9

Вынуждена признать, что почти не помню, о чем мы с Тедом беседовали. Единственная причина, почему он со мной заговорил, — это желание позлорадствовать. Кто-то, видите ли, подумывает о том, чтобы заключить контракт с этим бездарным идиотом!

Каждый дизайнер мечтает о том, что кто-нибудь вроде Vuitton или Gucci приобретет его фирму. Вы получаете помощь, рекламу, деньги на устройство презентаций, ваши товары входят в комплексный блок вместе с продукцией других дизайнеров, так что, если одна из ваших коллекций окажется менее удачной, в магазинах просто не смогут отказать, поскольку если они хотят вещи от Balanciaga, то им придется купить и ваши. Подумайте о лицензии. Об аксессуарах. О сумочках. О деньгах. О поддержке. Ни черта вы не получите, если все, что у вас есть, — это табличка с именем над дверью. А так — вам дадут магазин!

В общем, я здорово напилась и закончила вечер в клубе под названием «Цветы зла», где чуть ли не до утра танцевала под песни Нейла Даймонда и общалась с каким-то болтливым геем. Он поведал мне историю о том, как несколько лет назад Хусейн Чалаян разругался с прессой, получив очередную премию: разозлился он оттого, что в журналах только и говорили о Марии Грахфогель — она пригласила в свое шоу «перчинку» Викторию. Помнится, я только кивала в ответ. Потом парень рассказал мне еще одну байку — о какой-то супермодели: бойфренд отснял ее на камеру, как она занимается сексом с другой девушкой при помощи фаллоимитатора, и теперь они не разговаривают. По его словам, фильм получился просто потрясающий. Я спросила, видел ли он его. «Да», — сказал он. Мне показалось — врет. Тогда я, в свою очередь, поведала ему историю (вполне правдивую) о другой супермодели — любительнице групповух. У нее был весьма энергичный дружок; чтобы он не скучал, она приглашала в гости своих товарок, и у нее дома они все вместе устраивали просто сумасшедший секс. У моего трансвестита глаза на лоб полезли.

— Нет! — сказал он.

— Да!

— Быть не может!

— Может, — сказала я, и тут меня вырвало прямо под ноги.

Теперь, разумеется, Александр этого вовек не забудет. Всякий раз, когда я за что-нибудь его ругаю или прошу сделать то, что ему не хочется, он не упускает случая мягко напомнить мне, как меня стошнило на собственные туфли. А что еще хуже, поскольку это были туфли от Alaia и я не смогла их выкинуть, мне пришлось идти в них домой, и всю дорогу от меня за версту несло спиртным и полупереваренной едой.

Приближается Рождество, Александр откладывает заказы, касающиеся одежды для будущего сезона, изучает те, которые ориентированы на нынешний, и одновременно пытается выбрать подходящее место для проведения корпоративной рождественской вечеринки. Звучит слегка напыщенно, но это очень важно — собраться всем вместе. Мы платим своим сотрудникам немного, и эта вечеринка — своеобразный способ отблагодарить их. Многие дизайнеры вообще не считают нужным это делать. Среди них есть такие, кто не приглашает ни одного из малых сих на свои рождественские тусовки.

— Они говорят, что у фирмы недостаточно фондов, — сказала однажды Триш, жуя свою неизменную жвачку. — На самом деле им хватило бы денег, чтобы кормить свой персонал финиками и поить глинтвейном до наступления следующего тысячелетия. Работники трудятся как негры, но черта с два им что-нибудь обломится! Могу поспорить, в подарок они получат прошлогоднее барахло и какие-нибудь вонючие духи. А компания еще удивляется, почему столько товара уплывает из ателье! Если бы они лучше обращались со своим штатом, не было бы такого воровства.

Памятуя об этом, я деликатно подтолкнула Александра, и в итоге было решено, что просто вина и закусок недостаточно. Поэтому мы забронировали целый стол в клубе «Эпоха». Я попросила Александра пригласить нескольких лучших портних и закройщиц и разбавить эту компанию парой живчиков вроде Мими и Лидии — все будет повеселее!

Мими выказывает минимум интереса, когда я напоминаю ей о предстоящем ужине. Она вытаскивает из сумочки Крошку Ми и принимается проверять электронную почту, бормоча что-то о том, что до Рождества ей надо сделать еще тысячу дел и, если она не поднапряжется, то закончит свою карьеру в наркологической клинике — вместе с половиной коллег по модному бизнесу. Куда больше радости она проявила по поводу недавней поездки на выставку «Мода XX века» — куда-то в Дартмур, на загородную виллу, которой владеет супружеская чета — Марк и Клео Баттерфильд.

— Если честно, — говорит Мими, протягивая собачонке кусочек шоколада, — это был мой первый визит туда, и никогда прежде я не видела таких потрясающих вещей. Именно туда звонят Стейнберг и Толкиен, когда им нужен какой-нибудь эксклюзив для особо важных клиентов вроде Dolce & Gabbana. Больше ты нигде такого не найдешь.

Марк Баттерфильд специализируется на одежде 40–70-х годов, и говорят, что у него лучшая в мире подборка вещей от Ossie Clark — это и есть главная причина, по которой Мими туда поехала. Мне бы следовало ехать самой, но у нее верный глаз, и я ей всегда доверяю. В любом случае коллекция Марка — действительно фантастика. К нему всегда обращаются режиссеры и продюсеры; именно он поставлял одежду для съемок фильма «Мюнхен». Случается, Марк отдает костюмы напрокат в магазины наподобие Тор Shop, там шьют дубликат, оригинал же отсылают обратно. К нему приезжают дизайнеры со всего света — среди них есть и очень неприятные личности. Один модельер, к примеру, что-то купил у него, «вдохновился», а потом уничтожил первоисточник, чтобы никто не мог докопаться до истины.

— Представляешь, как это грустно? — спрашивает Мими, садясь и закуривая. Крошка Ми запрыгивает к ней на колени. — Стоило собирать эти реликвии по всему миру, чтобы их сожгли! Половина коллекции может занять достойное место в музее. Кстати, он кое-что ссужает и музеям. — Она затягивается. — Между прочим, я привезла тебе кучу вещей в духе сороковых.

— Сороковых?

— Нуда! — Она вытаскивает изящное черное платье для коктейлей — со множеством пуговиц, отложным воротничком и короткими рукавами. — Все покупали платья в духе сороковых. Буквально в очередь становились. У Марка почти ничего не осталось.

— Правда?

— Клянусь. Смотри. — Она поднимает платье повыше. — Неужели ты не видишь, как оно актуально?

Я смотрю на платье, оцениваю крой и думаю, что Мими права. Изящные линии смотрятся очень современно. Наброски в стиле семидесятых, развешанные по всему кабинету, вдруг начинаются казаться мне совсем старомодными. Они так тяжеловесно смотрятся, в то время как платье в руках у Мими — невероятно элегантное. Может быть, она действительно права. Может быть, эпоха сороковых — девиз нынешнего сезона. Полная затаенной страсти коллекция в духе шотландской вечеринки, над которой я по-прежнему раздумываю, пожалуй, только выиграет, если будет выполнена в стиле сороковых. И потом, я в этом хорошо разбираюсь. Главное — покрой и силуэт, и это единственное, что меня по-настоящему радует. Интересно, не слишком ли далеко я зашла, чтобы что-то менять? Мы с Александром уже заказали весь необходимый материал. Несколько недель провели над образцами хлопка, сравнивая качество и цены. Я улыбаюсь. На память приходит один дизайнер, который сшил все свои блузки из «детского» хлопка, хотел немного сэкономить. «Детский» хлопок значительно хуже по качеству, раз в пять по сравнению с нормальным, к тому же недолговечен. Носится месяца три или четыре. Но, во всяком случае, расходы они сократили, неплохо заработали, и никто даже не догадался. Мы с Александром, конечно, на подобное не пойдем, хоть и всегда стараемся экономить на таких вещах, как, например, кашемир, если можно заменить его чем-нибудь менее шикарным, — не то что пару лет назад, когда я, наивная, хотела всех поразить.

Однако вернемся к сороковым.

— Что, и все это делают? — спрашиваю я.

— Так я слышала, — отвечает Мими. — Представляешь, как будет смотреться та же модель — но из красного джерси? Этакое легкое противоречие. Выразительно, но спокойно. Строго, но не чопорно. Ты должна это почувствовать.

— Я чувствую, — говорю я и, в общем, не лгу. Кажется, она ухватила самую суть! Сердце у меня начинает биться. Вопрос в том, смогу ли я переделать всю коллекцию целиком?

Мими встает со стула (Крошка Ми с визгом шлепается на пол) и начинает рассматривать подборку моих эскизов.

— Мне нравятся пиджаки Оззи, — говорит она. — Складки и пуговицы — как раз в духе сороковых.

— Ты так думаешь? — Я вылезаю из-за стола и присоединяюсь к ней.

— Нуда. Собираешься шить из шотландки?

— В общем, да. Вот образец. — Я вытаскиваю кусочек ткани и протягиваю ей.

— Просто прелесть! — Мими довольна. — Традиционно и современно.

— Еще я купила розового шелка, — говорю я. — Хочу сшить розовое платье для Ванессы Тейт. Мне кажется, розовый будет актуален во всем. Вспомни шикарные брючные костюмы, которые в прошлом сезоне сделала Baienciaga.

— Они всем пришлись по душе, — отзывается Мими. — Сьенна буквально только что сфотографировалась в одном таком для обложки британского Vogue.

— Правда?

— Говорят, отлично смотрится.

— Еще я подумала насчет кружев, — продолжаю я. — Мне нравятся эти блузки от Balanciaga — с кружевными манжетами и воротничками в стиле начала века.

— Кой черт, кружева! — Мими закатывает глаза. — Мои знакомые, у которых свой отдел в магазине на Портобелло-роуд, не успевают их закупать. На прошлой неделе им пришлось ехать за ними в Кемптон и на какую-то ярмарку старинного барахла в Челтенхэм. За последние несколько недель у них побывали закупщики от Louis Vuitton, Marc Jacobs, Lacroix, Galliano, Alice Temperley и Paul Smith. Они хотели кружево.

— Что, все? — Я задумываюсь: если мы не ошибаемся в своих догадках относительно грядущего сезона и другие чувствуют то же самое, то не окажусь ли я в числе опоздавших, поскольку остальные уже везде побывали и все скупили. — В одном и том же месте?

— Мои друзья знают, что надо людям. — Мими улыбается. — Поэтому-то дела у них идут хорошо и от покупателей отбоя нет. Они посмеиваются: очень интересно следить, кто, из великих до сих пор предпринимает самостоятельные изыскания.

— И в самом деле?

Это что — шпилька в мой адрес? Я ведь действительно почти не выхожу из офиса.

— Гальяно и Готье вечно там крутятся. Мой приятель говорит — некоторых дизайнеров он уже сто лет не видел,

— А что именно купил Гальяно? — интересуюсь я. Хоть этот человек однажды и нарядил своих манекенщиц в отороченные мехом брюки, но он по-прежнему — король подиума, и потому неплохо бы мне поживиться за его счет.

— Пару воротничков, — докладывает Мими. И все- то она знает. — И пару меховых шапочек в духе шестидесятых.

— Меховых шапочек?

— Да. Возможно, их отложили именно для него. Ты же знаешь, как он любит такие штуки.

— Пожалуй.

Мы с Мими садимся на пол и начинаем разбирать принесенные ею вещи. Два прелестных коротеньких жакета, на которые я уже давно положила глаз, платье от Givenchy (поверить не могу, что никто его у меня не перехватил), пара-тройка юбок — их я сразу же отправляю наверх, к До- роте, чтобы та сшила точно такие же. По пути назад сталкиваюсь на лестнице с Триш.

— Предвкушаешь вечеринку? — спрашиваю я.

— Да, вся в нетерпении, — смеется она. — Я слышала, будет Лидия?

— Обещала.

— Мне говорили, она бесподобна! — Триш почти в экстазе.

— Тогда, может быть, сядешь рядом с ней?

— А можно?

— Почему бы и нет? — Я улыбаюсь. Всегда готова доставить радость, если это может вдохновить моих сотрудников.

— Спасибо!

— Ты что-то хотела?

— Да. Тут хотят заказать оранжевый жакет, он на выходных появился в журнале You.

— Какой оранжевый жакет?

— Он был у нас в двух цветовых вариантах. Есть еще зеленый. Из весенне-летней коллекции.

— Ах, этот… Он не пошел в производство.

— Как это?

— Никто их не заказывал.

— Неужели?

— Представь себе. У нас нет ни одного.

Черт возьми, всегда так! Какая-нибудь сонная тетеря вроде Триш посылает образец в журнал — но, поскольку модель до сих пор никто не заказывал, неудивительно, что на самом деле ее нет. Наш оранжевый жакет, помимо редакции журнала You, может лежать где-нибудь на складе или же ехать в ТК Махх. Все, что я знаю, — это то, что никто и нигде не сумеет его найти. Большинство журналов не задумываются о том, можно или нельзя купить вещь, о которой они пишут. Американский Vogue, насколько мне известно, всегда следит, чтобы у фирмы была на складе готовая продукция. Но есть несколько изданий, которые просто приходят в восторг, если ту или иную одежду нигде нельзя приобрести. Им плевать, что жакет был сшит двадцать лет назад. Плевать, что он вообще не был сшит. Все в порядке, пока им есть чем заполнить страницы, пока их стилист доволен, пока остальные думают, что этот снимок на самом деле отражает новую модную тенденцию. Они не думают о том, что будет, когда журнал дойдет до покупателя. И потому в большинстве случаев, когда звонит какой- нибудь редактор и просит образцы одежды, мы стараемся отправить ему то, что действительно пошло в производство.

Случилось так, что Триш отправила оранжевый жакет именно в журнал You. Его читатели всегда проявляют наибольшую активность. Тебе могут посвятить целую страницу в Tatier, столбец в Vogue — и ни одного звонка. Но если что-нибудь напечатает You — всю следующую неделю телефон будет трезвонить как сумасшедший.

— Что ты туда отправила? — спрашиваю я, чувствуя невероятное раздражение.

— Отличную подборку, — отвечает Триш. — То, что было в кабинете у Александра. Самые лучшие фасоны из прошлой коллекции. Оранжевый жакет был в числе двадцати вещей, которые они отобрали.

— Просто стыд, что никто до сих пор им не интересовался и мы не поставили его на поток, — говорю я.

— Согласна, — не слишком любезно отзывается Триш.

— А ты не могла отдать им что-нибудь другое?

— Нет. Я предлагала. Но они хотели именно его.

— Это правда?

— Я подумала, что лучше дать им хоть что-то, чем вообще ничего.

— Здравая мысль. — Я с неохотой признаю, что она права.

— В любом случае хочу спросить: что отвечать тем, кто звонит?

— Говори, что у нас настоящий бум с этими жакетами. Скажи, что они должны записаться и ждать своей очереди.

— Ладно. Но ведь никакой очереди на самом деле нет?

— Нет, — вздыхаю я.

— Значит, мне придется врать?

— Да.

— Так же, как в случае с платьем Ванессы Тейт?

— Нет, потому что мы будем шить такие платья. Они пойдут в производство после показа новой осенней коллекции.

— А оранжевых жакетов не будет?

— Нет, Триш. К сожалению, всегда есть тысячи людей, которые встают в очередь за теми или иными моделями и никогда их не получают, потому что вещи, которых они так терпеливо дожидаются, на самом деле даже не были пущены на поток. Ведь так?

— Да.

— Понятно?

— Понятно. Бедолаги.

— Вот именно! Бедолаги.

Я возвращаюсь в офис, несколько подавленная разговором. Если берешь на работу студентов, экономии не жди. Будь у меня нормальный агент по связям с общественностью, он смог бы убедить визитеров из журнала You, что вон то белое платье куда лучше оранжевого жакета — и тогда мы бы сумели продать еще несколько платьев. Но если ты платишь гроши…

— Ты слышала? — спрашиваю я у Мими.

— Угу.

— Потрясающе! — Я плюхаюсь прямо на пол.

— Не садись туда! — выкрикивает Мими.

— Поздно… А что такое?

— Кажется, Крошка Ми сделала там лужу.

Конечно, Мими наверняка знала, что ее чертова Крошка изгадила мой ковер. И конечно, я села прямо туда. К счастью, у меня есть во что переодеться. Вскоре пришел Александр — с парой бутылок вина. Мы слегка заправились. И вчетвером, включая Крошку, отправились на Шафтсбери-авеню, в «Эпоху».

Лидия уже сидит во главе стола. Она следует традициям Кейт Мосс: если ты приедешь загодя, то и уехать сможешь пораньше вне зависимости от того, как прошла предыдущая ночь. По обе стороны от нее сидят мои закройщицы. Чуть дальше, на банкетке, две швеи.

— Привет! — Лидия поднимается и вдет нам навстречу. — Как мило с твоей стороны — все же посетить собственную вечеринку.

— Мы опоздали всего на десять минут, — возражаю я. — Не повод для упреков.

— Я и не упрекаю. — Она улыбается. — Я уже пропустила пару стаканчиков, пока ждала тебя, так что чувствую себя на все сто.

— Ну и отлично, — говорю я. — Давайте садиться. Триш!

— Да? — отзывается та. На ней черный, расшитый блестками топ, узкие темные джинсы и туфли на высоченном каблуке; по ее словам, она купила их в Oasis — хотя они как две капли воды похожи на Jimmy Choo. Вынуждена признать, выглядит она шикарно.

— Твое место рядом с Лидией.

— Превосходно.

Она здоровается и сообщает:

— Мы уже виделись…

Лидия вежливо выслушивает перечень моментов, когда они с Триш пересекались. Эта ситуация ей знакома, и здесь моя подруга ведет себя безупречно. В нужных местах кивает и улыбается, собеседник при этом начинает чувствовать себя как дома. Ее тактичность в разговоре с малозначительными людьми — как мне кажется, одна из причин, почему ее охотно берут на работу. За все годы, что мы с ней работаем в модном бизнесе, я ни разу не слышала, чтобы кто-нибудь грубо о ней отозвался. А грубостей в мире высокой моды хватает.

Хотя, кстати, сама Лидия частенько резка в своих суждениях.

— Ты не поверишь, — объявляет она, откусывая бутерброд. — Меня пригласили прокатиться на яхте мистера Икс.

— Быть того не может, — живо реагирует Александр, тут же отрываясь от какой-то низкопробной сплетни. — Черт возьми!

— Да, — подтверждает Лидия. — Самое шикарное приглашение, которое только может получить человек из модного бизнеса.

— Если не считать приглашения на яхту к мистеру Игреку, — вставляет Мими.

— А кто лучше? — интересуюсь я.

— Ну…

— Мистер Игрек, — отвечает Мими.

— Ты действительно так думаешь? — спрашивает Лидия.

— Так все говорят.

— И когда ты уезжаешь? — Это Александр.

— В июне, — оборачивается к нему Лидия. — Приглашение пришло через агентство сегодня.

— Когда поедешь, выясни, правда ли, что он весь день не выходит на палубу? — зачем-то хочет знать Александр.

— Что это за история? — спрашиваю я.

— Говорят, он весь день сидит в каюте, где работает кондиционер, чтобы грим не поплыл. Выходит только на закате.

— Будь осторожнее, если не хочешь, чтобы с тобой случилось то же самое, что с одной моей подругой, — говорит Мими.

— А что? — спрашивает Лидия.

— Раз тебя пригласили на яхту, ты будешь обязана оказать мистеру Иксу услугу. Моя подруга получила билет в первый ряд, когда он представлял коллекцию мужской одежды. Как будто она разбирается в мужской одежде! Но, после того как она развлекалась у него на яхте, от нее потребовали этой любезности, и ей просто ничего не оставалось делать.

— Ладно, — говорит Лидия. — Я-то не возражаю против того, чтобы посмотреть на мужские шмотки, если такова цена пребывания на яхте. Мне кажется, это неплохая сделка.

— У них что, у всех яхты? — уточняет Триш.

— В основном — да, — говорит Мими. — Правда, многие держат их исключительно для гостей и репортеров, чтобы поддерживать иллюзию шикарной жизни.

— Я слышал, это настоящие плавучие бордели для геев, — замечает Александр. — Плавают по Средиземному морю и снимают мальчиков. Бросят якорь где-нибудь в Микенах, найдут в клубе хорошеньких парней, привезут их на борт, развлекутся, а утром выгонят.

— Что, так и есть? — спрашивает Лидия.

— Какая разница, — говорит он. — Я бы именно так и поступал, если бы у меня была роскошная плавучая хреновина в сто футов длиной.

— Будем заказывать закуски? — предлагаю я, когда к нам уже в пятый раз подходит официант.

Спустя три четверти часа мы уже поглощаем индейку. Не знаю, что заставило меня заказать традиционный рождественский ужин, но, кажется, закройщицы на своем конце стола и швеи во главе с Доротой вполне удовлетворены. Александр не притрагивается к своей порции; очевидно, успел сбегать в туалет и принять там дозу для подъема настроения. Лидия уплетает еду с истинным наслаждением, как всякий, кто не боится набрать вес. Мими, напротив, с суеверным ужасом ковыряется в тарелке. А Триш слишком захвачена праздничной атмосферой, чтобы есть.

— Во всяком случае, я такое слышал, — говорит Александр. Из левой ноздри у него течет, но он, по-моему, даже не чувствует этого. — Карл точно носит вещи только от Dior, потому что обожает Хеди и думает, что все его костюмы непревзойденные. А ест он лишь то, что приготовлено специально для него, и еда непременно должна быть завернута в фольгу. Черт знает, что такое. А если он приглашает своих сотрудников куда-нибудь поесть, то это значит, что сначала им придется идти к нему на виллу и дожидаться, пока Карл там отобедает, и уж потом они все вместе поедут в город. И все с этим мирятся!

— Везде так, — отзываюсь я. — Не думаю, что это настолько уж оригинально.

Подают пудинг. Едят только трое. Спиртное начинает действовать. Александр становится все более несносным, а вместе с ним, судя по всему, и Мими.

— Слышала я одну отвратную историю, — внезапно объявляет она, — о дизайнере, который остановился со своими друзьями в частном доме в Ибице. Они сняли его на две недели летом. И угадайте, что у них было с собой?

— Что же? — улыбается Александр. Кажется, сейчас он получит анекдотец по своему вкусу.

— Море слабительного!

— Чего?

— Да-да. — Мими морщит нос. — Когда они уехали, хозяевам пришлось разбирать ванну и чистить мебельные чехлы. Везде было полно дерьма. Очевидно, сначала постояльцы заказывали омлеты из белков, но потом переключились на сандвичи с ветчиной и цельное молоко — неудивительно, судя по тому, сколько они потребляли наркоты. И целая толпа педерастов слоняется по всему дому. — Она улыбается. — Кто бы только подумал? Кстати, мне, всегда, казалось, что у этого парня чертовски занудные коллекции.

— Это не тот самый дизайнер, который после ужина фотографировал приглашенных знаменитостей обнаженными? — спрашивает Александр.

— Нет, — говорит Мими. — Или по крайней мере вряд ли.

Мы смеемся. К нашему столу приближается моя знакомая дизайнерша. У нее репутация пьяницы и кокаинистки, и, судя по неуверенной походке, она и под кайфом, и под градусом. Но ведь сейчас Рождество.

— Привет! — восклицает она, в поисках опоры хватаясь за стол. — Счастливого Рождества!

Однажды мы, к сожалению, обратились к ней, когда нам срочно понадобилась швея, так что теперь вынуждены поддержать светскую беседу.

— Привет. — Я натянуто улыбаюсь. — Веселишься?

— Только что уехала с собственной вечеринки. Кто-то сказал мне, что вы тут развлекаетесь всей компанией. Так я подумала, что, пожалуй, присоединюсь.

— Здорово, — говорю я, мысленно посылая ее ко всем чертям.

— Порошочка нет? — спрашивает она.

— Извини, нет.

— Жаль… — Она плюхается на стул рядом с Александром.

Он сейчас в таком состоянии, что может разговаривать даже с мебелью, и поэтому я решаю оставить все как есть и перехожу на другой конец стола, чтобы поболтать с Доротой и ее товарками. Через пятнадцать минут возвращаюсь и вижу, что вдрызг пьяная девица вскарабкивается на колени к моему партнеру и шепчет ему на ухо что-то вроде «я хочу, чтоб ты меня трахнул». Некоторое время они так сидят, она ведет себя совсем уж непристойно, Александр же становится все мрачнее. Наконец она слезает с его коленей и сообщает, что ей надо в туалет.

— А вы, кажется, поладили, — говорю я, когда она скрывается за углом.

— Убери ее от меня, — шипит Александр. — От нее несет блевотиной.

К счастью, пьяная дама, судя по всему, находит другую жертву, более сговорчивую, потому что к нам она не возвращается.

Мы по-прежнему пьем и курим, разбиваем три бокала. Дорота и закройщицы первыми собираются уходить; они немного перебрали шампанского и теперь зигзагами петляют между стульями. Мими и Лидия вместе сидят в углу, обсуждая мужчин-манекенщиков и нижнее белье. Крошка Ми спит на банкетке. Вижу, как Александр припирает Триш к стенке. Она выглядит немного испуганной.

— Наркотики — отличительная черта модной индустрии! Именно здесь настоящий разгул для фантазии. — Он явно сел на своего конька. — Честное слово, говорить о моде всерьез невозможно, ибо тут просто не о чем говорить! Нельзя сказать: «В этом сезоне я сделал замечательную юбку!» Все дело в том, что я одеваю какую-то стерву, потому что она — знаменитость и может поддержать мой брэнд. Если она появится на публике в моем платье, значит, я получу некое признание, и потому мне приходится всячески ее ублажать. Я должен быть любезен с журналистами и лизать им задницу. Я должен быть любезен с клиентом, чтобы моя фирма не погибла. Все это так опустошает душу. — Александр останавливается, чтобы набрать воздуху. — Друзей у тебя в этом мире нет. Индустрия моды не признает товарищества. Никто не пытается завязать настоящие отношения. Люди — паразиты. Они болтают о всякой ерунде. Вот почему большинство из нас всегда под кайфом — это просто бегство от действительности. Иначе нельзя противостоять реальности. Приходится как-то себя поддерживать, иначе в один прекрасный день мы просто сядем и скажем: «Мы не зарабатываем денег. Тогда какого черта, чем мы занимаемся?»

— Александр, — говорю я.

— Что? — Он бросает на меня взгляд. Глаза у него остекленевшие, лицо осунулось, скулы торчат.

— Хочешь, я отвезу тебя домой?

— Да, пожалуйста…

Загрузка...