Мольба Мариам

ГЛАВА 21

Я прилетела в Джедду 29 октября 1994 года. Это был поразительно красивый город на берегу Красного моря, утопающий в зелени колеблющихся на ветру пальм. Родня Халида вела себя очень гостеприимно и доброжелательно. И я была вполне счастлива.

И все же, несмотря на то что город мне очень нравился и вскоре я свела знакомство со многими женщинами, а родственники мужа меня просто обожали, я бы солгала, если бы сказала, что Саудовская Аравия благоволила к женщинам. И хотя я выросла в Афганистане, стране известной своей дискриминацией женщин, в Саудовской Аравии существовало столько антиженских законов, что трудно было ощущать себя здесь счастливой.

Меня удручало то, что я не могу водить машину, хотя Халид с готовностью отвозил меня в любое место по моему желанию. Кроме того, оказавшись в Саудовской Аравии, я с грустью узнала, что не могу куда-либо отправиться без письменного разрешения своего мужа. Да и покинуть Саудовскую Аравию было не так просто, как я предполагала, и я оказалась бы в ловушке, если бы Халид вдруг изменился и вознамерился бы контролировать мои действия. К тому же женщине здесь было трудно найти работу, хотя я была опытным специалистом в своей области — пульмонологии. К тому же социальное общение здесь ограничивалось для меня лишь женским обществом, от чего я уже давно отвыкла.

Список ограничений для женщин был бесконечным. А когда всей властью обладают мужчины, многие из них начинают жестоко обращаться с женщинами.

Даже среди родственников Халида находились мужчины, повинные в жестоком обращении с женщинами. У одного из кузенов моего мужа было более двадцати жен. И поскольку ислам разрешает мужчине единовременно иметь лишь четырех, он был постоянно занят тем, что разводился и снова женился. Его первая жена приходилась ему двоюродной сестрой. В Саудовской Аравии брак с двоюродными сестрами считался гарантией против развода, поскольку многие мужчины не решались вызывать семейные разногласия, разводясь с близкой родственницей. Этот кузен Халида был исключительно состоятельным человеком и в рамадан раздавал своим женам деньги в подарок. И вот одна из молодых и наиболее привлекательных жен получила от него большую сумму, чем старшие и менее симпатичные жены. Однако ислам запрещает давать одной жене больше, чем другим, будь то внимание или материальные ценности. И ревнивые жены часто цитируют это место из Корана, чтобы добиться своего. Короче, все четыре жены принялись препираться и довели брата Халида до такого состояния, что он заявил, разведется с ними со всеми.

Он развелся с женой номер два, номер три и номер четыре, но, когда он сообщил об этом жене номер один, та упала в обморок. При виде ее бездыханного тела, лежащего на полу, он смилостивился и решил не разводиться. Стоило ей услышать эту радостную новость, как она забыла о своем обмороке и радостно вскочила на ноги.

— Слава Аллаху! Слава Аллаху!

— И теперь ты осталась единственной женой? — спросила я.

— Нет, Мариам, — громко рассмеялась она. — Он быстро взял себе еще трех. Моему мужу постоянно нужно иметь четырех жен. И я уже смирилась с этим.

Она так весело рассказывала, что мне ничего не оставалось, как рассмеяться вместе с ней, хотя на самом деле мне хотелось плакать.

Я знала, Халид хочет детей, и понимала, из него получится прекрасный отец, но я так переживала из-за потери сына, что боялась, что не смогу забеременеть. К тому же я жила в стране, где дети считались собственностью отца, а мать не имела на них никаких прав. И хотя Халид оставался тем же любящим мужчиной, как в день нашей свадьбы, я знала, в этой жизни не существует никаких гарантий, и это тревожило меня.

А потом он ни с того ни с сего заявил:

— Мариам, что бы ни произошло, я никогда не заберу твоего ребенка.

Я посмотрела на него с благодарностью, но не стала что-либо обещать.

К тому же я знала, что некоторые мои американские подруги, вышедшие замуж за саудовских арабов, страдали от страшных унижений. Одна из них, Линда, вышла замуж за араба из Саудовской Аравии, когда тот учился в Соединенных Штатах. Когда Мухаммед получил диплом, его семья переехала в Саудовскую Аравию. К этому времени у Линды и Мухаммеда было уже двое детей. И вот вскоре после нашей встречи с Линдой Мухаммед привел домой какую-то арабку. Сначала Линда решила, что это его родственница, но Мухаммед грубо объяснил ей, что это его новая жена и Линде следует доброжелательно к ней относиться.

Линда была так ошарашена, что потеряла дар речи. Прежде Мухаммед никогда так себя не вел, и она даже представить не могла, что он способен на подобное хамское поведение.

На следующий день она позвонила мне, заливаясь слезами:

— Мариам, пожалуйста, приезжай. Захвати упаковочные ящики. Я ухожу от него. — Линда полагала, что она должна всего лишь нанять адвоката и вместе с детьми улететь из Саудовской Аравии.

Халид так распереживался из-за Линды, что посетил со мной несколько магазинов, чтобы собрать необходимое количество ящиков. Когда мы добрались до Линды, она была вне себя от отчаяния. Она позвонила в американское посольство, и ей сказали, что у нее есть два выхода. Она может уехать из страны и лишиться детей, поскольку правительство Саудовской Аравии не позволит ей забрать их с собой. Дети принадлежали мужу. Она произвела их на свет, но в соответствии с законами Саудовской Аравии не имела на них родительских прав. Или она может остаться в Саудовской Аравии и продолжать жить со своим мужем и его новой женой. И Линде, не способной расстаться со своими детьми, пришлось терпеть унизительное положение. Новая жена Мухаммеда превратила его в злобное существо.

Через год другая моя подруга Джойс пережила то же самое, когда ее муж привел в дом вторую жену. Муж Джойс Ахмед оказался еще более безжалостным. Взяв вторую жену, он забрал у Джойс детей и отправил их в другой город к своей матери. А Джойс было позволено навещать их лишь раз в месяц. Она боялась развестись с Ахмедом, поскольку он предупредил ее, что в этом случае она больше никогда не увидит своих детей.

Все эти истории лишь обостряли мои страдания из-за утраты Дюрана, хотя я была бы счастлива, если бы мне позволили видеться с ним хотя бы раз в месяц.

Халид доставил мне огромную радость, когда снял для нас очаровательный трехкомнатный домик у Красного моря, из окон которого открывался восхитительный вид, а накатывающие волны успокаивали и умиротворяли.

И тогда я вдруг забеременела. Халид был вне себя от радости. Он во всех отношениях настолько отличался от Каиса, что меня это постоянно приводило в восторженное изумление. Всякий раз, когда мне надо было посетить врача, Халид отправлялся со мной. И я впервые ощутила всю прелесть беременности, когда рядом с тобой находится любящий муж.

Учитывая законы Саудовской Аравии, вполне естественно, все вокруг мечтали о рождении мальчика. Помню, как одна из кузин Халида спросила меня:

— Интересно, что чувствуешь, когда у тебя в животе растет маленький здоровый мальчик?

Я сморщила нос и рассмеялась.

— На этот раз мне хотелось бы родить маленькую здоровую девочку.

— О нет-нет-нет! Даже не говори этого! — вскричала она, размахивая руками, словно пытаясь разогнать сказанные мною слова. — Мариам, ты не должна мечтать о девочках! В девочках нет ничего хорошего. Ты обязана мечтать о мальчике. Тебя будут уважать лишь в том случае, если ты родишь мальчика.

И для того, чтобы не вступать с ней в полемику, мне пришлось прикусить язык.

Со временем жизнь в Саудовской Аравии начинала раздражать меня все больше и больше. Как-то Халид позвонил в кабельную компанию и попросил установить телевизионную «тарелку» на нашем новом доме. Когда прибыл мастер, я сидела в гостиной, а наша горничная убирала дом. И тут Халид впервые повысил на меня голос:

— Сейчас же ступай в спальню, Мариам, и оставайся там, пока я тебя не позову.

Мне стало неловко оттого, что горничная оказалась свидетельницей грубости моего мужа.

— Почему? — осведомилась я.

— Потому что я так сказал.

После ухода сотрудника кабельной компании между нами произошла первая семейная сцена.

— Почему горничная может оставаться в комнате, а меня выдворяют вон? — поинтересовалась я.

— Потому что она — горничная, Мариам. Посторонний не должен видеть тебя в доме. Ты моя жена. Все очень просто.

В следующий раз, когда к нам пришел мастер, я решила настоять на своем. Скромно облачившись в свою абайю и шарф, я уселась в гостиной. Однако Халид схватил меня за руку и вывел в спальню. Я пришла в ярость, когда он запер дверь.

Мать и сестры Халида отстаивали его правоту:

— Горничная — это никто. И ничего не произойдет, если ее увидит посторонний. А ты — жена. Это кое-что значит. Тебя должны уважать.

Вот так!

Я не хотела переходить к военным действиям, но и особой радости это положение вещей мне не доставляло. Однако уже на следующий день я позабыла о всем своем гневе на Халида при виде душераздирающей сцены, происходившей у наших соседей. Когда в дверь позвонили, ее открыла я. На пороге стояла наша соседка Сара, двадцатитрехлетняя арабка, у которой был четырехлетний сын Али. Я пригласила ее в дом, хотя и удивилась, поскольку прежде она никогда не искала моего общества. В Саудовской Аравии люди редко общаются с соседями, предпочитая ограничивать свои связи семейным кругом. Но я была рада ее видеть, тем паче что испытывала особую привязанность к маленьким мальчикам, которые напоминали мне Дюрана. Я плохо говорила на арабском, зато она владела вполне сносным английским, так что нам удалось найти общий язык.

Стоял июль, и влажная жара в Джедде была невыносимой. Я сразу поняла, что Сара и ее сын голодны и хотят пить. Поскольку они недавно переехали, а съемные дома в Саудовской Аравии не были оснащены холодильниками и плитами, я не придала особого значения ее просьбе и с радостью принесла им питье и закуски.

Насытившись, они встали и удалились.

Ближе к вечеру я приготовила сэндвичи, налила в термос холодной воды со льдом и отправилась в соседний дом. Когда позвонила в колокольчик, дверь открыл муж Сары. Он пожал мне руку, что несколько обескуражило меня, так как в Саудовской Аравии мужчины не прикасаются к посторонним женщинам. Сарин муж был исключительно любезен, бегло говорил по-английски и сразу же сообщил мне, что является военным летчиком, получившим образование во Франции.

Я обрадовалась, что у нас такие симпатичные соседи.

На следующий день Сара и Али пришли снова. Али тут же бросился к помойному ведру и начал копаться в отбросах. Я решила, что причиной тому является исследовательский инстинкт, свойственный детям, пока не увидела, как он отрывает жилы от куриной грудки и запихивает их себе в рот. Сара тоже принялась указывать себе на рот, прося чего-нибудь съедобного. Я поспешно накрыла на стол, и они принялись жадно поглощать пищу, потом запили ее двумя стаканами холодного сока и поспешно удалились.

Ночью, мучимая бессонницей, я услышала, как кричит кот. Я выглянула из окна, но ничего не увидела.

На следующее утро до меня снова донеслись те же звуки, я опять выглянула из окна и с изумлением увидела, что это Сара издает этот странный вой. Она стучала по окну второго этажа, и я сквозь стекло услышала, что она зовет меня: «Мариам!»

— Сара! — закричала я. — Что случилось?

Бедная женщина начала рыдать.

— Мы заперты. Муж уехал. Мы хотим есть. Нам нужна пища! — крикнула она. — Мой сын умрет, если его не накормить. Ты не можешь кинуть нам чего-нибудь в окошко?

Но как?

Все дома в Саудовской Аравии окружены высокими стенами, а вход на территорию преграждают мощные металлические ворота. Я вышла из сада на улицу и подергала ворота. Они были заперты. Я предположила, что и входная дверь тоже заперта, иначе Сара не стала бы кричать из окна, а просто сбежала бы. Я вернулась на кухню, собрала провизию и поднялась по лестнице, пока не оказалась с Сарой на одном уровне. Она открыла окно во всю ширину, и я принялась бросать хлеб и сыр, хотя большая часть, конечно же, падала в сад.

Халида не было, он уехал в деловую поездку, поэтому я обратилась к нашему садовнику.

— Мне надо, чтобы ты пробрался в сад к нашим соседям, — попросила я. — Там в доме заперта женщина, и у нее голодает сын.

— Госпожа, я не могу, — дрожащим голосом ответил он, оглядываясь по сторонам, словно намереваясь сбежать. — Я бедный индиец и работаю здесь, чтобы моя семья не умерла с голоду. Если я вломлюсь в арабский дом, меня навсегда посадят в тюрьму, и тогда моя семья умрет с голоду.

Я знала, что в Саудовской Аравии зачастую плохо обращались с эмигрантами из Индии и других азиатских стран. И я решила все взять в свои руки. Что они могли сделать беременной мусульманке, состоящей в браке с саудовским арабом? Ничего — так я себя убеждала. Я взяла молоток из ящика с инструментами, вынесла на улицу стул и забралась на стену, разделявшую наши дома. Памятуя о том, что нахожусь на седьмом месяце беременности, я исключительно осторожно спустилась со стены на противоположной стороне.

Как я и предполагала, все двери в доме были заперты, поэтому я взяла молоток и разбила большое окно, расположенное с тыльной стороны. Вытащив осколки, забралась внутрь, и меня тут же окружила раскаленная духота. Кондиционер был выключен, хотя в Джедде царила влажная жара. Я стала звать Сару, идя на звук ее голоса, пока не оказалась перед закрытой дверью. Я выбила замок и освободила Сару и маленького Али. В комнате завис кислый запах.

Мы втроем бросились в наш дом.

Я ощупала их раскаленные лбы. У обоих была лихорадка после двухдневного заключения в крохотном помещении без кондиционера. Я настояла на том, чтобы они приняли душ, а сама отправилась готовить роскошный обед.

Они съели все с невероятной жадностью.

— Сара, надо вызвать полицию, — сказала я.

— Нет-нет! Он убьет меня! — зарыдала Сара.

Не успела я ответить, как в дом ворвался Сарин муж, даже не удосужившийся позвонить в колокольчик. Он кинулся к Саре, ударил ее несколько раз по голове и потащил прочь. Али закричал истошным голосом.

Эта сцена жестокого насилия напомнила мне жизнь с Каисом, когда он избивал меня, а перепуганный Дюран был вынужден смотреть на это.

— Как ты можешь запирать свою жену и сына и морить их голодом?! — закричала я. — Ты в своем уме?!

Он обернулся ко мне и ощерился, вместо цивилизованного человека я увидела перед собой зверя. Затем он вновь набросился на жену и вытолкал ее из моего дома.

Я была вне себя от ярости. Как только вернулся Халид, я сразу бросилась рассказывать ему о происшедшем. Но он пришел в ужас оттого, что я вмешалась в супружеские отношения.

— Мариам, это Саудовская Аравия. Мужчины могут делать все что угодно со своими женами и детьми. И никто не имеет права в это вторгаться. Мужчина может устанавливать собственный закон в своем доме. Даже силы безопасности считают это частным делом. Если он захочет, он может убить ее, и никто не станет возражать.

Я кивнула, понимая, что, как ни грустно, он говорит правду. И хотя Саудовская Аравия была богатой страной, а Афганистан бедной, когда речь шла об обращений с женщинами, в них все происходило одинаково. Здесь женщины были такими же беспомощными, как и в Афганистане.

Я не спала почти всю ночь, думая о Саре. Она переживала тот же кошмар, в котором когда-то существовала я, только ее положение было еще хуже. По крайней мере, я в самые тяжелые моменты могла сбегать к своему отцу. У Сары не было и этой возможности.

На следующий день Сара изумила меня, вновь явившись к моему дому. Она стучала в дверь и кричала, заливаясь кровью. Вдали уже виднелся бегущий за ней муж. Я отскочила в сторону со всей возможной скоростью, на которую только была способна беременная женщина, и схватила единственное оружие, оказавшееся под рукой, — большой кухонный нож.

Я вернулась в гостиную, где это животное продолжало избивать Сару. Я подняла нож и закричала:

— Я вызываю полицию!

Военный летчик бросил на меня один-единственный взгляд и разразился хохотом при виде беременной женщины в ночной рубашке с ножом, поднятым над головой.

— Давай вызывай! Я даже сам наберу для тебя номер. Шеф полиции тоже бьет свою жену.

Мне стало страшно, но я не намерена была отступать.

— Это не Америка, — заявил он. — И не суйся в мои семейные дела, иначе я посоветую твоему мужу тебя выпороть.

Халид не хотел, чтобы его втягивали в эту историю.

— Пожалуйста, Мариам, мы ничего не можем сделать. Никто не может запретить мужу бить свою жену. Никто. Даже родственники жены.

И вновь я вернулась мыслями к собственным печалям. Все мои родственники умоляли меня сохранить брак любой ценой, хотя это и означало, что я вновь стану жертвой физического насилия и буду глубоко несчастна.

Что же происходило с этим миром?

— Послушай, ты ждешь ребенка, — привлекая меня к себе, зашептал мне Халид. — Ты носишь наше дитя. Этот человек может причинить тебе вред. Ты не должна ввязываться в их отношения.

Но как бы я ни хотела прислушаться к своему мужу, я не могла этого сделать. На следующий, день, когда мы отправились на обед к моей свекрови, я вновь подняла эту тему. Я умоляла своячениц переговорить со своими мужьями, один из которых состоял в дружеских отношениях с шефом полиции.

— Если вы не поможете, мне придется заниматься этим самой, даже если это навлечет на меня гнев Халида.

В результате с шефом полиции связался один из моих свояков. И на следующий день к дому наших соседей подъехала полицейская машина. Когда полицейские сообщили летчику, что на него поступила жалоба, он пришел в такую ярость, что сразу же выгнал Сару, заявив, что разводится с ней. Как ни странно, он позволил ей оставить Али у себя и отправил их к своему свекру.

Перед отъездом Сара зашла ко мне.

— Спасибо, Мариам, — обняв меня, прошептала она. — Я никогда тебя не забуду. Ты спасла мне жизнь.

Я была невероятно счастлива, пока Халид не сообщил мне, что Али будет жить с Сарой лишь до достижения им семилетнего возраста, так как после этого судьбу своих сыновей должны были устраивать мужчины Саудовской Аравии. Но я решила, что и этих нескольких лет Саре будет достаточно, а за это время могло произойти все что угодно. А останься она со своим жестоким мужем, он наверняка убил бы ее. И тогда Али лишился бы матери.