Модный Вавилон

17

До показа два дня. Мы работаем в экстремальных условиях. К тому же продолжаем страдать от перемены часового пояса — просыпаемся в четыре утра и после обеда уже начинаем клевать носом.

Я много раз была в Нью-Йорке и каждый раз забывала о том, насколько здесь многолюдно и суматошно. На улицах полно людей, все куда-то несутся, на дорогах пробки, машины движутся, повсюду какое-то возбуждение. Последние пару дней погода стоит просто замечательная, очень холодная, почти морозная, на небе — ни облачка. Воздух обжигает легкие.

Мыс Александром живем в Soho House. Потрясающее здание в отличном районе! Когда Сара Джессика Паркер и остальные звезды «Секса в большом городе» снялись в бассейне на крыше здешнего клуба, отбою от гостей не стало. Половина богатых нью-йоркцев и все англичане, жаждущие развлечений, ошиваются в ресторане и игорном зале; что удивительно, в нем разрешено курить. Сейчас, во время одной из самых невероятных недель в году, нам пришлось пустить в ход все свои связи, чтобы получить номер в одном из самых крутых отелей. Точнее, это Александр воспользовался какими-то своими связями — и в результате в нашем распоряжении чуть ли не самые большие апартаменты в Soho House. Стоят они недешево (тысячу долларов за ночь), но, руководствуясь логикой человека, который занимает в одном месте, чтобы заплатить в другом, Александр решил, что мы можем еще и сэкономить, если будем спать в одной кровати, а остальную площадь в триста квадратных метров использовать для примерок, деловых встреч и всего прочего. В частности, для размещения коллекции.

Доставить сюда одежду тоже было нелегко. Нам пришлось заполнять таможенную декларацию и заявлять, что наши платья не представляют какой-либо ценности сами по себе. Мы были вынуждены перечислить все, что везли с собой, включая аксессуары. Пережили два досмотра — в Англии и в Америке. А потом, когда с таможенными процедурами было, наконец покончено, нам с Александром пришлось задуматься над тем, как доставить огромные баулы в отель. К счастью, удалось разыскать некую службу грузоперевозок; парни под завязку набили машину нашими вещами, а мы ехали сзади, вплотную к ним, чтобы они не смылись.

Первые сутки никто из нас не покидал отеля. Я была поглощена тем, что наедалась до отвала, безостановочно поглощала чипсы и любовалась видами на Гудзон, не утруждая себя прогулками. Мы лишь побывали в близлежащем магазине Джерри, чтобы посмотреть, как распродаются наши вещи, но, когда я увидела девственно-нетронутые ряды своих белых блузок, мне сразу же захотелось уйти. Я вернулась в бар, села в кожаное кресло, один за другим выпила два стакана «Кровавой Мэри» и устроилась в уголке с газетой.

В то время как весь модный Лондон вращался вокруг нас. Спрятавшись за разворотом Telegraph, я видела, как вошел Джефферсон Хек в обществе некоей худой девицы и какого-то парня с татуировками на предплечьях. Они очень напоминали хокстонскую компанию. В другом конце бара я заметила одну из сестер Сайке, она сидела за столиком с кем-то столь же худым и лохматым, как она сама. В ближайшем углу звезды Нью-Йорка усердно поддерживали свое реноме: автор «Секса в большом городе» Кэндес Бушнелл обедала с Джей Мак-Инерни и Салманом Рушди. Я скромно допила свой коктейль, опустошила миску арахиса и незаметно смылась.

Горничные только что закончили уборку в нашем номере, и мы пытаемся как-то украсить комнату до прибытия Эйдена. Эйден — один из лучших кастинг-агентов в Нью- Йорке. Англичанин по происхождению, он согласился организовать нам показ только из уважения к Александру, которого знает уже много лет. Может быть, между ними что- то и было, но теперь они просто друзья. Последние несколько недель Александр активно переписывался с ним по электронной почте. Письма стайками летели из-за океана и обратно. Сколько нам нужно манекенщиц? Когда у нас показ? Какую сумму сможем заплатить?

К сожалению, мы не относимся к категории тех, кто в состоянии позволить себе престижное шоу, так что, естественно, перед нашими дверями едва ли выстроится длинная очередь девиц, отпихивающих друг друга локтями, чтобы прорваться к нам на подиум. Но Эйден собирается пригласить нескольких фавориток сезона и использует для этого самый обыкновенный шантаж. Он делает одновременно несколько шоу, не только в Нью-Йорке, и потому, чтобы удержаться в его команде, как это обычно бывает, модели вынуждены участвовать и в таких второразрядных показах, как наш. Мода — вещь международная; Эйден работает в Милане и Париже. Поэтому, чтобы попасть на презентацию Gucci или McQueen, манекенщицы должны отработать в нашем жалком показе, где им заплатят всего по пятьсот долларов. В Лондоне плата такая низкая, что кастинг- агенты с огромным трудом находят девушек. Если супермодель даже шагу не сделает меньше чем за тысячу долларов в день, то можете себе представить, как нелегко заставить кого-либо ходить по подиуму за какие-то жалкие сто фунтов. Чтобы помочь дизайнерам, модельные агентства в Лондоне работают по восходящей. За первый показ они просят сто фунтов, за второй — сто сорок, потом двести восемьдесят и наконец — триста двадцать, и все это, разумеется, включая двадцать процентов вознаграждения для агента. К сожалению, в Нью-Йорке все иначе. Если честно, не будь у нас поддержки Эйдена, не уверена, что мы бы вообще смогли устроить здесь презентацию. И за все его хлопоты мы платим ему семь тысяч долларов.

Эйден стучит в дверь, Александр идет открывать. Он бодр и возбужден — то и другое обычно ему не свойственно. Эйден — темноволосый красивый мужчина в джинсах, черной трикотажной рубашке и кожаном пальто до пола. Он стоит на пороге, постукивая тяжелыми ботинками по паркету, и зычно провозглашает, что на улице страшный холод, снимает стильные очки и заносит в комнату объемистый черный портфель.

— Как дела? — спрашивает Эйден, хлопая Александра по спине и целуя меня в мочку уха. — Рад видеть вас в Нью- Йорке. Отличный номер! — Он проходит по комнате, щупает кровать с балдахином, рассматривает переносную ванну в форме яйца. — Здорово. Никогда прежде здесь не останавливался. Летом тут невозможно отыскать свободное место в бассейне, чтобы пристроить туда матрас.

Эйден, как и многие парни из мира моды, меняет акцент в зависимости оттого, с кем говорит. С нами кастинг- агент беседует, как англичанин, но, как только перед ним окажется человек, рожденный по эту сторону Атлантики, он превратится в ньюйоркца.

Александр заказывает кофе и выпечку, а Эйден рассказывает о том, как проходит Неделя высокой моды.

— Здесь Пэрис Хилтон и Николь Ричи, — говорит он. — И думаю, что Скарлетг Йоханссон будет открывать показ Imitation of Christ.

— Отлично, — отвечает Александр. — Мне нравятся их вещи. А она что, теперь их муза вместо Хлои Севинье?

— Не знаю. — Эйден расстегивает портфель. — По-моему, они обе ничего себе.

— Итак, кто будет работать у нас? — спрашиваю я, потирая руки и пытаясь притвориться заинтересованной.

Всегда ненавидела эту часть работы. Модели все надоедливые, несговорчивые и упрямые. И очень дорого запрашивают. Как бы я ни любила Лидию, но мне всегда казалось, что получать столько денег всего-навсего за худобу и умение пройти по прямой — это несколько несправедливо. И потом, вы удивитесь, — огромное количество моделей вообще не умеют ходить. В прошлом сезоне у меня была девушка, которую я планировала выпустить в трех различных платьях, но когда увидела ее походку, то решила, что в лучшем случае она выйдет на подиум только раз. Она так поднимала колени и раскачивалась, что походила на ревматичную лошадь.

— Начнем, — говорит Эйден, вытаскивая первый снимок. — Нежность снова в моде. И потому наш новый девиз — нежность.

— Что? А я думал, наш девиз — красота, — прерывает его Александр. — По крайней мере что-то в этом роде сказал Дамиано.

— Боюсь, ты не прав, — улыбается Эйден. — Хит сезона — мягкость. Простая, безыскусная, неброская…

— По-моему, это печально, — говорю я.

Он пожимает плечами.

— Номер первый. Юлия, Киев.

С тех пор как супермодели сошли со сцены и исчезли такие красавицы, как Хелена Кристенсен и Эмбер Валетта, осталось только два пути, чтобы проложить себе дорогу в модельном бизнесе. Первый способ — работать с Анной Винтур и сниматься для обложек Vogue. Если Анна помещает вас на обложку, вам жутко повезло. Это — шанс занять место среди ведущих знаменитостей. Второй способ — сотрудничество с могущественными марками вроде Louis Vuitton, Prada или Gucci. Они живут за счет вновь открываемых талантов. Им не нужны известные имена, им подавайте какую-нибудь свеженькую шестнадцатилетнюю сибирячку. Дальше — все просто. Если Prada наняла на работу худенькую девочку откуда-нибудь из Ялты, то можно с уверенностью сказать, что в дальнейшем ее пригласят к себе все ведущие дизайнеры, даже если еще ни одна душа не видела показа у Prada и девочка никому не известна. Все включат ее в свои шоу просто для того, чтобы показать, какие они продвинутые и современные.

Работа Эйдена — знать, что это за девочки, кто из них участвует в новой акции Prada и кто отличается особой красотой, пусть даже еще и не подозревает об этом. Иногда я думаю, что большинство моделей просто ускользают от взглядов журналистов, которые наблюдают за показом. Мы демонстрируем всем и каждому, какие мы крутые, выпуская на подиум неизвестных манекенщиц, и они кажутся репортерам просто безликой толпой, так что, когда Юлия, в конце концов, пробьется наверх, все уже забудут, что эта девушка открывала наш показ в Нью-Йорке.

— Должна сказать, что не вижу в ней ничего замечательного, — говорю я.

— Она очень нежная, — с энтузиазмом сообщает Эйден.

— Ну и что? — спрашивает мой партнер.

— У нее контракт с парфюмерной фирмой.

— В таком случае мы ее берем.

— Хорошо. — Эйден берет другое фото из кучи на столе. — Наташа. Семнадцать лет, Владивосток.

— Господи, это же какая-то лосиха! — дергается Александр.

— Она всех распугает, — добавляю я.

— Она участвует в рекламной акции, — настаивает Эйден.

— О Боже, нет.

— Только через мой труп, — упирается Александр.

— Она работает у Зака Позена и Марка Джакобса.

— Тогда ничего не поделаешь, — смиряюсь я.

— Ты уверена? — спрашивает Александр.

— Это же Марк!

— Ладно, — сдается он. — Она хотя бы, черт подери, умеет ходить?

— Ставит одну ногу точно перед другой, — с улыбкой заверяет нас Эйден.

Это продолжается еще полтора часа. Эйден показывает нам очередную незамысловатую девчушку из восточноевропейского захолустья, убеждает нас в ее потенциальной ценности, мы вздыхаем и включаем ее в список. Слава Богу, что со мной Александр: одна я, наверное, уже давным-давно потеряла бы терпение. Некоторые дизайнеры обожают моделей, им нравится весь этот внешний блеск. Они любят сплетни и бурное веселье. А я просто хочу найти, наконец, манекенщиц и выработать что-то вроде программы.

Очень важно, кто именно открывает и завершает твой показ. Честолюбивые актеры бьются за то, чтобы их имена возглавляли список на афише; манекенщицы всегда озабочены тем, в каком именно порядке они выйдут на подиум. Это показатель статуса, оригинальности и авангардизма. Если твой показ открывает какая-нибудь третьеразрядная модель, то ты, скорее всего третьеразрядный дизайнер. Мир моды это учтет.

Когда редактор журнала присутствует на презентации, он подмечает все. Любая мелочь обернется или в твою пользу, или против тебя. Где проходит показ и во сколько. Какую атмосферу ты создала. Что даришь гостям. Кто твой стилист. Какая у тебя прическа. Каково музыкальное сопровождение. Редактор все видит и обобщает. Ты получаешь дополнительные бонусы, если на показе есть знаменитости. Если у тебя хорошие манекенщицы. Теоретически твоя презентация может быть признана провальной еще до того, как первая модель появится на подиуме.

К счастью для меня, у Александра особый нюх на такого рода вещи. Он договорился с очень хорошим продюсером по имени Марк, который занимается этим делом уже семь лет и работаете Америке, Милане и Англии. Александр поболтал с ним и ухитрился выторговать крупную скидку. Без шоу-продюсера никуда не денешься, и они обходятся недешево. Они так организуют расстановку сил на подиуме, чтобы все было подано в самом лучшем виде. Но в Нью- Йорке, помимо обычной, фиксированной платы, которая колеблется от десяти до пятнадцати тысяч, продюсеры требуют также десять процентов от общей суммы, в которую обошлась организация зрелища. И потому, если аренда помещения, включая свет, технику и музыку, стоила вам около семидесяти тысяч долларов, то придется заплатить продюсеру еще семь штук. Но, поскольку это наш первый показ в Нью-Йорке и Марк надеется, что мы еще прибегнем к его помощи, он согласился работать с нами за пятнадцать тысяч круглым счетом.

Кроме того, Александр умудрился договориться со стилистом и парикмахером. И то и другое нам проспонсировала фирма MAC; снова упирая на то, что это наша первая презентация, мой коллега выбил в качестве стилиста Беверли Блонд, а в качестве парикмахера — Джеймса Кара. Беверли, конечно, не первый сорт, но и, слава Богу, потому что профессионалы первой величины требуют от двадцати до тридцати тысяч. Большую часть этой суммы получает сам стилист, остальное делят ассистенты (по сто — сто пятьдесят долларов каждому). К счастью, MAC заплатила Беверли и ее команде пятнадцать тысяч, так что теперь может поставить на программке показа свой логотип. Сделка с Джеймсом прошла точно так же. Если учесть, что крутые парни зарабатывают по двадцать пять тысяч долларов за раз, нам просто несказанно повезло, поскольку и Джеймса благодаря MAC мы заполучили всего за пятнадцать.

— Итак, — спрашивает Эйден, — вы довольны девочками?

— Мы просто счастливы, — отвечает Александр.

— На это уйдет около десяти тысяч, — добавляю я.

Эйден интересуется:

— Шоу открывает Лидия?

— Надеюсь, что так.

— Если нет, нужно договориться, кто будет это делать. Если Наташа, то Юлия откажется завершать, и так далее.

— Я вообще не понимаю, почему все так из-за этого волнуются, — говорю я. — Помните, Наоми узнала, что кто- то другой будет завершать презентацию у Валентино?

— Все так… Но…

— Мы еще не продумали порядок, — говорит Александр. — Займемся этим завтра, когда начнется примерка.

— Хорошо, — отвечает Эйден. — Если будут проблемы — свяжитесь со мной, я договорюсь с агентствами.

У него звонит мобильник, он встает и начинает ходить по номеру. Мы с Александром глядим сначала друг на друга, потом на фотографии манекенщиц, которые будут участвовать в нашем показе.

— Я бы предпочел, чтобы красота снова вошла в моду, — бормочет Александр, перебирая пачку снимков и анкет.

— Да, это было бы куда приятнее.

Он вздыхает.

— Ни одна из этих девок мне не нравится.

— Мне тоже, — говорю я. — Но Гуччи считает, что они исключительны…

— Слушай, я же сказал: никаких проблем не будет! — Эйден ходит туда-сюда вдоль вешалок, перебирает костюмы, вытягивая наружу то юбку, то жакет, и бегло их осматривает. — Да!.. Хорошо… ладно… Пока, — и оборачивается к нам. — Прошу прощения! Маленькие неувязки с сегодняшним показом Марка Джакобса.

— Ничего страшного, — успокаиваю его я.

— Хорошая коллекция.

— Спасибо, — улыбаюсь я.

— Кажется, Маккуин тоже увлекся шотландской темой, так что у вас будет хорошая компания, — сообщает он, застегивая портфель. — Ладно, ребята, увидимся. Вам никто не предлагал билетов на показ Luca Luca?

— Что-что?

— Luca Luca.

— Нет.

— Это, конечно, не звезды первой величины, но сходить туда стоит, — говорит он. — Там всегда полно знаменитостей. В прошлом сезоне я сидел напротив Пэрис Хилтон и наблюдал за тем, как она в течение всего шоу подкрашивала губы, глядя в пряжку собственной сумочки вместо зеркальца. Очень смешно.

— Увидимся. — Александр провожает его до дверей. — Спасибо тебе за помощь.

— Всегда рад, старина, — отвечает тот и уходит.

— Вот черт, — говорю я.

— Что такое?

— Ты слышал, что он сказал?

— Он много чего сказал.

— Что Маккуин шьет из шотландки.

— Откуда ему знать? Маккуин целый месяц ничего не показывал.

— Может быть, Эйден разговаривал с моделями. Откуда, черт подери, мне-то знать?! Но у нашей коллекции та же самая идея!

— И что?

— И все! — Сердце у меня колотится, во рту внезапно пересыхает. — Черт, черт, черт! У нас та же самая идея!

— Это не важно.

— Нет, важно. Я буду выглядеть неоригинально. Как будто подражаю Маккуину.

— На самом деле, — с улыбкой замечает Александр, — ты будешь представлять коллекцию первой.

— Но… да, ты прав. Но… его коллекция будет лучше!

— Нет, — говорит Александр. — Она просто будет другая.

— Лучше.

— Другая.

— Зачем мне вообще об этом сказали?

— Я тебя понимаю. Но ничего не исправишь.

— Теперь эта мысль будет меня терзать, пока мы не увидим его чертову коллекцию, а потом я буду в отчаянии сравнивать ее со своей.

— Успокойся.

— Не могу.

— Можешь.

— Нет. Посмотри, у меня уже руки трясутся.

— Взгляни на все с другой стороны: ты окажешься рядом с Маккуином в журнальных обзорах.

— Ты прав, — улыбаюсь я и хлопаю Александра по плечу. Какой он молодец! Всегда придумает какое-нибудь утешение.

— Представь себе заголовок: «Шотландия снова актуальна!», а внизу ты — и Маккуин. Вы размышляете над новым оригинальным направлением в моде, сидя за чашкой кофе где-нибудь в закусочной на Ганновер-сквер.

— Ты прав, — повторяю я, успокаиваясь.

— Я всегда прав. — Мой партнер улыбается. — Только вообрази себе эту картинку в американском Vogue.

В дверь стучат.

— Это, наверное, Беверли, — говорит он. — Улыбочку! И давай проверим, хорошее ли у нас чутье!

Со стилистами много возни. Поскольку я сама не слишком увлекаюсь макияжем, а Александр — гей, нам обоим трудно восхищаться оттенками губной помады. Каждый специалист по мэйкапу, которого мы приглашали, всегда выносил свое безапелляционное суждение о том, что именно нынче в моде. Не то чтобы действительно было трудно в этом разобраться. Просто каждый новый сезон — это или глаза, или губы. Если в прошлом сезоне подчеркивали глаза, то в этом будут подчеркивать губы, и наоборот. Хотя вынуждена признать, что мы оба просто стали в тупик пару лет назад, когда в моду вошли брови — ну, почти что глаза.

Александр однажды довольно жестоко заметил, что носы в моде не будут никогда. Мне стало так смешно, что пришлось сделать вид, будто я поперхнулась, и выйти из комнаты. Так или иначе, в прошлом сезоне были глаза, и потому — держу пари — теперь будут губы.

Входит Беверли со своей бездонной сумкой, полной косметики, и я пытаюсь сделать просветленное лицо и притвориться, будто мне безумно интересно все, что она будет говорить. Следом за ней идет молодая девушка, должно быть, лет пятнадцати.

— Привет, — говорит Беверли, протискиваясь в дверь.

Полная англичанка с огромной грудью и волосатыми руками, она больше похожа на уютную диванную подушку, чем на всемирно известного стилиста. Она знакомит нас с Натальей, которая, по ее словам, продемонстрирует нам несколько возможных вариантов макияжа, говорит, какой у нас замечательный номер, рассказывает о других показах, на которых ей доводилось работать, и одновременно с этим вытаскивает из своей сумки целый арсенал косметических средств. Потом подходит к вешалкам с одеждой и щупает атласную блузку.

— Замечательный цвет, — заявляет Беверли. — Так вдохновляет! Чистый и сильный. Очень актуально. И очень стильно. Женственно, но не по-девчачьи. Женщина в такой блузке как бы говорит: «У меня все под контролем». Кажется, это станет девизом сезона 2006–2007.

— Хорошо. — Я улыбаюсь. — Основная идея коллекции — роскошь и легкий оттенок декаданса, но очень сдержанно. В духе шотландской вечеринки сороковых годов. Затаенная страсть и много пуговиц.

— Розовый цвет — это здорово, — повторяет она. — Думаю, нам стоит использовать такой оттенок для губ и вообще сделать его ведущим для всего показа.

— Да? — оживляется Александр.

— Именно, — кивает Беверли. — В этом сезоне мы подчеркиваем губы.

— Неужели? — Он притворяется потрясенным.

— Да-да. Губы, большие губы. Рот — вот что главное!

— Верно, — поддакиваю я.

— Минимум макияжа на глазах, — продолжает она. — Зато оформляем щеки.

— Так же, как и губы?

— Да. Используем для них оттенки розового и персикового. Я имею в виду, естественные тона. Итак. — Она садится и берет Наталью за подбородок. — Мне кажется, неброский макияж на глаза — и этого достаточно. Как будто его почти нет.

— Хорошо, — говорит Александр.

— Светлый тон, немного блеска — эффект росы. Розовые щеки и выразительные, сочные губы.

— Интересно.

Бев открывает свои пузырьки и флакончики, вытаскивает пуховки. MAC выпустила новую ярко-розовую помаду и просила ее прорекламировать. Для нас это большая удача. Я притворяюсь крайне удивленной. Александр вторит мне: как же нам повезло! Бев мажет непритязательное личико Натальи тональным кремом, подводит глаза темно-серым, наносит на ресницы бесцветную тушь, которая, как выясняется, тоже новый продукт от MAC, затем румянит Натальины щеки и накладывает на губы толстый слой блестящей помады.

— Этот макияж не займет много времени, но эффект — потрясающий. — Пальцы Бев, пока она это говорит, так и мелькают. — Ваш показ с утра?

Александр кивает.

— Стало быть, ваши манекенщицы придут невыспавшиеся — или вообще не спавшие, кое-кто накануне напьется или нанюхается. Наш макияж будет очень кстати. Главное — не переборщить. Не то чтобы я не доверяла своим людям… — Бев смеется. — Кто у вас занимается прической?

— Джеймс. Он должен прийти после тебя, — говорит Александр.

— Джеймс Кар?

— Да.

— Замечательно. Я часто работала с ним в паре. Он ведь учился вместе с Гарреном?

Гаррен — один из лучших парикмахеров в мире, сумевший раскрыть индивидуальность многих супермоделей. Он работал с Брук Шилдс на шоу у Келвина Клайна; сделал Карен Элсон короткую рыжую стрижку, которая стала ее фирменным знаком; уговорил Эрин О'Коннор расстаться со своими длинными каштановыми волосами, покраситься в черный цвет и перестать выщипывать брови. В течение последних тридцати лет Гаррен неизменно оставался в числе лидеров, и его почти невозможно залучить к себе, если вы, конечно, не Версаче.

— Нет, к сожалению, — говорит Александр. — Он не учился с Гарреном. Но, по-моему, Кар — один из команды Фанни.

— Да, помню, — отвечает Бев. — Блондин с зачесанной вперед челкой.

— Точно.

— Мне нравился Фанни, — заявляет Бев. — Очень стильный. А какие у вас задумки насчет причесок?

— Пока никаких, — отвечаю я. — Наверное, мы дождемся Джеймса.

— Ладно… смотрите. — Она поворачивает голову Натальи вправо, влево, чтобы мы могли полюбоваться на ее работу.

Не знаю, что и сказать. Девушка выглядит так, будто она бежала марафонскую дистанцию. Щеки ярко-розовые, лицо блестит, словно от пота. Но губы, бесспорно, впечатляют.

— По-моему, потрясающе, — говорит Александр.

— Да? — спрашиваю я.

— Очень вдохновляет.

— Благодаря вашей коллекции, — признается Бев.

— Может быть, сделать общий тон и щеки чуть светлее? — осмеливаюсь высказаться я.

— Ты так думаешь?

— Ну…

— Мне кажется, неплохо, — мнется Александр.

— Неплохо? — Бев явно задета.

— У американцев это слово значит нечто большее, поспешно выкручивается мой партнер. — «Неплохо» означает… великолепно.

— Так вы довольны?

— Мы в восторге. — Александр кивает, делая мне знак.

— Сногсшибательно, — роняю я.

— Я рада, что вам понравилось. — Она улыбается.

Еще семь минут дежурных любезностей — и Бев со своей необъятной сумкой и раскрашенной моделью, наконец, убирается прочь.

— Прости, — говорит Александр, крутя головой. — Я просто не мог ничего поделать! Нам нужна ее репутация. Я очень мало знаю о макияже и еще меньше в нем разбираюсь. Так что пусть всем этим займется она.

— Хорошо, — отзываюсь я. — Я просто пыталась изобразить, что мне интересно.

В дверь снова стучат.

— Господи, дай мне сил! — стонет Александр и идет открывать.

Входит Джеймс Кар — весь в черном — и тоже тащит за собой баул. На нем очки от Gucci, на макушке огромная кепка. Когда он ее снимает, обнаруживается, что он совершенно лысый. У него протяжный калифорнийский акцент, и он дымит как паровоз. Он успел выкурить три сигареты, прежде чем разложил свои принадлежности. Он сообщает, что хит сезона — завивка и невероятно актуальны проборы. Что сегодня девиз всех стилистов — безыскусность. Должно казаться, что девушка только что проснулась и еще не успела привести себя в порядок. На такую «никакую» прическу уйдет не меньше двадцати минут, говорит Джеймс. Александр намекает, что нам нужно что-нибудь совсем простенькое. Презентация стоит в программе дня первой, так что модели прибудут за полчаса до начала, не раньше. В таком случае, полагает Джеймс, нам нужен не стиль, а чтобы все было «прелестно, прелестно, прелестно». Его предложение — высокий «конский хвост», одинаковой длины у всех моделей. У него есть несколько накладок для тех, у кого короткая стрижка. Мы с Александром переглядываемся и киваем: это и в самом деле просто, красиво и сдержанно. Джеймс благополучно покидает нас, мы облегченно вздыхаем и достаем из мини-бара бутылку водки Grey Goose.

— Тебе не кажется, что у всех наших моделей лица типичных уроженок Кройдона? — спрашивает Александр, касаясь губами высокого бокала.

— Кажется.

— На подиум выйдет целая вереница двойников Вики Поллард! — Он начинает смеяться. — Надеюсь, американцы не смотрят сериалы об английской глубинке.

Проходит три часа, но мы с Александром даже и подумать не в состоянии, чтобы тащиться на показ Luca Luca или на вечеринку к Марку Джакобсу. Мы опустошили почти целую бутылку водки и употребили шесть граммов кокаина. Александр провез его зашитым в складку коллекционных брюк. Слава Богу, он утаил от меня, что собирается протащить через границу наркотики. Теперь же, учитывая жуткий сбой биоритмов, от которого мы оба страдаем, я искренне рада его контрабанде.

Двух понюшек вполне достаточно, чтобы мы не заснули до десяти часов, но потом силы тают. Мы решаем, что ляжем спать пораньше. Впереди у нас примерки, возня с постановкой и общение с легионом двойников Вики Поллард.

— Знаешь что? — произносит Александр, облачившись в невероятно чопорную пижаму в полосочку и отправляясь чистить зубы.

— Что? — спрашиваю уже из постели и делаю гигантский глоток Grey Goose.

— Я подумал о том, какое блистательное шоу можно устроить с помощью обыкновенной воздушной тяги. Шмотки появляются на подиуме вовремя, через нужные промежутки времени. Никаких падений, никаких скандалов. И гораздо дешевле.

— Да, — соглашаюсь я. — Намного дешевле, черт побери!