Один мудрый человек ещё очень давно заметил: все, над чем работают ученые и к чему прикасаются их руки, рано или поздно превращается в оружие… Эту истину Григорий Горевой усвоил основательно и вывел следующее умозаключение: вовсе не обязательно, чтобы ученые сами торговали этим оружием, поскольку лишние заботы помешают им его создавать. Будучи профессиональным экономистом и математиком, он подсчитал, что примерно тридцать процентов людей науки старшего поколения – физики, химики, биологи, медики и другие – остались не у дел. Кто уже уехал – хрен с ними, не вернешь. Академики и генеральные конструкторы – все на виду или более-менее обеспечены, да и закваска у них иная, чтобы шастать по подпольным лабораториям, а большинство просто ни на что и не способны, мозги прокисли. Молодые, двадцати-тридцати лет, не получили того базового образования, которое давалось при поганой Советской власти; эта юная поросль ученых не способна рождать самостоятельные и оригинальные идеи, а думает лишь, как бы где что урвать, выдав себя за гения. Вот и выходит, что научный потенциал страны валяется у забора бесхозный, в слитках золота, и ни один идиот не остановится, чтобы поднять, отряхнуть от пыли и положить в карман.
Гоша вполне справедливо считал, что не только военные сражения способствуют техническому совершенствованию вооружения, но и почти все научные достижения прямо пропорционально влияют на количество малых и больших войн. Все взаимосвязано, оружие надо испытывать, а конфликты нужно подогревать. Переносить их из Ливана в Боснию, с Фолклендов – в Сомали, на худой конец сгодится и Кавказ. Война и прогресс – родные сестра и брат. И зачем продавать хоть и надежное, но устаревшее оружие – автоматы, вертолеты и танки, когда можно заинтересовать заказчика более компактным и разрушительным оружием будущего? Над которым работали в СССР и которое существует в США.
Конечно, мощных и системных установок в его лабораториях не создать, генераторы Панагерова на околоземную орбиту не выведешь – кишка тонка, но и того, что он делает, вполне достаточно. И не он один. У Горевого работали и другие ученые, собранные в Москве и Красноярске, Новосибирске и Туле. Пока ещё их мало, но мозговой фонд расширялся. Любой ученый старше сорока пяти мог рассчитывать если не на прямую поддержку, то хотя бы на понимание Гоши. Может, даже на какой-то гранд. Иногда это мог быть и гуманитарий, например, литератор, поскольку в слове также заключаются идеи и мысли, которые рано или поздно материализуются, тем более если они связаны с какими-либо техническими проектами, пусть даже кажущимися на первый взгляд нереальными. Фантасты также немало продвинули науку вперед. Поэтому Горевой ощущал себя в какой-то степени и меценатом, создателем своей особой галереи ученых, где портрет Панагерова висел на самом почетном месте.
Первоначально идею об уничтожении мешавших новому строительству пятиэтажек выдвинул Бескудников, техническое же оформление её осуществил Горевой вместе с физиком. Что касается непосредственных исполнителей, то их ликвидировали практически на следующий день.
Панагеров использовал самые оригинальные идеи, включая и те, о которых в задушевной беседе с Косовым упоминал Адрианов. Корпорация "Оникс" получала двойные выгоды – освобождались площади под нулевой цикл, не надо было возиться с расселением, освобождалась страховочная сумма, которая поступала в "Августин" черным налом из других источников все той же корпорации "Оникс".
Имелась и ещё одна сторона медали, ежели таковую когда-либо могли повесить на грудь Григорию Горевому: очистка столицы не только от обветшалых "хрущоб", но и от вселявшихся в них последнее время беженцев. Циничность решения проблемы руководителей корпорации не смущала – каждый хозяин дезинфицирует свое жилище по-своему, тем более, что расследованием катастроф всегда занимались чересчур вяло, а в главных виновниках всего, что происходило в России, испокон веков винили природу и нечистую силу. Никто в мэрии или прокуратуре не был заинтересован в том, чтобы, не дай Бог, хотя бы ненароком докопаться до истины. Удобную позицию занимали все, кроме тех, кто лежал под развалинами…
Собираясь расширять "снос хрущоб", главный санитар Москвы Гоша не забывал и о торсионных генераторах Панагерова, реализация которых должна была принести гораздо большую прибыль. Заказчики на их приобретение появились уже давно. Сегодня вечером они должны были приехать сюда. Два представителя одной из независимых кавказских республик. Хозяин апельсинового новообразования как бывший член Политбюро ещё в прежние годы несомненно был хорошо осведомлен о разрабатываемых учеными сверхсекретных комплексах. Теперь же, соскребя с себя коммунистическую чешую и вспомнив феодальное прошлое, он захотел управлять своим и без того бестолковым народом с помощью последних достижений науки и техники. Таких ученых, как Панагеров, у него, естественно не было и в ближайшие двести лет появиться не могло. Сейчас же ему предлагали уже готовые генераторы на любой вкус и с любыми нейролингвистическими характеристиками, которые при желании реально было запустить и в серийное производство. Но техническая документация, как ноу-хау, оставалась за Горевым.
Гоша уже отпустил Галину Бескудникову, жестко объяснив ей, что она должна делать. Он не боялся, что девушка его обманет. У неё действительно не было выбора. Она призналась, что Косов и Адрианов будут, скорее всего, ожидать её в квартире Марго. Но это мелочи, детали. Что они собой представляют – две загадочные фигуры на шахматном поле – и чем могут ему угрожать, Гошу интересовало мало: их попросту надо вывести из игры, чтобы не путались под ногами. Вероятнее всего, это случайные комические персонажи, затесавшиеся в шекспировскую трагедию, вроде туповатых могильщиков, нашедших череп Йорика. Что ж, в вырытой ими могиле они и останутся. В принципе, и в деле устранения Вадима Бескудникова Гоша вполне мог обойтись без его супруги. Но она была ему нужна как законная наследница своего мужа, к которой должно перейти все его состояние, акции и доля в корпорации "Оникс". Осторожный Вадим, естественно, не оставил никаких нотариальных бумаг, брачных контрактов и завещаний, но это уже дело техники… техники Панагерова. Подпишет в самое ближайшее время. Ну, а чтобы Галина вдруг не выбросила какой-нибудь фортель, Гоша отправил вместе с ней Максима Леонидовича с охранниками, строго проинструктировав – не отступать от неё ни на шаг. Сейчас она должна быть в добром здравии, по крайней мере, до тех пор, пока не станет законной вдовой. Черный цвет ей пойдет. Отобрать у неё состояние Бескудникова не составит труда. "А почему бы не жениться на ней?" – подумал вдруг Гоша с некоторым отвращением. И решил: нет, в гробу она все-таки будет привлекательнее…
Что же касается Марго, то этот вопрос заботил его больше. Он чувствовал, что в последнее время она ведет какую-то свою игру, пряча под стол карты, но что это за покер такой, он пока не мог разгадать. Марго выполняла самые деликатные поручения, ликвидируя "ликвидаторов хрущоб", поэтому находилась в одной лодке с ним и Бескудниковым. Но если она, пользуясь их благосклонностью, начинает грести не в ту сторону или уже давно поменяла хозяев, то… придется вызывать Клона.
Усмехнувшись, Гоша позволил себе прошептать тавтологическую шутку:
– Если ликвидатор ликвидаторов не самоликвидируется, его ликвидируют в ликвидном порядке. – После этого он тяжело вздохнул и обратил свои взоры к вошедшему в кабинет помощнику.
– Они приехали, – коротко доложил тот.
– Так не заставляйте их ждать. И вызовите Панагерова, пусть захватит свою сантехнику, – ответил Горевой и через несколько секунд уже подкатывался на своем кресле к двум восточным посетителям с унылыми носами и глазами-маслинами.
– Сейчас мы с вами отправимся… на футбол, – после церемонных приветствий лукаво сообщил он. – Я бы предпочел оперу, но мой эксперт, который уже поднимается к нам, убедил меня в том, что эмоциональное состояние митингующих более всего соответствует возбуждению футбольных болельщиков. Вам ведь все равно, где мы будем испытывать аппаратуру?
– Бэз разныц, – ответил один из представителей апельсинового рая.
Второй почему-то спросил:
– Кто играет?
– В данном случае это не имеет никакого значения, – ответил Гоша, посмотрев на него, как на круглого идиота. Если у них в республике все такие, то генераторы Панагерова придутся как нельзя кстати. Метод лингвистического или психотропного воздействия – это коварный разговор с подсознанием человека, куда поступает не менее девяносто пяти процентов получаемой мозгом информации. А системному влиянию может быть подвержено три четверти любого этноса – такое количество людей в силу природных условий уже готово к внушаемости на расстоянии. Но в этой апельсиновой республике, похоже, их наберется все сто один процент. Бронзовый век. Но с суперсовременным оружием.
Панагеров появился со своим чемоданчиком и с ходу начал говорить, словно продолжая беседу:
– …и учтите, господа, что оба генератора работают в частотном диапазоне от десяти до ста пятидесяти герц, но низший порог – от двадцати к десяти – относится к инфразвуковым и воздействует на все живое губительно. Поэтому не советую вам устанавливать такие параметры, которые вызовут не депрессию или эйфорию, а смерть. Впрочем…
– Впрочем, – перебил его Гоша, – все это совершенно лишнее. Вы просто потом покажете нашим клиентам, куда нажимать и что вертеть, но так, чтобы не вывертеть до конца, к чертовой бабушке. Поехали! Как раз успеваем ко второму тайму.
Агаркова влетела в квартиру Мокроусова, как граната с выдернутой чекой.
– Где он? – прошипела пышногрудая дама, вознесенная на высокий пост в "Августине" умением сметать на своем пути всех без малейшего снисхождения.
– Там! – ответил советник управы. – Футбол смотрит.
– Нашли чем заниматься, – брезгливо поморщилась Агаркова, словно они действительно занимались чем-то непотребным.
Из комнаты высунулся Шепталов, в тапочках и пижамной куртке.
– Ты почему ко мне не поехал? – прижала его к стене Валентина.
– В таком виде? – огрызнулся тот. – А Борька рядом.
– Тогда рассказывай. Какой такой Косов? Чего ты ему наболтал? У тебя на плечах арбуз или дыня?
Шепталов забормотал что-то, боязливо оглядываясь на дверь. Мокроусов кисло улыбался. Агаркова все больше мрачнела.
– Вот так, Валентина Даниловна, – закончил рассказ страховой эксперт. – Мы в шоке. А я вас предупреждал: не надо было выталкивать из окна Баркову!
– Молчи, сам вылетишь!
– У меня первый этаж, – напомнил Мокроусов. – Давайте что-то решать.
– Косова найдут, – сказала Агаркова. – А тебе, Юра, придется на время уехать.
– Куда?
– За границу. Иди пока, досматривай свой футбол.
Когда Шепталов вышел, она посмотрела на Мокроусова.
– Его надо мочить, – по-деловому заявила Агаркова. – Прямо здесь.
– Здесь нельзя. Он мой приятель, – отозвался советник, будто друзей и близких родственников "мочат" исключительно на природе.
– Можно. Снимай галстук. Изобразим дело так, что он повесился. Хорошо бы записочку написать.
– Почему на моем галстуке? И почему у меня дома?
– Ладно, неси веревку. А ночью мы его вывезем куда-нибудь в лес.
– Позвони Бескудникову, пусть кого-нибудь пришлет.
– Сами управимся.
– Вы что шепчетесь? – спросил эксперт, высунувшись из-за двери. – В "Дорожном патруле" только что показали три трупа, найденных в одной из квартир на Онежской улице. Среди них – Челобитский. Мне все это не нравится. Я иду сдаваться в милицию.
– Засранец, – сказала Агаркова. – А страховки? А кто Баркову толкал?
– Вы. Я только руки держал. Боря, пойдем вместе?
Сплюнув себе под ноги, Агаркова бросилась душить эксперта. Мокроусов воротил нос, Шепталов вырывался.
– Руки, руки ему держи! – кричала Агаркова, но советник убежал в комнату и прибавил громкость в телевизоре. Как раз начинался второй тайм, он не опоздал.
Играли "Спартак" и "Алания". Бело-красные вели со счетом два – ноль. Пытаясь сосредоточиться на футболе, Мокроусов прислушивался к затихающей возне в коридоре. Болельщики на одной из трибун вели себя очень странно, это отметил и комментатор матча. Они возбужденно кричали, ликовали, размахивали флагами, пели, хотя мяч уныло гостил в середине поля. На других трибунах царило молчание. Потом гости устремились к воротам спартаковцев и забили гол. Зловещая тишина сменилась восторженными воплями бело-красных фанатов, засевших в этой ненормальной секции.
– Такое впечатление, что у них не все дома, – сердито откомментировал диктор. – Впрочем, московские болельщики показывают истинное отношение к футболу.
Ситуация изменилась через несколько минут. Мячом завладели спартаковцы, вошли в штрафную площадку и под радостный гул заколотили его в сетку. Обнимались все – и на поле, и на трибунах. Кроме той секции, где предыдущая эйфория неожиданно сменилась полнейшей апатией. Болельщики там сидели молча, понуро глядя на происходящее. Похоже, они попросту впали в депрессию от того, что их любимый форвард забил гол. Многие из них зажимали ладонями уши, чтобы не слышать криков, другие стали пробираться к выходу. Они торопились, стараясь поскорее выбраться, лица их были искажены… Толпа стала крушить ограждения. Началась давка…
– Я закончила, – сказала Агаркова, входя в комнату. – Царапался, сволочь.
– Йод в тумбочке, – откликнулся Мокроусов. – Можете помазать рожу. Экий странный футбол!
– Кретин, – определила свое отношение к нему воинственная дама. Мужиков больше нет, Россия погибла.
– Вы и сокращаете их количество, – отмахнулся советник. – Что будем дальше делать?
– Ждать полуночи! – зловеще ответила Валентина.
Давка на стадионе не прекращалась, трещали кости, стонали болельщики, милиция пыталась рассечь неуправляемую толпу и вытаскивала затоптанных, но матч все равно продолжался, словно подтверждая древнюю истину, что все в этой жизни – игра. А со стадиона уходили несколько человек. В центре шел Панагеров, неся свой чемоданчик, рядом – два носатых представителя, а спереди и сзади – охранники. Четыре иномарки уже поджидали их за пределами этого маленького ада. В одной из них скучал Гоша.
– Есть какие-нибудь претензии? – спросил он. – Замечания? Будем проводить повторные опыты? Не желаете ли дождаться первомайского парада?
– Нэт, – ответил один из представителей.
– У нас сваи парады, – добавил второй.
– Разумно, – согласился Гоша. – Чего зря технику портить? Статистов везде хватит. Только шибко не увлекайтесь.
В его машину перенесли две большие коробки, а чемоданчик Панагерова перекочевал в руки носатых. Иномарки разъехались.
– Отчего вы такой невеселый? – спросил Гоша физика, пока машина мчалась обратно к "Ониксу". – Тут и ваша доля.
– Да засел в голову этот Адрианов, – проворчал тот. – Тоже мне, апостол!
– В таком случае вы – Господь Бог.
– Ну, а вы кто же?
– Известное дело, – усмехнулся Гоша, – дьявол.
Панагеров покосился на него, но ничего не ответил. Только начал принюхиваться к табачному дыму.