Монгольские степи. Халхин-Гол

Глава 13

Событие тридцать четвёртое

Однажды прапорщик Ротов ехал в поезде и увидел, что проводник что-то разносит. Он решил ему помочь, и вместе они разнесли купе и туалет.

Брехт подъезжал к Хабаровску в полдень. Проснулся ни свет, ни заря, потянулся, Прислушался к посвистыванию соседа по купе. В купе кроме него был товарищ непонятный. Иван Яковлевич сначала даже предположил, что это к нему соглядатая приставили от НКВД. Типчик такой вёрткий с незапоминающейся физиономией и гнусной улыбкой на лице, ну, это когда он гнусно улыбался. Не часто улыбался. Вот мимо купе девушки шли, а дверь у них была открыта. Жара в вагоне. Почему-то забыли в Нижнем Тагиле кондиционеры в вагон поставить. Спешили, должно быть или в танк по ошибке запихнули. Так вот, идут себе девушки мимо чирикают, и сквознячок в вагоне платьица ситцевые им развивает, трепещет. Нет, Брехт тоже залюбовался, но при этом улыбался открыто и честно, а не гнусно, как уважаемый семейный человек может улыбаться на картину, Петрова-Воткина Кузьмы Сергееича «Утро. Купальщицы». А типчик гнусно-гнусно улыбался. Пошёл он за девушками, но те проскочили тамбур и в вагон ресторан забурились, а сосед, назвавшийся Петром Сидоровичем назад вернулся. Посидел, слюни вытирая, и пошёл курить в тамбур.

Брехт аккуратно, поглядывая на дверь, карманы его пиджака прохлопал. Оказался и, правда, Сидоровичем, Дементьевым. В паспорт и командировочное удостоверение выписанное вложено. Работал Сидорыч экспедитором в порту Владивостока. Зря подозревал его Иван Яковлевич. Просто человек на волю вырвался от жены и троих детей сопливых. Вот и тянется взглядам к стройным девичьим ножкам. Бывает. Сам ведь тоже проводил взглядом.

Еще раз Иван Яковлевич потянулся, окончательно просыпаясь, прислушался, типчик гнусный посвистывает носом. Да и весь вагон должно быть ему подражает, одному Брехту не спится. Пошёл в тамбур, подышал свежим ветерком, умылся, ответил высунувшемуся дрищу высокому, что был проводником в их вагоне, что чаёк обязательно, будет, только заварите, уважаемый, не то, что вы всем сыпите, а пойдёмте, дам пачку. Купил у Лао Цыня, целую большую сумку китайского жасминового, когда ещё в следующий раз доведётся во Владике оказаться.

Попил чай. Нет. Не умеет дрищ заваривать. Испортил натур-продукт. Понабирут по объявлению. Вся работа подмести пол раз в день и чай заварить. Так нет, пол грязный, а чай за столько лет заваривать не научился. Сталина на них нет. А есть же Сталин. Ну, не дошли ещё у него руки до проводников.

Проснулся гнусный и совсем настроение испортил, завёл вдруг разговор о немцах, в смысле германцах, что опять гады мутят и воюют. Мало им по соплям дали в восемнадцатом. А в этот раз сунутся, так накостыляем, что до Одера драпать будут и пардону просить.

И ведь так вся страна думает. Малой кровью на чужой территории. Потому и умылись кровью.

Сходил Иван Яковлевич на перрон в стольном городе Хабаровске, в совсем расстроенных чувствах. Что ждёт через десять минут? Арестуют прямо на входе в штаб? Да ещё форма мятая. Он её перед самым уже Хабаровском одел. Всё в костюме французском ехал. А форма в небольшом чемоданчике. И как бережно её Катя-Куй не укладывала, и какой бы замечательный материал лучший портной Арбата не извёл на форму, а складки образовались.

Когда он после переодевания в купе зашёл, то гнусный челюсть на пол уронил. Девять орденов это блин не хухры-мухры. А ещё в Хабаровске его ждала звезда «Героя». В этой истории с его подачи звёздочку «изобрели» почти на год раньше и у него всего пятьдесят четвертая по счёту.

На входе штаб столкнулся со Штерном, к которому и шёл.

– Брехт! Иван Яковлевич! За наградой явился? Слушай, я на обед, ты обедал, а то поехали ко мне домой, жена борща наварила на мозговой косточке, – комкор, правда рад был встрече, по плечам хлопал, улыбался. Дружелюбно, а не как сосед по купе – гнусно.

– Я перекусил, Григорий Михайлович. А вы когда назад?

– Через час. Подожди в штабе. Награду вручу и переговорить надо.

– Хорошо.

Начальник штаба ОКДВА уехал на новой Эмке, а Брехт достал из кармана брегет от Карла Фаберже и прикинул. До дома Блюхера на извозчике минуть десять. И назад столько же, наверное. Можно минут десять понаблюдать за домом. Так-то помнил, что «топтун» из него никакой, но постоять в сторонке и посмотреть можно же.

Извозчик у штаба был, Брехт назвал соседнюю улицу с улицей Истомина, на котором находился двухэтажный особнячок маршала и, подъехав, медленно пошёл в ту сторону.

Зря. Только в форме комбрига РККА – танкиста с кучей орденов на груди и играть в сыщиков. Народ не просто оборачивался, а выстраивался в колонны и шёл следом. Пришлось плюнуть на слежку и вернуться в штаб ОКДВА.

В штабе встретил Рычагова. Тот так свой Су-2 и не забрал из части. Он же в Москву на японце улетел, а назад на поезде добирался, а экспериментальный лёгкий бомбардировщик так в ангаре у Брехта и стоял.

– Павел Васильевич, ты самолёт-то будешь забирать, или мне подаришь? Обещаю бережно относиться.

– Самолёт???? – Рычагов покачал головой слева направо, потом в обратном поряке. Прикидывал чего-то. – Ладно, я оформлю передачу. Меня переводят скоро. Жду приказа, назначают командующим ВВС 1-й Отдельной Краснознамённой армии. Там уж добуду себе новую птичку. Да, Иван Яковлевич, не отдашь мне Скоробогатова Александра. Я ему там полк дам. А у тебя ему и расти уже некуда. Не будет же у тебя в бригаде полк авиационный. И так не порядок у танкистов целая эскадрилья.

– Павел Васильевич, я понимаю, что у тебя возможностей и без моего согласия Сашку забрать хватит, но не делай этого. Японцы не уймутся, не в этом, так в следующем году, война с ними будет. Пусть Скоробогатов людей подготовит, да и сам повоюет.

– Война? Думаешь решатся макаки? – усмехнулся.

– Решатся. Упёртые товарищи, пока не побьёшь, не успокоятся. А мы сейчас пытаемся новые рации сделать, будем учиться вести бой, общаясь между собой.

– Добро. Ты, если, правда, сможешь радиосвязь наладить, сразу меня найди и позвони. Костьми лягу, а производство попробую наладить.

– Хорошо, я запомню. За самолёт спасибо. А что с серией, их будут выпускать?

– Хотел бы я узнать.

Событие тридцать пятое

Григорий Михайлович Штерн собрал половину штаба армии и торжественно под ура вручил Брехту Золотую Звезду Героя Советского Союза. В реальной истории только через год до этой медали додумаются. Ну, жизнь-то налаживается, сейчас вот у него на груди «звезда» висит, и второго кровопролитного Хасана не случилось. Потихоньку, может, к лучшему ситуация вырулит. Не зря жизнью сто раз рисковал. Правда, арест Блюхера показал, что не всё так радужно. История вещь упрямая и не сильно хочет сходить с намеченной колеи, а если ей палки в колёса вставляешь, то она может взбрыкнуть и маршал проживёт на свете на два месяца меньше. Хотя, тоже ведь, кто его знает. Он и своей смертью мог умереть очень скоро, даже не так, при современной медицине, он бы сто процентов скоро умер. По результатам вскрытия определили, что причина смерти оторвавшийся тромб. Сто процентов, что пытки это ускорили. Но тромб, если с ним не бороться, рано или поздно один чёрт оторвётся. И не спросит, били там тебя, или нет.

После торжественного награждения Штерн отвёл Брехта к себе в кабинет и, выглянув назад из-за двери, сказал старшему лейтенанту, что сидел в приёмной, чтобы никого не пускал.

– Ты, Иван Яковлевич, слышал про… – Штерн кивнул на верх.

– Так точно. – Ну, раз начальство опасается прослушки, то и он побережётся.

– И что?

Ну, уж хрен вам, товарищ начальник, Брехт не собирался оценку деятельности Блюхера и НКВД давать. Не самоубийца. Сейчас жучки в телефоны ставят. Вон их на столе целых пять штук. И что характерно четыре из них производства артели Дворжецкого, их по футуристическому дизайну, Брехтом и нарисованному, ни с одним другим телефоном в мире не спутать.

– Мне обещали роту танков Т-26. – Понятно, же кто обещал, но запутать, если слушают надо. – Товарищ Мехлис на днях звонил, он своё обещание выполнил и тридцать новых танков БТ-7А (Быстроходный танк) отправил прямо с завода и на днях обещал отправить ещё десять химических танков.

– В курсе. А скажи, Иван Яковлевич, если тебе отправил Лев Захарович танки с мощнейшим двигателем в 400 лошадок и пушкой сорокопяткой, то зачем тебе эти недомерки Т-26 с движком всего девяносто сил и пушечкой 37-мм 5-К.

– Смешно. Сейчас в бригаде тридцать броневичков игрушечных, с игрушечным же пулемётиком и бумажной броней, а в течение года будет обязательно война с Японией. На этих машинках детских, что ли воевать? Там все японцы с баргутами со смеха помрут и стрелять не надо будет.

– Какими ещё баргутами?

Мать же ж, твою же ж. Следить за языком надо.

– Ну, думаю, что здесь, у нас, они нас уже на прочность попробовали и больше не сунутся, теперь будут в районе Читы проверять или в Монголии, а там тысячи монгольских всадников у них под ружьём. Только называются не монголами, а баргутами.

– Там у Монголии, думаешь, попробуют? – Штерн подошёл к карте, что висела на стене. Опять смешно. Карта Приморья и как раз до реки Халхин-гол и доходит, а дальше обрывается.

– Думаю, а ещё, уверен, что вам поручат руководить этой операцией. А вы сразу о моей бригаде вспомните. А я людей подготовлю, можете не сомневаться, но лишняя рота танков мне в тех боях, ну, и вам соответственно, не помешает. Нужно вдарить по милитаристам проклятым со всей силы, чтобы унялись, наконец.

– В течение года? – Штерн достал из пачки лист бумаги. Макнул ручкой в чернильницу и написал на листке несколько слов, подошёл к Брехту и показал листок. Там было написано: «Туда не ходи». Иван Яковлевич кивнул. Комкор смял бумагу, положил в пепельницу, вынул из ящика стола папиросы Герцеговина Флор, – Курить будешь? Ах, да, ты же не куришь. А я закурю. Чиркнул спичкой, зажёг сигарету, а потом поднёс огонёк к листочку. Тот окутался дымом, а потом вспыхнул. Брехт следил за язычками пламени и переваривал. Выходит, домой к Глафире уже НКВДшники пришли, да ещё и засаду, что ли, организовали. Повезло, что в форме попёрся. Получается, наврал Ваське, не сможет он помочь последней жене Блюхера. Иван Яковлевич точно не помнил, но, кажется, первую и вторую расстреляют, а этой только срок впаяют и она потом ещё долго жить будет и дочь воспитает. А вот грудного младенца, так и не найдёт. Сейчас грудного. Через десять лет, как найти мальчика, если государство специально и имя и фамилию меняло, а он ничего не помнит. А может и умер. Кто за крохой будет в детдоме ухаживать, да и есть ли детдома для грудных детей.

– В течение года обязательно. Зимой в тех степях воевать затруднительно. Думаю, весной начнётся, как реки ото льда освободятся, – Брехт ткнул пальцем в самый угол карты.

– Понял тебя, Иван Яковлевич. Будет тебе десять танков. Как только новые придут с завода, так к тебе и дам команду отправить. Ещё есть желания для золотой рыбки?

– Есть, Григорий Михайлович, я людей интенсивно готовлю, акцент делаю на стрельбу из пулемётов, мне бы к моим «Браунингам» и «Эрликонам» патронов побольше.

– Как бы это теперь проблемой не стало. Не хочешь на ШКАС перейти?

– Тогда лучше просто со штыком. Нужен крупнокалиберный пулемёт.

– Тогда ШВАК, там 12,7 мм.

– ШВАК давайте. Пулемёт не самый плохой. Там есть один огромный недостаток. В случае неполадок доступ к механизмам у него крайне затруднён – в отдельных случаях для устранения задержек в стрельбе требуется частичная или полная разборка пулемёта, представьте разборку пулемёта во время боя, или лётчиком в самолёте. Но мои умельцы подшлифуют, где надо. Я только слышал, что их по десятку всего в месяц выпускают. А мне сотню надо. Год ждать? – Брехт безнадёжно рукой махнул. Как бы не кончилась его лафа с «Браунингами» и «Эрликонами». Это Тухачевский был фанатом игрушек стреляющих, а потом Блюхер ему почти ни в чём не отказывал. А теперь, кто за него горой перед Москвой стоять будет?

– Ладно, Иван Яковлевич. Ты теперь Герой, имя на слуху, попробую прямо под тебя и патронов импортных раздобыть и ШВАКи достать. Всё, спешу, скоро совещание у Первого секретаря ВКПб Хабаровска. Должен быть. До свидания. – И пальцем на пепел показал.

Событие тридцать шестое

Едут муж с женой в машине и ругаются. Проезжают мимо двух свиней на обочине. Жена со злостью говорит мужу:

– Не твои ли родственники стоят?

Муж:

– Да, мои. Тёща с тестем!

Брехт Штерна не послушал. Он сходил в гостиницу, где остановился, переоделся в костюм и пошёл по направлению к дому Блюхера. Дебил. Полный. Ну, нет, худой, но дебил. Идти по Хабаровску во французском костюме тройке, это ничем не лучше, чем идти в форме комбрига со всеми орденами. На него опять смотрели во все глаза и оборачивались вслед. Всё, нужно было с играми в шпионов заканчивать. Иван Яковлевич, плюнул себе под ноги, встал в очередь к бочке с пивом и, отстояв, и получив тёплый уже и противный напиток, сделал пару глотков, снова плюнул и стал смотреть, куда вылить, чтобы вернуть кружку, и тут его тронули за локоть. Брехт подумал, что кто-то просит не выливать, а презентовать ему болезному, там рядом крутилось пару товарищей запойного типа.

– Ваня? – напротив стоял Блюхер.

– Твою, налево! – Не тот Блюхер. Брат младший. Павел. Бывая в доме маршала, видел его несколько раз, и в Москве, когда последний раз у Васьки останавливался тоже с ним там пересёкся.

Павел Константинович Блюхер служил здесь же в ОКДВА в Хабаровске и был командиром авиазвена при штабе ВВС Дальневосточной армии. Брехт точно не знал, что с ним произошло в Реальной Истории, не так, он точно знал, что брата расстреляют, но вот когда арестовали, не знал.

– Павел, ты как здесь? – Брехт увидел алкаша и сунул ему кружку.

– За тобой от штаба шёл. Второй день по городу брожу, домой не иду. Сидел за забором у соседей, видел, как за мной приезжали, а я вышел с соседкой … Ну, вышел, в общем.

– Понятно. И, что намерен делать?

– У тебя там граница рядом …

– Граница. Ну, граница, так граница. Слушай, Павел Константинович, на поезде не добраться. Давай, так сделаем. Я сюда нашу летающую лодку вызову. Прямо сейчас пойду в штаб, позвоню в Спасск. Часов через пять, как раз к темноте, здесь будет самолёт. Давай, знаешь где встретимся? Вот, где у вас дача на реке, и ещё, скажем, километр выше по течению, там ещё заводь есть с мостком или причалом. Вот туда лодка и прилетит, сможешь туда незаметно пробраться? – Брехт осмотрел брата маршала. Военная форма, так треть жителей Хабаровска в военной форме разгуливает. Если ромбиками и наградами не светить, то, как раз, лучшая маскировка.

– Справлюсь. Всё, до встречи, я окраинами туда буду пробираться. – Лётчик козырнул и двинул вдоль улицы к одноэтажным домам.

Брехт шёл назад к штабу и продолжал плеваться. Спасать Ваську – это понятно. Васька друг. Спасать Жену Блюхера Глафиру с двумя маленькими детьми, один из которых вообще грудной, ему пара месяцев всего, это тоже правильный поступок. Маршал ему сильно помог и продолжал помогать до самого последнего момента. Да и спасти ни в чём неповинную женщину – это плюс к карме. Но вот спасать Павла, рискуя и собой и своей семьёй. Не перебор ли это? Кто ему этот человек? Вообще никто. Он даже не знает, женат ли Павел и есть ли у него дети. И что, сдать властям? Плюнуть и срочно свалить из Хабаровска? Что, блин блинский, делать?

Ну, это сам себя накручивал, а ноги несли его штабу. И только, подойдя к крыльцу, понял, что всё уже решил. Придётся спасать Павла Блюхера.

До части дозвонился быстро. Потом оттуда ещё через двадцать минут перезвонили и запыхавшийся голос пробасил.

– Капитан Скоробогатов. Слушаю, товарищ пол… комбриг.

– Александр, ты помнишь, где мы с тобой чуть в Китай на приземлились, у Хабаровска.

– Так точно.

– Найдёшь это место ещё раз и снова в темноте на летающей лодке нашей?

Там помолчали, поскребли затылок.

– Не обстреляют япошки?

– Постарайся.

– Хорошо, товарищ комбриг, ждите. – Трубка забибикала.

Ну, вот и всё, отрезана дорога к отступлению. Теперь ещё придумать, что с этим Блюхером делать. Не ехать же опять во Владивосток. Дать ему лодку и пусть гребёт на другой берег озера Ханка. Охо-хо. Нет. Так нельзя. Что с ним японцы сделают, а уж если узнают, что это Блюхер, и что ему он, Брехт, помог бежать, то мало никому не покажется.

Что делать?