Монстры большого города (СИ)

8

АНДЖЕЛА

Проснувшись ближе к обеду, не сразу понимаю, где нахожусь, и почему так странно одета. Воспоминания о случившемся вчера приходят постепенно. Даже не знаю, что бы делала, если бы всё это оказалось сном. Неужели этот кошмар наконец-то закончился? Задав этот вопрос, сама же на него отвечаю: нет. Ничего не закончилось. В покое эти твари меня не оставят. Весь город вверх дном перевернут, чтобы найти меня. Удастся ли им это или нет, зависит от того, что я буду делать дальше.

Идея сидеть в новом убежище безвылазно, не врубать свет и никому не открывать дверь, поначалу кажется заманчивой, но вскоре приходит осознание, что это невозможно. Шоколадных батончиков надолго не хватит, а в холодильнике почти пусто. Если начну заказывать еду с доставкой на дом, то это будет намного заметнее, чем редкие вылазки за продуктами. И делать это лучше поздно вечером. Обязательно прикупить одежду и обувь по размеру. Желательно подешевле, потому что денег в позаимствованном бумажнике не так уж и много. В поисках дополнительных ценностей приходится перерыть всю квартиру вверх дном. Осматривая всё максимально тщательно, нахожу ещё несколько сотен в кармане одной из курток. На первое время этого хватит. А дальше… Дальше видно будет.

От делать нечего навожу в квартире порядок, после чего принимаю душ. Не одеваясь, пару минут стою перед зеркалом и рассматриваю своё отражение. Когда я спросила Грега, своего парня, что ему нравится во мне больше всего, он ответил практически сразу — мои длинные шелковистые волосы. Я ожидала услышать другое, но такой ответ мне понравился. За волосами я тщательно следила ещё со средней школы. Укладка, стилисты, модные журналы. На всё это было потрачено куча времени и денег. Однако память — избирательная штука. Глядя в зеркало, мне вспоминались не многочисленные походы в салоны красоты, а очередной выродок в белой маске, наматывающий мои волосы на кулак, и дёргающий их на себя, словно поводья. Это было не столько больно, сколько унизительно. Недолго думая, беру ножницы, и срезаю все излишки. По итогу получается короткий “ёжик”, и меня это вполне устраивает.

Только разбираюсь с волосами, взгляд тут же приковывает клеймо на животе. От этого дерьма так просто не избавиться. Но сделать это необходимо. Просто для того, чтобы чувствовать себя живым человеком, а не чьей-то вещью. Думаю, как бы избавиться от проклятого знака, и нахожу всего два способа: либо срезать вместе с куском кожи, либо выжечь. Что одно, что другое очень болезненно, и оставит уродливый след на всю оставшуюся жизнь, какой бы долгой или короткой она ни была. Но пусть уж лучше на моём теле останется такой след, чем чья-то метка.

Выбрав второй вариант, надеваю штаны и иду на кухню. Взяв металлический кофейник, снимаю с него крышку, и подогреваю на огне. Как же сильно мне не хочется это делать. Но надо. Только так, и никак по-другому. Между болью и стыдом я выбираю боль. Когда я чуть не откусила член одному ублюдку, меня подвесили к потолку, проткнув двумя крюками, словно коровью тушу, а пока висела, пару раз прошлись кнутом по спине, исключительно в воспитательных целях. Сама не знаю, как не сдохла после этого. Как закончилась процедура, слегка подлатали, и даже дали какое-то время на восстановление, хотя следы от той экзекуции до сих пор со мной. По сравнению с тем, что я пережила тогда, прижигание уже не кажется таким ужасным.

Когда крышка достаточно накалилась, надеваю перчатки, чтобы не обжечь руки. Сделав пару глубоких вдохов и выдохов, прикладываю крышечку к животу. От жгучей боли перехватывает дыхание, а из глаз текут слёзы. Чтобы не закричать, вцепляюсь зубами в свою же руку, и прокусываю её до крови. Запах горелого мяса добирается до носа, вызывая головокружение и тошноту. Не в силах больше терпеть, откидываю раскаленную крышку в сторону, и как подкошенная падаю на пол. Тяжёло дыша, вытираю слёзы, и смотрю на живот. На том месте, где раньше был ненавистный знак, теперь красуется ожог размером с кулак.

Пытаюсь порадоваться маленькой победе, как вдруг слышу какую-то мелодию из комнаты. Понимаю, что это звонит телефон хозяина квартиры, но отвечать на звонок не собираюсь. Едва мелодия прерывается, в голову тут же начинают лезть пугающие мысли. А что если полиция или уроды в масках решат отследить местонахождение телефона? Вдруг именно этим они в данный момент и занимаются? Я плохо разбираюсь в этих вещах, но решаю не рисковать. Поднявшись с пола, следую в комнату. Взяв телефон в руки, отключаю его, иду в туалет, и смываю в унитаз, после чего возвращаюсь в спальню, падаю на кровать, и долго смотрю в потолок.

ДЖОН

Мельком взглянув на присланный Литлом фоторобот, свериться с базой данных не успеваю. Лейтенант Хорриган, отправившийся на какое-то совещание, нагружает меня бумажной работой. Её оказывается настолько много, что освободиться удаётся лишь поздно вечером. Голова гудит, глаза болят, в висках неприятно покалывает. Пока просматривал отчёты за прошлый месяц, и изучал фотографии с мест преступления, заметно приуныл. Грабежи, изнасилования, убийства. Как же сильно я устал от всего этого дерьма. Жертвуя личной жизнью и здоровьем, из кожи вон лезешь, чтобы этот город стал хоть чуточку чище, а толку ноль. Изменения настолько незначительны и ничтожны, что хочется на всё плюнуть и забыться. Элдер Сити — как неизлечимая болезнь, пробуждающая в людях всё самое худшее. Мой покойный отец был признанным героем, но даже он оказался бессилен. Наивно было полагать, что я преуспею там, где потерпел неудачу сам Джеймс Элмерс. Я не герой, никогда им не был, и, скорее всего, никогда не стану.

Поняв, что как-то уж слишком сильно расклеился фактически на ровном месте, беру себя в руки, покидаю участок, и направляюсь домом. С машиной возникли проблемы, и пришлось отогнать её в мастерскую. Поэтому приходится спуститься в метро. Дождавшись поезда, захожу в полупустой вагон, и сажусь на сидение. Не успеваю проехать даже одной остановки, как моё внимание привлекают двое подвыпивших подростков. Один из них начинает приставать к молодой женщине. Сначала он донимает её словесно, говоря всякие гадости, затем даёт волю рукам. Женщина не выдерживает, и пытается уйти в другой вагон, но путь ей преграждает приятель наглеца.

Не считая этой тройки и меня, в вагоне ещё человек пятнадцать. Но никто даже не пытается вмешаться. Каждый старательно делает вид, что ничего не замечает. Равнодушие и трусость — не преступление. Но именно благодаря им случается дерьмо, подобное этому, и много что похуже. Я бы ещё понял, если бы к женщине пристали отъявленные головорезы, связываться с которыми опасно для здоровья. Но нет — это всего лишь два пьяных тощих молокососа. По шкале опасности от одного до десяти я бы поставил пятёрку, да и то только потому что их двое.

— Эй, придурки, угомонитесь! — обращаюсь к молокососам.

Пьянчуги тут же начинают высматривать, кто в вагоне такой дерзкий. Помогаю им, подняв руку вверх, а затем демонстративно встаю. Пользуясь тем, что агрессоры отвлеклись, женщина проскакивает мимо, и переходит в другой вагон.

— Ты кого придурками назвал, козлина? — тут же быкует тот, кто всё это и начал.

— Тебя и твою подружку. Или подружка здесь ты?

Физиономию молокососа искажает гримаса ярости. Пнув ногой сидение, парнишка разбивает пустую бутылку о поручни, и быстрым шагом направляется ко мне, но тут же тушуется, стоит мне расстегнуть куртку, и показать пистолет за поясом.

— Чего остановился? Устал? Или башка вдруг начала работать? — начинаю подначивать сосунка.

На лице паренька играют желваки, но с места молокосос не двигается. Лишь зло смотрит на меня.

— Что, придурок, так потрахаться приспичило? За сексуальное домогательство, и нападение на полицейского ты надолго уедешь за решётку, и окажешься в одной камере с каким-нибудь татуированным качком. Уж там-то секса у тебя будет в избытке. Это я тебе гарантирую.

Мои слова тут же отрезвляют молокососа. Да и его приятель тоже заметно напрягся. Видимо дошло, насколько хреново для них может закончиться эта поездка. И это вполне ожидаемо. Когда ты молодой и безбашенный, то считаешь себя неуязвимым. Такому дураку можно долго и упорно объяснять, что такое хорошо, и что такое плохо. А можно намекнуть, что если он не сбавит обороты, то целостность его задницы будет нарушена. Второе, как правило, оказывается гораздо эффективнее. По крайней мере, в краткосрочной перспективе. Кто знает, как далеко были готовы зайти эти молокососы, но если бы меня не оказалось рядом, ничем хорошим это бы точно не закончилось. Так или иначе, проблемная парочка покидает поезд на ближайшей станции, а я с чувством выполненного долга еду дальше.