Мордэкай

Глава 13

Посмертие оказалось гораздо приятнее, чем я ожидал. Какое-то время я плыл на белом облаке, и листья опадали с деревьев подобно дождю. Тёплое солнце и холодный ветер соперничали за внимание моей кожи. Я глядел на окружавший меня пейзаж, не в силах осознать раскинувшуюся передо мной красоту.

Передо мной шёл молодой человек — мой сын, Коналл. Я не был уверен до конца, пока он не повернул голову, оглянувшись на меня. Затем он заговорил, но послышавшийся голос принадлежал Чаду Грэйсону:

— И как долго ты будешь слюни пускать? Выглядишь как ёбаный идиот.

Я нахмурился. Губы Коналла не двигались. Что-то было неправильно. Он что, общался напрямую с моим разумом? Поддавшись порыву, я запрокинул голову. Поле моего зрения наполнило небо — серо-синий шедевр, полный подгоняемых ветром облаков. В центре его было лицо Чада, глядевшее на меня в ответ.

— Ага, это облака, мудила ты этакий, — сказал он мне.

Тут вставил слово Коналл:

— Мне очень хотелось бы, чтобы ты не говорил ему такие слова.

Чад отмахнулся от него:

— Да он всё равно не знает, что именно я говорю. Мы поймём, что он точно проснулся, когда он взбеленится.

Я засмеялся.

— Видишь? Он вообще не в курсе. По-прежнему идиот, — сказал Чад.

Я ехал не на облаке, а на каком-то паланкине. На самом деле, это скорее была мягкая кровать на двух перекладинах, и эти двое меня несли, хотя к этому моменту уже успели остановиться. Мы были на лугу, который располагался ниже по склону горы от моего дома. Я всё ещё чувствовал себя странно, но разум мой работал как надо. Очевидно, я не был мёртв.

Снова поглядев на Чада, я сказал:

— Если это рай, то ты-то здесь откуда?

Коналл захихикал, и я подмигнул ему. Между тем Чад прищурился, оглядывая меня, гадая, действительно ли я пришёл в себя. Наконец охотник ответил:

— Это ты верно сказал. Никакой это не рай. Поблизости нет ни одной таверны. Поэтому-то я и взял с собой вот это. — Он показал мне маленькую металлическую фляжку, отвернул крышку, и отхлебнул.

— Почему мы на склоне горы? — спросил я. Это место показалось мне странным для больничной койки.

Коналл ответил:

— Элиз посчитала, что солнечный свет может пойти тебе на пользу.

Чад хохотнул:

— Скорее, твою жену уже стало тошнить от вида твоего тупого рыла.

Несмотря на грубый тон, я обнаружил, что улыбаюсь как идиот:

— А она как, в порядке? И остальные? Я долго был без сознания?

Чад быстро подвёл итоги:

— Она в порядке, они в порядке, и ты был полным кретином достаточно долго, чтобы основательно меня достать. — Затем он обратился к моему сыну: — Поскольку он разговаривает, надо бы отнести его обратно в дом. Королева захочет узнать об этом.

Коналл поднял свой конец носилок, и они потащились обратно вверх по склону, пока я обдумывал сказанное:

— Королева — она что, здесь? — спросил я.

— Ага, — сказал Чад. — Пока ты был болен, они все собрались вместе, и решили устроить тебе ёбанную вечеринку. Они все там, планируют декорации, и решают, кого из высокородных хренов внести в список приглашённых.

— Мастер Грэйсон! — возмущённо рявкнул Коналл. Затем обратился ко мне: — Мэттью закончил портал в Албамарл, и Её Величество явилась понаблюдать за твоим выздоровлением.

Кивнув, я снова посмотрел на Чада:

— Пока я был болен, у меня были интересные сны. Мне показалось, что ты пытался увидеться со мной, но Пенни отказалась тебя впускать. Что-то насчёт исчезновения Ланкастера…

Егерь вздрогнул:

— То был не сон. Она едва не сломала мне шею.

— А Ланкастер?

Коналл вставил слово:

— Вот, почему он вышел из себя. Ланкастер исчез. Они с Сэром Сайханом и значительной частью охотников отправились на разведку. Большинство не вернулось. Сэр Сайхан был тяжело ранен, и, по его словам, пропавшие либо мертвы, либо…

Он остановился, и я подтолкнул его:

— Или что?

Чад закончил вместо него:

— Или съедены. Из того леса вышло что-то недоброе, но будь я проклят, если знаю, что именно.

— С ними были Уолтэр и Элэйн, — проинформировал меня Коналл. — Они тоже не вернулись.

Встревожившись, я спросил:

— Когда это случилось?

— Четыре дня назад. В тот день, когда твоя жёнушка попыталась мне шею свернуть, — ответил старый лучник. — Стрелы их не берут. Шкуры твёрже гранита, и им было нипочём всё, что в них посылали старик Уолтэр и его дочка.

— Рассказывай в точности, что произошло, — приказал я.

— Один из моих ребят вернулся тем утром, и сказал, что Ланкастер пропал. Уолтэр проверил портал Мировой Дороги, и попытался использовать телепортационные круги — ничего не работало. После того, как твоя жена меня едва не зашибла, я вернулся с Сайханом и группой разведчиков, а также с двумя волшебниками, — начал Чад. — Когда мы туда добрались, там не было никаких следов того, что должно было быть. Ланкастера нет — будто и не бывало. Дорога — тупик, упирается в лес, каких я никогда прежде не видывал. Деревья ширее двух человеческих ростов. Огромные папоротники, а трава такая густая, будто там никто никогда не ходил.

Я послал двух человек на юг, и двух на север, чтобы поглядеть, как далеко это распространялось. Остальные двинулись внутрь, пытаясь добраться до Замка Ланкастер, или хотя бы увидеть, что он ещё на месте. Мы и пяти сотен ярдов не прошли, как что-то напрыгнуло, и порвало бедняку Сэммела надвое. Проклятая тварь была огромной как медведь, охуенно большой медведь, но без меха. Кожа у неё была твёрдая и шершавая, будто покрытая гравием.

Она порвала двух парней впереди, и меня едва не захавала, но Сайхан поднырнул, и отхватил твари половину ноги. Она завалилась вперёд, и залепила ему другой лапой, отправив в полёт на десять футов до ближайшего дерева. Чуть его не прикончила — несмотря на броню. Я к тому времени успел достать лук, но стрелы были бесполезны, она их даже не замечала.

Однако ж она была слишком ранена, чтобы преследовать нас, поэтому мы двинули назад — тогда-то её товарка и объявилась, оторвав Фёргусу башку. Девчонка Уолтэра шибанула по твари молнией, а он попытался её спалить, но тварь просто заревела, и начала рвать всех вокруг. Я тащил Сайхана за ноги, и мало что мог сделать. Мы бежали — те, кто выжил.

Мы не останавливались, пока не выбрались оттуда, и ещё сотню ярдов для верности. Тогда-то я и заметил, что Уолтэра и Элэйн с нами не было. — Тут Чад примолк, отвердев лицом.

— Но они не были мертвы — ещё не были. Мы всё ещё слышали их, — медленно произнёс он. — Один из них продолжал голосить ещё почти четверть часа, будто тварь жрала его живым. А мы просто шли прочь. Не могли оглянуться, даже друг на друга не смотрели. Это было четыре дня назад, и больше туда никто и близко не подходил. — Старый охотник наконец замолчал.

Я не знал, что сказать, но Коналл заговорил, встав на защиту главного егеря:

— Они хотели вернуться. Мама и Грэм собирались отправиться с городской стражей и охотниками — но Королева объявилась первой. Она им не позволила идти без магической поддержки.

Как бы мне ни претила мысль о том, что мои дети могли подвергнуть себя опасности, я не понял, о чём он говорил. Даже учитывая пропажу Уолтэра и Элэйн, оставались ещё Джордж Прэйсиан, Линаралла, Мэттью, Мойра, и даже Коналл. Они могли вернуться с войсками, Сэром Грэмом, и драконами. Если бы они сразу же отправились назад, то шансы вернуть кого-то из пропавших были бы гораздо выше.

Мой сын, видимо, увидел отразившееся на моём лице непонимание:

— Им нездоровилось, ну, большинству из них — Грэму, Айрин, Мэттью, и даже Линаралле.

Это показалось мне маловероятным:

— Что, одновременно?

Коналл кивнул:

— Попеременно — согласно очерёдности.

Мы уже почти добрались до дома, но я указал им остановиться. Я ещё не был готов предстать перед всеми остальными. Возвращение моего магического взора я уже заметил. Осознал я это не сразу, поскольку он был настолько заурядной частью моей жизни, что обычно было легче заметить его отсутствие. Осмотрев себя обычным и магическим образом, я увидел, что положение моё было аховым.

Отёк на руках и ступнях уменьшился, но не исчез, а кожа моя представляла из себя неприглядную мешанину красных и бледных пятен. Мои волосы были в поразительно хорошем состоянии, указывая на то, что кто-то за мной ухаживал, но я не сомневался, что в зеркале я увижу мешки у себя под глазами. Попытка встать показала мне, насколько ослабли мои руки, и мне даже не надо было пытаться, чтобы понять, что ноги не смогли бы выдержать вес моего тела.

— Подождите у двери, — сказал я своим сиделкам. — Я буду с вами через минуту.

— Пап! — возразил Коналл. — Ты ещё не можешь ходить. Ты же наверняка упадёшь.

Чад положил ладонь подростку на плечо:

— Оставь его в покое, парень. Каждый мужик имеет право облажаться самостоятельно. Если упадёт и что-то сломает, то мы сможем просто поржать, и загрузить его обратно на носилки. — Он наклонился, и прошептал мне на ухо: — Надеюсь, ты знаешь, что делаешь. Если поранишься, то твоя бешеная сука-жена оторвёт мне яйца. — После этого он повёл Коналла прочь под аккомпанемент моей широкой улыбки.

То, что я собирался сделать, было почти самой простой формой метамагии — возвращение моего тела в его прежнее, здоровое состояние. В отличие от других вещей, которые мог делать архимаг, для этого действия мне не требовалось становиться никем кроме самого себя. Моему разуму не нужно было охватывать что-то чужеродное. По сравнению с исцелением посредством обычного волшебства, этот метод был до смешного прост.

Но я хотел не просто вернуться к своему ближайшему здоровому состоянию. Я хотел внести некоторые улучшения, а это могло быть не так-то просто. Тело, или, точнее, та часть разума, которая отражала состояние тела, обладала сильной памятью. Возвращение в состояние за миг перед ранением было делом простым, а вот намеренное изменение чего-либо было гораздо труднее — и если архимаг терял сосредоточенность хотя бы на миг, результат мог быть непредсказуемым.

Годы хорошей еды и лёгкой физической нагрузки оказали предсказуемый эффект, твёрдо закрепившийся в моём разуме. Но мне было плевать. Или, возможно, дело было в моей недавней встрече с Тирионом. Когда тебя избивает до полусмерти поджарый, мускулистый и отвратительно красивый мужчина, да ещё на глазах твоей жены… весьма вероятно, что это как-то повлияло на моё решение. Но будь я проклят, если признался бы в этом.

Закрыв глаза, я вообразил себя не таким, каким я был в тот момент, а таким, каким был две недели тому назад. Я сосредоточился, пока не ощутил это, поверил в это, а затем начал подправлять образ у себя в голове. Седые волосы я оставил — не было необходимости выставлять это напоказ. К тому же, седина мне нравилась. Если уж на то пошло, для мужчины седина была благом. Помимо ранга и положения в обществе, наличие седины в бороде давало больше уважения.

А вот над пузом надо было поработать, и над мышцами тоже — но не чересчур. Я не собирался пытаться подражать тому потному, мускулистому варвару, с которым недавно сражался. Нет, дело было совсем не в нём. Точно не в нём.

Я попытался вспомнить, каково это было — бежать без неминуемой отдышки, живая энергия всего лишь десятилетней давности. Это воспоминание пришло легко, но закрепить его в моих мыслях было труднее.

Лицо и кожу я оставил по большей части без изменений — меня всегда устраивали черты моего лица, и время пока что было ко мне милостиво. Я был не против лёгких морщин и прочих мелочей. Если уж на то пошло, они улучшали мою внешность. Единственным, что я изменил, была маленькая родинка, появившаяся рядом с уголком одного из моих глаз несколько лет тому назад — её я убрал.

Боль в спине и плече, всё чаще ставшая донимать меня в последние годы — её я без сожалений и сострадания убрал.

Когда моё видение, мой самообман, было закончено, я коснулся его, и позволил себе влиться в него, позволяя ему стать реальным. Когда я снова открыл глаза, всё было готово. Я сделал глубокий вдох, и потянулся, наслаждаясь ощущением своего тела. Я чувствовал себя лучше, чем когда-либо за последние годы. Почему я раньше так не сделал?

Ответ был прост — ради Пенни. Я хотел стареть вместе с ней — и теперь я надеялся, что не слишком всё испортил. Точно я узнаю лишь после того, как найду зеркало, но пока что мой магический взор вроде бы подтверждал, что всё было на месте.

Согласно тому, что мне было известно, маги обычно жили гораздо дольше, чем большинство их не-магических сородичей. Волшебство позволяло исцелять многие мелкие ранения, и даже те, кто не особо умел лечить, будто что-то делали, возможно подсознательно, поддерживая работу своих тел ещё долго после того, как большинство людей начало сгибаться под грузом прожитых лет. Однако архимагам не нужно было об этом волноваться. В прошлом некоторые из них намеренно оставались вечно молодыми, вплоть до дня своей смерти.

Истинным ограничением была эйстрайлин — источник жизненной силы и эйсара. Когда она в конце концов отказывала, человек умирал, кем бы он ни был — волшебником, архимагом, или обычным человеком, вроде моего покойного друга, Марка. У большинства людей в эйстрайлин было ещё полно жизни в тот момент, когда отказывали их тела, а у магов эйстрайлин обычно была ещё крепче. Существовала возможность, что в отсутствии ужасно насильственной смерти я могу прожить очень, очень долго.

Печальная истина заключалась в том, что однажды мне скорее всего придётся пережить смерть моей жены, в то время как я всё ещё буду в расцвете сил. Но до той поры я намеревался с гордостью нести свои годы.

«Сегодняшний день был исключением из правил», — сказал я себе. «И я сделал лишь минимум, необходимый для исцеления моего тела и возвращения достаточного здоровья, чтобы разобраться с этим мудаком Тирионом, если на то будет необходимость. Покуда я по-прежнему выгляжу пожилым, всё будет хорошо».

Стоя под светом солнца, я едва замечал холодный осенний ветер.

— Чёрт, какое же приятное чувство, — сказал я, не обращаясь ни к кому конкретно. «Но больше я так делать не буду», — заверил я себя. Однако даже эта мысль чувствовалась фальшивой. Сколько пройдёт времени перед тем, как я снова поддамся искушению, и что будет чувствовать Пенни, если будет вынуждена наблюдать мою вечную молодость, пока она сама будет медленно увядать в грядущие десятилетия?

Нет, больше я так не буду делать никогда. Пока не придёт день, когда я стану вдовцом — и, возможно, я откажусь даже тогда.

— При моей удаче, меня прикончат каким-то особо ужасным образом задолго до того, как она умрёт, — сказал я вслух, и рассмеялся от этой мысли. Несмотря на мою новообретённую жизненную силу, ветер всё же был холодным, а я — был голым. Я мог взять одеяло с носилок, и завернуться в него, но поскольку моя сила вернулась, я создал вокруг себя кокон из тёплого воздуха.

Чтобы решить проблему «никто не хочет видеть этого пугающего, голого мужика среднего возраста», я добавил иллюзорную одежду. Приталенные штаны и почти доходившие до колен сапоги из оленей кожи хорошо контрастировали со свободной льняной рубашкой, закрывавшей моё тело. Ну, большую часть моего тела — спереди я её оставил расстёгнутой. Решил похулиганить.

Используя магию, я создал в воздухе перед собой отражающую плоскость, чтобы проверить свой внешний вид. «Чёрт, как же я хорош», — оценил я себя. Оставалось только зажать розу в зубах — и я буду готов увидеть Пенни. Но от розы я отказался. Это было бы весело — но чересчур.

Оставив носилки позади, я поднялся по склону туда, где ждали Коналл и Чад.

— Папа? — сказал Коналл слегка дрожащим голосом.

Реакция Чада была гораздо более красочной:

— Ну, охуеть…

— Теперь я чувствую себя гораздо лучше, — сказал я им. — Давайте, я зайду первым. Хочу их удивить. — Я шагнул мимо них, и открыл дверь, не дожидаясь ответа.

В гостиной сидели моя мать и Элиз Торнбер, а Алисса подавала им чай в маленьких чашках. Три женщины мгновенно меня заметили, и никакой другой награды кроме их реакции я и просить не мог.

Моя мать отреагировала первой:

— Мордэкай?

— Поверить не могу, — добавила Элиз.

Однако лучше всего была реакция Алиссы. В отличие от остальных, она первым делом заметила мою одежду, и по мере того, как её взгляд поднимался вдоль моей частично обнажённой груди, на её щеках проступал лёгкий румянец, и она едва не уронила чайник.

— Милорд, — быстро произнесла она, уважительно кивая.

Приняли меня сразу и суматошно. После шквала вопросов я их остановил:

— Я в порядке. Проснулся. Исцелился… — Моя мать проигнорировала всё это, и бросилась меня обнимать.

Я наклонился для объятий вперёд гораздо дальше, чем обычно, и когда её руки нащупали мои голые плечи, она поняла, почему.

— У меня ещё не было возможности одеться, — сказал я ей.

Элиз также встала, но остановилась в нескольких футах от меня:

— Полагаю, объятья могут и подождать. Иди оденься. Я начинаю краснеть от одной лишь мысли об этом, а я для таких дел уже старовата.

Я подмигнул ей, а затем спросил:

— А где остальные?

Ответила Мириам:

— Айрин и Линаралла лежат по кроватям. Сегодня им сильно нездоровилось. Мойра приглядывает за ними. Мэттью и Грэм улетели разведывать местность вокруг Ланкастера верхом на драконах. Роуз и Королева вернулись в Албамарл, чтобы уведомить верховный совет о недавних событиях…

— А Пенни?

— Она только-только вернулась, — сказала Элиз. — Сейчас она в вашей комнате, снимает с себя эту её вонючую броню.

— Броню?

Моя мать и Элиз переглянулись. Затем Мама сказала:

— Она весь день была во дворе замка, готовила людей к экспедиции или вылазке — называйте как хотите.

Я вопросительно поднял бровь.

— Они собираются вернуть Ланкастер, — добавила Элиз. — Тебе многое надо наверстать. — Она начала было рассказывать дальше, но Мириам её перебила.

— Иди, повидайся с Пенни. Ей нужно первой тебя увидеть, и она сможет рассказать тебе остальное. — Мама жестом руки указала мне уходить, махнув в сторону коридора.

Не нуждаясь в дальнейших уговорах, я направился в хозяйскую спальню. Открыв дверь, я обнаружил свою жену с поднятыми вверх руками и полностью закрытой головой. Она пыталась выпростаться из кольчуги и стёганной куртки без посторонней помощи, что было делом неудобным, пусть и выполнимым. В данный момент кольчужная рубашка и стёганка были сняты наполовину, но её руки всё ещё были скованы рукавами. Она стояла, наклонившись над кроватью, трясла телом из стороны в сторону и пыталась заставить броню сползти вниз.

В ответ на звук открывшейся двери она дёрнулась и заорала голосом, слегка приглушённым из-за стёганки:

— Я уже сколько раз вам говорила стучаться?! Я переодеваюсь!

Я осклабился. Она решила, что это кто-то из детей. Проигнорировав её предупреждение, я закрыл дверь, и шагнул, встав позади неё. Затем я наклонился вперёд, и запустил ладони вдоль её туловища, пытаясь снять с неё броню. Ничего невинного в моих действиях не было — между делом я намеренно наслаждался изгибами её тела.

От испуга она дёрнулась, крутанувшись на месте. Тяжёлые рукава её кольчуги заехали мне по виску, и я завалился на бок.

— Какого…! — заорала она. — Кто это?

От удара я потерял равновесие, и сел на пол, приходя в себя. Между тем Пенни закончила стаскивать с себя броню, и схватилась за меч, прежде чем повернуться ко мне лицом. Она замерла, когда осознала, кто именно перед ней сидел:

— Морт? Как? О, боги! Ты в порядке?

Её волосы торчали во все стороны благодаря только что снятой ею броне. Она была одета в льняную нижнюю рубашку, но кольчужные штаны всё ещё были на ней, закреплённые поясом на её талии. Протянув руки вниз, она подняла меня на ноги, и заключила в объятия.

Будучи голым, я нашёл холодные и твёрдые звенья кольчуги неприятными на ощупь для нижней половины моего тела, но оставил свои жалобы при себе. Гораздо лучше была вторая для неё неожиданность. Обнаружив под своими ладонями мою голую спину, она провела одну из ладоней вниз, пока не достигла моих ягодиц.

— А вы времени не теряете, не так ли, мадам?! — продекламировал я с кривой улыбкой, когда она слегка оттолкнула меня от себя.

— Ты голый! — Пенни всегда была очень наблюдательной.

Моя улыбка стала шире, и я добавил похоти в свой взгляд:

— Тебе ли не знать — уверен, раздевала меня именно ты.

На её лицо нашло злое выражение:

— Вообще-то раздевала тебя Элиз. Я в тот момент была не в том состоянии, чтобы этим заниматься.

Моя улыбка скисла:

— А зачем ей нужно было это делать?

— Чтобы обтереть тебя в кровати, — сказала Пенни. Почуяв своё преимущество, она добавила: — Элиз была очень нежной. — Пенни насладилась моей скорченной рожей, но затем принялась задавать вопросы: — Как ты так быстро поправился? Ещё несколько часов назад ты был смертельно болен.

Я коротко объяснил ей всё. Она уже была знакома с моими способностями, поэтому долго рассказывать не пришлось. Пока я говорил, она закончила снимать броню, и села на кровать, одетая лишь в льняную нижнюю рубашку. Я сел рядом с ней, и обнял её. Она подалась вперёд, уронив голову мне на плечо.

Пенни была смертельно усталой, это я понял с первого взгляда. Положив подбородок ей на голову, я почуял запах металла и пота в её волосах. И пота отнюдь не сексуального, надо сказать. Женщины часто полагают, что плохо пахнут, в то время как на самом деле потоотделение порой может быть почти как афродизиак. Но этот запах был не таким. Это был запах пота, который впитался в льняной наголовник, и которому затем позволили состариться и прокиснуть. Добавьте к этому острый запах железа, и получите что-то похожее на тот запах, который я уловил. Этот запах знаком каждому, кто носил броню, и никто никогда не называл его приятным.

Она понюхала мне грудь:

— Ты воняешь.

Уж чья бы корова мычала — однако её нос скорее всего не чуял её собственного запаха.

— Тебе тоже надо принять ванну.

Годы тому назад, вдохновлённый ваннами во дворце Албамарла, я построил в нашем горном доме нечто подобное. Вообще говоря, я сделал две ванны — одну для семьи, а другую, отдельную, личную ванну только для нас с Пенни. Вода шла из питаемой ручьём цистерны выше по склону горы, и я добавил чары, чтобы подогревать шедшую по одной из труб воду.

Семейная ванна была маленькой, и вмещала только одного человека за раз, но в нашей было достаточно места для двоих, хотя обычно мы всё равно мылись по очереди. В этот же день мы принимали ванну вместе и мыли друг другу волосы, пока Пенни рассказывала мне о недавних событиях.

— Я слышал, Айрин и Линаралле нездоровится, — сказал я, начиная беседу.

— Именно поэтому ты и здоров, — отозвалась Пенни.

У меня в памяти всплыли странные видения, которые я видел во время своего безумия, и я начал гадать, что было реальным, а что — горячечным бредом:

— Что они сделали? — спросил я.

— Я никогда прежде не была так горда за наших детей, Морт, — сказала Пенни. — Я ничего не могла сделать, но они… они собрались, и нашли способ.

Сгорая от любопытства, я хотел подстегнуть её, но прикусил язык, и принялся ждать.

— Изначально идея принадлежала Мэттью, — продолжила она. — Что-то из твоих слов его зацепило. Он поговорил с Элиз, потом с Гэри, задавая им вопросы о том, как работает тело.

Гэри не был человеком, он был андроидом — человекоподобным механизмом, который Мэттью привёз из другого измерения. Я вполне мог вообразить, что он мог обладать иной точкой зрения на знания, которыми могла обладать Ши'Хар.

— Он придумал какой-то план, но осуществить его могла лишь Линаралла. Для этого требовалось заклинательное плетение Ши'Хар, но она не знала, как его сделать. Поэтому Мойра создала связь между ними, что-то за пределами нормального телепатического общения, которым вы все иногда пользуетесь, хотя, конечно, ничего нормального в остальных ваших действиях нет. Каким-то образом это позволило ему напрямую управлять её семенем разума.

То, что она описывала, было поразительно, и я уже знал, для чего он, наверное, использовал её заклинательные плетения. Скорее всего они создали плетение для очищения крови. Теперь некоторые из моих бредовых грёз стали обретать смысл. Воображённый мной «ритуал» вероятно был результатом их усилий. Заклинательное плетение наверняка использовалось, чтобы медленно изъять мою кровь, очистить её, и вернуть в моё тело.

— Но их план не сработал, — продолжила Пенни.

— Почему?

— Он работал слишком медленно, и мы боялись, что ты умрёшь раньше, чем он позволит тебе поправиться. Поэтому, используя фокус, о котором им рассказал Гэри, они проверили у всех кровь, чтобы узнать, совместима ли она с твоей, — объяснила Пенни.

— Фокус?

Она кивнула:

— Мэттью объяснит, когда увидит тебя. Я сама не поняла, но в конечном итоге твоя кровь была совместима с некоторыми из нас — но не со всеми. Если бы они использовали кровь не того человека, то это тебя убило бы.

Я сбился с толку:

— Для чего использовали?

— Для замены твоей собственной. У Коналла, Грэма, Айрин, Мэттью и Линараллы была кровь, которую можно было использовать. Я хотела, чтобы они и мою использовали, но она была несовместима, как и у Мойры.

Я постепенно понял, что они сделали, и не мог не найти эту идею гениальной. Если мои почки были в состоянии шока или не работали, дети использовали свои собственные органы, заставляя их работать вместо моих. Вместо того, чтобы ждать, пока заклинательное плетение очистит мою кровь, они обменялись кровью со мной напрямую, позволяя своим собственным почкам её очищать.

— Коналл и Грэм были первыми, — сказала Пенни. — Каждый из них обменялся с тобой примерно половиной своей крови, но потом обоим стало очень сильно нездоровиться. — Она увидела тревогу в моём взгляде, и поспешно добавила: — Сейчас они в порядке. Поправились за пару дней.

Однако ты всё ещё был в бреду и очень болен, поэтому на следующий день Мэттью повторил процесс в одиночку. Они подумали, что раз с тобой уже обменялись один раз, то во второй раз хватит одного человека, однако ему стало ещё хуже. Его тошнило вплоть до прошлой ночи.

Айрин настояла, чтобы её использовали на следующий день, то есть вчера, но чтобы ей было не так тяжело, они также включили Линараллу. Они обе слегли, но им было не так плохо, как остальным. Вероятно, к утру они будут в полном порядке. — Пенни взволнованно посмотрела на меня: — Однако не всё так хорошо. Элиз предупредила меня, что мы, возможно, впустую тратим время. Ты, может, и кажешься выздоровевшим, но твои почки могут так и не восстановиться. Если этот так, то тебе снова станет плохо. Нам придётся продолжать обмен кровью постоянно — иначе ты умрёшь.

Улыбаясь, я наклонился, и поцеловал её:

— Не волнуйся. Восстановились мои почки или нет — сегодня я полностью перестроил всё свой тело. Я в порядке.

Она медленно выдохнула, наконец позволяя напряжению покинуть её тело. Всё то время, пока мы говорили, Пенни сдерживала свой страх.

— Надеюсь, ты прав.

Я сжал её покрепче, ощутив, как её плечи начали трястись. Плакала она тихо. За последнюю неделю она пролила слишком много слёз, поэтому в этот раз быстро взяла себя в руки. Мне хотелось сделать что-то большее, чем просто обнимать её, но я видел, что она устала. Поэтому мы вытерлись, и пошли спать.

Солнце ещё не зашло, до вечера ещё было время, но Пенни вымоталась. Но даже так ей не спалось, поэтому я использовал магию, чтобы слегка подтолкнуть её, мягко погрузив в здоровый сон. Сам я на самом деле не был уставшим, но оставался с ней, пока мир и покой не перебороли мою новообретённую энергию, после чего я задремал рядом с ней.

Несколько часов спустя она меня разбудила. Наступила ночь, но пристальность в её взгляде поведала мне, что ко сну она не вернётся, пока не удовлетворит свои более примитивные нужды.

Когда некоторое время спустя я снова заснул, с моего лица не сходила улыбка.