Мордэкай

Глава 2

Когда я добрался до дома, она ждала меня. Не прямо у дверей, но магическим взором я увидел, как её голова повернулась, когда я вошёл внутрь. Узы с драконом дали моей жене исключительный слух, помимо всего прочего.

Пенелопа Иллэниэл сидела в гостиной, с чашкой чая на столе рядом с ней, и с книгой в руке. Она была не из числа людей, засиживавшихся допоздна, в отличие от меня, поэтому я понял, что ждала она меня.

Бросив шапку на вешалку, я повесил свою куртку, и поприветствовал её.

— Поздно ты, — сказала она, не поднимая взгляда от книги.

— Прости, — попросил прощения я.

Она не отрывала взгляда от страницы:

— А я готовила.

Я дёрнулся. Этого я ожидал, но мне всё равно стало неудобно. Как Графине ди'Камерон, моей жене редко выдавалось готовить дома, как это делало большинство женщин. То, что для них было ежедневной рутиной, для неё было удачной редкостью, особенно теперь, когда все наши дети снова были дома.

— Я всё ещё голоден, — солгал я.

Она подняла на меня взгляд:

— Уже остыло.

— Остывшее или нет, я обожаю всё, что ты готовишь, — ответил я.

— Лжец, — ответила она. — Ты не любишь мои пирожки с мясом.

Я пожал плечами:

— Ну, это справедливо, но я не люблю ничьи пирожки с мясом, так что они не считаются.

Она начала вставать:

— Я тебе подогрею.

Жестом указав ей не подниматься, я направился в кухню:

— Я сам, дорогая. Ты оставайся здесь, а я к тебе присоединюсь.

— Тогда принеси мне ещё чашку чая, — сказала она мне. — На плите уже стоит чайник.

Мне потребовалось несколько минут, чтобы набрать приличную тарелку еды, которую я ещё был способен доесть. Чай заваривался, пока я это делал, и прежде чем всё это принести обратно в гостиную, я набил себе рот ветчиной. Надежда была на то, что она решит, будто я ел, находясь на кухне, что поможет объяснить, почему моя тарелка не такая полная, как обычно.

Я вернулся, жонглируя своей тарелкой и двумя чашками чая — её и моей.

— Держи, милая, — сказал я, пытаясь говорить через набитый рот.

— Спасибо, Морт, — сказала она, забирая у меня чашку. — Однако тебе не нужно притворяться, что ты голоден. Я уже знаю, что ты поел где-то ещё.

Я одарил её лишённым всякого выражения взглядом:

— Что заставляет тебя так говорить?

Она постучала по своему носу.

Проклятые богами драконьи узы, надо было догадаться. Они улучшили не только её слух, но и все её чувства, не говоря уже о том, что давали ей невероятные силу и скорость. Графиня ди'Камерон являлась одной из самых смертоносных воинов в Замке Камерон, хотя и была обезоруживающе прекрасной.

— Я почуяла запах рагу сразу же, как только ты вошёл, — объяснила она. — Что там было, баранина?

Мне показалось, что кролик, но она, наверное, была права.

— Не уверен, — признался я. — Есть её я не хотел, но мне нужен был повод поддерживать беседу с поваром.

Она засмеялась:

— Очень в этом сомневаюсь. Ты редко встречаешь еду, которую тебе не хочется сожрать.

— Ну, пахла она хорошо, однако я догадывался, что сегодня ты будешь готовить, а твоей стряпне другие и в подмётки не годятся, — ответил я. Строго говоря, это тоже не было правдой. Пенни была отличной кухаркой, но в Замке Камерон была исключительная обслуга, включая поваров. Хотя я искренне предпочитал её готовку, в основном, я не мог утверждать, что у неё всегда получалось лучше, чем у профессионалов, кормивших весь замок.

— Ты — порочный человек, Мордэкай Иллэниэл, — ответила она с блеском в глазах. — Когда только ни раскроешь рот, постоянно и беззастенчиво мне льстишь своими сладкими речами.

Я ответил, жуя большой кусок хлеба, который, наверное, два часа тому назад был гораздо вкуснее:

— Именно так я и заимел четырёх детей.

Пенни подняла бровь:

— Я тебе принесла только троих. Как твои сладкие речи дали тебе четвёртого?

Моя старшая дочь, Мойра, была приёмной. Мы вырастили её как близняшку нашего сына, который был биологически того же возраста.

— Я уговорил Мойру Сэнтир доверить мне её дочь, разве нет?

— Полагаю, ты прав, — сказала Пенни. — И чем твой бойкий язык одарил тебя этим вечером, помимо хорошего рагу из баранины?

Эти слова можно было бы счесть ревнивым вопросом, исходи они от другой женщины. Однако моя жена была не из ревнивых. У неё были недостатки, но ревнивость в их число не входила. Самым большим изъяном в Пенни был её постоянный страх за безопасность её семьи. За последний год она стала трястись над нами ещё больше.

Но я не мог сказать, что дело было в паранойе. Для страха у неё были все основания. За последние несколько месяцев меня похитили, и двое её старших детей пропали, отправившись меня искать. И на всех нас пережитое оставило свои отметины. Наша дочь, Мойра, жила с раной, оставившей тьму в её душе, в то время как наш сын, Мэттью, потерял левую кисть.

Венчал всё это тот факт, что незадолго до этих события нашу младшую дочь похитили, а одну из самых близких служанок — убили.

Сами мы прошли в молодости через экстремальные события, но пока наши дети росли, мы сумели создать для них относительно безопасную и надёжную среду. Наш дом был тщательно оберегаемой тайной, находясь глубоко в Элентирских горах, и получить к нему доступ можно было лишь через зачарованный портал в Замке Камерон.

С тех пор, как похитили Айрин, эта безопасность стала сомнительной. Теперь много людей знали, где именно мы жили. Нет, я не мог винить жену за её тревогу. У неё были все основания для беспокойства.

— Да мало что, — ответил я, — помимо нескольких кружек эля. Пока что я не нашёл никаких следов АНСИС в деревнях поблизости от Хэйлэма.

— И как долго ты будешь продолжать поиски? — спросила она. — Мы уже многое сделали для Данбара. Ответственность за безопасность всех в мире людей не должна лежать на тебе.

— Больше этим заняться некому, — ответил я. — Судя по тому, что узнали Мэттью и Мойра, когда эти штуки кого-то захватывают, и никто не замечает, то к тому времени, когда доберутся до нас, будет уже слишком поздно. Вопрос не только в их безопасности, а в безопасности вообще всех.

Пенни вздохнула.

— Что?

— Всегда одно и то же, так ведь?

— Что — одно и то же?

Она махнула рукой:

— Сначала были шиггрэс, и Гододдин, и Тёмные Боги, а теперь — эти АНСИС. Когда это закончится?

— По крайней мере, на этот раз враг только один.

— Ага, конечно, — ответила она. — Даже ты в это не веришь. У нас больше врагов, чем когда-либо бывает у большинства наций. Большая часть дворянства Лосайона тайно нас презирает. Они ничего не сделали только потому, что боятся тебя до смерти. Даже Королева, твоя кузина, нам не доверяет.

— А вот это неправда, — сказал я ей. — Ариадна меня любит, и я уверен, что она тебе доверяет.

— Умно, Морт. Ты уклоняешься от правды с помощью фактов. Да, она тебя любит. Вообще, она видит тебя почти как брата, поскольку вы с Марком были так близки — но она тебе не доверяет. И может быть, она действительно доверяет мне, но лишь в том смысле, что согласно её надеждам я смогу удержать тебя под контролем.

— С этим я вполне могу мириться.

— Придётся, — сказала Пенни. — Вернёмся к нашей теме: поскольку ты не нашёл наших неуловимых врагов, что ты делал весь день в окрестностях Данбара?

Я улыбнулся:

— Ну, я был под личиной Тома жестянщика, поэтому я кое-что починил. Железный котелок отлично исправил. Думаю, он теперь лучше нового.

— А в обмен эта леди поделилась с тобой своим рагу? — спросила Пенни.

— Рагу было от другой леди, — сказал я. — И почему ты полагаешь, что это была женщина?

Пенни ухмыльнулась:

— Будь повар мужчиной, ты бы уже упомянул о нём. Она была симпатичной?

— У неё и половины твоей красоты не было, — мгновенно отозвался я.

Её глаза расширились:

— О! Значит, она была прекрасна!

— Ещё бы, если она была хотя бы вполовину такой же прекрасной, как ты, то это само собой разумеется, — ответил я — К тому же, у неё нос был весь скошенный и кривой.

Интуиция у Пенни вновь оказалась слишком хороша:

— Ты посмел!

— А вот теперь ты делаешь поспешные выводы, — сказал я.

— Нет, не делаю, — настояла Пенни. — Вот, почему ты опоздал. Я знаю, что тебе нужно лишь пройти по деревне, чтобы увидеть, есть ли внутри кого-то из людей эти твари. Ты задержался, чтобы исправить той женщине нос.

Я позволил моим плечам поникнуть, признавая поражение:

— И я починил котелок. А ещё у неё была хромота.

Хмурилась она исключительно на мой счёт:

— Мы уже об этом говорили.

— Мне было её жалко. Она потеряла семью в Хэйлэме. Мы частично за это в ответе.

— Мы не приносили этих чудовищ в Хэйлэм. Мы от них избавились. Что бы ни случилось, они не могут взвалить вину за это на нас. Ты не можешь исправить всё, Морт. Почему ты так себя мучаешь? — сказала Пенни. Она взяла тарелку из моих рук, и потянула, поднимая меня на ноги. Затем она обняла меня. — Ты не виноват во всём этом. Никто из нас не виноват, но ты всё равно действуешь так, будто всё исправлять — твоя работа.

— Я это знаю, — раздражённо сказал я. Её волосы приятно пахли, поэтому я положил голову ей на плечо.

— Что случится, если кто-то выяснит, что ты тайком ходил и лечил людей? — спросила Пенни.

— Это не преступление, — возразил я. — Некоторые скажут, что это — хороший поступок.

— Да, это хорошо, но суть не в этом. Люди знают, что ты волшебник, и люди в Уошбруке знают, что ты можешь лечить некоторые вещи. Благодаря одной только этой малости к нам постоянно идут люди, ищущие твоей помощи. Если они узнают, сколь многое ты можешь, то нам покоя не будет. Сейчас дело лишь в переломах и мелких ранах, но если люди узнают, что ты можешь исправлять скошенные носы, или выпрямлять хромую ногу… видишь же, к чему это приведёт. Видишь же? Люди потянутся отовсюду, желая излечиться от самых разных болезней и недомоганий.

— Есть много такого, что я не могу исправить, — поправил я её.

— Но они-то этого знать не будут, — возразила Пенни. — А когда ты скажешь им об этом, то будут винить тебя за то, что ты отказываешься пользоваться своим даром. Тебя и так уже винят слишком за многое из того, в чём ты был не виноват. Не позволяй им возлагать тебе на плечи ещё и эту ношу.

Я кивнул:

— Твои слова очень разумны. Вот поэтому-то я и постоянно ношу личину.

Она прикусила меня за ухо:

— Дурость бессмертна.

— Ну вот, теперь ты используешь мои слова же против меня.

— Разве я не права? — с улыбкой сказала она. Затем отстранилась. — Идём спать. Поздно уже.

Я последовал за ней, на ходу крепко сжав её пятую точку.

— И думать забудь, — сказала она мне. — Я сегодня не в настроении.

— Чёрт.

Как обычно, на следующее утро мир начал медленно вторгаться в мою жизнь, но мне было тепло, а кровать была мягкой, поэтому я проигнорировал мир. Утренняя пора была одновременно моим самым любимым и самым ненавистным временем суток.

Полагаю, что это зависит от обстоятельств каждого конкретного утра, но одно было наверняка: утро было либо хорошим, либо плохим. В хорошее утро я медленно просыпался, обычно — с Пенни под боком. Такое утро было мягким и пушистым, полным благодарности за тёплую кровать, и без каких-либо требующих внимания дел. Такое утро было наполнено запахом волос моей чудесной жены, теплом её спины рядом со мной, и, если мне очень везло, дерзкими постельными играми перед тем, как мы представали перед остальным миром.

Утро другого типа было менее добрым. Нет, это мягко сказано. Утро другого типа было невзгодой, которая заслуживала холодной смерти. Такое утро состояло из быстрого старта, срочных событий, холодного пола, и босых ног, или, учитывая мою лишённую гарантий жизнь, оно порой было опасным.

Если уж на то пошло, то моей величайшей целью в жизни было довести число хорошо начинавшихся дней до максимума, и свести другого типа утра к минимуму.

Сегодня я надеялся на хорошее утро. У меня были все причины его ожидать. Я лёг не слишком поздно, с моей самой лучшей подругой под боком, и на горизонте не было ничего опасного. Всё это предвещало только хорошее. Однако были и другие переменные, состояние которых всегда было неопределённым. В основном — какое пробуждение было у моей жены.

В некоторые дни она просыпалась, и набрасывалась на день со свирепостью, которую я совсем не хотел разделять. Такие дни твёрдо попадали в категорию «избегать любой ценой», поскольку обычно они включали в себя её попытки поднять меня в какой-то безбожный час, зачастую с использованию жестоких и незаслуженных методов.

Мой магический взор пока не функционировал. Я спал с закрытым разумом, поскольку так было безопаснее. Это не давало полной гарантией того, что мои способности архимага не создадут мне проблем, но это, похоже, сводило риск к минимуму. Вместо того, чтобы раскрывать свои волшебные чувства, я решил открыть для себя это утро помедленнее. Потянувшись через кровать, я нашёл рядом бедро Пенни, тёплое и мягкое.

«Это хороший знак», — подумал я, пододвигаясь к ней поближе.

Что-то заскулило.

Это заставило меня остановиться. Скулёж не входил в мой список ожидаемых утренних событий. Я приоткрыл глаз как раз вовремя, чтобы поймать им что-то тёплое и мокрое, заставившее меня наморщить лицо и крепко зажмуриться.

— Какого чёрта?

Я раскрыл свой магический взор, одновременно вытирая лицо, и глядя сквозь пальцы. Между мной и Пенни лежало маленькое, пушистое животное.

— Разве он не милый? — проворковала Пенни. Очевидно, она ждала. Пока я проснусь.

Это был щенок. Он вилял своим коротким, задранным как бублик хвостом, и пытался снова лизнуть меня в лицо. Я отважно защищался, пытаясь сесть. Если этим утром и будут какие-то игры, то совсем не такие, на которые я надеялся.

— Откуда он взялся? — спросил я.

Она улыбнулась:

— Это был подарок от нового короля Данбара. Ну разве он не очаровашка?

— Да уж, — согласился я.

— Возьми его на руки. Он хочет, чтобы ты его любил, — приказала она.

И — да, это был приказ. Никогда не позволяйте женщинам ввести вас в заблуждение. Когда они говорят что-то погладить или потискать, то это именно приказ. Если отказаться, то окрестят «брюзгой», или ещё чем-то неприятным.

Фальшиво демонстрируя лёгкий энтузиазм, я поднял щенка к своей груди, и погладил его по голове, при этом обдумывая, как я могу покарать Джеролда Ингэрхолда Данбарского. Очевидно, он это сделал злонамеренно, чтобы нарушить мою тихую жизнь. Вознаграждён я был новым лизанием, и у меня потеплело в груди.

— Ну и ну! — захихикала Пенни. — Он на тебя написал!

Я одарил её своим лучшим страдальческим взглядом:

— Ну, дети же так делают, разве нет? Почему бы тебе не обнять меня? — Я подался в её сторону с озорным блеском в глазах.

Пенни была слишком быстрой. Она встала и спрыгнула с кровати быстрее, чем я успел закончить этот жест.

— Может быть — после того, как ты поменяешь себе рубашку.

Вздохнув, я одарил щенка серьёзным взглядом:

— Ты ведь не хочешь, чтобы я менял рубашку, а?

— Его зовут Ха́мпфри, — сказала Пенни.

Жизнь была идеальна. Я только недавно сокрушался о том, что мои дети все стали слишком взрослыми, чтобы писать на людей. Теперь у нас появилась собака.

— И никакого имя получше ты придумать не смогла? — спросил я.

— Мойре понравилось, — объяснила моя жена. — Знаю, что ты этого не ожидал, но она любит животных. Я надеюсь, что он пойдёт ей на пользу.

— Она может делать магических собак одним лишь усилием мысли, — возразил я. — Собак, которые могут говорить, и ни на кого не писают.

— Это совсем не то же самое, — сказала Пенни.

Наверное, она была права. Поставив малыша Хампфри на пол, я снял свою ночную рубашку, и использовал свою силу и воду из умывального таза, чтобы помыть себе грудь.

Хампфри наблюдал без комментариев.

Закончив, я направился к двери:

— Идём, Хампфри, давай-ка позавтракаем. — Щенок проковылял несколько футов, а затем сел, испустив слегка встревоженный визг. Судя по всему, искусство следования за кем-нибудь он пока ещё не освоил. Я вернулся, и взял его на руки: — Очевидно, тебе ещё многому нужно научиться, — сказал я ему. — И если ты умный, то будешь внимательно меня слушать. Местные женщины научат тебя плохому.

— Очень жаль, — сказала Пенни. — Тебе полагается сегодня проверять ход работ над привратной крепостью в Хэйлэме. Хампфри придётся остаться здесь, и учиться трюкам у девочек.

Мне не хотелось об этом вспоминать.