Модный Вавилон

15

Через два дня я сижу у себя за столом, своим лучшим почерком составляю план и пытаюсь подсчитать, достаточно ли у нас побрякушек, которые мы можем раздарить.

— Александр! Мы даем им брелоки с черепами, мыло — и что еще?

— Одну шифоновую блузку, — отвечает он.

— Но это же из прошлого сезона! И все это поймут.

— Можно быть или щедрой, но несовременной, или же стильной, но скупой, — возвещает Александр. — Лучше слегка переборщить в плане щедрости, пусть думают, что у нас есть все.

— А что мы будем дарить мужчинам?

— Патрик спер где-то несколько галстуков от Versace, которые тем не менее мало похожи на Versace, так что, полагаю, можно подарить их, споров ярлычки.

— Нельзя дарить то, что было украдено.

— Изъято, — поправляет Александр.

— Все равно.

— А что ты предлагаешь?

Я сажусь и какое-то время смотрю прямо перед собой. Показ меньше чем через две недели. У меня просто нет времени, чтобы думать о том, что получат от нас в подарок репортеры мужского пола. Все равно они где-нибудь это потеряют. Забудут. Почти весь вчерашний день я промучилась от похмелья, после того как мы в два часа ночи пили клубничный мартини в «Лайт бар». Перед отъездом в Нью- Йорк мне предстоит еще ужин с представителями прессы и фотосессия для Tatler, и вдобавок каждый раз, когда я думаю, что уже близка к цели, появляются Мими, Александр или Дорота, у которых что-нибудь пошло не так. Оборки, которыми мы решили украсить шелковые блузки, оказались просто ужасными. Их нужно отпороть и переделать — сшить из другой, менее яркой ткани, за которой Триш надо бежать в магазин. Честное слово, мне некогда думать о каких-то там сомнительных галстуках!

— Ладно, — говорю я. — Если они на самом деле не слишком Versace.

— Не волнуйся, — отвечает Александр. — Даже я, при моем-то наметанном глазе, не смог бы отличить.

Пора идти. Вечеринка скоро начнется, и мы гордимся тем, что ужин проходит в шикарном ресторане на Ноттинг-Хилл. Мими знакома с его хозяином — Уиллом Рикером, а Александр еще со времен своей жизни в западной части Лондона знает Рассела — одного из метрдотелей. Совместными усилиями они ухитрились обеспечить нам ужин почти задаром. Мы оплачиваем себестоимость еды и выпивки, а они, в свою очередь, получают возможность накрыть стол для двадцати самых влиятельных людей в мире британской моды. Чтобы не мешать остальным посетителям в главном зале, нам отвели отдельное помещение внизу. Триш и Мими провели там полдня, все украсили и подготовили. Должна признать, к моменту моего прибытия зал выглядит просто потрясающе. Мои помощницы вдохновились платьем Ванессы Тейт и оформили комнату в серебристо-черных тонах. Черные с серебром подставки под тарелки (и возле каждого стула — серебристый пакет с подарками), серебристые бокалы, черные льняные салфетки, черная скатерть, расшитая серебряными звездами. Сотни серебристых воздушных шаров плавают под потолком.

— Вы обе поработали на славу, — говорю я, стоя на пороге и глядя на все это великолепие. — По-моему, просто здорово.

— Фантастика, — в тон мне отвечает Триш, подпирая стенку и взлохмачивая свои вихры. — Я бы сказала: фантастика.

— Согласна, — отзывается Мими. — Не видела ничего подобного с того самого дня, когда был праздник в честь двадцатилетия Фредди Виндзора. У нас получится отличная прощальная вечеринка перед отъездом в Нью-Йорк.

— Это не совсем прощальная вечеринка, — говорю я. — Мы не прощаемся с ними, а скорее просим их остаться нашими друзьями в Нью-Йорке.

— Если выразиться точнее, мы просим их не закатывать нас в асфальт, — поправляет Александр.

— Думаешь, они могут? Тогда мы станем просто посмешищем.

— Полагаю, они способны отсрочить экзекуцию на один сезон, а потом начать беспощадную расправу, — отвечает он.

— Давайте напоим их до чертиков, — предлагает Мими. — Если они один раз налижутся у тебя на глазах, то потом, скорее всего не станут делать гадости.

— К слову о выпивке, — говорю я. — Никто не хочет хлебнуть, прежде чем приедут гости?

— Мне надо подумать, как всех рассадить, — отзывается Александр.

— Мне надо ехать домой и переодеваться, — говорит Мими.

— Мне тоже, — говорит Триш.

— Я уже подумала о том, как их разместить, — отвечаю я. — Это труднее, чем заполнить первый ряд на показе.

— Надо внести в твой план кое-какие коррективы, — говорит Александр. — Я знаю все последние сплетни в отличие от тебя. Во всяком случае, Ник уже спешит на помощь.

— Тогда ладно. Но я не могу просто слоняться здесь и ждать. Я начинаю нервничать.

— Прогуляйся, — советует Александр.

У меня нет охоты пререкаться с ним по поводу рассаживания гостей (над этим я вчера думала до часу ночи, подхлестывая себя нурофеном и имбирным чаем), а также объяснять, что женщины не ходят гулять на десятисантиметровых шпильках. Есть туфли для прогулок, есть туфли для коктейлей, рассчитанные на долгое стояние, и есть, наконец, туфли для званого ужина. В них ты вылезаешь из такси, входишь в ресторан, дефилируешь в туалет, возвращаешься обратно за стол — и не более того. Итак, на мне парадные туфли и узкое черное платье, и я не очень-то готова разгуливать в таком виде по лондонским улицам.

Тем не менее я выхожу на тротуар, и порыв холодного ветра заставляет меня взбодриться. Я так волнуюсь по поводу этого ужина, что стук сердца отдается у меня в ушах, а ладони то и дело покрываются потом. Зажигаю сигарету и затягиваюсь. От этого меня еще больше мутит. Ноя упрямо курю. Зачем мне понадобилось приглашать всех этих людей на ужин? Что я пытаюсь доказать? Что могу играть по-крупному? Что достаточно крута для презентации в Нью-Йорке? Потребуется нечто большее, чем несколько стаканчиков виски и вкусные бутерброды, дабы убедить этих ребят, что я действительно стою доверия.

После десяти минут ходьбы я оказываюсь в «Макдоналдсе» близ Ноттинг-Хилл-Гейт. Не помню, как я туда попала, — но теперь сижу, прижавшись лицом к огромному зеркальному окну, поигрываю двумя соломинками для коктейля, будто в ожидании заказа, и плачу. Это все стресс, нервы, волнение и растущая неуверенность в собственных силах. Достаточно ли хороши мои идеи для Нью-Йорка? Неужели меня растопчут? Неужели моя карьера близится к закату? Почему никто не хочет купить мою фирму, чем я хуже Теда Николса?

Мне звонит Александр и интересуется, где я. Уже приехали двое: девушка из Sunday Times, она заведует страничкой моды, и еще какой-то тип из Wonderland.

— Давай, черт возьми, двигайся! — кричит мой партнер и тут же понижает голос — здоровается с одной из наших постоянных клиенток из Matches: — Привет, Клэр.

Я пытаюсь собраться с духом. Пять минут провожу в туалете. Рассматриваю в зеркале свое опухшее, мокрое лицо. Яркий свет только подчеркивает все его недостатки. «Господи, — думаю я, вытирая размазанную тушь, — даже Кейт в подобной ситуации выглядела бы не лучше». Я возвращаюсь и с полминуты издалека рассматриваю прибывающих гостей. Вижу, как в ресторан входит девушка из Standard, и с ней еще одна — из журнала You. Подъезжает черное такси, и я замечаю изящные лодыжки ассистентки из Vogue. Глубоко вздыхаю, приглаживаю волосы и перехожу дорогу.

В нашем зале стоит приглушенный гомон. Я улыбаюсь закупщику из Harrods, здороваюсь с девушкой из Matches, встречаюсь глазами с ассистенткой из Vogue и с ребятами из мужских журналов. Беру бокал шампанского и удаляюсь под защиту Мими и Ника.

— В общем, Гвинет появилась на съемках беременная, и мы делали вид, будто ничего не замечаем. Она пыталась натянуть на себя эти платья, и все говорили ей, что она потрясающе выглядит. А потом, когда она ушла, фотограф повернулся к нам и сказал: «Черт возьми, я знаю, что она беременна и все такое, но она же вдобавок и растолстела!» Я просто ушам своим не поверила. — Глаза у Мими круглые от ужаса. Она делает глоток шампанского. — Я хочу сказать: а что женщине остается делать? Да, у нее будет ребенок. Оставьте ее в покое.

— Привет, — говорю я. — Веселитесь?

— Веселимся, — улыбается Ник. — Наверное, Гвинет просто не следовало приходить на съемки. В прошлом году я работал на Ибице, и у одной модели была лактация. Просто отвратительно. Хотя из-за этого сиськи у нее казались такими большими!

— Нельзя получить сразу все. — Мими закуривает. — К слову, я тоже надеюсь вскоре завести ребенка.

— Да? — Я делаю попытку включиться в разговор.

— Но у тебя же нет парня, — напоминает Ник.

— И в чем проблема? — отвечает Мими. — Разве ты о таком не слышал?

Я решаю оставить Мими и Ника, занятых разговором о матерях-одиночках, и обойти всех гостей. Девушка из Standard, судя по всему, неплохо проводит время, беседуя с ассистенткой из Vogue. Боюсь, у меня не хватит смелости вмешаться.

— Кажется, все идет как надо, — шепчет мне на ухо Александр. — Я слегка поменял план рассадки.

— Неужели? — спрашиваю я, улыбаясь девушке из Matches.

— Знаешь ли, это вопрос политики — кому сидеть рядом с тобой.

— И?..

— Если Standard сядет справа от тебя, a Vogue слева, то журнал You останется за флагом или же придется потеснить Sunday Times с Wonderland. И потому забирай себе Мими и Ника, потому что они твои друзья и никто по этому поводу не обидится.

— Хорошо. — Я действительно чувствую облегчение. Меньше всего мне сейчас хочется общения. Я слишком устала и слишком напряжена для светской беседы и потому едва ли смогу составить приятную компанию двум самым разговорчивым женщинам во всей британской индустрии высокой моды. Всю болтовню предоставим Александру. Он это умеет.

— А с кем будешь сидеть ты?

— С Vogue и Dazed, — сообщает он, понижая голос.

— Да, девушка из Vogue забавна, — ободряюще говорю я.

— Мы хорошо проведем время. — Он ухмыляется. — Встань, пожалуйста, в дверях и приветствуй гостей. Сюда идут твои персональные клиенты.

— Я готова.

— Ты их узнаешь. — Он подмигивает. — На них надето по десять штук твоих вещей.

Я с приклеенной улыбкой становлюсь у двери, как стюардесса. Закуриваю и быстро принимаюсь за второй бокал шампанского. Это хороший способ притвориться занятой и в то же время слушать, о чем болтают вокруг.

— Ты читала то, что написали в Telegraph о Марке Джакобсе? — спрашивает кто-то позади меня.

— Да-да, — отвечает второй голос. — Я и не знала, что он так серьезно подсел на наркотики.

— Еще как! — говорит первый. — Он принимал кокаин и напивался с таким видом, как будто это ему уже давно не в диковинку — конечно, ничего подобного на самом деле не было.

— Просто невероятно.

— Да. Когда он работал у Louis Vuitton, то привык проводить ночь на какой-нибудь гулянке, а потом возвращаться в офис и заваливаться спать на кушетке.

— Неужели?

— Да. Когда однажды месье Арно вернулся в неурочное время, остальные просто накрыли Джакобса пальто и сделали вид, что его нет на месте.

— Какая прелесть.

— Я и сама думала, что это все очень мило. Но Джакобсу только бы тусоваться. Как-то я встретила его на вечеринке (а со мной была одна известная голливудская актриса, которая заодно с ним нюхала порошок), и он представился ей с такой изысканной вежливостью, как будто они никогда прежде не встречались. Должна признаться, она немного смутилась.

— Просто поверить не могу, что он столько зарабатывает. В прошлом году компания Marc Jacobs International получила около четырехсот миллионов фунтов от продаж.

— Он целых шесть лет ничего такого не принимал. Если не считать кофе и сигарет.

— Ну, это не в счет.

Время — девять часов, и шампанское уже начинает выдыхаться. Две мои русские клиентки или запаздывают, или вовсе не собираются приезжать. Александр решает, что пора садиться за стол. Не то чтобы кто-то действительно хочет есть. Это — модный ужин, где еда должна выглядеть просто сногсшибательно, стоить уйму денег и подаваться крошечными порциями. Вот почему, как мне кажется, в мире моды так популярна икра. А когда блюдо, наконец, подают, существует только один способ с ним расправиться. Нужно поднять как можно больше шуму по поводу того, какое оно замечательное. Ты сообщаешь всем вокруг, что не ела со вчерашнего дня и чертовски проголодалась, поскольку была слишком занята и вообще ведешь насыщенную и беспокойную жизнь. Затем берешь один кусочек, говоришь: «Как вкусно!», разминаешь все остальное вилкой и закуриваешь. Потом, чтобы доказать всем, что у тебя нет анорексии и ты правильно питаешься, нужно заговорить о диковинных блюдах, которые тебе доводилось пробовать, а затем перевести беседу на сумочки, туфли или Брэда Питта.

Я сижу, слушаю, как остальные обсуждают кальмаров под чилийским соусом и креветочные шарики, и жалею, что здесь нет Лидии. Она способна подцепить на вилку трех креветок за раз.

— Ты что-то говорил о Хайди Клам? — спрашивает Мими, которая уже не ест, а курит.

— Да, — говорит Ник.

— А тебе не кажется, что она — самая переоцененная модель в мире?

— Э…

— Честное слово, ей платят в десять раз больше, чем другим манекенщицам. А они, по-моему, гораздо красивее. Интересно, как ей это удалось? Она, должно быть, сама сидит и ломает голову: как это я стала такой знаменитой? Да, я немка — давайте я буду демонстрировать украшенные бриллиантами сандалии Birkenstocks. Да, у меня классные сиськи, давайте покажем меня в бюстгальтере. Господи, какая же она невыносимая! Почему англичанки ничем подобным не занимаются? Кейт могла бы сколотить целое состояние, если бы выпустила, например, «трусы от Кейт» или что-нибудь такое. Она могла бы создать «Мир Кейт». Но — увы.

— Наверное, не так уж много желающих за ней угнаться, — смеется Ник. — Я хочу сказать, такие штуки не для Америки.

— Ну, не скажи… Мне кажется, она могла бы продать даже снег эскимосу.

— Это не ты мне рассказывала, как Кейт сбросила вес? — спрашивает Ник.

— Нет, — говорит Мими. — Я просто не верю в эту историю. О Кейт Мосс ходит невероятное количество сплетен. Она не делала кесарево сечение и не перетягивала себе живот. Она не из тех женщин, которые готовы вызвать у себя преждевременные роды, лишь бы только не набрать вес. Да, малыш будет заморышем, зато ты шикарно выглядишь. Можешь себе такое представить? Я бы никогда на это не пошла.

— Но ведь огромное количество моделей прибегают к помощи хирурга, — говорю я. — Они всегда пытаются там убавить, здесь перетянуть.

— Дело в том, что люди пытаются сохранить имидж, — отзывается Ник. — И никто не удивляется, если ради этого они поступают дурно. Пару лет назад творились вещи еще и похуже. Помню одну свою приятельницу-модель. Она работала с японцами и могла получить пятьдесят тысяч. Ее должен был фотографировать Бэйли. У нее был лучший стилист. Перед началом съемки она отправилась в туалет и через двадцать минут все еще не вернулась. В конце концов, кто-то отправился следом и выломал дверь. Оказывается, она выбралась через окно и уехала на такси домой.

— Согласна, — говорит Мими, держа в одной руке сигарету, в другой — вилку для креветок. — А помнишь тот потрясающий случай? Модель застрелила итальянского принца в номере отеля! Не за то, что она застукала его в постели со своей лучшей подругой, а за то, что они вынюхали весь ее кокаин!

— Я бы не сказала, что в наши дни многое изменилось к лучшему, — добавляю я. Помните вечеринку в отеле, когда одна из девушек встала на карачки посреди комнаты и заорала: «Кто хочет трахнуть меня первым?!»

— Да, но она действительно известная скандалистка, — говорит Мими. — Ее никто никогда не воспринимает всерьез.

— Твоя, правда.

— Привет, — поворачивается Мими к женщине справа. — Как дела?

— Очень устала, — отвечает та.

— Удалось искусственное оплодотворение? — интересуется Мими.

— Ну… почти.

Ник заговаривает с девушкой из Matches, сидящей слева от него, а я смотрю на гостей и размышляю, как это оплодотворение может «почти» удаться? Александр на противоположном конце стола ловит мой взгляд и беззвучно спрашивает: «Все в порядке?» Я точно так же отвечаю: «Да».

Мы уже собираемся начать с ним обычный разговор, как в зал входит Ирина Антонова. Все вещи на ней — из моей нынешней коллекции. Наслаждаясь произведенным эффектом, она останавливается у стола в ожидании приветствий, а я мысленно прикидываю, сколько всего на ней надето. Узкая серая юбка, которой я завершила свой прошлый показ, в сочетании со свободной белой блузкой, первоначально обнаруженной мною в Marks & Spencer и переделанной (высококачественный хлопок, перламутровые пуговицы). Сверху — облегающий жакет грифельного цвета с бледно-розовой подкладкой (один из тех, что так хорошо расходились в Harrods). Если все сложить, то ее наряд стоит около тысячи шестисот фунтов стерлингов. Плюс внушительное количество украшений от Chanel и сумочка из крокодиловой кожи тысяч за десять. Господи, почему я не занимаюсь аксессуарами?!

— Ирина! — Я встаю. Эта женщина для меня очень важна и стоит некоторой помпы. — Как приятно вас видеть! Пожалуйста, садитесь вот сюда.

Она просит прощения за то, что опоздала: была на заседании организации Красного Креста по поводу какого-то благотворительного бала. Обожает благотворительность. Ну, что ж, у нее без счета и денег, и свободного времени. Иногда мне кажется, что я — одна из ее рухнувших надежд.

— Эти русские очень быстро привыкают к богатству, — шепчет Мими, когда я возвращаюсь на свое место. — Помню свадьбу Натальи Водяновой и Джастина Портмана. До их встречи у нее не было ни гроша, но тем не менее свадебное платье для нее делал Том Форд. Помнишь? А всем ее подружкам на головы повязали шарфы — кажется, это какой-то патриотический штрих в стиле русского кантри.

— Я знаю эту пару, — говорит Ник. — Он всегда выходит к ней и целует ее за кулисами или прямо на подиуме, чтобы все видели. Такое поведение всегда казалось мне немного странным.

— У русских всегда странные отношения, — говорит Мими. — Знаю одну модель, за которой муж (он же — менеджер), примерно на сорок лет ее старше, ходит по пятам с видеокамерой. Он снимает на пленку, как она одевается, раздевается и ходит по подиуму. Мне кажется, он чего-то побаивается.

— Есть молоденькие девушки, которые, приехав на Запад, думают, что уже достигли успеха, потому что нашли себе какого-нибудь богатого старика. «Модели» — читай «шлюхи». В Париже, под крылышком у мафиози, их множество. Пока продолжается Неделя моды, они ходят по подиуму, а потом их сдают в аренду каким-нибудь богатым бизнесменам, у которых яхты на Ривьере.

— Выжить может только по-настоящему умная модель, — отвечаю я. — Лидия говорит, что всегда можно с первого взгляда отличить тех, кто не продержится дольше одного сезона. Тех, кого бизнес сожрет и кто закончит свою карьеру в сомнительных ночных клубах с сомнительными мужчинами. Это те, кто нуждается в моде больше, чем мода нуждается в них. Выживают сообразительные. Лидия рассказывала прелестную закулисную историю о Стелле Тенант, когда она работала у Dior. Какой-то мерзкий тип орал на манекенщиц: «Давайте, девочки, выстроились в линию!» Обращался с ними как со скотиной. Стелла вдруг развернулась и говорит: «Почему бы тебе самому не встать и не попробовать?» Вы знаете, какой у нее пронзительный взгляд? Парень так и заткнулся.

Александр на своем конце стола начинает стучать ножом по бокалу, требуя тишины. Разговоры смолкают, он встает. Александр, с его уверенностью в себе, которую дает частное образование, — прирожденный оратор. Он хорошо улавливает общее настроение и здорово рассказывает анекдоты. Мой коллега начинаете того, что благодарит всех собравшихся, повторив, что здесь сидят сливки британской (а возможно, и мировой) индустрии высокой моды. Все скромно улыбаются. Александр благодарит их за поддержку, без которой мы оба уже стояли бы за прилавком на Портобелло-роуд. Он объявляет, что все мы — одна семья и ему бы хотелось поделиться с ними как с лучшими друзьями нашими последними достижениями. Он рассказывает о разговоре с Марком Ваном и о том, что мы неуклонно движемся, развиваемся и разворачиваемся. Гости немедленно изображают волнение и радость.

— Мы также, — продолжает мой партнер, — делаем первые, пробные, шаги на нью-йоркском поприще. И оба слегка нервничаем.

Александр улыбается. Все дружно вздыхают.

— Зайдите к нам на Бервик-стрит и посмотрите, сколько там выкуривается сигарет! Но в любом случае мы надеемся, что вы станете нашими незримыми спутниками. В качестве наших друзей, наставников и союзников вы будете рядом с нами по ту сторону Атлантики. И потому если сегодня у нас и есть герои дня, то это вы. Мы благодарим вас за поддержку, за то, что вы пришли сюда, и надеемся, что вы не покинете нас во время этого безумного путешествия. За вас! — Он поднимает бокал. — И за тех, кто с вами!

Раздаются сдержанный смех и аплодисменты.

— Кажется, меня сейчас стошнит, — шепчет Мими.

— Да. — Я улыбаюсь. — Ему бы следовало работать в пиар-бизнесе.

Все встают и чокаются.

— Твое здоровье, — говорю я Нику. — Это была хорошая идея.

— Знаю, — отвечает он. — Я гений.

Все садятся, и на стол подают шоколадный мусс.

Угощать шоколадом людей из мира высокой моды — это все равно что ставить водку перед алкоголиком, пытающимся завязать. Некоторые тут же накидываются на сладкое, другие дожидаются кофе, прежде чем исподтишка запустить ложку в шоколад. Кто-то пытается его не замечать, но не способен сосредоточиться ни на чем ином, пока не проглотит три полные ложки подряд. А кто-то съест совсем чуть-чуть и закуривает, чтобы удержаться от дальнейшего. Мими принадлежит к последнему типу. Она уже выкурила не одну сигарету, прежде чем ее разочарованная соседка, которой почти удалось забеременеть, успевает хотя бы решить, что ей делать со своей порцией.

— Нет-нет, я клянусь, у них интрижка, — говорит Ник. — Он вовсе не гей. Он бисексуал.

— Кто? — спрашивает Мими, изо всех сил стараясь ничего не упустить.

— Один мой приятель. Он сшил нечто похожее на свадебное платье Коко.

— Почему дизайнеры больше не шьют свадебные платья? — вздыхает она, поворачиваясь ко мне.

— Не знаю, — говорю я. — Наверное, это немного устарело. Иногда, правда, можно увидеть такое платье, сшитое с долей иронии, в коллекциях от-кутюр.

— Последнее свадебное платье, которое я видела на подиуме, было несколько проблематичным, — сообщает Мими. — Рядом с моделью шли еще две девушки, которые должны были поддерживать подол, потому что подиум был чересчур узкий. Они задрали юбку слишком высоко, а на манекенщице не было нижнего белья, так что ее лобок оказался выставлен на всеобщее обозрение.

— Хотел бы я это видеть, — признается Ник. Он начинает говорить неразборчиво, опирается на локоть и скользит по столу. — В наши дни на подиуме редко на такое наткнешься.

— Привык к Вивьен Вествуд? — спрашивает женщина, которая пытается забеременеть. — Она всегда носила прозрачное платье — и никакого белья.

— Вот это были дни, — бормочет Ник.

Гости начинают расходиться. Ассистентка из Vogue ушла. Девушка из Standard еще здесь — болтает с гостьей из Sunday Times. Закупщик из Harrods — с Александром. Парни из мужских журналов отчалили, благополучно забыв подаренные им галстуки от Versace. Большинство пакетов с подарками так и остались висеть на спинках стульев или валяются на полу. Я прохаживаюсь вдоль стола и выясняю, понравился ли гостям вечер и придут ли они на мою презентацию в Нью-Йорке. Все настроены доброжелательно, мы им явно угодили. Кажется, приглашенные хорошо провели время. Двое-трое малость перебрали, кое у кого раскраснелись щеки, но в целом атмосфера жизнерадостная и располагающая к дружескому общению.

— Это просто маленькая шалава, у которой мордочка как у бурундука, — слышу я краем уха. — Мне все равно, что она сдает экзамены на степень А и надеется попасть в Кембридж — эта дрянь отказалась надевать меха на лондонской Неделе моды, а потом жаловалась, что ей не дают открыть шоу. В конце концов, ей пришлось трижды переодеваться, чтобы получить возможность выйти первой. Когда только она уймется? А ведь ей всего двенадцать.

Я возвращаюсь на свое место и вижу, что Мими и Ник просто помирают со смеху.

— К сожалению, нет, — говорит Ник.

— В чем дело? — спрашиваю я.

— Он никогда не был в душе у Тьерри.

— Где-где?

— У Тьерри Мюглера в спортзале стоит душевая кабина, так что те, кто занимается на тренажерах, могут одновременно наблюдать за теми, кто моется.

— Я бы тоже не отказалась, — говорю я и снова встаю — проводить закупщика из Harrods.

Мы обсуждаем продажи, говорим о том, как хорошо расходится новая коллекция, особенно с тех пор как Ванесса Тейт получила «Золотой глобус». Он жалуется, что у них мало серебристых платьев, и я обещаю, что следующая подборка будет и больше, и лучше, поскольку мы собираемся подыскать себе менеджера.

Я прощаюсь с ним, улыбаюсь другим гостям и снова иду к столу, где Мими сидит, обняв за плечи женщину, пытающуюся забеременеть. Та, кажется, плачет.

— Что случилось? — спрашиваю я у Ника.

— Хрен его знает, — пожимает он плечами. — Минуту назад они болтали о Лили Коул и Лили Дональдсон, а потом она начала реветь. Это все из-за шампанского. Она выпила по меньшей мере бутылку.

Я наблюдаю за тем, как Мими со словами сочувствия выводит женщину из зала, по-прежнему держа ее за плечи. Сажает ее в такси и через пять минут возвращается.

— Слава Богу, — говорит она, опускаясь на стул и закуривая. — По крайней мере одна положительная рецензия нам обеспечена.

— Почему? — спрашиваю я.

— Она перепила и выставила себя полной дурой у тебя на вечеринке. Ей будет неудобно поливать тебя грязью в Нью-Йорке.

— Мими права, — говорит Ник. — Невероятно удачный вечер. Кто-нибудь знает, из какого она журнала?