Монстры большого города (СИ)

19

КЭРОЛ

Приехав домой, первым делом проверяю почту, и нахожу письмо от Рэнди с прикреплёнными файлами. Не обманул всё-таки, засранец. Начинаю внимательно изучать неопубликованную статью. Занятное чтиво. Познавательное. Слог, конечно, хромает, но в целом, сойдёт. Массовая публика, обычно, нетребовательная, и любит, когда всё написано по-простому, без непонятных терминов и заумных размышлений.

В статье Лумиса говорится о пропавших без вести людях, чьё количество перевалило за полсотни. В большинстве своём они никак не были связаны друг с другом, но кое-что общее у пропавших было. За каждый из них водился какой-нибудь грешок. За кем-то покрупнее, за кем-то поменьше. У кого-то были явные проблемы с законом, а чьи-то грешки всплывали на поверхность лишь после бесследного исчезновения, когда за поиски пропавшего бралась полиция. Описав несколько конкретных случаев, Рэнди пришёл к выводу, что в Элдер Сити уже не первый год орудует серийный убийца. Но это не обычный маньяк, а самый настоящий линчеватель, который, как считал Лумис, судя по написанному, поставил перед собой цель очистить город от грязи. Читая это умозаключение, откровенно зеваю. Психи убивают не ради каких-то высших целей, а потому что им это нравится. Пытаться приписывать им какие-то героические черты, это либо игра на публику, либо самообман.

Тем не менее, кое-что полезное в статье есть. Ближе к концу Лумис высказывает гипотезу, что неуловимый убийца так долго остаётся вне поля зрения полиции, потому что либо сам там работает, либо кто-то его прикрывает. Предложение вполне интересное, и по-своему не лишено смысла. Долго работая в полиции, реально можно совсем свихнуться. Особенно в Элдер Сити. Ещё до того, как подружиться с бутылкой, отец частенько повторял, что этот город проклят. Чушь, конечно, полная. Город — это просто место. Проблема в самих людях. Подари им землю обетованную, и через какое-то время они превратят её в загаженный притон. В отличие от отца, я не ставлю перед собой цель сделать мир лучше. Как не старайся, хоть из кожи вон лезь, наркоторговцы, насильники и убийцы никуда не исчезнут. Мои задачи более приземлённые — мягкое кресло, высокая должность, крупные связи в городе и за его пределами. И я всего этого обязательно добьюсь, чего бы мне это не стоило.

Приехав с утра пораньше в участок, принимаюсь сверяться с базой данных. В общем и целом, информация из статьи Лумиса подтверждается. Указанные в файлах люди действительно бесследно пропали, и об их местонахождении ничего неизвестно и по сей день. Внимательно просматривая список пропавших без вести за несколько лет, натыкаюсь на одного типа, заслуживающего внимания.

Пол Марлис. “Золотой” мальчик, любитель быстрой езды. Обвинялся в том, что насмерть задавил двух девочек, но был полностью оправдан. Подробностей в досье нет — одни лишь сухие факты, но вполне допускаю, что имела место судебная ошибка, а то и служебный подлог. Сама не раз сталкивалась с таким дерьмом ещё до перевода. Но интересно в этом случае другое. Отцом одной из погибших девочек оказывается ни кто иной, как Джон Элмерс. Прочитав это, начинаю поглядывать в сторону кабинета сержанта. Мог ли он расправить с убийцей своей дочери? Запросто. За убийство единственного ребёнка, пусть даже непредумышленное, процентов восемьдесят отцов порвали бы убийцу на куски.

После расправы на Марлисом в мозгу Элмерса могло что-то щёлкнуть. Предположение Лумиса о том, что загадочный линчеватель поставил перед собой задачу очистить город от грязи, теперь уже не кажется таким бредовым. Элмерс не какой-то желторотый новичок. Он работает в полиции уже давно, и много знает о том, на какие вещи стоит обращать внимание, чтобы не оставлять следов, и как лучше избавляться от улик. К тому же, у него могли быть сообщники.

Прикрыв глаза, массирую виски. Ото всех этих мыслей голова идёт кругом. Я надеялась, что отправка Вестина за решётку обеспечит мне повышение. Не срослось. Но если сын легендарного Джима Элмерса окажется линчевателем, о котором написал Лумис в своей неопубликованной статье, то ирландский ублюдок отойдёт даже не на второй, а на десятый план. Маньяк в рядах полиции — это даже не сенсация, а самая настоящая бомба. И я буду тем сапёром, кто её обезвредит.

АНДЖЕЛА

Большая часть посетителей нижнего уровня “Паладина” практически не отличается друг от друга. Садисты, насильники, извращенцы, мрази. Но даже в этой выгребной яме был один экземпляр, выделявшийся на фоне остальных. Он не причинял пленницам и пленникам вреда, даже пальцем никого не тронул. Он просто наблюдал, как это делают другие. Наблюдал пристально и очень внимательно, будто пытаясь запомнить каждую мелочь. А когда всё заканчивалось, оставался с жертвой наедине, писал картину, и показывал “модели” результат. Ублюдок явно не дружит с головой, но карандашом и кистью орудует мастерски. Особое внимание подонок уделял лицам жертв, и, в частности, глазам. Столько в них было боли и безысходности. Работая над фоном, художник всегда менял комнату для утех на что-то другое, вроде средневекового пыточного каземата, поле боя, усеянное костями и черепами, или ад, каким его представляли священники и верующие. Жертва тоже не оставалась без изменения. Ей этот творец тоже что-нибудь добавлял, вроде треснувшего нимба над головой, ангельских крыльев за спиной или что-то другое. Говорил ублюдок с французским акцентом, чем существенно облегчил мне поиски. Не обращаясь за помощью к Бену, я самостоятельно вычислила художника ещё в прошлом месяце.

Его зовут Пьер Назери. Подающий надежды молодой художник, филантроп, победитель какого-то художественного конкурса. Совсем недавно ему стукнуло двадцать шесть. Единственным родственником Пьера был богатый дед, скончавшийся в прошлом году. Всё своё немалое состояние он завещал внуку. Следующим после “аналитика” на тот свет должен был отправиться совсем другой ублюдок, но я поменяла очерёдность, наткнувшись в интернете на свежее интервью с Назери. Сколько же в нём было пафоса и самолюбования! Не удивлюсь, если для выпуска пара этому выродку и мастурбировать не надо, а достаточно просто подумать: “какой же я классный и талантливый”! А когда этот подонок с гордостью заявил, что часть его работ наконец-то начали выставлять в городской галерее искусств, мне захотелось как можно скорее покончить с этим самовлюблённым выродком.

Пока разрабатываю план действия, понимаю, что добраться до Назери будет непросто. Живёт Пьер не в квартире и даже не в отдельном доме, а в загородном особняке. Незаметно я даже приблизится к нему не смогу, не то что проникнуть внутрь. Бен бы смог, но мне до него как от Марса до Сатурна. Созвонившись с Назери, представляюсь ярой поклонницей его творчества, и прошу о личной встрече, надеясь заманить выродка в безлюдное место. Однако Пьер деликатно меня отшивает, ссылаясь на сильную нехватку времени, и предлагает встретиться с ним в галерее. Меня такой вариант категорически не устраивает.

Помогает мониторинг социальных сетей. Тщеславный ублюдок хвастается, что собирается передать чек на крупную сумму одному детскому приюту, не забыв назвать время. Заплетя волосы в косу, прячу её под шерстяной шапкой. Надев слегка мешковатую мужскую куртку и чёрные очки, добираюсь до приюта на общественном транспорте. Туда же вскоре прибывает и Пьер, но не один, а вместе со своим водителем. Решив покурить, он выходит из тачки. Мне только это и нужно. Подбежав сзади, бью его шокером в спину, подхватываю, и затаскиваю в машину. Заняв водительское сидение, жду возвращения Пьера.

Не заметив подмены, вернувшийся ублюдок садится сзади, и требует отвезти его в галерею. Обернувшись, пускаю Назери в лицо струю из перцового баллончика. Вскрикнув от неожиданности, схватившийся за глаза Пьер пытается выскочить на улицу, но не успевает — удар током в шею лишает его сознания.

От водителя избавляюсь при первой возможности, оставив его в безлюдном переулке. Забрав телефон, делаю парню укол, гарантирующий крепкий сон до самого вечера, а то и до ночи. Чем позднее прихвостни Назери хватятся, что с их боссом что-то случилось, тем лучше. Проверка документов чревата большими проблемами. Поэтому веду машину максимально аккуратно, стараясь держаться подальше от главной дороги и улиц, где установлены дорожные камеры.

Перегнав тачку на пустырь за городом, перебираюсь в заранее оставленный между двумя деревьями пикап. Перетащив Пьера в кузов, накрываю Назери тканью, беру пару пластиковых бутылок с бензином, и сжигаю тачку Пьера, после чего еду на ферму. Запасной ключ от дома у меня есть, код к двери в подвал я помню. Весит Назери немногим больше меня, поэтому дотащить его до разделочной не составляет особого труда. Раздев ублюдка, привязываю его к столу, и привожу в чувство, плеснув в лицо холодной водой.

— Привет, мразь. Помнишь меня? — интересуюсь первым делом, не особо рассчитывая на положительный результат.

— Конечно. Я помню каждую из вас. Особенно тебя, — спокойно отвечает Пьер.

— Ну раз помнишь, то должен понимать, что ничем хорошим для тебя наша встреча не закончится.

— Понимаю.

Для того, кто находится неизвестно где, в компании той, кто не особо его любит, этот ублюдок ведёт себя на удивление спокойно. И это меня злит. Чтобы сбить с выродка спесь, надеваю прозрачный передник, и подгоняю к столу каталку с инструментами. Глядя на предметы, которые превратят его в кровавое месиво, Назери ничуть не меняется в лице.

— Ты не обязана это делать. Я никогда не причинял тебе боли, — говорит он тоном опытного психиатра, общающегося с буйным пациентом.

— Конечно. Ты просто смотрел, как это делают другие, и ловил от увиденного кайф, словно озлобленный на весь мир импотент.

— Ничего ты не понимаешь.

— А ты попробуй объяснить. Ответ я услышу в любом случае, но в твоих же интересах рассказать всё по-хорошему, пока я не начала срезать с тебя кожу и ломать кости.

Пьер какое-то время молчит, и как-то странно на меня смотрит. Уже хочу было взять скальпель, и разок полоснуть этого урода для бодрости, но он начинает говорить.

— Сильные эмоции служат для меня источником вдохновения. Радость мотивирует в меньшей степени. Боль — в большей. Не быстрая и сиюминутная, как от пореза или ожога, а всепоглощающая, которая затрагивает не только тело, но и душу. Страдания настолько сильные, что полностью опустошают, превращая живого человека в пустую оболочку, — начинает объясняться Назери.

— Звучит как полный бред, — высказываю своё мнение.

— Я знал, что ты не поймёшь. Но это неудивительно.

— Потому что я тупая, а ты весь из себя такой умный?

— Потому что я — человек искусства. Любой творец, будь то художник, скульптор, или кто-то другой, может быть мастером своего дела. Но какими золотыми не были его руки, без вдохновения нельзя создать шедевр. Сомневаюсь, что ты этого хотела, но свой шедевр я смог создать лишь благодаря тебе.

— Какой шедевр? Что ты несёшь, придурок? — повышаю голос.

— Твои портреты — это лучшее, что мне удалось создать. Особенно самый последний. Это работа истинного творца, а не ремесленника. Всё то, что сейчас висит в галерее, ему и в подмётки не годится.

Откровения Пьера едва не вызывают у меня вывих мозга. Я ещё в “Паладине” поняла, что у художника явные проблемы с головой, но не думал, что всё настолько запущено. На его фоне даже начинаю чувствовать себя почти нормальной. Пытаясь понять, о каком именно портрете он говорит, вспоминаю, что в последний раз Назери приходил ко мне вскоре после смерти Томми, когда я была полностью сломлена, и хотела умереть. При мысли о том, что мои страдания подарили этому ублюдку вдохновение, хочется схватить молоток, и лупить выродка до тех пор, пока его башка не станет похожа на лопнувший арбуз. Отхожу в сторону, и со всей силы бью ногой по стене. Гнев — плохой советчик. Если хочу, чтобы этот полоумный помучался, а я этого хочу, мне нужно успокоиться. Сделав пару глубоких вдохов и выдохов, всё же восстанавливаю душевное равновесие, и возвращаюсь обратно к столу.

— Боль, говоришь, вдохновляет. Это хорошо. Ты обратился по адресу. Готовься вдохновляться, — говорю Пьеру, беря с каталки дрель.