В лаборатории было темно, потому что он не выносил яркого света, когда обдумывал какую-то очередную идею. В это время он просто сидел за столом и чертил на бумаге всякие каракули. Очередной скомканный листок периодически отправлялся на пол. Где-то за спиной тихо шептались трое его помощников-лаборантов, и дым от сигарет наполнял подвальное помещение. Сам он не курил, но любил запах крепкого табака, а приглушенный шепот напоминал крысиный шорох, который сопровождал его всю жизнь – с детства. Даже в самые благополучные времена, когда он мог не заботиться о хлебе насущном, его все равно окружали крысы. А на ком же ещё проводить начальные эксперименты? Крысы, собаки, морские свинки, потом – люди. Люди тоже в массе своей походили на крыс. Такие же живучие, злобные и хитрые. По-своему умные, когда стоит вопрос о выживании. Приспосабливающиеся к любым условиям и к любым продуктам, напичканным ядохимикатами. Умеющие существовать на грани возможного и даже радоваться маленькому кусочку сыра, украденного у соседа. И плодиться, размножаться, как крысы. Зачем? Чтобы населять землю подобными, в принципе бесполезными существами? Экспериментальным материалом? Не слишком ли много этих проворных существ с маленькими глазками и острыми зубками, шныряющих у его ног?
Когда он работал в ФИАНе над ультрасовременным оружием, то по-настоящему не отдавал себе отчета в том, чем занимается, какой счастливый лотерейный билет ему выпал. Он целиком погружался в физико-техническую сторону проектов, а философские аспекты оставались где-то сбоку. Это была прерогатива других ученых, мыслителей, а чаще всего – политиков. Но физики без философии и психологии не существует, он понял это только теперь, после крушения всех планов, бесцельных скитаний, всевозможных лишений и стояния у последней черты – на грани самоубийства. Такова была судьба всех его коллег, тех, кто не смог найти себя в новой жизни. Физики не бывает и без политики, без экономики, без футурологии, без мистики и без теплого удобного клозета. Единственное, без чего она может существовать и развиваться, – это без религии. Подлинная вера становится не просто помехой; являясь другой истиной, параллельной, она преграждает путь к тому, что ты хочешь открыть. Но если не ты выпустишь этого джинна, то бутылку с ним все равно откроет кто-то другой, менее тебя озабоченный внутренними переживаниями, то есть тем, что в просторечье называется "совесть".
Мужчина усмехнулся: когда-то и ему встречалось в словарях это слово. Но после того как его выкопали из небытия, дали лабораторию и позволили колдовать над любимым делом, он позабыл все лишнее, мешающее творить. Он старался – не столько для них, сколько для самого себя, для самоутверждения. Когда ему предложили разработать взрыв без следов и побочных явлений, он выполнил задание с классической легкостью – за полтора часа. Использовал старые наработки, оставшиеся ещё со времен ФИАНа. Первый дом рухнул красиво. И никто ни о чем не догадался. По характеру взрыва понять что-то могли бы лишь его бывшие коллеги-специалисты, но одни из них были далеко, в Америке, а другие влачили жалкое существование, подрабатывая в лучшем случае в мастерских по ремонту пылесосов и стиральных машин. Затем последовал второй дом, третий… И всегда он находил оригинальные решения, ни разу не повторившись.
Но все это были такие мелочи, что о них не хотелось и думать. Главное, у него теперь появились свободное время, деньги и возможность работать. А трое помощников ему были практически не нужны, кроме, может быть, одного, которого он выбрал сам, из студентов-вечерников. Второй был приставлен к нему от Вадима, а третий – от Гоши. Оба – соглядатаи. Но что они могут понять в его замыслах? Крысы… Между собой они называли его "Оппенгеймер", и мужчина вновь усмехнулся. Потому что настоящая фамилия была похожа: Панагеров. Есть общие буквы с именем великого физика. И возраст подходящий – шестьдесят лет. Самое время получать Нобелевскую премию, если этих аргументов достаточно.
Шепот за спиной становился все громче, и он лениво бросил через плечо, в потемки:
– А теперь пошли вон. И не вздумайте забрать пепельницу.
Панагеров любил, когда вокруг много окурков. Табачный дух помогал ему сосредотачиваться. Помощники выскользнули за дверь, и он вновь задумался, сдвинув кустистые брови.
"Запорожец" Адрианова побил все свои прежние рекорды дальности и скорости, проехав за полчаса почти полтора километра. После этого он окончательно заглох и приготовился отдыхать.
– Нет, так дело не пойдет, – сказала Марго. – Пешком бы мы ушли гораздо дальше.
– Коней на переправе не меняют, – отозвался Алексей Викторович. – На нем ещё пахать и пахать, борозды не испортит.
– Вашей лошади давно пора на металлолом. Лучше пойдем вброд.
Словно в ответ на её слова "Запорожец" рассерженно фыркнул и тронулся прямо на красный свет, распугав пешеходов, а чуть позже даже обогнал ковылявшего по тротуару инвалида.
– Своенравный летательный аппарат, – сказал Косов, поглаживая панель. – Не гони так, боюсь выпасть. И лучше не сворачивай, а то колесо отлетит.
– Интересно, нас не затянет вихревым потоком под автобус? – добавила щепотку перца и Галина.
– Вы прекратите издеваться над бедным животным? – спросил Адрианов. Кстати, что мы будем делать в этих "Красных банях"? Ждать, когда за нами придут?
– А я вообще не понимаю, зачем мы туда едем, да ещё без веников, поддержал Косов.
– Это пока лучшее место, где можно спрятать мою сестру, – ответила Марго. – Ко мне в квартиру Вадим сейчас вряд ли сунется. Ему не до этого. А я постараюсь озадачить его ещё больше. Нет, вас лично никто не приглашает, – добавила она. – Вы можете поискать себе другое убежище. Или вернуться обратно.
– Марго, перестань! – вмешалась Галина. – Сама понимаешь, что это невозможно. Я их подставила, втянула в эту историю. А теперь – до свидания?
– Ну, как хотите, – усмехнулась Марго. – Места всем хватит.
– И кроме того, нам всем есть о чем поговорить и разобраться кое в каких вопросах, – произнес Косов, поймав взгляд Марго. – Например, корпорация "Оникс". Страховое агентство "Августин". Рухнувшая пятиэтажка. Другие "хрущобы". Челобитский.
– О чем ты? – спросил Адрианов, выруливая к краю тротуара, чтобы не злить стадо рычащих машин. – Причем тут Долматин?
– А вы, оказывается, многое знаете, – сказала Марго, обращаясь исключительно к Геннадию Семеновичу. – Даже то, о чем я стала догадываться совсем недавно. Интересующий вас субъект умер, потому что был причастен к истории с домом. Подобные люди долго не живут. А сейчас, судя по всему, подошла моя очередь. Я для них с некоторых пор стала слишком опасна. Вот почему Вадим передал ключи от моей квартиры этим ребятам. Они из Подольска, я узнала, – добавила она.
– Из всего сказанного я понял только то, что Долматин мертв, произнес Адрианов.
– Может быть, вы перестанете говорить загадками? – вздохнула Галина. Я лично не понимаю ничего. Раз вы все тут такие умные, то объясните.
– Потом, – сказала Марго, – в свое время.
– Останови-ка машину возле той телефонной будки, мне надо позвонить, попросил Косов. – Только положи кого-нибудь под колеса, а то укатитесь.
Набрав номер, он дождался, когда Люся возьмет трубку. Шептала она, как разведчик на оккупированной территории.
– Люсьен, ты одна? – на всякий случай спросил Геннадий Семенович.
– Одна.
– А чего шепчешь?
– Боюсь. Я тут такое выяснила! Приеду – расскажу.
– Погоди. Ко мне теперь нельзя.
– Вернулась жена?
– Хуже. Все брошенные дети, разом. Я заеду за тобой после работы. А что ты узнала? Кто занимался страховыми полисами с "хрущобой"?
– Юрий Шепталов. И еще: доступ к файлам есть только у него, именно со вчерашнего дня. Я кое-что раскопала и насчет других зданий. Всеми ими занимались Шепталов и Агаркова, а страховка выплачивалась подставным лицам, поскольку в компьютере все данные о них уже стерты… И еще… Подожди!
– Алло? – спросил Косов. Закуривает она, что ли? Подождав немного, повторил: – Алло, Люсьен? У меня мало времени.
На другом конце провода слышались приглушенные голоса, потом что-то то ли упало, то ли разбилось. И трубку положили на рычаг. Косов, чертыхнувшись, снова набрал номер, но теперь к телефону никто не подходил. Послушав некоторое время длинные гудки, Геннадий Семенович вернулся к "Запорожцу".
– Снимай якорь, поехали в "Августин". Не то там что-то, – сумрачно произнес он.
По дороге Косов коротко обрисовал ситуацию, рассказав о своих подозрениях. Марго слушала молча, изредка усмехаясь и кивая, словно соглашаясь с ним. Галина, которая по-прежнему ничего не понимала, спрашивала невпопад. Алексей Викторович следил за дорогой и ругал обгонявших его велосипедистов.
До страхового агентства оказалось не так уж и далеко. Но на подъезде к нему пришлось остановиться. Улочку перекрывал милицейский "уазик", а мимо него, включив сирену, проскочила машина "Скорой помощи". У самого здания стояла толпа народа. Некоторые, задрав головы, смотрели вверх – туда, где на шестом этаже было выбито окно. Другие разглядывали лужу крови на асфальте. Их безуспешно пытались оттеснить в сторону милиционеры и сотрудники службы безопасности "Августина". Косов пробрался вперед, узнав одного из стажеров.
– Люся Баркова, – кивнул тот, пожимая плечами. – Чего ей взбрело в голову прыгать?
Другой голос, рядом с Геннадием Семеновичем, нервно произнес:
– Критический возраст. А вы как думали?
Косов посмотрел на Юрия Шепталова, и тот, судорожно усмехнувшись, торопливо пошел к подъезду.
Дверь в лабораторию вновь открылась, и Панагеров недовольно бросил через плечо:
– Брысь! И живо.
– Чуть-чуть поласковее, – насмешливо ответил Гоша, въезжая на своих колесиках. – Не мешало бы и света прибавить. Где у вас выключатель?
– Сами прекрасно знаете.
Панагеров усмехнулся: Гоша все равно не дотянется.
– Ладно. Посидим в потемках, – сказал пухлобородый, ничуть не обидевшись. У гениев свои причуды.
В своей сфере он тоже достиг немалого, а до перестройки даже успел защитить докторскую – по экономике. И вообще, флюиды от мозговой деятельности Панагерова были ему близки. Иногда он любил спускаться из своего кабинета на специальном лифте в подземный этаж и беседовать с физиком. К взаимной пользе, потому что оба обогащали друг друга интересными идеями. Кроме того, один из них постоянно курил, а другой с удовольствием принюхивался.
– Вы знаете, что самое главное в наше время? – неожиданно спросил Гоша, когда казалось, что он так и уедет на своем кресле, не раскрыв рта. И сам же ответил: – Блеф. Кто умеет блефовать, тот и забирается вверх. Тот делает деньги из пустоты, объявляет себя академиком, меценатом, верующим, спасителем отечества, мыслителем, президентом, пророком и так далее. Но пустота не может быть содержательной, она все равно остается бессмысленной, разве что не окутана какой-то тайной. Любая тайна – идеальное поле для блефа. В прошлый раз вы говорили о резонансе, которому в этом мире подчинено все. Тоже блефовали, сознайтесь?
– Запомнили, надо же! – с удовлетворением сказал Панагеров. В лице Гоши он имел благодатного слушателя.
А Гоша не только слушал, но и записывал болтовню на диктофон, поскольку вообще имел такую привычку, чтобы высказанное слово не походило на воробья.
– Я имел в виду не только теорию резонанса, – продолжил Панагеров. Видите ли, великий Бутлеров был химиком, но поглядывал и в сторону других наук. Именно он первым высказал мысль, что нервные токи в организме человека очень напоминают движение электрических токов в проводниках. Так и я, к вашему сведению, не являюсь узколобым специалистом.
– А я знаю, – охотно согласился Гоша.
– Мы в ФИАНе работали над этой проблемой. Да и американцы тоже. Только у них это и сейчас – государственная программа, а у нас все растоптали или растащили по закоулкам. Хорошо хоть не по воровским притонам. Впрочем…
– Впрочем, и по ним тоже, – подсказал пухлобородый. – А вы не обращайте внимания на криминальную окраску изобретений, суть-то не в этом. Для науки, по-моему, не важно, какие источники финансируют проект. В конце концов, атомную бомбу создал не кто иной, как Гитлер.
– Приложил руку, – кивнул Панагеров. – Но меня это и не волнует. То, что заборы секретных объектов стали сейчас проницаемы, мне плевать. За державу мне не обидно, как некоторым. Каков народ, такова и держава. Жаль лишь, что тратил время в пустую. Вот генератор, – он махнул рукой в сторону прибора, похожего на обыкновенный горизонтально лежащий термос с открытой пробкой. – Вчерашний день, можно собрать в домашних условиях. У кого, конечно, есть мозги. Сейчас скажете мне, что вы чувствуете.
Панагеров встал, направил генератор на пухлобородого и включил в сеть.
– А может, позвать уборщицу? – предложил Гоша, но решил все же довериться физику. Лицо его недовольно поморщилось. Глаза начали помаргивать, появились слезы, словно он резал лук.
– Говорите, говорите, – напомнил Панагеров.
– Не могу сосредоточиться… Зрение, потерял резкость… Тяжелеют веки, давит что-то на мозг. Ну, хватит, хватит! – Гоша замахал руками и отъехал на кресле подальше. – Что это было?
– Я могу давать узкий луч, бьющий на расстоянии до ста метров. Можно его расширить, и тогда он будет воздействовать на большой зал, стадион. Своего рода искусственный гипноз. Могу усыпить, возбудить, вызвать галлюцинации. Но это генератор малой мощности, разработан ещё в Институте физико-технических проблем. А существуют и такие, которые моделируют воздействие на человека магнитных полей. Психотронные генераторы как бы размягчают мозг. Вроде химико-биологических продуктов, тех же наркотиков или синтетических веществ. Например, кетамин, если вы о нем что-то слышали.
– Немного слышал, – кивнул головой Гоша, продолжая растирать ладонями виски.
– Очень советую заняться его разработкой. Синтезируется из нефтепродуктов, прекрасная психологическая привыкаемость организма, не то что ваш героин – без побочных явлений. Потому что по составу аналогичен веществам, вырабатываемым самим человеком.
– Я не торгую героином, – сказал Гоша.
– Это – психохимия, рулевое колесо будущего. Добавьте в питьевую воду психотропные вещества, и вы будете контролировать огромный жилой массив. Целый город. Точно так же, как и воздействовать на него с помощью радиоакустического эффекта СВЧ. С начала восьмидесятых годов мы начали создавать системы загоризонтных радиолокационных комплексов, основанных на использовании эффекта отражения луча от ионосферы Земли. Наш ответ Рейгану! – усмехнулся Панагеров. – Эти комплексы привязывались к атомным станциям. А вскоре выяснилось, что входящие в них фазированные антенны могут работать и на излучение. При этом формировалось единое психотронное поле, оказывающее влияние на сознание человека. Управляли тета – и дельта-ритмами человеческого мозга. Так называемые комплексы "Шар". Между прочим, в Чернобыле тоже. Выводы делайте сами.
– Сделаю, – пообещал Гоша.
– А собрать схему "генератор-усилитель-излучатель" проще пареной репы, – с воодушевлением продолжал Панагеров. – Вот вам и готовое пси-оружие.
– А зачем оно мне? – усмехнулся собеседник.
– Да бросьте вы! Что я, не знаю, чего вы от меня хотите? Взрывать старые "хрущобы" при помощи твердотелого натрия или капсул с атомарным бромом? Это же смешно и слишком примитивно. На уровне "новых русских".
– Тут я с вами полностью солидарен, – согласился Гоша. – Но вы же знаете Вадима. У него фантазии не больше, чем у кролика, мечтающего о сарае, полном капусты. В лучшем случае – два сарая.
– Так уберите его, чтобы не мешал!
– Я подумаю. А вы не боитесь вмешиваться в природу? Ну, не вы конкретно, а все ваше племя ученых?
– Знаете, иногда в муравейнике поселяется такое существо – жучок ломнехуза. Он выделяет наркотическое вещество, наподобие моего пси-генератора, от которого насекомые впадают в эйфорию. Они только и делают, что кормят паразита своими личинками. По существу, своими детьми, лишь бы продлить это опьянение. И рано или поздно такой муравейник погибает. Вам это ничего не напоминает? Так что природа сама подсказывает нам неожиданные решения. По крайней мере, мы можем вполне конкретно сказать, что нас ждет в будущем. Прогресс всегда несет техническое совершенствование машин и духовную деградацию человека. Лишь бы успеть.
– Что успеть? – быстро спросил Гоша.
– Успеть увидеть все… это. Всю эту катастрофу.
– Ну, начало катастрофы вы, может быть, и увидите. А конец – вряд ли. Как, впрочем, и я. Но пока мы ещё вибрируем и входим в резонанс черт его знает с кем, да ещё на сверхнизких частотах, я правильно излагаю? – Он засмеялся, но Панагеров не поддержал его, лишь хмуро кивнул.
– Почти. Только дайте время.
– Дам, – сказал Гоша. – Почему же не дать, если у меня есть немного лишнего? До вечера, не забудьте.
Помахав ручкой, он развернулся на своем кресле и покатился к двери.