, и я увидела там пустую стеклянную комнатку. Люк на ее потолке открылся, и оттуда вывалился ракоскорпион.

От неожиданности я аж подскочила. Чудовище было примерно вдвое меньше того, с которым мне довелось повстречаться пару дней назад. Однако оно так злобно стрекотало, что внутри все сжалось и похолодело. Тем временем агрессивное членистоногое разводило четыре клешни, поворачиваясь то в одну сторону, то в другую. Видимо, пыталось решить, кого атаковать. Все это время оно угрожающе изгибало хвост с поблескивавшим острым жалом.

— Оно нас видит? — поинтересовалась я, медленно приближаясь к ракоскорпиону.

— Похоже на то, — ответил Сократ. — Мы тщательно его обследовали, он ничем не отличается от других подобных членистоногих, которых мы просканировали раньше: яда в его жале нет, однако сила хвостовых мышц впечатляет. Нервная система чрезвычайно примитивна…

Чудовище повернулось ко мне и ударило жалом в стекло как раз на уровне моего лица. От резкого звука и неожиданности я отскочила.

— Оно не может разбить этот сверхпрочный прозрачный материал, — заверил Сократ. — Я все рассчитал.

— У него очень быстрая реакция как для существа с примитивной нервной системой, — заметила я, а ракоскорпион тем временем продолжал тщетно долбить стекло.

— Судя по записям, которые собрали наши разведчики, поджидать жертву в укрытии и нападать на нее из воды или прямо в воде — это обычная стратегия данного хищника. То есть во время вылазок тебе следует избегать крупных водоемов.

Я подняла руку, и ракоскорпион застыл, словно соображая, что ему теперь делать.

— Алиса, ты меня слышишь?

— Да, — заверила я, опуская руку и наблюдая, как членистоногое тоже опускает хвост и клешни. — Это что, самая опасная форма жизни на данной планете?

— Похоже на то. По крайней мере, пока мы не нашли ничего опаснее. Зато обнаружили кое-что весьма необычное.

— Что же это?

— Все те же гигантские грибообразные организмы, которыми здесь усеяна вся суша. — Он показал на экран, и там появилось изображение губчатого куска, видимо, отрезанного от одного из местных прототакситов. В нем тщательно ковырялись железные манипуляторы. — Оказывается, местные «грибочки» поглощают углекислый газ, после чего расщепляют его на углерод и кислород посредством фотосинтеза. Прямо как растения.

— Надо же, — изумилась я, — а ведь совсем не зеленые.

— Фотосинтезирующие организмы не обязательно должны быть зелеными, несмотря на наличие хлорофилла. Вспомни земную растительность — она тоже не вся зеленая, — объяснил искин и после небольшой паузы продолжил: — Ну так вот, из углерода они строят свое тело, а кислород, как ни странно, транспортируют в корневую систему.

— И зачем он там?

— Пока неясно, я как раз отправил роботов за дополнительными образцами мицелия. И это еще не все, в клетках данного организма были обнаружены любопытные органеллы наподобие митохондрий или хлоропластов. То есть, скорее всего, когда-то они были симбионтными серобактериями. Представь, они получают от «гриба» серу, сульфаты, воду и питательные вещества, а выделяют сероводород.

— Грибы метаболизируют сероводород? — изумилась я.

— Не совсем, — неуверенно ответил Сократ. — Мы пока выяснили только, что этот яд необходим для созревания их спор. Грибы его, кстати, выделяют в атмосферу. И заметь, кроме того, что местная земля и так богата залежами серы, спустя некоторое время сероводород окисляется до серы и сульфатов, которые тоже оседают в почве, где опять впитываются мицелием и передаются в серопласты. Такой вот сернистый цикл получается.

Надо же, он уже даже назвал выделяющие сероводород органеллы серопластами. Видимо, они все же ближе к хлоропластам, чем к митохондриям.

— Подожди, — нахмурилась я, — но ведь серобактерии могут существовать лишь в сильно восстановительной среде, только там выработка сероводорода энергетически выгодна. А у нас здесь двадцать один процент кислорода в атмосфере, то есть резко окислительная среда, да и грибы усваивают кислород.

— Вот это самое интересное, — поднял палец Сократ, — серопласты живут и размножаются только в специальных капсулах, в которых происходит созревание спор вплоть до их готовности к выходу в атмосферу. Именно в этих капсулах и находится сильно восстановительная среда, чего нельзя сказать обо всех остальных частях «грибного» организма. Как такое вообще могло возникнуть в ходе эволюции? Остается только предположить, что когда-то наш «грибочек» был сероводорододышащим и даже успел скооперироваться с серобактериями. А потом местные синезеленые водоросли начали выделять большое количество кислорода, и ему пришлось приспосабливаться.

— Однако от потребности в сероводороде он так и не избавился, — задумчиво закончила за него я и, помедлив, добавила: — Кстати, при умении метаболизировать такой агрессивный окислитель, как кислород, они должны быть подвижнее, чем просто гигантские столбы.

— Я тоже так подумал, — кивнул искин, — но пока никакой подвижности за ними не замечено. Однако наши роботы уже бурят местную породу, чтобы собрать мицелий из слоев поглубже. Кислород, должно быть, каким-то образом используется далеко под землей.

— Получается, гигантские грибы — это не столько органы размножения, сколько дыхания, — задумчиво протянула я.

— Да, — согласился Сократ. — К тому же кое-какие образцы мицелия мы уже изучили, на микроскопическом уровне они больше напоминают земную плесень.

— Плесень с гигантскими органами размножения и дыхания, которая поглощает кислород и метаболизирует сероводород. Удивительно, — заключила я и почувствовала подъем воодушевления: так и захотелось побыстрее приступить к изучению генома данного организма.

Сократ согласился с тем, что мне уже намного лучше и я вполне могу начать работать, однако настоял, что прямо сейчас мне следует вернуться в свою каюту и поспать. Ведь, согласно местному времени, как раз близилась полночь. А работа не хищное млекопитающее из семейства псовых, в свой естественный ареал обитания не убежит. Вот ведь старый зануда этот бортовой искин!

Вернувшись в каюту, я улеглась в постель и уже собиралась выключить свет, как вдруг увидела в дальнем углу Тимура! Он был таким же, как десять лет назад, и все так же сидел в левитирующем инвалидном кресле.

— Алиса, не слушай Сократа, он не понимает! Ты должна выйти наружу! Слышишь? Как можно быстрее вернись в ту пещеру!

— Тимур? — только и успела вымолвить я, как он исчез.