Могол

Глава 11 ШАХИНШАХ

— Мы старые люди, — сказал Акбар, — и нам есть что вспомнить.

Говоря это, он несколько лукаво посмотрел на Питера Бланта. Питеру исполнилось семьдесят пять лет. По христианскому летосчислению, это произошло в 1600 году. Он для падишаха значил больше, нежели просто самый старый из приближенных.

Все сидящие вокруг Могола были не менее уважаемы их хозяином. Действительно, компания оказалась весьма необычной, единственной в мировых анналах. Здесь собрались такие разные по происхождению, расовому и религиозному, люди.

Вот бледнолицый английский христианин. А рядом с ним совершенно светлокожие братья мусульмане Абул Фазл и Шейх Файзи. Темнокожий с орлиным профилем раджа Бирбал, брамин, по соседству с совершенно темнокожим индусом-солдатом Тодаром Малой.

«Да, мы многое можем вспомнить», — подумал Питер. Иногда он сам удивлялся обилию приключений, выпавших на его долю. Но все им сделанное можно было увидеть вокруг в виде построек, прочитать по налоговым спискам. Или, например, стоя рядом с падишахом, смотреть на парад войск, в формирование которых и он вложил свой труд. Да, сорок лет успех сопутствовал Моголу!

А ведь начиналось все не так безоблачно. Победа над Хему принесла Акбару ключи от Дели, но четырнадцатилетний мальчик тогда был окружен несметным числом врагов, причем даже и среди своих приближенных.

Не то чтобы Байрам-хан, хан из ханов, как он сам любил себя называть, или Хан Бабу, как его называл Акбар, — и он, надо сказать, очень ценил этот титул, — когда-либо считал себя его врагом. Все его благоденствие было связано с силой и славой Могола, однако он считал, что это должна быть сила и слава, задуманная самим ханом и им же контролируемая.

Все последующие четыре года Акбар мирился с подобным опекунством. Питер уже почти отчаялся, сознавая, что жизнь его висит на волоске, — просто пока у Байрама не хватает времени на варвара-иностранца. Только постоянный интерес Акбара к жизни Европы и его глубочайшая признательность Питеру Бланту за ту удачно выпущенную стрелу являлись гарантами его безопасности.

Возможно, также Акбар чувствовал свою вину в том, что вовремя не помог Ричарду Бланту. Причем это чувство усугубилось, когда он узнал о судьбе Гилы-аги, которая, отказавшись от самоубийства, пошла прямо в лагерь Хему с длинным ножом, спрятанным под сари.

Ей разрешили пройти к радже, ведь она была его тещей, но отчаянную женщину схватили прежде, чем ей удалось отомстить за свою семью. В отместку Хему отдал ее солдатам.

Говорят, она умерла под шестьдесят восьмым.

Все это нестерпимо мучило Акбара, ведь Гила приходилась дальней родственницей его матери.

У него самого не было ни малейшей склонности к разврату. Ему приводили женщин, когда в том возникала необходимость, и он отказывался от них по собственному желанию. Наложниц ему приводили лишь тогда, когда он того страстно хотел. Но он не позволял себе познать другую любовь, отличную от любви к Хамиде Бану-бегам. Возможно, он так бы никогда и не узнал ее, не испытал этого чувства даже к своему сыну Мураду, рожденному одной из его патанских наложниц. У Акбара полностью отсутствовали какие-либо пороки. Все он делал без злобы и без страха.

Так, он заранее решил судьбу женщин Хему и отправил их обратно в семьи.

Только через четыре года, когда власть его над Дели и Пенджабом да и еще кое-где постепенно упрочилась, он решил сместить Байрама, главного своего министра.

Причины для этого были. Тот стал невыносимо высокомерен, требовал, чтобы все люди из шахского окружения величали его Хан Бабу, словно он и в самом деле приходился отцом им всем. Подобное поведение задело Хамиду, и та вместе с Махам Анагой, оставшейся близким другом в личных апартаментах Акбара, провели определенную обработку падишаха, которого стали раздражать попытки Байрама объединить придворных вокруг себя, его высокомерие.

Байрам нелегко принял отставку. Он закипел от ярости и отправился в Пенджаб в надежде поднять там восстание, Акбар только и ждал этого, чтобы открыто осадить зарвавшегося подданного. Байрам спокойно принял поражение и заговорил о паломничестве в Мекку, на что получил согласие, но был убит одним из своих старых врагов еще до отъезда.

Все признавали, что Акбар в совершенстве познал искусство государственного управления, по мере необходимости был способен действовать быстро и жестко.

Или его мать могла так действовать.

Акбар изредка горевал о Хане Бабу, который был ему значительно больше отцом, чем Хумаюн. Но в то время на все его дела оказывала значительное влияние партия гарема, возглавляемая сыном Махам Анаги Адхам-ханом.

Для Питера Бланта это вряд ли было великим достижением, поэтому он убедил Акбара обзавестись собственным великим визирем. Атгах-хан пробыл на должности всего год — его убили. Никто не сомневался, что это сделано по приказу сына Махам Анаги. Акбар созвал приближенных, чтобы посоветоваться.

— Махам Анага и ее семья должны быть изгнаны, мой государь, — сказал Абул Фазл.

— И ваша мать, — добавил Шейх Файзи. — Нет нужды вредить им, но править должны вы.

Акбар печально посмотрел на Питера, который отлично понял, какие мысли промелькнули в голове юноши. Довольно трудно разрушить кокон, в котором провел все предыдущие годы. Да еще столкнуться с ответственностью, которая за этим последует...

Размышления падишаха прервали громкие удары в дверь. Обе створки ее распахнулись, пропуская Адхам-хана.

— Мой государь! — закричал он, опускаясь на колени к ногам Акбара. — Я понимаю твое беспокойство. Но Атгах-хан замышлял недоброе против тебя.

— Я верю, что многие замышляют недоброе против меня, — мягко сказал Акбар.

— И вы правы, — стоял на своем Адхам-хан, — поднимаясь на ноги. — Некоторые из них среди ближайшего вашего окружения. — Он посмотрел на Питера. — Не пристало султану Дели держать у себя в покоях варвара.

Акбар окинул взглядом своих приближенных.

— Он имеет в виду, что вы должны удалить нас всех, мой государь, — сказал Абул.

— Тогда я сделаю выбор немедленно, — ответил Акбар. — Блант-бахадур, этот человек враг тебе и мне тоже. Ты не разберешься с ним?

Удивленный таким неожиданным поворотом событий, Питер некоторое время колебался, затем вынул меч из ножен.

— Только не проливай кровь здесь, — приказал Акбар. Адхам-хан также застыл, до глубины души изумленный подобным приговором. Он не двинулся с места, пока Питер вкладывал меч в ножны и шел к нему. Наконец, стряхнув оцепенение, он попытался выхватить свой меч, но Питер, воспользовавшись преимуществом в росте и весе, обхватил его, приподнял и вынес на балкон. Хан кричал и сопротивлялся, но ничего не мог поделать против превосходящей силы. Питер оглянулся на Акбара и увидел быстрый кивок. Он поднял Адхам-хана над балюстрадой и бросил вниз. Пролетев пятьдесят футов, тело ударилось о землю.

Хамиду Бану-бегам и Махам Анагу отправили в почетное заключение до конца жизни. Но обе они вскоре умерли, как люди говорили, от позора.

Акбар не сожалел о содеянном. Окончательное освобождение от опеки женщин, казалось, освободило огромную волну энергии, каковой Блант не видел раньше у императора. Новый великий визирь, Муним-хан, был назначен незамедлительно. Следующие сорок лет падишах почти непрерывно вел войны, стремясь покорить всю Индию. И был близок к своей цели.

В восемнадцать лет он оказался способным познать основы стратегии, которых даже Бабур не сумел одолеть. Акбар удивил всех началом своей первой военной кампании к югу от Агры, в районе, известном как Малва. Эти земли еще тридцать пять лет назад потрясли необычайным плодородием Ричарда Бланта и Прабханкара. Здешние жители выращивали хлопок. Акбар, стремясь выйти на естественные рубежи, провел свою армию через разобщенные мелкие княжества до самой Нарбады и там приказал остановиться. Кампания была завершена за шесть месяцев. Он овладел зерновым районом, способным обеспечить королевство хлебом на все времена.

Продвигаясь на юг, Акбар оставил земли раджпутов нетронутыми. Сами раджпуты удивились этому больше чем кто-либо иной. Их поразил внезапный взрыв энергии человека, который, как они считали, находился в спячке. Теперь дремавший проснулся. В битве при Панипате Акбар показал, что с ним по-прежнему придется считаться. И не оставалось сомнений, что следует готовиться к новому вызову этого юнца с «Кох-е-нуром» на шее.

Акбар повернул на древнейших врагов своего дома не раньше, чем присоединил к своим владениям Малву. Дело оказалось серьезным, и кампания заняла около шести лет, причем более кровопролитного и фанатичного конфликта Питеру видеть не приходилось.

Акбар был непреклонен. Его военный гений стоял на первом месте в ряду многочисленных талантов императора, известных миру. В нем сочетались ярость Чингисхана, жестокость Тимура и тактический гений Бабура. Ему в ту пору еще не исполнилось и двадцати лет, ростом он был невелик — всего пяти футов и семи дюймов, но хорошей комплекции. Однако Акбар совсем не с юношеской серьезностью вникал во все тонкости военного искусства.

В армии он применил все новшества, которые смог найти или о которых слышал. Постоянно заботился об увеличении артиллерии. Отливал свои собственные пушки и постоянно тренировал пушкарей. Возродил корпус пикинеров, созданный Ричардом Блантом, вооружил многих пехотинцев мушкетами европейского образца и в качестве летучих отрядов добавил к ним своих патанов. Пеших воинов он отдал под команду Тодару Мале. Вся Индия изумилась, что мусульманин доверил индусу такой ответственный пост.

Но Акбар знал, где находится ядро его военной мощи, и более всего внимания обращал на кавалерию. Как правило, он брал все лучшее из опыта армий, с которыми ему приходилось вести боевые действия, и потому плечом к плечу с дивизией его конных могольских лучников скакали воины с пиками наперевес, обученные на раджпутский манер.

Такова была организация его армии. Но еще более прославился Акбар своими тактическими приемами. Он мог на глаз определить слабые места во вражеских позициях. Обороняться он считал ниже своего достоинства — по чисто, могольской традиции. Его армия всегда двигалась вперед, выискивая правильное направление, и раджпуты были разбиты.

И все же они сопротивлялись с достойной уважения отвагой и безрассудством. После шести лет поражений остатки отрядов Сысодия, бросивших Акбару вызов, отступили к твердыням города Читора (Читоргарха), лежащего у подножия огромного укрепленного холма. Оттуда они объявили всему миру о своей решимости победить или умереть. Ведь на Читор до этого дважды нападали мусульмане: в 1303 году во главе с Ала-уд-Дином Хильджи; и совсем недавно, в 1535 году, его штурмовал Бахадур-шах из Гуджарата. В обоих случаях раджпуты с женщинами и детьми предпочли массовое самоубийство поражению.

То же самое произошло и в 1568 году. Могольская армия развернулась во всей своей мощи под прекрасными джайнскими башнями Славы и Победы, сооруженными в благословенное время много лет тому назад. Принц Читора тут же явился на поле битвы бросить вызов. Акбар поднял мушкет и первым же выстрелом ранил принца. Тот дрогнул и покинул своих воинов, избравших джаухур — самосожжение. Жуткий обряд сопровождался криками из крепости, где мужчины, женщины и дети все вместе нашли свой конец.

Говорили, что там погибли триста тысяч человек.

После захвата Читора оставшийся в живых принц запросил мира. И снова Индия была удивлена поведением победителей. Вместо повсеместных грабежей и насилия Акбар закрепил за принцами их собственные земли, подчинив их верховному правлению из Дели.

Более того, он отменил законы, утверждавшие многолетнее превосходство мусульман над индусами, а также джизию — налог на низшую расу, уравняв в правах население по всей империи.

Его предшественники обычно брали себе индусских наложниц, Акбар же официально женился на раджпутской принцессе, дочери раджи Бихари Мала из Амбера, сделав ее главной женой.

Очень примечательно для человека, который никогда не любил по-настоящему! И надо же так случиться, что этот брак обернулся для него большой любовью. Джодха Баи-бегам из Амбера отличалась редкой красотой, но держалась чрезвычайно просто. Она была индуистка, но не принимала правил парды и открыто ходила среди людей. Радость Акбара была очевидна всем, а в конце 1568 его восторг и вовсе не знал границ, когда Джодха Баи забеременела.

Акбар по такому случаю покинул войска во время похода, чтобы посетить знаменитого мусульманского святого Салима Чисти в его доме в Сикри. К его огромному облегчению, Чисти предрек, что бегам подарит ему троих сыновей.

— И потом она будет жить здесь, — заявил Акбар и немедленно начал строить город Фатехпур, Победоносный Сикри.

Сикри прежде была деревней на вершине холма в долине реки Джамны, приблизительно в двадцати милях западнее Агры. Недалеко находилась Кхания, где Бабур одержал победу над раджпутами в 1527 году. И вот эта деревушка превратилась в одно из чудес индийского мира и в первую очередь прославилась Дворцом бегам, за которым последовала Джама Масджид, или Великая мечеть, южные ворота которой — Буланд Дарваза, или ворота Победы — остались на все времена одним из величайших творений индийских архитекторов.

Внутри мечети была построена гробница для Чисти, умершего вскоре после своего известного пророчества.

Пророчество сбылось: 31 августа 1569 года Джодха Баи родила сына, которого Акбар назвал Нур-уд-Дин Салим, объявив всем, что его сын, наполовину могол, наполовину раджпут с персидской кровью, будет следующим султаном Дели. Обитатели Северной Индии раскрыли рот от удивления, но все они, живущие на огромном пространстве от пустынь Белуджистана, где последний раджпутский принц Рана Пратап Сингх вплоть до 1597 года отбивал нападение моголов, до подножий Гималаев, признали Акбара своим господином.

В то время ему исполнилось двадцать пять лет, возраст, когда Тимур и Тимуджин даже не были еще вождями племен, а Бабур, захватив Самарканд, не смог удержать его.

Пока Акбар разбирался с раджпутами, принц Мирза спустился со склонов Гиндукуша и бросил вызов своему младшему брату, который, по его мнению, слишком вознесся. Питер Блант по приказу Могола отправился остановить его, и Мирза, побитый, повернул обратно в свои дикие места.

Затем были шесть лет мира и спокойствия, когда Акбар собирал многочисленные доходы, баловал жену — Джодха Баи родила ему еще двоих напророченных сыновей, Мурада и Даниала, — и дал волю семейной страсти к строительству.

По всей Индии развернулись работы, и мечты Бабура, когда-то давным-давно высказанные, стали воплощаться в жизнь.

На востоке Паталипутра, так же как и Патна, была уже восстановлена Шер-шахом, но Акбар почти удвоил ее площадь. Другим городом, который он расстроил и украсил, стал Бенарес. Поражала религиозная терпимость Акбара, ибо он восстанавливал и строил город как главный центр индуистской религии. Ученые приходили в Бенарес со всей Индии, и городу возвратилась большая часть его былого величия.

Еще большее внимание привлек Праяг из-за колонны Ашоки. Акбар построил крепость вокруг нее, а город переименовал, назвав Городом Бога — Аллахабад.

На северо-западе его любимой резиденцией остался, конечно, Лахор. Император стремился возвращаться туда каждый год в нестерпимую жару сезона дождей. Но такие места, как Мултан и Джодхпур, также свидетельствовали об экспансионистских устремлениях Могола. Особенно его привлекал к себе Джодхпур с огромной крепостью, возвышавшейся над городом на скалистом склоне. Город никогда не был взят захватчиками.

Именно сюда, в Джодхпур, Акбар прискакал, одолев двести двадцать миль за два дня, чтобы помешать радже заставить вдову его сына совершить сати — страшный индусский обычай, согласно которому вдова сжигалась заживо на погребальном костре мужа.

Дели тоже не был забыт, но Акбар не очень жаловал город, который видел смерть его отца и многие другие трагические события.

Истинной столицей империи снова стала Агра. И хотя все больше и больше решений исходило из Фатехпур Сикри, Агра по-прежнему оставалась деловым центром. И ее не обошел своим вниманием Акбар. Выросла крепость из мерцающего красного песчаника, а внутри Акбар повелел возвести мечеть из белого мрамора и увенчать ее минареты куполами луковицей, придуманными арабами и весьма популярными в арабском мире. Тимур когда-то украсил этими куполами Самарканд.

Это архитектурное чудо было названо Жемчужной мечетью.

То были счастливые годы.

Акбар наслаждался любовью жены и растущей семьи. Исполнив пророчество, Джодха Баи подарила ему еще несколько девочек. Расширяя границы своей империи, Могол взял себе еще несколько индусских жен и наложниц, а также и мусульманских. Но только одна женщина в мире имела для него значение. Взаимная привязанность императора и императрицы бросалась в глаза и радовала всех их подданных. Джодха Баи никогда не вмешивалась в государственные дела, хотя имела собственное мнение и не боялась высказывать его в личной спальне императора, что было заметно по многим решениям Акбара.

Хорошо относился Акбар и к сыновьям, особенно к старшему, Салиму. Он сам учил мальчика соколиной охоте и внимательно наблюдал, как принц тренировался с мечом, копьем и луком, верхом и пешим.

— Он будет великим воином, — объявил отец, — истинный Джахангир, Покоритель Мира.

Шли годы. Акбар продолжал являть миру редкостную умственную и физическую энергию и поражать окружающих беспримерной отвагой. Уставая за день от государственных трудов, он садился верхом на коня и в сопровождении эмиров и тавачи отправлялся на охоту. И вступая в схватку со свирепым тигром, он получал подлинную радость от единоборства.

Где бы он ни оказался, каждое утро на рассвете неизменно появлялся в окне резиденции, чтобы люди могли лицезреть своего господина.

Учился он везде и всегда, вбирая самое лучшее из всего, что попадалось ему, и отказывался от всего, что стесняло мысли и дела человека. «Кох-е-нур» на нем можно было видеть очень редко. Он считал излишеством ношение столь заметных украшений. Акбар никогда не принимал государственных решений, сидя на ковре, как это делали его отец и дед. Он был слишком далек от своих предков-степняков из Центральной Азии и вершил суд, удобно расположившись в кресле, и, если погода была теплой, часто сбрасывал обувь и могольские штаны, оставаясь в дхоти и накидке, босоногий, как какой-нибудь древний индийский раджа.

Подданные любили его за эту простоту.

А Фатехпур Сикри рос и хорошел день ото дня.

В эти дни воплотилась в жизнь мечта Питера Бланта. Акбар назначил его туман-баши личной гвардии — десяти тысяч отборных войск империи. Только здесь проявилась религиозная предубежденность, почти отсутствующая в системе падишаха: каждый воин, за исключением командира, был мусульманином и отбирался по личной преданности императору, причем отбор был суров. Но зато в золотых накидках и красных шароварах, в блестящих шлемах, с мерцающими пиками и мечами какое они представляли собой великолепное зрелище!

Питеру было нечего больше ждать. Еще бы — богат, знаменит и счастлив. Хуана купалась в лучах благополучия своего мужа, а сама следила за строительством и отделкой нового дома в Фатехпур Сикри, возводящегося поблизости от Дворца бегам. С Джодхой Баи они стали близкими подругами.

Если Хуана и сожалела о чем-то, так только о невозможности наладить связь с родителями, чтобы дать им знать, что она жива и высоко поднялась. Но по всей Индии, неподвластной Моголу, к Акбару относились как к потенциальному врагу, а Гоа отделяло от них несколько враждебных государств.

Но однажды, пообещала она себе, это случится.

Питер обучал сыновей искусству соколиной охоты и верховой езды, обращению с мечом, однако не забыл научить их получать удовольствие от шахмат и поэзии. Ведь Акбар ввиду его персидского происхождения наслаждался творениями великих иранских писателей, имел их произведения у себя, так же как и самые важные санскритские тексты, переведенные известным ученым Файзи. Его любимым поэтом был Тулси Дас, чьи стихи часто декламировали императору и его друзьям.

Но самое большее наслаждение доставляло Питеру общение с Хуаной. Она совсем не изменилась с тех пор, когда молодой девушкой обожала строить хитроумные планы, плести интриги и лгать, чтобы достичь желаемого. Теперь она по-прежнему делала все это — строила планы и плела интриги — для их совместного счастья.

Живя под покровительством Акбара, ее муж добился многого, а она считала каждую ночь, которую Питер провел с ней, а не в походах. Для нее становилось праздником возвращение мужа из очередной военной кампании, которую проводил Могол. Наверняка она составила планы и на случай его смерти, но этого никогда ни с кем не обсуждала. Она, конечно, не испытывала нужды в деньгах: благосклонность Акбара сделала командира его гвардии обеспеченным человеком. Нельзя сказать, что у нее никогда не возникали затруднения, но она быстро справлялась с ними, ловко пользуясь в подобных случаях дружбой Джодхи Баи.

Эти две женщины, удачливые и любимые мужьями, нравились друг другу. Они обе были весьма привлекательны, если учесть, что в 1573 году, в возрасте сорока двух лет, Хуана снова забеременела.

Это был тот самый 1573 год, когда Акбар возобновил свои походы, снова отправившись на юг от Раджпутаны и Малвы, в Гуджарат. Питер помнил, что об этом мечтал Ричард, и вот сейчас его чаяния осуществились. Побудительной причиной стала попытка Гуджарата аннулировать договор, подтверждающий верховенство Могола. Акбар проскакал с тремя тысячами всадников около четырехсот пятидесяти миль за одиннадцать дней, чтобы захватить гуджаратскую армию врасплох. Султан бежал, и могольские воины победно прошли по улицам Сурата.

После присоединения Гуджарата Акбар стал подумывать о совершении паломничества в Мекку, как и подобает каждому правоверному мусульманину. К счастью, приближенные отвлекли его и заставили обратить внимание на восток, на Бихар и Бенгалию, как обычно кипевшие от недовольства. За два года он навел в них порядок, а сами провинции отдал под управление раджи Ман Синга Качваки из Амбера, брата Джодхи Баи, который таким образом достиг вершины могущества, когда-либо достигавшегося индусом на мусульманской службе. Однако еще до завершения этого дела дополнительная армия была послана через реку Нарбаду для захвата Декана.

Командовал ею принц Мурад, второй сын Акбара. Но у него, увы, не оказалось военного таланта его отца, и в первый раз с 1556 года моголы потерпели поражение.

Акбар не сразу смог отомстить за позор, потому что в это время принц Мирза, уже называя себя Мохаммедом Хакимом, снова вторгся в Северную Индию.

Император на сей раз всерьез вознамерился положить конец вторжениям Мирзы. Он двинул свои лучшие силы против горцев, предводительствуемых его собственным сводным братом, и преследовал их даже в горах, захватив Кабул и присоединив Афганистан к своей империи. Мирзу он объявил вне закона, и больше того никто никогда не видел.

На севере Акбар решил распространить свою власть до самых гор. За девять лет походов он присоединил Кашмир, Синд, Ориссу и Белуджистан.

Кашмиром правил афганский вождь принц Юсуф, победить которого не составило большого труда. Важнее было покорить сикхов, принявших ответвление индусской религии, разработанное известным учителем Раманунджей приблизительно за пятьсот лет до прихода моголов. Сикхи отказались от крайних ритуальных форм индуизма, проповедовали простое повторение имени Божьего, пение гимнов, медитации под руководством святых, или гуру, которые со временем стали их политическими и духовными лидерами. Как и буддисты, сикхи страстно отрицали превосходство класса брахманов. Вскоре им пришлось задуматься о защите своей веры от индусов и мусульман в равной мере, и они организовали ее на своей малодоступной земле. А между тем в произведения поэта Кабира проникли некоторые принципы исламского мистицизма, вошедшие впоследствии в верования сикхов. Первый правящий гуру, Нанак, изучил индусские и мусульманские догматы и создал законченную сикхскую религию, фактически придумал имя сикх (или ученик-последователь), построил первый исключительно сикхский храм и смело заявил, что «нет ни индусов, ни мусульман».

После смерти Нанака, последовавшей в 1539 году, правили еще четыре гуру. Четвертый из них, Рам Дас Соджи, окончательно подчинился Акбару, получив полные гарантии свободы вероисповедания для себя и своих последователей. В итоге статус гуру стал наследственным в семье Соджи на несколько поколений.

Если Кашмир был красивой страной, то Синд и Белуджистан, напротив, являли собой обширные пустыни с оазисами орошаемых водами Инда участков. Однако эта территория была единственной границей империи Акбара, так как простиралась до самых гор, отделяющих субконтинент от Персии.

Когда последние из этих земель были присоединены, Акбар смело заявил о себе как о правителе всего Индостана к северу от реки Нарбады.

Победоносные кампании уже завершились, когда пришло известие о болезни Джодхи Баи. Акбар поспешил назад в Фатехпур Сикри, но нашел ее уже мертвой.

Похоронив жену, он отвернулся от Фатехпур Сикри. Красивый город был им покинут, и началась его кочевая жизнь: зимой — в Агре, летом — в Лахоре.

Акбар построил мечеть, в которой соорудил для себя гробницу, избрав местом для строительства усыпальницы маленькую деревню Сикандару, находящуюся в нескольких милях к северу от Агры по дороге в Дели.

— Здесь я буду покоиться в мире, вдали от суматохи, — сказал он, — и все же не упуская из виду дела моих потомков.

В год смерти Джодхи Баи младшей дочери Питера Бланта, названной Еленой в честь бабушки, исполнилось двенадцать лет.

Когда боль утраты несколько притупилась, Акбар почувствовал, что может заняться делами на юге. Он возглавил войско и за несколько лет присоединил к своей империи Кандеш, Берар и Ахмеднагар.

При осаде Ахмеднагара легендарная принцесса Чанда Биби, сестра султана Бирхан уль-Мулька, надела доспехи и повела своих приближенных в пролом стены отбивать атаку моголов. Мужественную женщину все же заставили сдаться и приволокли к победителю, которому она в лицо высказала свое презрение.

Акбар спокойно возвратил ей меч и отпустил домой, к мужу.

По роковому стечению обстоятельств Чанда Биби стала опекуншей племянника после смерти брата, и через год ее убили свои же военные.

К югу от Ахмеднагара Акбар обследовал знаменитые пещеры Анжанты. Здесь ранние буддисты высекли в гранитном склоне Вагурна около тридцати храмов и монастырей. Пещеры были примечательны не только своим искусственным происхождением, но и изумительными настенными росписями и фресками, изображающими жизнь Индии времен Ашоки, выполненными с поразительной живостью и достоверностью.

Акбар находился в нескольких днях пути от Гоа, но вместо того чтобы продолжать поход, приказал возвращаться в Агру, получив известие о семейных раздорах. Питер немного разочаровался тем, что могольская империя не намерена занять Гоа, но зато ему удалось связаться с Диу, португальской колонией на берегу океана. От жителей фактории он узнал, что мать и отец Хуаны давно умерли.

А весной 1600 года умерла и сама Хуана. После этого дальнейшее продвижение на юг потеряло для Питера всякий смысл.

У Акбара осложнились отношения с Салимом. Принцу был тридцать один год. Его оставили управлять столицей. И вот в отсутствие отца у него начали проявляться некоторые черты характера, которые не могли понравиться императору.

Особенно резко эти черты стали заметны после смерти матери. В таланте молодого человека не приходилось сомневаться, и Акбар очень внимательно следил, чтобы Салим, помимо обучения военному искусству, научился бы письму и приобщился к чтению классиков. Но после смерти Джодхи Баи, которая души не чаяла в сыне, мальчик остался без присмотра. Женатый с шестнадцати лет на принцессе Амбера, кузине своей матери, уже родившей ему сына, названного Хусро, он вдруг захотел взять себе в жены еще и персидскую девушку по имени Мехр-ун-Нисс. Этот брак был совершенно невозможен, ведь, несмотря на свою красоту, та была всего лишь дочерью тегеранского служащего, который от своей бедности предлагал дочь на улице. Она была счастлива, когда ее купил богатый могольский купец возрастом старше ее в несколько раз, которому нужна была дочь, а не наложница. Старик дал девушке хорошее образование, а ее природные способности в сочетании с красотой сделали ее популярной при дворе Акбара. Вот в нее-то как раз безнадежно и влюбился Салим. Могол никогда не согласился бы на женитьбу своего сына на простой девушке, а Салим не хотел принимать ее только как наложницу. Тогда Акбар мигом нашел Мехр мужа, персидского туман-баши. Это решение отца вывело из себя принца. Он стал позволять себе вести дерзкие разговоры о том, что сделал бы, оказавшись на месте императора. Еще больше беспокойства вызывала его непомерная страсть к вину. Поговаривали, будто он также злоупотреблял опиумом.

Неожиданное возвращение Акбара заставило Салима просить у отца прощения за свои слабости, а прощение всегда было одним из самых приятных деяний для императора. Он также помнил, что Салим был любимцем матери.

Сейчас Могол сидел с троими своими старыми друзьями и вспоминал былое.

Вспоминать прошлое случай представился особый: Абул Фазл только что закончил рукопись, над которой трудился очень долго. Она называлась «Айн-и-Акбари», то есть жизнеописание Могола. Этот труд он преподнес сейчас своему хозяину.

Акбар перелистывал страницы. Читал он все еще с трудом, но внушительный объем рукописи его приятно поразил.

Он улыбнулся своим соратникам:

— Разве я сделал так много?

Это был риторический вопрос.

Сорок лет правления он ознаменовал славными деяниями. Вся Индия, за исключением южных государств Биджапура, Майсора, Голконды и Ориссы, а также северного горного королевства Непал, преклонялась перед его властью. Но главное, что эта огромная земля, занимающая около двух с половиной миллионов квадратных миль, — больше половины Европы, включая европейскую Россию, — процветала, потому что Акбар даже в походах думал о совершенствовании своего правления и улучшении жизни подданных.

Он начал с возвращения короне всех земель, ранее находившихся в наследственном пользовании сборщиков налогов. Землями стали управлять губернаторы — джагирдары, которые вместе со своими заместителями маджумдарами назначались из Агры, что пресекало наследственную передачу должности губернатора.

Губернаторы числились военными, но были обучены решать гражданские дела, занимались судебными разбирательствами на местах и сборами налогов. Они также производили набор солдат и поставляли лошадей и продовольствие для армии, когда это требовалось.

Однако правосудие было отдано в руки назначаемого Верховного судьи, чье решение во всех юридических спорах считалось окончательным. Даже сам Акбар не всегда мог изменить такое решение. Хотя Верховный судья Мир и назначался Великим Моголом, по сути, это было первое разделение исполнительной и законодательной власти за всю историю мира.

Империя процветала. Питер Блант поразмыслил и пришел к выводу, что это самая богатая страна в мире.

Из Бенгалии везли рис, лаки, текстиль. Из Бихара — манго. Из Ауда — опиум и индиго. Из Кашмира — вино. Из Мултана — соль, ситец и пшеницу. Из Синда и Гуджарата — соль и драгоценные камни. Из Кандеша — соль и специи. Из Малвы шел неиссякаемый поток пшеницы, а из самого Дели — ковры, опиум, текстиль... и серебро для оплаты содержания армии.

И все же, где бы ни оказался Акбар и как бы ни был занят, он каждую пятницу вечером выкраивал время для разговоров с друзьями, ибо его жажда знаний по-прежнему оставалась ненасытной.

Он продолжал углублять свои познания о религиях мира и приглашал к себе представителей разных верований, чтобы обсудить суть их учений. Сегодня он пригласил нескольких священников из португальской колонии. Губернатор прислал двоих священнослужителей из только что образованного ордена иезуитов, Антонио Мронсеррата и Родолфо Аквавива. Своим высокомерием по отношению ко всякой другой религии они очень разгневали императора. Питер давно не видел Могола в таком состоянии.

Монахи все же смогли немного рассказать Бланту о событиях в Европе.

Они сообщили, что после Генриха VIII на трон взошел его сын, проживший, однако, после этого очень недолго. Затем страной правили последовательно две женщины, первые королевы, по праву занимавшие трон Англии. Между Англией и Испанией произошла большая война, в результате которой огромный флот Испании погиб в страшный шторм, который иезуиты причисляли к деяниям дьявола, защищающего себя. Они рассказали и о поражении османского флота, нанесенного христианским союзом под Алеппо.

О смерти Сулеймана, конечно, уже знали в Агре. Это произошло в 1566 году, когда Акбар воевал с раджпутами. Акбар понимал важность этого события, но из Индии оно казалось всего лишь рядовым эпизодом в долгой истории Османской империи. Отцы-иезуиты обрисовали этот факт Питеру совсем в другом свете: после смерти Сулеймана Лепанто вело войны еще целых пять лет. Но оставалось мало сомнений, что звезда Османской империи уже закатывается.

Разве не был Акбар величайшим монархом мира?

И все эти сорок лет рядом с Моголом скакал человек, который в юности не мог и мечтать, что взлетит так высоко.

Акбар избрал Питера Бланта начальником своей личной гвардии, как только убедился в безраздельной преданности англичанина. Ведь для того служба императору была единственной возможностью достичь богатства и власти. Оба держались друг за друга в равной мере, и потому Акбар осыпал милостями начальника своей личной гвардии и его красивую португалку жену. Постоянные походы заставляли Хуану и Питера часто разлучаться, чаще, чем им этого хотелось бы, и все же за время своих кратких встреч между разлуками они сумели произвести на свет четверых детей.

Чем дольше живешь, тем больше видишь смертей своих близких. Эту своеобразную дань за собственное долголетие Питер и Хуана заплатили сполна. Шесть счастливых лет пронеслись стремительно. Томас погиб первым — его убили во время неудавшегося присоединения Декана Мурадом. Сразу после этого раджпутская жена Томаса родила ему сына, а сама умерла во время родов.

Изабелла скончалась от одного из приступов лихорадки, изнурявшей Агру в сезон дождей. Тогда она уже была женой туман-баши. Младший сын Уильям упал с пони во время игры в поло и сломал себе шею.

Из четверых детей осталась в живых только Елена, унаследовавшая материнские огненно-рыжие волосы и привлекательность. Она решила не выходить замуж и жила вместе с матерью, помогая ей воспитывать маленького Уильяма, сына Томаса. Но вот умирает и сама Хуана.

Была ли она по-настоящему счастлива, сделав свой безрассудный выбор? Питер знал, что временами она жалела своих обманутых родителей, особенно в самом начале их совместной жизни, когда страх гнался за ними по пятам. Но после того как Акбар вернул себе власть, она ни на мгновение не сомневалась в правильности своего выбора.

Хуана безутешно убивалась по своим умершим детям и остаток жизни посвятила воспитанию внука, последнего Бланта. И умирая, поручила его заботам своей дочери.

Несмотря на горечь домашних трагедий, Питер Блант широко шагал от одного триумфа к другому. Немногие могли бы похвастаться такой яркой удачливой судьбой. Он заслужил известность и богатство, его имя знали по всей Индии. Может быть, единственным его огорчением было то, что о нем не слышали в Англии. А как бы он хотел, чтобы о его успехах узнала мать. Но она, безусловно, так и умерла, считая, что он погиб где-то в джунглях.

И вот теперь ему предстояло провести остаток жизни вместе с дочерью. Ей исполнилось уже двадцать шесть. Неужели она никогда не сожалела о том, что не знала объятий мужчины?.. Возможно, и сожалела, но никогда не показывала этого. Так же как и он, Елена должна была смотреть в будущее. А будущее было за Уильямом.

Уильям Блант был уже не мальчик, ему исполнилось двадцать четыре года. Ростом и силой он выдался в своих деда и отца, а от раджпутской матери ему досталась темная кожа и привлекательная наружность, отличавшая его от предков по отцовской линии. Определенный на военную службу, он получил чин тук-баши в гвардии Акбара, служа под неусыпным оком своего деда.

Уильям был последним из Блантов. Пришло время ему жениться и стать отцом — ведь большинство его сверстников заимели своих первых жен в возрасте шестнадцати лет.

Уильям понимал, что отличается от своих товарищей. Всех своих детей Бланты учили думать об Англии как о родном доме, пусть они никогда ее и не видели. Однако для взрослого мужчины, по местным представлениям, не иметь жены было оскорбительно, если даже у него было несколько наложниц.

У Питера как-то мелькнула мысль женить юношу на тетке. Он и не предполагал, что подобная идея встретит неодобрительное отношение Акбара, впрочем, кровосмешение было противно и христианской морали. Кроме того, Елена любила племянника по-матерински и ее пугала даже мысль стать его женой.

Акбар нашел выход из положения.

— Почему бы тебе не послать в Гоа или Диу за женой для внука?

Блант очень удивился такому предложению. Он и не подозревал, что Могол интересуется его домашними делами.

Акбар засмеялся:

— Разве я не отец моих подданных? Неужели я не понимаю желание человека сохранить чистоту своей крови? В моем сыне течет могольская, персидская и раджпутская кровь, и смесь, кажется, кипит, причем не только в благих целях. Найди португальскую жену для внука.

Питер послушался совета своего хозяина. Он послал письмо губернатору Диу, избрав эту факторию, а не Гоа из-за опасения каких-либо непредвиденных задержек.

В его положении эмира и начальника гвардии, одного из самых богатых людей Индии, к тому же христианина, такая просьба едва ли будет отвергнута, особенно в Диу. Португальцы прекрасно сознавали, что продолжают владеть этим местом только из любезности Могола.

Но найдется ли подходящая молодая девушка в этой маленькой колонии? Он с некоторым волнением ждал возвращения Таулат-хана, своего тавачи, которому поручил это деликатное дело. В семьдесят пять лет волноваться вредно, и Елена держала отца за руку, успокаивая, когда Таулат пересекал большой зал их дома в Агре.

— Губернатор Диу предложил только одну девушку, по его словам, достойную быть женой вашего внука, — сказал Таулат.

— Ты видел эту девушку? — спросила Елена.

— Да, ага, — сказал Таулат недовольно. — Она повсюду ходит без покрывала и с одной-единственной служанкой. Но, думаю, это для вас не помеха.

— Она хорошенькая? — спросил его Питер.

— Она красивая, Блант-бахадур.

— Довольно, Таулат, говори-ка правду! — нетерпеливо приказал Питер.

— Я и говорю правду. Волосы цвета воронова крыла, глаза подобны двум океанам, нос как у могольской принцессы, пухленькие щеки, губы алые, как прекрасные рубины, чистая кожа.

— Продолжай, — поторопила его Елена, улыбаясь его внезапному красноречию.

— Что касается остального, ага, она высока ростом, но не чрезмерно, стройненькая, но не слишком худа. При ней все, необходимое для материнства. И двигается она с грациозностью кошки.

— Оказывается, ты поэт, — рассмеялась Елена.

— А у этого бриллианта имеется имя? — спросил Питер.

— Ее зовут Изабелла Домингес, — сказал Таулат. Питер нахмурился:

— Уверен, это испанское имя.

— Так и есть, Блант-бахадур, ее отец — богатый испанский комиссионер.

— Он живет в Диу?

Питер понял, что иезуиты были правы, когда говорили, что испанцы недавно захватили свою маленькую соседку. Но Испания до последнего времени была в состоянии войны с Англией, и в то же время Испания не воевала с империей Великих Моголов.

— А сколько ей лет?

— Я понял, что около шестнадцати. Знаю, для невесты это много, Блант-бахадур, и у вас может возникнуть вопрос, почему она не была выдана замуж до сих пор...

— Нет, — сказал Питер. — В христианском мире шестнадцать лет — хороший возраст для замужества. Ты показывал мои верительные грамоты?

— Конечно. — Таулат выглядел слегка обеспокоенным.

— И что ответил сеньор Домингес?

— Он ответил, что слова не могут выразить его благодарности оттого, что такой большой человек, как вы, просит руки его дочери... — Он замолчал.

— Продолжай, — настаивал Питер.

— Но сказал, что никогда не разрешит дочери выйти замуж за человека, которого никогда не видел. Он явно глупец, — добавил Туалат.

— Это препятствие можно преодолеть, — сказал Питер. — Уильям поедет в Диу. Нет, мы все поедем в Диу. Как ты думаешь, Елена?

— Если ты считаешь нужным, папа, — неуверенно ответила та.

— Хорошо... — Питер встал. — Ты отлично выполнил поручение, Туалат-хан.

— Огорчен, что не привез вам девушку, Блант-бахадур. Я хотел схватить ее и доставить сюда.

— Рад, что ты этого не сделал, — сказал Питер, помня свое собственное ухаживание.

— Хотелось бы все сделать более цивилизованным способом. А сейчас позволь нам сообщить Уильяму хорошую новость. — И он, широко шагая, направился по коридору. Елена следовала за ним по пятам.

— Папа! — запротестовала она, — ты же знаешь, что тебе не следует спешить, врач...

— К черту врача! — Блант вышел на балкон и посмотрел во двор, где Уильям с одним из командиров упражнялись с мечами. Дед хлопнул в ладоши, привлекая внимание.

— Хватит, — сказал он, — ты мастерски дерешься. У меня для тебя новость.

Уильям оглянулся на голос деда, и его темное лицо озарила улыбка:

— Мы снова отправляемся в поход?

Питер засмеялся:

— Именно так, но без армии. Ты, твоя тетя и я. Вот и все наши войска. Поднимайся сюда и все узнаешь.

«Странно», — подумал он. У него внезапно перехватило дыхание.

— Папа! — Елена поймала его руку и закричала: — Симки! Кто-нибудь...

Уильям взбежал по лестнице одновременно с появившимся из внутреннего коридора слугой. Елена опустилась на пол, не в силах удержать тяжелое тело отца, с которым внезапно случился сердечный приступ.

— Дедушка! — Уильям взял деда за руку и слегка потянул, словно призывая того подниматься.

— Ничего, — прошептал Питер. — Мальчик, я нашел тебе жену. У меня...

Боль снова вернулась. Питер с испугом посмотрел на внука. Он не ожидал, что это происходит именно так.