Мольба Мариам

ГЛАВА 4

По возвращении в Афганистан мой отец был принят в высших слоях общества. Впрочем он проявлял к этому странное безразличие, предпочитая спокойную жизнь. Он поселился в галахе и как мог утешал свою мать. Карьера поглотила остальное его внимание. Знание языков, высшее образование и знакомство с миром вскоре привело к его назначению на должность главы разведки афганской армии. Его подразделение много работало в течение 1953 года, когда Пакистан разбомбил селения племени африди, создав напряжение между Карачи и Кабулом. Эти события показали, что между двумя соседствующими мусульманскими странами никогда не установится мир. В стране ширилось движение за союз между Афганистаном и Россией, и вскоре в Кабуле был подписан договор. Наше правительство ликовало, поскольку СССР дал понять, что предпочитает Пакистану Афганистан.

Происходили и другие значительные перемены. Правительство Афганистана постепенно выходило из многолетней изоляции, направляло народ на работы по улучшению транспортных сетей, на строительство ирригационных каналов и на добычу нефти.

С папой все чаще заговаривали о женитьбе. Обычно афганцы женятся молодыми, а он все еще оставался холостым, хотя и достиг уже зрелого возраста. В 1953 году моему отцу исполнилось тридцать шесть лет, и близкие решили, что ему пора жениться. Шер, считавший заключение брака исключительно своим делом, объявил, что высшее образование моего отца сыграет им на руку, когда они будут сватать невесту из влиятельной семьи.

— Я найду для своего брата лучшую жену, — самоуверенно заявил он.

Однако у папы были свои представления о том, на какой женщине, он хочет жениться. После всех лет, проведенных в Европе, он понял, что получает удовольствие от общения с образованными женщинами, которые могли быть не только женами для своих мужей, но и их друзьями. Он восхищался тем, что англичане часто выбирают жен, не считаясь с ожиданиями семьи, и решил, что должен жениться на равной себе, на женщине, которая была бы его партнером во всех областях жизни. Конечно же, мой отец должен был получить от старшего брата разрешение на брак с такой женщиной, поэтому он собрался с духом и объявил Шеру:

— Брат, я принял решение жениться на образованной женщине, которая была бы мне ровней.

Шер, считавший, что женщины немногим лучше вьючных животных и созданы лишь для доставления мужчинам удовольствия и вынашивания сыновей, был ошарашен. Он еще никогда не слышал, чтобы мужчина так говорил о женщине. Его собственный отец Ахмед-хан за свою жизнь имел семь жен, которые, за исключением того, что прислуживали ему и вынашивали его детей, не играли никакой роли. Правда, отец Шера проявил удивительную привязанность к Майане, но Шер никогда не уважал своего отца за любовь к молодой жене и расценивал эту привязанность как оскорбление, нанесенное всем мужчинам.

Точка зрения Шера не была какой-то особой. Большинство мужчин Афганистана относились с презрением к женщинам и жестоко обращались с ними, так что почти все афганские женщины жили в подчинении, граничащем с рабством. Услышанное от своего брата, что женщина должна стать ему ровней, привело Шера в такое изумление, какое он едва мог вынести. Впервые он пожалел о том, что отправил младшего брата в Европу.

Для Шера взгляды брата оказались настолько неприемлемы, что, придя в себя, он разразился криками:

— Я тебе не позволю позорить семью браком с образованной женщиной! Неужто ты думаешь, что женишься на женщине, которая будет говорить лишь на фарси? Неужто думаешь жениться на женщине, которая захочет работать вне дома? Неужели хочешь ввести в семью женщину, которая будет показываться другим мужчинам? Нет! Нет! Нет!

Мой отец стоял спокойно, исполненный вновь обретенной невозмутимости и решительности. И хотя ему с трудом удавалось преодолевать страх перед братом и привычки детства, образование и жизненный опыт придали ему уверенности в том, что он может вступать в полемику. Он откашлялся и тихо произнес:

— Если ты не позволишь мне жениться на той женщине, на которой я захочу, я не женюсь вовсе. Я не продолжу род Хаилей. Наш род уменьшится. Я слушался тебя всю жизнь. Но я не женюсь на женщине, которую не уважаю. Я не женюсь на женщине, которую не люблю.

Шер плюнул, передернул плечами, не веря собственным ушам, и велел жестом моему отцу убираться. Он полагал, что брат вскоре изменит свое решение, ибо каждый мужчина мечтает о сыне, но ожидания Шера оказались напрасными. Мой отец продолжал вести холостяцкий образ жизни в течение трех последующих лет и казался вполне удовлетворенным, занимаясь карьерой и проводя время с приятелями.

Мой отец считался столь выгодной партией, что многие его приятели мечтали видеть его своим родственником. Наибольшую настойчивость проявлял его лучший друг Рахим.

— Аджаб, у меня есть двоюродная сестра, которая не только образованна и умна, но и красива, — говорил он. — Она так умна, что ее даже приняли в медицинский колледж, но она решила стать учительницей. Она окончила колледж и теперь преподает в школе для девочек. — Рахим помедлил. — Она очень необычная, Аджаб. Она не говорит на пушту. Она говорит на фарси. У нее есть работа. И при любой возможности она ходит без паранджи.

Мой отец внимательно слушал. В то время лишь немногие женщины Афганистана получали образование выше начального. Большинство девочек забирали из школы после шестого класса, чтобы выдать замуж. Судя по всему, двоюродная сестра Рахима была совсем иной. Больше всего его поражало то, что она осмеливалась снимать паранджу, так как в 1956 году появление афганской женщины без паранджи считалось противозаконным.

Рахим снова помедлил. Ему надо было сообщить папе что-то еще.

— Она из таджиков, — произнес он наконец.

У моего отца отвисла челюсть.

— Из таджиков? — Не веря своим ушам, он покачал головой: — Рахим! Ты хочешь, чтобы брат убил меня голыми руками? Он никогда не разрешит мне жениться на таджичке!

Пуштуны и таджики являлись двумя господствующими племенными объединениями, постоянно находившимися в состоянии вражды. В долгой истории Афганистана влиятельные партии не раз прибегали к вооруженному противостоянию.

Наше пуштунское племя является крупнейшим и наиболее влиятельным этническим объединением. К тому же исторически именно пуштуны всегда находились у власти. И хотя родина пуштунов располагалась на юге области Хинду-Куш, со временем они распространились по всей стране. В основном пуштуны занимаются сельским хозяйством, хотя есть среди них и кочевники, которые живут в палатках из черной козьей шерсти.

Таджики — вторая по величине этническая группа, в основном обитающая в Панджшерской долине к северу от Кабула, а также в северо-восточных провинциях Парван и Бадахшан. Некоторые таджики также занимаются земледелием, но в основном разводят овец и коз.

Пуштуны и таджики ведут разный образ жизни, и их культура определяется различными неписаными законами. Географические факторы сыграли существенную роль в сохранении различий между двумя племенами. Эти две группы говорили даже на разных языках, пуштуны — на пушту, а таджики на персидском дари, или фарси. В то время как пуштуны упорно избегали контактов с таджиками, сами таджики терпимо относились к другим племенам. Благодаря своей терпимости к различиям и готовности к переменам, таджики урбанизировались с большей легкостью.

Несомненно, клан моего отца был самым нетерпимым, и чем большую нетерпимость он проявлял, тем сплоченнее становился. Пуштунские мужчины испытывали непреодолимое стремление властвовать и защищать все, что знали. Оскорбленный пуштун должен был отомстить физической расправой или потребовать денежной или материальной компенсации. Порой законы поведения пуштунских мужчин вступали в противоречия с законами шариата. И в таких случаях пуштуны «поступали по-пуштунски», предпочитая племенные порядки религиозным. Для пуштуна нет ничего более важного, чем «поступать по-пуштунски», не считаясь с теми, кто может пострадать от этого.

Мой отец не походил на других афганских мужчин: он выступал против старинных племенных законов, возможно, потому, что сам стал свидетелем событий, к которым приводят невежество и непреклонность. Однако он вовсе не горел желанием воевать с братом из-за брака с женщиной из рода таджиков.

— Забудь об этом, Рахим, — ответил мой отец. — У меня и без того хватает проблем. Мой брат не позволит мне жениться даже на образованной девушке из рода пуштунов. Он никогда не примет таджичку. Да он просто убьет меня.

Рахим понимал, что доводы моего отца убедительны.

— Ну, она лишь на половину таджичка, — добавил он, пытаясь как-то оправдать свое предложение. — Правда, эта половина и имеет значение. Ее отец таджик. Ее мать пуштунка.

Оба они знали, что в Афганистане национальность мужчины важнее.

— Послушай меня! Забудь об этом, Рахим, — повторил мой отец.

Но Рахим, уверенный в том, что эта женщина станет прекрасной парой моему отцу, не оставлял попыток убедить его. И после долгих уговоров мой отец наконец сказал Рахиму:

— Хорошо. Я взгляну на нее. Но не буду знакомиться с ней. Просто один взгляд.

Мой отец знал, что не сможет жениться на таджичке, и все же не хотел обидеть друга. Он и в самом деле выступал против расовых и этнических предубеждений и ничего не имел против таджиков, более того, многие его приятели были таджиками. Да и кому мог навредить один-единственный взгляд?

Спустя годы отец поддразнивал мою мать:

— Я думал, Рахим не прекратит превозносить свою кузину до тех пор, пока я хотя бы не посмотрю на нее. И я решил, что, взглянув, извинюсь и уйду, заявив, что его кузина слишком высокая или низкая, слишком толстая или тощая.

Мои родители понимающе смотрели друг на друга, посмеиваясь чему-то своему.

И так два друга направились в Кабул, чтобы папа мог бросить на эту особу единственный, но оказавшийся роковым взгляд.

— Аджаб, я предупреждаю тебя. Моя двоюродная сестра необыкновенная. Ты влюбишься в нее, — говорил Рахим своему приятелю по пути.

Но отец лишь по-дружески отмахивался от него. И как его только угораздило согласиться проделать долгий путь из галаха Хаиль в Кабул только для того, чтобы взглянуть на девушку, жениться на которой он все равно не сможет?!

Добравшись до места, папа припарковал свою машину за школьными воротами и не успел отдышаться, как Рахим взволнованно воскликнул:

— Вон! Вон! На лестнице! Это она.

Мой отец с раздражением выдохнул. Затем заморгал и прищурился. Первое, что он заметил, что на женщине было нарядное зеленое пальто, непривычная одежда для афганки. После обратил внимание на то, что она высокая и худая. Потом его взгляд переместился на ее стройные ноги. Они были видны ниже колена, великолепные ножки с изящными лодыжками. Женщина была одета очень модно: шелковые чулки и туфли на высоких каблуках. У него перехватило дыхание, и он почувствовал, что очарован стоявшей на лестнице. Она беседовала с другой учительницей, и все вокруг звенело от их смеха. У красавицы к тому же есть и чувство юмора, подумал он. Когда она приблизилась, мой отец смог разглядеть ее лицо, которое она спрятала, выйдя за пределы школьной территории. Она была прекрасна: светлокожая, с необычайно темными глазами и блестящими каштановыми волосами.

И тут папа понял, что одного взгляда будет недостаточно.

В его жизни было мало радости и много горя. Он полагал, что повидал все, и вдруг он словно возродился благодаря чувству, возникшему к незнакомой женщине. Он не верил в любовь с первого взгляда. И все же ему пришлось бороться с непреодолимым желанием сразу же подойти к кузине Рахима. Он хотел как следует рассмотреть ее, узнать все, о чем она думает.

Папа был опытным мужчиной, он встречался и ухаживал за многими женщинами, пока жил в Европе. Но теперь он находился не в Европе, где мужчины и женщины могли общаться легко и непринужденно. В Афганистане случайная встреча с красивой учительницей могла вызвать скандал и спровоцировать ее родственников на жестокую месть.

Чувство досады охватило папу. Он не представлял себе, что делать.

Он знал, что в Афганистане брак с ним считали выгодной партией, и он мог выбрать практически любую женщину из хорошей пуштунской семьи. Однако теперь он хотел получить ту женщину, которой не мог обладать.

Ее звали Шарифа Хассен. Она происходила из состоятельной и уважаемой в Кабуле семьи. Более того, ее отец имел влияние на монаршию семью и в свое время являлся верховным советником шаха. По сравнению с консервативным семейством моего отца ее семья была более современной, а потому счастливой. Шарифа оказалась необычайно целеустремленной девушкой. Одной из первых женщин, она поступила в медицинскую школу, хотя магистерскую степень получила по педагогике. Окончив колледж, она не стала спешить с замужеством, а заняла место преподавателя истории и географии в престижной средней школе Малалай, построенной специально для девочек в начале 1920-х при содействии Франции. Там-то отец впервые и увидел ее.

— Договаривайся о свадьбе, — хрипло произнес отец.

Рахим ликовал, оттого что оказался прав, но не промолвил ни слова, когда они покидали школу.

На протяжении всего долгого пути в галах мой отец испытывал самые противоречивые чувства — восторг и ужас. Он был охвачен лихорадочным волнением, потому что для себя уже принял решение, что женится на Шарифе Хассен. В то же время он каменел при мысли о том, что его фанатичный брат сделает все возможное, чтобы предотвратить союз пуштуна из семьи Хаиля с образованной таджикской женщиной, что для Шера было просто неприемлемо. Кроме того, Шер-хан мог воспользоваться этим поводом и убить своего брата во избежание подобного скандала.

В течение последующих нескольких недель мой отец регулярно посещал отца и братьев Шарифы, хотя и не просил их о ее руке. Мужчины семьи Хассен произвели на папу сильное впечатление, они были умны и интеллигенты. Они казались ему близкими по духу в отличие от его сводного брата, который был грубым и необразованным человеком.

Отец понимал, что не может более откладывать трудный разговор с братом. Он не смел продолжать посещать семью девушки, не заявляя о своих намерениях, поэтому собрался с мужеством и отправился к Шеру. Он тихо стоял на цветном ковре, покрывавшем просторную залу, в ожидании, когда брат завершит работу с бумагами. Наконец Шер поднял свои ледяные глаза и с раздражением уставился на него.

— В чем дело? — как всегда, с недовольным видом осведомился он.

Папа знал, что стоит ему замешкаться, и смелость покинет его.

— Брат, я нашел женщину, на которой хочу жениться. Она точно соответствует твоему описанию. Она говорит только на фарси. Она образованна. Она работает школьной учительницей. Она ходит с открытым лицом не только дома. — Мой отец сделал паузу, прежде чем добавить самый убийственный факт. — Она из племени таджиков. Ее отец тесно связан с монаршей семьей. — И тут папа совершил то, что ему совершенно не было свойственно, — он солгал. — Я уже говорил с ее отцом.

Отец видел, как на лице Шера отразилась чудовищная ярость. Он то бледнел, то краснел. Его темные глаза гневно блестели. Затем он сжал кулаки и начал медленно подниматься.

Папа собрался с духом.

Шер откашлялся, вышел из-за массивного рабочего стола и неторопливо двинулся к папе, белки его глаз налились кровью. Когда он приблизился вплотную, взгляды обоих встретились. Эта дуэль казалась бесконечной, но, к удивлению отца, Шер первый отвел глаза, крикнув через плечо своему слуге, чтобы тот позвал его первую жену Нине и его любимую дочь Симу. До прихода женщин ни Шер, ни мой отец не проронили ни слова.

— Мой брат Аджаб присвоил себе мои права, права главы этой семьи. Он за моей спиной попросил неподобающую женщину стать его женой, — прорычал разъяренный Шер.

Женщины словно окаменели. Они никогда прежде не слышали о такой наглости и, вероятно, решили, что, если Шер велел им явиться, они уже могут готовиться к похоронам моего отца. Пуштуна могли отправить в могилу и за меньший проступок.

Шер презрительно усмехнулся:

— Поскольку мой брат уже совершил определенные шаги в том, что его вовсе не касалось, я оказался в безвыходной ситуации. На карту поставлена наша честь, так что семье придется продолжить начатое. Но я отказываюсь принимать в этом участие. Вместо этого ты, — он кивнул сначала Нине, а затем Симе, — и ты, вы свяжетесь с семьей невесты и займетесь необходимыми приготовлениями.

Нине и Сима задрожали при мысли о возложенной на них ответственности. Такая важная свадьба обычно устраивалась главой племени, но Шер возложил эту миссию на женщин. И они знали, что будут наказаны, если он останется недовольным их усилиями.

Испуганные женщины выскользнули из комнаты, за ними последовал и отец.

Губы у Нине дрожали, а руки тряслись, когда она, отведя папу в сторону, спросила:

— Аджаб, кто эта женщина?

— Ее зовут Шарифа Хассен. Ее семью хорошо знают в Кабуле.

Нине покраснела и завизжала:

— От тебя одни проблемы, Аджаб! А теперь ты еще и нас втянул во все это! Как ты мог решать такое важное дело за спиной своего брата?

Мой отец пожал плечами. Как можно объяснить любовь?

Повзрослев, отец перестал бояться брата и почти не обращал внимания на его угрозы. И все же теперь он опасался, что его ложь будет разоблачена. Ведь он еще не просил у отца Шарифы Хассен ее руки. Папа знал, что имя Хаиля будет посрамлено, если он попросит руки женщины и будет отвергнут. А Шер постоянно был озабочен сохранением своей чести. Уловка моего отца привела его к желанной цели, но, если его обман раскроется, последствия будут ужасающими.

Папа понимал единственное: так или иначе, но он женится на Шарифе Хассен, даже если ему для этого придется, взяв невесту и мать, бежать из Афганистана.

Нине и Сима разузнали, где живет отец учительницы Шарифы Хассен, и организовали с ним встречу. И без заявлений Аджаба семейство Хассен хорошо понимало, что отец приходил к ним с определенными намерениями. Они догадывались, что наследник Хаиля положил глаз на одну из дочерей Хассен, но только не знали, на какую именно.

Все раскрылось, когда к ним с визитом пожаловали жена и дочь Шера. Семья Хассен встретила их гостеприимно, щедро выставив на стол фрукты и сладости. Обе семьи обменялись любезностями, прежде чем приступить к интересующему их делу. В Афганистане брак считается слишком важным делом, чтобы предоставить его жениху и невесте, если речь идет о союзе двух состоятельных семейств.

Нине заговорила первой, сообщив, что она и ее дочь представляют семью Хаиля и просят отдать за младшего брата Аджаб-хана дочь Хассен-шейха — Шарифу.

— Я с радостью встречусь с Шер-ханом для обсуждения этого дела, — с доброжелательной улыбкой ответил Хассен-шейх.

Нине боялась подобного ответа. Нежелание главы семьи явиться для обсуждения предполагаемого брачного союза считалась страшным оскорблением.

Нине откашлялась и продолжила:

— Именно для этого я и пришла, Хассен-шейх. Мой муж Шер-хан занят сейчас неотложными делами, поэтому не смог встретиться с вами лично.

Хассен был так потрясен, что не мог произнести ни слова. Подобное поведение считалось равносильным пощечине. Впрочем ему удалось сдержаться, так как Нине была всего лишь женщиной, выполняющей приказ своего мужа.

— Передайте, пожалуйста, вашему мужу, что, когда он освободится, я буду счастлив принять его в своем доме. И тогда мы все уладим.

Трудно было не понять смысла сказанного. Хассен не даст разрешения на брак, не обсудив это с главой клана Хаиль.

Нине и Сима с тяжелым сердцем отправились домой, опасаясь стать гонцами, принесшими дурные вести.

Проблема заключалась в том, что Хассен-шейх не только обладал большими связями и привык к уважению, но и являлся к тому же ярым приверженцем соблюдения общепринятых правил. Однако отцу повезло, что его ложь так и не была разоблачена. Никто в галахе по-прежнему не знал, что он еще и не просил руки Шарифы.

Нине и Сима не были наказаны за то, что не справились с заданием. Несмотря на показное негодование, вызванное их известием, втайне Шер был доволен. Отказываясь выполнить основные правила сватовства, он тем самым обеспечивал отказ со стороны семьи невесты, избранной моим отцом. Теперь он мог заняться выбором более подходящей партии для своего младшего брата.

Шер вызвал к себе моего отца.

— Ты знаешь, что Хассен-шейх возражает против этого брака? — спокойно спросил он с притворной грустью. Он вздохнул и развел руки в жесте безнадежной покорности. — Я ничего не могу поделать. Но не волнуйся, брат мой, я нашел для тебя девушку из нашего племени, красавицу, дочь почтенного военачальника. Ваш союз принесет огромную выгоду нашей семье.

Когда Шер заметил, как отец нахмурился, он добавил:

— Эта девушка отвечает твоим требованиям, Аджаб. Она умеет читать и даже немного писать. Но она стремится лишь к тому, чтобы стать послушной женой и хорошей матерью.

Шер-хан был доволен собой, даже улыбнулся, что редко с ним случалось. Отец очень огорчился. Он так долго ждал этой свадьбы, надеясь на то, что красавица, в которую он влюбился с первого взгляда, станет его женой. Он медленно вернулся в свои покои, где его ждала мать. Со слезами на глазах он рассказал ей о том, что случилось. Майана не могла смириться со страданиями своего сына. Она потеряла всех своих детей, кроме единственного сына. Она не смогла помочь бедным дочерям и решила рискнуть своей жизнью ради оставшегося ребенка. Ибо его счастье значило для нее больше, чем собственная жизнь.

Не раздумывая о последствиях, она бросилась к хану, человеку, который превратил ее жизнь и жизнь ее детей в сущий ад. Она не договаривалась с ним о встрече и знала, что одно лишь ее появление приведет Шера в дикое бешенство. И все же она уверенно направилась в его покои, хотя это и было запрещено. При виде нее все находившиеся там окаменели.

Не говоря ни слова, она сняла с себя паранджу, свою черную накидку, и положила ее у ног хана. Все затаили дыхание.

В афганском обществе существуют определенные правила поведения. Если женщина снимает таким образом свою паранджу, значит, она выражает абсолютную покорность. В своем стремлении защитить сына и принести ему счастье, бабушка воззвала к нанг (честь), намус (доброе имя женщины) и гаярат (гордость и достоинство).

Таким образом афганская женщина демонстрирует свою уязвленность. И хотя при желании мужчина может убить эту женщину, так поступает лишь бесчестный мужчина. Он также вправе проигнорировать женщину, прогнать и не принять ее предложение о мире, но в нашей культуре для мужчины это равнозначно потере лица.

Никто не произнес ни слова. Никто не шевельнулся. Хан никогда не предполагал, что его ненавистная мачеха прибегнет к этому старинному обряду для того, чтобы обезопасить себя и гарантировать исполнение желаний своего сына. Шер-хан сидел так тихо, что воцарившаяся в зале тишина, казалось, звенела.

Позднее бабушка рассказывала сыну, что напряглась в ожидании побоев, но ее пасынок ничего не сделал. Наконец Шер-хан встал, поднял паранджу и накинул черную ткань на плечи и склоненную голову моей бабушки.

— Ты можешь идти, — тихо произнес он.

Отец и бабушка вместе ожидали решения Шер-хана и пришли в неописуемый восторг, когда тот вызвал своего брата, чтобы ехать в Кабул для заключения выгодного брачного договора.

Однако на пути папу вновь ожидали преграды. На этот раз источником проблем послужило различие между племенами пуштунов и таджиков. У пуштунов, и в особенности у главного пуштунского клана, рода Хаиль, размер выкупа, предлагаемого семье невесты, должен был соответствовать положению и статусу главы рода, которым в данном случае являлся Шер-хан. А он считался одним из главных вождей в стране, поэтому выкуп, предлагавшийся за мою мать, был весьма значителен.

Таджики придерживались иных взглядов. Они следовали учению Пророка Мухаммеда, согласно которому размер свадебного выкупа должен был быть скромен. Ибо большой выкуп намекал бы на то, что отец продает свою дочь торгашу. И Хассен-шейх согласился принять не более тридцати афганей, чтобы не опозорить себя и свою дочь.

Сложилась безвыходная ситуация, поскольку оба были горды и готовы до конца отстаивать свою честь. Ни тот ни другой не желал уступать.

Но когда уже казалось, что переговоры зашли в тупик, Шер-хан раздраженно встал и, извинившись, вышел, приказав своей жене и дочери урегулировать эту проблему.

И женщины согласились на то, чтобы сумма выкупа составляла тридцать афганей.

Хассен ликовал.

Дата свадьбы определилась. И через несколько месяцев тридцатидевятилетнему холостяку Аджабу предстояло вступить в брак. Шарифе Хассен, его невесте, исполнялось двадцать семь к моменту их свадьбы, и по афганским меркам она уже считалась старой девой.

Но если мой отец пребывал в радостном волнении оттого, что женится на своей избраннице, моя мать выражала куда меньшую радость. Ее образованная мать повлияла на отношение дочери к браку, а она относилась к нему весьма критически. Еще в детстве мама узнала о всеобъемлющем законе, согласно которому женщины беспомощны перед всевластием мужчин. Она понимала, что замужество для афганской женщины означает полное подчинение своему мужу. И если поведение Аджаба изменится после женитьбы, никто не сможет ей помочь. Она станет собственностью мужа.

Мамино нежелание выходить замуж вызвало разлад в ее семье. Она спорила со своими тремя братьями, которые с восторгом отнеслись к перспективе породниться с состоятельным семейством Хаиля. Ее братья утверждали, что Аджаб Хаиль идеально подходит ей. Ее жизнь будет отличаться от жизни других замужних женщин, говорили они. Аджаб очень образован и не консервативен. К тому же они слышали непосредственно от кузена Рахима, что Аджаб хотел, чтоб его жена была образованной и равной ему в браке.

Но моя мать продолжала сопротивляться. Сестры уже поддразнивали ее, предупреждая, что такая консервативная пуштунская семья заставит ее носить традиционную паранджу, бросить работу и разговаривать на пушту, языке, который мама не знала. Поэтому когда папа с Нине и Симой обсуждали окончательные свадебные приготовления, мамин младший брат Валид взял ее за руку и подвел к двери, чтобы она сквозь замочную скважину могла взглянуть на жениха. Моя мать заявила, что, хотя мужчина, который хочет на ней жениться, очень красив и великолепно выглядит в военной форме, она по-прежнему остается при своем мнении.

Мама чувствовала себя несчастной. Она вела сказочную жизнь в Афганистане. За стенами особняка Хассена мужчины принимали во внимание желания и просьбы женщин, и она боялась, что лишится всего этого, как только выйдет замуж.

Но ее отец пообещал Аджабу руку своей дочери, и она ничего не могла с этим поделать. Несмотря на то что ее семья придерживалась прогрессивных взглядов, считалось, что любая афганская девушка должна рано или поздно выйти замуж. Но для большинства женихов она была уже слишком стара. Мама ощущала свою абсолютную беспомощность перед непреодолимым противодействием ее желанию жить одной и наконец уступила.

И вот день свадьбы настал.

Шел судьбоносный 1957 год. Именно в этот год был подписан договор между Афганистаном и Советским Союзом. Советские технические специалисты стали наводнять Афганистан, а советское правительство передало моей стране вооружение стоимостью в двадцать пять миллионов долларов.

Однако мои родители не обращали внимания на все возрастающую советскую угрозу, они были слишком поглощены предстоящей свадьбой.

Обе семьи согласились, что свадьба должна проходить в галахе Хаиля. И вот семья Хаиль ждала прибытия семьи Хассен. При этом мужчины собрались в одном месте, а женщины — в другом, ибо разделение празднества по половому признаку играло огромную роль. Наконец в галахе появилась вереница машин, из них начали выходить члены семьи Хассен. Внезапно над галахом зазвучала громкая музыка. Женщины Хаиля столпились у окон своих комнат, а мужчины, стоявшие во дворе, начали обмениваться недоумевающими взглядами. Что происходит? Что за пение? Откуда эта музыка?

Шер-хан полагал, что всем он руководит в своем доме. И хотя позднее вечером предполагались и музыка, и танцы, по его указаниям мужчины и женщины должны были веселиться раздельно: мужчины танцевать с мужчинами, женщины — с женщинами. Он и представить себе не мог, что семья невесты привезет с собой своих музыкантов, певцов и танцоров.

Веселье Хассенов сопровождалось таким шумом, что тот встревожил даже домашний скот. Привратник Шера открыл ворота, и восторженные члены семьи Хассен, пританцовывая, вошли во двор. Под барабанный бой и звон цимбал женщины в такт музыки махали своими прозрачными паранджами и покачивали бедрами.

Семья Хаиль была потрясена. Аджаб соединяется с семьей, в которой женщинам разрешено открывать свои лица и непринужденно танцевать. И изгибаться перед незнакомыми мужчинами!

И тут раздались выстрелы. Музыканты побросали свои инструменты, а танцующие застыли на месте. Люди закричали и, сбивая друг друга с ног, бросились прятаться, решив, что попали в засаду.

Но затем испуганные гости увидели разгневанного мужчину, который шел по двору, размахивая ружьем.

— Это Шер-хан, старший брат жениха! — закричал один из людей Хассенов. — Не двигайтесь! Он убьет всех нас!

Шер и вправду был в ярости. Гости не оказали уважения его семье и их традициям.

Кто-то в толпе закричал, что здесь запрещены совместные танцы и пение. И некоторые здравомыслящие гости принялись отделять мужчин от женщин, направляя последних в женские покои. Им предстояло отмечать свадебные торжества в доме вместе с женщинами Хаиля, в то время как мужчины будут праздновать во дворе. Мужчины тоже развлекались танцами, но перед ними танцевали мужчины, переодетые в женское платье. Вот как в мире Шер-хана отмечались свадебные торжества.

Больше никаких неприятностей не произошло, и отец наконец женился на избранной им женщине. Моя мать вскоре обнаружила, что ее братья оказались правы и ее муж действительно отличался от других афганских мужчин. Он хотел видеть в ней равную себе. Молодая чета проводила много времени друг с другом, получая от этого удовольствие. И мама вскоре осознала, что едва не отказалась от брака с тем единственным мужчиной в Афганистане, который мог бы относиться к ней с почтением и принести счастье.

Семья отца пребывала в меньшем восторге от этого союза.

Моя мать стала самой образованной женщиной, вошедшей в семью Хаиля, и проблемы, связанные с этим, не заставили себя ждать. Как и предполагалось, мои родители стали жить в галахе, поселившись в просторных комнатах над главными воротами, которые раньше предоставлялись гостям.

В Афганистане молодожены редко отправляются в путешествие во время медового месяца, вместо этого они обустраивают свою семейную жизнь дома. Через десять дней после свадьбы отец вернулся к военной службе, а мама возобновила работу в школе Малалай.

Шер-хан кипел от ярости оттого, что женщина, живущая под его кровом, бросает ему вызов и самостоятельно зарабатывает деньги. Будучи главой клана, он запретил моей матери покидать галах без бежевой паранджи и жуткого облачения, которое она ненавидела от всей души. Паранджа набрасывалась на голову и скрывала всю фигуру вплоть до пальцев ног. Крошечная волосяная сетка в районе лица представляла собой единственное окошко во внешний мир. Этот традиционный костюм оскорблял чувства мамы, так как она привыкла носить модную западную одежду.

Худшие опасения стали сбываться. Ее просвещенный муж был добр и нежен с ней, но и он не мог полностью защитить ее от своего консервативного брата.

Условия ее жизни ухудшились еще больше, когда Шер-хан узнал, что она беременна. Шер так неистовствовал, узнав, что беременная женщина все еще покидает галах, что мама в конце концов была вынуждена уволиться и больше не выходить за пределы галаха.

Все складывалось непросто.

Мама была поглощена своей беременностью, а потому вначале практически не жаловалась. Но ее собственная мать так тревожилась о дочери, что отправила к ней няню Муму, чтобы та ухаживала за ней, а потом помогла с ребенком. Мума оказалась замечательной помощницей и легко вошла в нашу семью.

Каждая афганская семья молится о рождении сына-первенца, поэтому рождение моей сестры Надии 21 марта 1958 года было встречено с горечью и раздражением. Шер, который произвел на свет девять сыновей и трех дочерей, так разгневался от этой новости, что даже отказался поздравлять моих родителей и признавать ребенка.

Остальные домочадцы Хаиля вели себя с моей матерью столь же нелюбезно, обращаясь с ней так, как прежде с бабушкой Майаной и ее тремя дочерьми. Хотя маму и не заставляли работать по дому, к ней относились с презрением. К счастью, она была сильной женщиной и смогла не обращать на это внимания. Она занималась маленькой Надией. Бабушка Майана, добрая, словно ангел, старалась изо всех сил помочь своей невестке. Четыре женщины моего отца, его жена, мать, дочь и добрая няня, заботились друг о друге.

Но после рождения Надии Шер-хан стал вести себя еще грубее с моим отцом, полагая, что рождение бесполезной дочери окончательно погубило их отношения. Жены, дочери, а также слуги Шера почувствовали эту перемену и последовали примеру главы семейства, проявляя все большую враждебность.

В галахе стиркой всей одежды семьи Хаиля занималась прислуга. И как-то раз после очередной стирки мама получила свои вещи испорченными — с дырками и разрезами. У нее был дорогой европейский гардероб, и она вознамерилась выяснить, кто сделал с ним такое. Для этого она решила спрятаться во дворе и, пока слуги занимались стиркой, увидела, как два сына Шера подкрались к корзине и приказали напуганным слугам показать одежду Шарифы. Затем они вытащили ножи и принялись кромсать ее вещи.

Узнав о случившемся, папа очень рассердился, но он понимал, что конфликт с Шером из-за его сыновей может привести только к прямому столкновению. После этого мама стала оставлять грязные вещи у себя, чтобы отсылать их для стирки к своей матери. Впрочем, тогда еще никто не догадывался, что здоровье моей бабушки с материнской стороны ухудшалось и ей оставалось всего несколько лет жизни.

Затем мама обнаружила еще более зловещие признаки того, что на нее объявлена травля. В разных уголках своих апартаментов она нашла несколько маленьких кукол, проткнутых множеством булавок. И хотя ислам запрещает черную магию, некоторые мусульманки искушают судьбу, призывая злых духов. Не оставалось сомнений, что кто-то из домочадцев Шера использовал черную магию, чтобы запугать ее.

Моим родителям ясно давали понять, что их присутствие в доме нежелательно. Вскоре это давление стало сказываться на здоровье моих родителей, папа похудел и выглядел изможденным. Родители понимали, что причина крылась в их местонахождении и что единственное решение проблемы — переезд из галаха.

Однако, несмотря на неприязнь, которую испытывали Шер, его жены и дети к моим родителям, когда отец объявил ему о переезде в частный дом в Кабуле, Шер резко воспротивился этой идее.

— Ты станешь изгоем! Никто не будет уважать тебя! Я никогда не позволю парии получить долю наследства моего отца! — заорал он.

Но в душе папа знал, что его собственная жизнь и жизнь его ребенка находятся в опасности, исходящей от Шера. Теперь он уже не сомневался, что Шер извел всех своих братьев и сестер, чтобы одному унаследовать богатство Ахмед-хана. И отец решил, что если Шер и не убьет его, то лучше он будет счастливым нищим, чем несчастным богачом. Той же ночью он покинул галах вместе с женой, матерью, дочерью и няней Мумой.

Семейство Хассен представляло собой полную противоположность клану Хаиля. Разумные люди, они вырастили семь образованных и жизнерадостных дочерей, ни в чем не уступавших своим трем братьям. При необходимости они всегда помогали друг другу и, когда узнали о затруднительном положении моих родителей, поддержали их и помогли найти скромный, но уютный дом в Кабуле. Они также помогли им деньгами, поскольку мои родители жили весьма скромно на зарплату отца. Теперь мои родители стали неразлучны и наслаждались жизнью вдали от напряженной атмосферы галаха.

— Горечь отравит любое счастье, — часто говаривал папа.

Мама признавалась, что самым счастливым для нее стал тот день, когда они уехали из галаха, прочь от злокозненной семьи моего отца. Сбежав из галаха, мама одержала редкую победу над женоненавистничеством, которое окутывало галах и всех, кто там жил.