Моргемона (СИ)

10. Опасные желания

От неуверенности в происходящем на побережье Гидра начинала беспокоиться всё больше. На солдатской еде она набралась сил, ребро почти не болело, и она стала посматривать на синего коня Энгеля, прикидывая, можно ли на нём за один день доскакать докуда-нибудь. Куда бежать, она не знала. Но необходимость улизнуть от своего титула точила её всё отчётливее.

Тучи сложных решений сгущались над головой. И одним подозрительно тихим вечером Энгель явился в шатёр, светлый, как мотылёк в темноте, и по его лицу было ясно: разразится буря.

— Диатрисса, — обратился он к Гидре, которая напряжённо сидела на своём спальном месте и теребила рукав мужской туники, которую носила теперь вместо платья. — Я велел утром выступать к реке Россе. Солдаты разошлись, чтобы собрать все наши схроны и дозоры в окрестностях, и к рассвету все будут в лощине, готовые выступать.

— Прекрасно, — ответила Гидра и сжала пальцы своей левой руки. — Но вы же не доложиться мне пришли.

— Верно, — Энгель кивнул и медленно прошёл вглубь шатра. Его глаз тоже слегка зажил, и теперь он не носил повязку — остался шрам, причудливо рассекающий бровь вдоль, и небольшой прищур.

Осмотревшись в своей временной обители, диатрин развернулся к супруге. Он почти подпирал головой своды шатра. И оттого сидящей Гидре он казался огромнее обычного.

— Я решил, как мы можем с вами договориться, — сказал он наконец.

«Так», — Гидра стиснула подол туники и ответила выжидательным взглядом.

— Безопасность я вам не обеспечу ни в Рэйке, ни за рубежом, пока буду так же бессилен, как сейчас. Мы должны помочь друг другу, и тогда я подарю вам свободу, какой вы её видите: раздельная жизнь, собственная земля и капитал в пределах границ. Даже развод, если новый Иерофант окажется сговорчивым. Хорошо звучит?

Глаза Гидры вновь жадно сверкнули. Но на сей раз Энгель не улыбнулся, сравнивая её с отцом. Напротив, он смотрел сурово.

— Весьма, — подтвердила девушка.

— Тогда сделайте мне одолжение. Пойдите навстречу.

«Так…»

— Я не требую результата. Просто попытайтесь. При моём полном участии и моей защите…

«Так…»

— …постарайтесь пообщаться с Мордепалом.

Гидра вспыхнула:

— Нет!

— Нет, послушайте, — Энгель шагнул вперёд, бросая на неё свою густую тень. — Я буду рядом. Я возьму свой самый длинный щит, уберегу вас от огня — хоть бы даже собой. Стоит ему только проявить угрозу — и мы сразу же…

— Нет, нет, нет! — Гидра вскочила, и ребро неприятно отдало внутри. Но это была уже не та острая боль, что раньше. — Вы сошли с ума, если считаете, что я буду так рисковать из-за ваших интересов!

Энгель скрежетнул зубами. Но заявил:

— Это и в ваших интересах. Если диатр Эван мёртв, Тавр будет пытаться захватить трон. Только я, как последний Астрагал, и дракон могут помешать ему. Если Тавр будет повержен, я отдам вам Аратингу.

Жадность в Гидре схлестнулась со страхом.

«Мордепал не проявлял ко мне злобы, но, оказавшись перед его огромной мордой, напрасно полагаться хоть на что-либо. Одна вспышка в разуме этого безумного, злобного зверя — и мне конец. И ради чего?»

— Я сказала ясно: я не собираюсь говорить с Мордепалом, — отрезала Гидра. — Один раз он пощадил меня, но второго не будет. А если вы думаете, что Тавра иначе не одолеть, пообщайтесь-ка с вашей матушкой насчёт тигра Мелиноя!

— Опять вы за своё, — Энгель сдвинул брови, но из-за шрама они наклонялись каждая под разным углом. — Я всегда прощал вам эти пассажи, но обвинять диатрис в колдовстве раз за разом — это преступление, если вы забыли.

— Если не считать, что это колдовство было применено против меня и против Авроры!

— Диатрисса, да послушайте же! — он снова выходил из себя. — Одумайтесь! Я предлагаю вам привилегии марледи, я зову вас стать союзницей в борьбе с вашим жестоким отцом, я готов для вас опозорить семью разводом — и всё это за одну лишь попытку выйти к Мордепалу, в которой всю опасность я возьму за себя, даже если это будет стоить мне жизни!

— Какая чушь! — крикнула Гидра в ответ и резко встала на ноги. Ей нашлись только одни ботинки по размеру — тряпичные и довольно неудобные — и она чувствовала ими, как холодеет земля с наступлением ночи. — Чушь потому, что его пламя убьёт нас обоих, даже если он просто чихнёт! А ещё потому, что мне не нужны привилегии ценой договоров с вами — я отказываюсь нести бремя титулов и уйду от вас хоть сейчас, хоть в стаю гамадрилов!

— Куда вы побежите? На побережье больше нет ни поселений, ни фортов!

— Куда-нибудь! В Мелиной, например. Я скрою свою личину и уплыву с рыбаками из порта, лишь бы больше не твердить вам одно и то же слово: нет, нет, нет, нет!

— Никуда вы не пойдёте! Вы всё ещё диатрисса, моя жена и моя луна, и я отвечаю за вас перед богами!

Гидра не выдержала. Она схватила его расчёску — единственное, к чему привязалась в своём диком образе жизни — и прокричала на весь лагерь:

— Да чтоб ты провалился в адское пламя!

И тут же кинулась к коновязи. Лошадей у солдат было немного, и их берегли, как зеницу ока — кормили только луговой травой и накидывали на них попоны от комаров. Однако дозорные подле табуна не препятствовали Гидре; они видели в ней диатриссу невзирая на то, что она только что пожелала их предводителю.

Гидра кинулась к единственному осёдланному коню — должно быть, оставленному только вернувшимся патрульным — как вдруг вслед ей прозвучал громовой крик Энгеля:

— Остановить её!

И тут же её собственный испуг отразился в глазах иксиотов. Трое дозорных моментально обступили Гидру и схватили её, извивающуюся и воющую от негодования.

— Отпустите! Как вы смеете! — возмущалась она, бессильно дрыгая ногами.

Энгель покинул шатёр и медленной угрожающей поступью двинулся к ней.

Страх пронзил её лихорадочный разум. Крепкие руки стискивают плечи, и палач, подходя, кладёт руку на рукоять ножа…

«Это не отец», — напомнила она себе, но давно пережитый страх уже ослабил её мышцы. — «Это не палач. Это диатрин и его рыцари…»

Она перевела дух, возвращаясь в своё сознание. И прошипела:

— Прикажите отпустить.

— Не могу, — коротко и сухо молвил Энгель. — Вы никуда не поедете.

— Я вам ничем не помогу. Даже вредить немного буду!

— Диатрисса, я хочу, как лучше — и для вас, и для нас. Вы должны остаться под моей защитой, — его тон был так подчёркнуто спокоен, что Гидра вновь начала дрожать от возмущения.

— Лучше? Мордепал — это лучше? Будет вам Мордепал — вы увидите, как это «лучше»! Если пример вашего батюшки был недостаточно нагляден! — в сердцах выпалила диатрисса.

Оглушительный рёв пронёсся над лесом и прервал её.

Все замерли. Огромная тень пролетела над деревьями, и затрещали ветки, сбиваемые тяжёлым шипастым хвостом.

— Берегись! — тут же крикнул Энгель. — К ручью…!

Но даже самый легко одетый разведчик не успел бы за пару секунд допрыгать до воды. Ночь хлопкового леса тут же разразилась заревом. С жутким гулом огонь вырвался из громадной пасти — и Мордепал, проносясь над лощиной, всю её залил пламенем. Отстоявшие в стороне диатрин, дозорные и табун кинулись врассыпную. Кони в панике заржали и ломанулись кто куда. Дозорные, схватившись за головы, уставились на бывших в палатках товарищей, надеясь, что те успели хоть как-то спрятаться.

Дракон на половине пролёта вдруг повернул голову. Огненный всполох полетел прямо в них. Энгель оттолкнул Гидру в мокрый куст монстер и сам кинулся сверху, подняв свой плащ; и страшный жар окатил их.

— Ай-ай… — простонала Гидра в панике: диатрин чуть не раздавил её собой, и боль вновь засвербила в груди. Длинная грива Энгеля занялась огнём, и диатрисса тут же ударила по белым прядям своими ладонями, чтобы погасить их.

Диатрин сел. Его спину кое-как защитила чешуйчатая броня. Однако рукава обгорели, и алые пузыри ожогов возникли на руках.

А за ним виделся полыхающий лагерь.

— Великие боги! — ахнула Гидра и прижала свои ладони ко рту.

Многие отсутствовали в ставке благодаря поручениям Энгеля. Но те, что остались, не имели шансов выжить.

Эти люди были незаметны, но добры к ней — начиная с первого дня, когда принесли ей бренди, и продолжая каждым утром, когда справлялись о её здоровье и предлагали ей самое вкусное из своих пайков.

— Мордепал, да прекрати ты! — вдруг закричала она на реющего над ними монстра и вскочила на ноги. Руки стали рвать ломкие волосы на голове.

Тот же огонь, и те же потери — люди горят, кони визжат, и всё это из-за того, что трижды клятый Мордепал опять показывает характер.

«Или это я?!» — вдруг ужаснулась Гидра.

— Сядь! — хрипло простонал Энгель и дёрнул её за руку. — Не… привлекай!

Но она вывернулась и пробежала вперёд несколько шагов. Словно чёрная туча, Мордепал носился над лагерем. И она не могла отвести от него глаз. Ярость, сравнимая с гудящим огнём, пылала внутри неё.

— Хватит жечь! — кричала она в воздух. — Остановись! Не смей!

Взмах крыльев разнёс горячий ветер во все стороны. Но дракон больше не извергал пламя. Он вдруг извернулся над лесом и издал клёкочущий гулкий звук, похожий на сочетание «а-акту-ук».

«Оактук — возглас веселья на сциите», — ясно, как день, вспомнила Гидра. И возмущение застлало её.

— У реки веселись! — прокричала она и указала на запад, в сторону реки Россы. — Туда, да! Полетишь за нами и там потом ой как повеселишься с драконами Тавра! Прекрати жечь своих! Слышишь меня?

Она бежала за ним по горящей лощине и ругалась.

— Слышишь?!

Ответом ей был протяжный, насмешливый рёв, что стал затихать, растворяясь в горах. Мордепал улетал, оставляя за собой сгоревшие трупы и обожжённых людей, а Гидра чертыхалась и одновременно захлёбывалась слезами.

«Это из-за меня он прилетел!» — твердила она себе. — «Из-за моих проклятий!»

Она оглянулась и увидела, что солдаты, спешно возвращаясь из окрестностей, бегут помогать своим товарищам: вытаскивают их из-под упавших ветвей, обливают их речной водой и сокрушаются над тем, что осталось от самых невезучих.

Стон донёсся до её слуха, и она увидела одного из тяжелораненых. Человек мучился, весь оплавленный огнём, и корчился, вытягивая руки вверх из грязи.

— Это я-а-а… — простонала Гидра в ужасе и упала рядом на колени, стиснув кулаки и своего рта. Она не могла оторвать глаз от ужасного зрелища и умирала вместе с несчастным. Его страшная боль сдавила ей горло.

До ушей долетали крики. Одни звали других; солдаты обменивались распоряжениями; и даже посреди воцарившегося хаоса часть отправилась ловить лошадей, часть — тушить пожар, а часть — вызволять раненых из-под деревьев и из укрытий, подсчитывая мёртвых.

Мученик испустил дух на глазах у Гидры, и она разрыдалась, скорчившись рядом с ним.

— Диатрисса! — слышала она громкий зов. — Диатрисса?!

Но она не могла отозваться. Ослеплённая своей виной, поражённая проклятой силой своего намерения, умирающая от боли, которую причинила стольким людям вокруг, она сжалась в комочек рядом с погибшим в огне солдатом и плакала, кусая свои губы в кровь.

Как в тумане она помнила, что кто-то из рыцарей забрал её из лощины в густую поросль монстер. Весь лагерь сместился вбок, и после продолжительной возни для погибших была выкопана братская могила, а для раненых — сооружены лежанки. Обожжённые, невзирая на всю свою выдержку, жутко выли и стенали.

Этот звук был таким невыносимым, что к горлу подкатила тошнота.

«Это ты виновата», — напоминала себе Гидра, прячась в зарослях монстер от страшного зрелища. — «Не смей отводить глаза. Это твоя злоба, что с детства распирает череп, нашла отклик у бешеного Мордепала, убила столько людей и заставила десятки мучиться, как в преисподней».

Её раз за разом отводили в сторону то сэр Арбальд, то Манникс. И она вновь и вновь оказывалась там, где был диатрин Энгель. Он прижимал мокрые листы монстер к ожогам на спине и шее; от длинной гривы остались лишь торчащие в разные стороны пряди короче плеч. Он постоянно говорил с советниками о том, что теперь делать.

— Вильяс доложил, что теперь по меньшей мере два десятка человек полностью немобильны, — бормотал сэр Ричард, лёжа на листьях: его тоже задело огнём, спалив ему бороду и плечо. — Включая, видимо, и меня. Уходите без нас.

— Я не оставлю вас без должной защиты от зверей и случайных дезертиров, — хрипло отвечал Энгель.

— И это правильно, но в таком случае нас отсюда уйдёт от силы сотня, — отзывался сэр Котто.

Слушая их разговоры, Гидра пробудилась от болезненной тоски. Она сделала к ним несколько шагов по лесному перегною и сказала сломанным голосом:

— Сотни хватит. Мордепал полетит за нами.

Они подняли на неё тяжёлые взгляды. Сэр Арбальд, весь красный от натуги — он помогал таскать раненых пятью минутами ранее — поглядел на неё, закипая от ярости. Но Гидра отрешённо повторила:

— Мордепал полетит за нами.

И сморгнула слёзы с рыжих глаз. Она видела: они не понимают её. Даже Энгель.

— Манникс, позаботься о диатриссе, — весь перепачканный в саже, тихо молвил он.

— Я знаю, как сделать, чтобы он послушался! — настаивала Гидра. Но её голос совсем сел и сломался. Когда перед ней встал глава разведки с тёмным взглядом и непреклонным лицом, она сдалась. И молча позволила ему отвести себя в сторону от остальных, где были привязаны взволнованные кони и двое дозорных перекладывали ящики с припасами.

Там она села у зарослей плюмерии, снова и снова воскрешая в памяти насмешливый возглас Мордепала.

«Я и правда говорила с ним», — думала она отрешённо. — «Я говорила, не зная об этом. А он слышал меня».

Эта мысль так и эдак звучала в её голове, отдаваясь эхом стонущих раненых.

«Если бы Энгель не закрыл меня собой, я сейчас была бы одной из тех несчастных».

Сердце её сжалось.

«Он не раздумывал и накрыл меня собой».

Долго она усидеть не смогла и вновь поднялась на ноги, чтобы найти диатрина. Когда лагерь был переорганизован, тот нашёл время, чтобы сравнять передние пряди с обгоревшими с помощью своего кинжала. Теперь он тоже отдыхал, держа мокрые листья на обожжённых локтях и предплечьях. И его белый взгляд, полный тревоги, плутал по разорённой лощине.

— Диатрин, — тихо позвала его Гидра. Ночь была необычайно тёмной: кажется, солдаты избегали зажигать факела.

Энгель бессонным взглядом поймал её и тут же заговорил ровно, будто пытаясь угомонить лошадь:

— Диатрисса, вы в порядке? Не волнуйтесь. Мы скоро покинем это место. Возможно, здесь и правда его гнездовье — оставаться здесь всем отрядом слишком опасно. Ещё до рассвета мы дойдём до Россы…

Гидра решительно приблизилась, не смея смотреть на красные разводы ожогов, что виднелись из-под листьев на его руках.

— Я в своём уме, — сказала она тихо и для подтверждения своих слов слабо улыбнулась. — Не бойтесь за мой разум.

Его лицо не изменилось — было похоже, что он ей не поверил.

— Я не впервые оказываюсь в такой бойне, — напомнила Гидра. — Но впервые я понимаю, что…

«А теперь сложное».

— …что я могу на это повлиять.

По уставшему и неизменно неподвижному лицу Энгеля было видно, что он не воспринимает её слова. Это всё звучало как безумство помешавшейся девицы.

— Диатрин, я клянусь, что это правда. Теперь я поняла, — проговорила Гидра и села рядом на траву. — Мы можем отправляться на остров Дорг, и он полетит за нами, вот увидите.

Энгель покачал головой. Тянущая, неутихающая боль мучила его, и он смотрел прямо перед собой, размеренно дыша.

— Конечно, диатрисса, — произнёс он, соглашаясь с её словами так, будто это были выдумки непоседливого ребёнка. — Так и будет. Всё будет, как надо.

«Вина в его глазах не меньше, чем в моих», — поняла Гидра. — «Он стыдится того, что уговаривал меня пойти к этому чудовищу. А я стыжусь того, что стала причиной его нападения. Но я не могу это объяснить, не возвращаясь к колдовству».

Она вздохнула и сгорбилась, положив подбородок на свои колени.

— Будем на Дорге завтра вечером, если корабль цел, — продолжал Энгель негромко, будто сам с собой. — Там нам дракон не понадобится. Там будут столичные войска, солдаты Мадреяров и весь гарнизон Рааля. И мы велим выслать сюда раальских целителей и дюжину подвод для всех раненых…

«Может, это и хорошо, что они мне не верят», — подумала Гидра. — «Иначе бы меня заслуженно линчевали».

Но, посмотрев на принца с тоской, она вновь ощутила укол совести в душе.

— Простите, диатрин, — прошептала она с чувством. Видеть его таким молчаливым и погружённым в себя было невыносимо после случившегося.

— Всё нормально, — так же тихо ответил он.

«Нет, не за ругань прости, а за то, что ты закрыл меня собой от Мордепала, который прилетел по моему зову», — говорила глазами Гидра. — «И за то, что я не верила, что ты это сделаешь. И за то, что я погубила столько твоих солдат. Но я возмещу это, я сделаю стократно больше, чем могла бы, и я ничего не пожалею».

Сила, решимость и странная ясность наполнили все её мышцы. Перед глазами встало лицо отца.

«И ты поплатишься», — подумала она, представляя его насмешливую ухмылку. — «Ты посмотришь, каково это — играть с настоящими драконами, а не с выращенными на флейте собачками. И где будет твоя храбрость, когда ты увидишь след из мёртвых, оставленный им?»

Когда полк Энгеля разделился, и меньшая его часть отправилась добираться к реке, Гидра шла впереди недалеко от диатрина. Она отказалась от коня и беспрестанно думала, глядя в небо. Неожиданная сила и уверенность вели её быстрее уставших солдат.

Теперь она была единственной, кто смотрел вперёд с решимостью и готовностью бороться. Косясь на неё, рыцари, ступая обожжёнными ступнями, двигались быстрее — чтобы не уступать хрупкой и болезной на вид диатриссе.

— Моргемона всё помирала… — бормотал кто-то из рядовых неподалёку. — А теперь, глядите… её мощи всех переживут.

«И это правда!» — думала Гидра. — «Во мне столько сил, будто выросли крылья. Я знаю, что делать, и буду это делать, даже если всё руководство принцевой армии сейчас в упадке и растерянности».

Хотя это были лишь вольные мысли. Ничего как такового она сейчас изменить не могла. Лишь её твёрдый шаг чем-то подбадривал некоторых солдат.

Их путь по пустынному лесу стал спокойнее, когда кроны громадных, как колонны мира, хлопковых деревьев сошлись наверху. У их крючковатых корней не росли даже вездесущие плюмерии. Лишь перегной и прошлогодние ветки похрустывали под ногами, и треск цикад перемешался с нарастающим кваканьем.

Небольшая речушка пересекла их путь. Она была завалена будто камнями, и вода едва-едва проскальзывала между них. Но на деле эти камни были пупырчатыми, и у них были глаза.

— Средовые жабы! — узнала Гидра и замедлила шаг. Огромные тёмно-бурые валуны мочили лапы в вялотекущей воде.

— Что? — сухо поинтересовался у неё сэр Арбальд и положил руку на рукоять меча.

— Средовые жабы, — повторила Гидра. — Редкие жабы, водятся у нас на Аратинге. К ним нельзя подходить.

Командиры переглянулись.

— Впервые слышу, — заметил сэр Котто. — Чего в них опасного?

— Вообще-то они огромные, — кашлянув, заметил Энгель. — Размером с собаку.

— Они открывают пасть так широко, что драконам и не снилось; они ядовитые; и могут сожрать даже человека, — сказала Гидра. — Но по средам удивительно спокойны.

— А какой сегодня день?

— Если мне не изменяет память, то суббота или воскресенье, — заметил Манникс. Он похлопал по карманам, но безуспешно: его записная книжка сгинула в огне.

Командиры устало посмотрели на диатрина. «Мы же не будем делать крюк из-за жаб?» — говорили их глаза. Но Энгель качнул головой:

— В местных лесах ядовитые жабы и лягушки — одна из главных опасностей. Мы больше не будем терять солдат. Обойдём.

Они решили пройти выше по течению. Большой отряд и топот лошадей напугал жаб; они, будто ленивый камнепад, попрыгали вниз по реке, в заросли. Странное зрелище насмешило Гидру.

— Разбираетесь в лягушках? — спросил у неё Манникс ненавязчиво, пока она шагала подле других командиров.

— В жабах, вы хотели сказать.

— Прошу прощения.

— Да, — Гидра беззаботно пнула кусок сухого мха под ногами. — Разбираюсь достаточно, чтобы не ткнуть пальцем ужасного листолаза или ещё какую-нибудь ядовитую жуть. В лесах Аратинги ядовито решительно всё, а я любила гулять там.

— Но с вами должен был ходить какой-нибудь охотник? — встрял в их светскую беседу сэр Котто.

— Нет, я ходила сама, — беззаботно отвечала Гидра. — Родители не отпускали меня из Оскала. Поэтому я гуляла одна, когда могла вылезти из окна.

Энгель рассмеялся сдавленным смехом и заметил:

— О вас ходили слухи, что вы выбираетесь в лес в дом к какой-то местной ведьме, и вместе с ней там наводите проклятья на честных людей.

— Ага, — улыбнулась Гидра в ответ. Редкие, но довольно приятные разговоры давали ей ещё больше сил. «Я уже не та беспомощная девица, что мечтала сгубить отца порчей», — думала она. — «У меня такое чувство, что мне в руки вместо веретена наконец вложили меч».

Несколько часов пути привели их реке Россе. Там их ожидали плоты, чтобы сплавиться ниже, к стоявшему в устье кораблю. Но только люди начали погружаться на плоты, как в светлеющем небе прозвучал громкий драконий стрёкот.

— В воду! — в ужасе скомандовало несколько рыцарей, и люди в панике кинулись в покрытую кувшинками реку.

Гидра же отбежала на несколько шагов от общего потока и выдохнула, обращаясь вверх:

— Не подлетай. Чёрт с ним, останься тут. Они больше не могут тебя видеть.

«Дракон не понимает человеческих слов, но понимает посыл», — помнила Гидра. И её мысль на сей раз была чётка, ясна и уверенна, без тени переживаний за то, как Мордепал это истрактует. — «Не показывайся им».

Разочарованный гул эхом долетел до её ушей и стал стихать. Гидра расплылась в улыбке.

«Я могу», — отметила она себе. — «Для мага преграды нет. Тихо или громко, тебя услышат. Главное в этом не сомневаться».

Она оглянулась на взволнованных солдат и поджала губы.

«Они будут бояться появления Мордепала. И они правы: он явно не хочет улетать. Его вой тягучий и тоскливый, если он услышал призыв не на бой. Пусть лучше он останется у здешних гор, пока не потребуется».

Сомнение кольнуло девушку. Как ей удастся призвать его потом? Неужели он услышит её мысль через море?

«Не мысль, но колокола — наверняка», — успокоила она себя и возвратилась к отряду, дожидаясь, пока ругань и возмущение стихнут, и начнётся погрузка на плоты.

Вскоре весь немногочисленный отряд диатрина сплавился вниз по течению. К своему облегчению, спрятанный в зарослях, у глубоких вод, корабль был невредим и ожидал их. Лишь лесницы и другие лемуры покушались на него в отсутствие хозяев.

Вся сотня без труда поместилась на судне. Солдаты смогли вздохнуть с облегчением.

Энгель велел не поднимать его белые флаги и как можно тише покинуть прибрежные воды, чтобы не привлечь внимание диатрийского флота, если тот находится в море. Так что с рассветом корабль заскользил по волнам, и робкий ветер подул в паруса, унося их прочь с большой земли.

«Это будет мой первый визит на остров Дорг», — думала Гидра, стоя на палубе вместе с прочими солдатами. Теперь она была их частью и не страшилась их широких плеч и чешуйчатой брони. Бриз перебирал её всклокоченные рыжие волосы, а в глазах сияло отражение зари. — «Это совсем другая жизнь».

Их путь должен был занять примерно сутки. И хотя диатриссе предлагали прилечь и занять каюту, она лишь качала головой, уступая свои удобства тем, кто действительно устал. Её же внутри подогревал внутренний огонь.

Они покинули прибрежные воды без происшествий и в жарком свете полудня взяли курс на остров Дорг. Бескрайнее море раскинулось вокруг одиноко идущего корабля. К счастью, ветер не мешал им, а то и помогал, поддувая в потрёпанные паруса.

Диатрин Энгель тоже не желал отдыхать и вместе с капитаном всматривался вперёд. Гидра слышала, что он раз за разом говорит об одном и том же:

— Если Мелиной занят кем-то из наших неприятелей, то по крайней мере на Дорге мы встретим наших союзников. Если кто-то ещё помнит о чести, если кто-то ещё верен богам и принесённым клятвам, то это рыцари Рааля, диатрис Монифа и знать Дорга.

Эти слова давали ему надежду, которая слабо озаряла его белое лицо. «Может и хорошо настолько верить в людей», — подумала Гидра, прижавшись к мачте щекой и глядя на светлую фигуру диатрина. — «Но мне всегда было проще думать, что честь и достоинство — выдумка, состряпанная, чтобы дурить других. Быть может, настал час признать, что я не права, ведь, видит небо, хотя бы для этого человека принципы и рыцарство очень важны — я сама тому свидетель».

По пути Гидра также напряжённо размышляла о колдовских способностях диатрис Монифы. Несомненно, помощь духа Мелиноя должна была дорогого ей стоить. «Возможно, случившиеся с её семьёй несчастья — плата за то, что он будет убивать любого, на кого она укажет», — размышляла диатрисса. — «Самое первое убийство, Сагарии Райской Птицы, было слишком давно. И хотя диатрис могла иметь к этому отношение, об этом я рассуждать не могу. Что же до лорда-канцлера Магра Денуоро… похоже, он мог предать Энгеля, за что и поплатился. Ну и, наконец, мы с Авророй. По всему выходит, что у диатрис со лхамом именно уговор — ведь его действия повторяются раз за разом. Контракт. Как с демоном. А значит, ей будет сложнее возразить мне, если я скажу прямо: я знаю про контракт».

Уже ночью на горизонте показался остров Дорг. Проснулись все, и ликование огласило корабль. Подняли белые с золотом знамёна диатрина Энгеля — и, приближаясь, на башнях среди бирюзовых увидели такие же.

Дорг захватывал дух. Скалистый, но очень крупный остров был изрезан множеством бухт. Многоуровневый город волнами покрывал крутые скалы. Корабли заплывали в громадные гроты целиком вместе с мачтами, а на утёсах высились тонкие, будто иглы, башни, вытянутые до самого неба.

Рааль, древний замок Астрагалов, воздвигнутый ими три века назад меж двух самых высоких гор Дорга, походил на корону, блестящую на монаршей голове. Сам тёмный, из островного камня, он отсвечивал от жёлтой луны золотыми шпилями. Королевский дворец прятался за ним. Множество огней мерцало во дворце и городе у его подножья, будто на подоле знатной дамы, и дым поднимался из кузен и ремесленных домов даже ночью. Это был город-остров, город-порт, город-жизнь, в котором непрерывно кипела работа.

Гидра восторженно смотрела на столицу. Она и не думала, что та ей так понравится. «Воистину, в сравнении с захолустьем Аратинги, город с башнями под множество драконов похож на высеченную в камне картинку из книги со сказками».

В порту они приблизились к отведённой для диатрийских судов пристани. Множество фрегатов и грузовых кораблей стояли под патиновыми знамёнами, но были и другие — сине-алые, мадреярские. Погружаясь в полумрак портового грота, Гидра слушала, как сердце стучит чаще.

И тут же затихает, тоскуя. Корабль с белыми штандартами Энгеля выбежали встречать сотни горожан. Они, затаив дыхание, протискивались вперёд и из последней надежды искали его глазами.

И нашли.

Звучное «ур-р-ра-а-а!» так загремело в гроте, будто под сводами разразилась гроза. Гидра зажала уши и проводила взглядом счастливого принца, что сбежал по сходням навстречу своему народу.

«Он дома», — подумала она. — «Его ждут даже после объявления смерти. В отличие от меня, которую и живую-то не ждут нигде… и у которой дома нет».

В воздух летели шляпки, платки и цветы. Энгель не боялся своих людей и не отгораживался от них своей стражей, как Тавр — он протягивал им руки, и они, плача от счастья, сами касались подола его плаща. Тем не менее, он не мог долго купаться в народном ликовании. Им нужно было подняться из грота вверх, к Раалю, и потому они двинулись сквозь толпу.

Гидра держалась вблизи него вместе с командованием и с тихой завистью смотрела на то, как люди превозносят диатрина. Впрочем, именно благодаря бесстрастному взгляду на толпу она неожиданно увидела Аврору.

Бедная фрейлина явно похудела за последние пару недель. Её чёрное траурное платье и сетка на волосах совсем скрадывали красоту, и лицо казалось полноватым лишь само по себе, за счёт своих детских черт. Огромные древесно-коричневые глаза глядели на принца, не смея кинуться вперёд, будто не веря, что он жив.

И Гидра сама схватила её за руку и вытащила из толпы.

— Ваше Диатринство! — разразилась слезами Аврора и крепко обняла её. — Вы живы! Он жив! И вы здесь! О, я не могу поверить… О, бедный Леммарт, он услал меня прочь и сам остался на растерзание Тавру, но я и поверить не могла, что здесь будете вы!

Энгель даже не расслышал её голоса среди прочих, и Гидра, прижимая к себе фрейлину, отстала от него ещё сильнее.

— Бедная Аврора! — искренне воскликнула она. — На тебе совсем лица нет! Как ты спаслась из горящего города?

— Это всё Леммарт, он вовремя велел мне бежать в порт вместе с остальными. Он сказал, что Его Диатрость, скорее всего, погиб в огне, и Тавр займёт город; и тогда мне, вашей фрейлине, не жить! Но и ему тоже… Ох, что там сейчас творится…

«Выходит, наши догадки более чем верны», — подумала Гидра и рывком стянула чёрную сетку с её волос. Русые волны высыпались Авроре на плечи.

— Тебе больше не нужен траур! Эй, диатрин! — прокричала она так громко, как умела, доставшимся от отца командирским голосом.

Рыцари обернулись к ней, и Энгель тоже. Лицо его просияло, и он тут же кинулся к ним. Настал его черёд обниматься с Авророй. Та плакала от счастья, а он тоже улыбался и даже не шипел, когда руки фрейлины по незнанию стискивали его обожжённые плечи. Новая волна ликования наполнила толпу, и сразу зазвучали слова о возлюбленной и неудачном браке диатрина. Грязную, всклокоченную Гидру немногие могли признать за принцессу, и потому никто не стеснялся выражать поддержку не самым праведным чувствам Энгеля к двоюродной сестре.

Но Гидра была счастлива, что Аврора жива. И хотя грусть всё равно трогала её разум, она не могла не улыбаться, видя радость своей фрейлины.

— Ваше Диатринство! — смущённо отстранившись от Энгеля, воскликнула Аврора. — Придворная охотница отбыла со мной.

— Лесница? — обрадовалась Гидра.

— Совершенно верно! Мы остановились в портовой гостинице, и она сейчас там…

— Постой, где? — брови Энгеля взметнулись вверх. — Тебя не приняли в Раале?

Аврора смущённо опустила глаза, и Гидра не выдержала:

— Диатрин, вы дурак или притворяетесь? С Авророй всегда обращались плохо. И собственный отец, и ваша мать. Без вашего заступничества ей вообще повезло, что она добралась сюда.

Энгель сверкнул на неё глазами, но понурил голову. «Верить в честь хорошо», — сердито подумала Гидра. — «Но иногда надо смотреть правде в глаза. Твоя мать вовсе не такой ангел, как ты».

— Ладно, нам нужно отправляться во дворец, — сказал он сухо. — С тобой, Аврора.

— Но по пути мы заберём Лесницу, — встряла Гидра.

— Нам некогда, диатрисса.

— Нет, — твёрдо сказала она. — Вас ждал весь город. А меня одна кошка. И я тоже хочу получить свою часть оваций.