Моргемона (СИ)

14. Вниз по течению

Кровь застыла в руках и ногах. Мелиной стоял перед ней, и лишь его сплошь мертвенно-синие глаза улыбались, наслаждаясь получившимся курьёзом. Облачённый на сей раз в одну только сине-серую тигровую шкуру, он стоял босиком на мокрой траве и, не склоняясь к Гидре, смотрел на неё со своего ужасающе вытянутого роста. Полнейший штиль не шевелил ни единого волоска его длинных, до самой земли, белых волос.

Зажмурившись, Гидра попыталась представить, что его нет.

Но безуспешно.

— У Тиванды нет озёр… — жалобно возмутилась она.

Сверху прозвучал смешок. Это действительно был голос Энгеля — разве что он казался не столь земным, будто рассеивался в воздухе, прежде чем достигал её ушей.

— Это мне решать.

«Разговаривает!» — испугалась Гидра и кинулась обратно в воду. Со звонким плеском она бултыхнулась и вынырнула, держась за свой плот. И попыталась влезть на него, но раз за разом переворачивалась и окуналась с головой.

Когда, наконец, она схватилась за крепкий сук плота и сумела вынырнуть, то сук оказался холодной рукой Мелиноя, а край плота — берегом, на который она и выпрыгнула животом, как дельфин. И в ужасе откинула жуткую конечность лхама. Но нырять обратно в воду больше не имела сил: его прикосновение будто убило в ней всякое желание отбиваться, показав всю бессмысленность сего действа.

Поэтому она, дрожа, осталась сидеть на краю, у самой воды, и не могла себя заставить даже вдохнуть — до того ей было страшно здесь, в пустоте и тишине, под ногами у чудовища.

— Ну… дитя Кантагара, — проговорил Мелиной. — Где же… «гениальность»? Где же… те реки огня?

— Я желаю тебе никаких рек огня, — рассеянно ответила Гидра. — Я просто хочу домой.

— О, вы… все лишь хотите домой, когда понимаете, что находитесь дома у меня.

Но угрозы не было в его словах. Голос звучал так размеренно и так бесстрастно, что Гидра невольно попыталась понять его эмоцию по нечеловечески вытянутому лицу.

И не смогла дольше мгновения выдерживать его жуткий иномирный взор.

«Был ли у меня хоть один шанс избежать этого?» — думала она в безысходности. — «И могла ли я просто не поплыть по этой проклятой реке, чтобы не попасть сюда?»

Гидра сморгнула слёзы с рыжих ресниц. И опустила голову.

— Я… — голос её задрожал, когда до странного ясные умозаключения стали приходить в голову. — Я доа, и ты… наверняка убиваешь таких как я…

«Теперь-то понятно, откуда это дурацкое суждение, что женщинам нельзя быть доа. Ведь их может соблазнить Мелиной, и что тогда? Может, он через доа завладеет и драконом?».

— …и королева Лорна, что основала этот город и умерла здесь, — вдруг осенило её. — Назвала его в твою честь, а после прогнала стаю Мив-Шара, потому что это ты так хотел.

Глаза лхама сощурились, улыбаясь.

«Чёрт бы меня побрал», — подумала Гидра. В пальцах покалывало холодком. — «Я шагнула за черту, за которой нет возврата».

— Я даже не успела ничего, — жалобно сказала она. — Я так не хочу, чтобы всё просто взяло и…

— Ты пришла как раз вовремя, — ответил ей лхам. — После того, как твой лёт принёс пользу. И до того, как он успел нанести вред.

Злостное отчаяние охватило Гидру. Она скривилась и с вызовом посмотрела на духа.

— Понятно, — отрывисто сказала она. — То есть, Тавр, его колдовстсво и его три дракона тебя устраивают. А меня, значит, надо разорвать. Ну и пожалуйста. Имей с ним дело сам. Раз он тебе так мил, что я буду? Умолять? Договариваться? Да давай, убивай.

Но в ответ на её ярость вытянутый, будто фантазия странного художника, силуэт вдруг согнулся вбок. И Мелиной умильно засмеялся, показав ряды своих острых рыбьих зубов.

— Гидра, — вдруг произнёс он ласково, как название редкого цветка. — Да что же с тобой. Ты разве не узнаешь своего принца?

— Узнаю, — огрызнулась Гидра. — Ему от тебя досталось хорошее, а плохое всё осталось тебе.

Смех его стал громче.

— Ги-идра, — повторил он, дразня. — Гидра, это же я и есть.

Она уставилась на него с мрачным укором. «Ну да, сын похож на отца, но даже слепой не спутает диатрина с этой жуткой тварью».

Однако на всякий случай она задумалась. Где были Энгель и Мелиной в одно и то же время? В одном месте она их никогда не видела. Но это было нормально, а наоборот было бы как раз странно.

Да и ощущались они по-разному. Тёплый, исполненный чести диатрин и ледяной, безжалостный лесной дух.

— Ага, — ответила она, уже не стесняясь ничего. — А я Мордепал.

— Я знаю, — урчал Мелиной.

— А ещё я Сагария Райская Птица!

— Не-ет, — играясь с ней, отозвался Мелиной и обошёл её полукругом, не переставая улыбаться. — Ну, только если поэтически.

— А Мордепал я что, не поэтически? — вспыхнула Гидра.

Журчащий смех был ей ответом. Диатрисса насупилась и стала наблюдать за своим пленителем, прикидывая, есть ли у неё шанс с ним договориться.

«Думай, Гидра, думай. Что может зацепить Синего Тигра? Если верить преданию, он любил пение Сагарии, но я петь не умею. Он любил саму Сагарию! Постойте…» — и она застыла от собственной мысли. — «Но так ведь он же её и убил, выходит?»

Чем меньше она понимала, что движет этим существом, тем жутче ей становилось. И поэтому она заговорила вновь уже не так дерзко, тихим голосом:

— Тебе, разумеется, нет интереса оставлять меня в живых. Но, может, хоть что-нибудь?

Мелиной насмешливо покачал головой. Он вытянул вперёд свою жуткую кисть — длинную, как целое предплечье — и молвил:

— Положи руку.

Гидра поджала губы, но послушалась. Большой и средний пальцы Мелиноя тут же сомкнулись и коснулись надетого на ней обручального кольца из белого золота.

— Я надел это на тебя, — произнёс он торжественно, — принеся одну из тех клятв, подобно тем, что держат меня. Но лишь для того, чтобы, принеся одну, освободиться от прочих. Понимаешь?

«Опять он за своё», — раздражилась Гидра и, сидя, отклонилась чуть назад, чтобы высвободить свою руку.

— Это был не ты, — сказала она, теряя терпение. — Это был Энгель. Твой сын, да. Но не ты.

— Нет, Гидра, — лхам цокнул языком и сощурил глаза в улыбке. — Это у вас дети — то, что отделилось от вас. Для меня дети — это и есть я.

Гидра растерянно нахмурилась, а он неспешно пояснил:

— Как плачет тот, кто держит на руках убитое дитя? Горько. Как плачет тот, кто держит в руках отнятую от себя ногу? Оглушительно.

«Он хочет сказать, что, уничтожив его стаю, Гагнары истребили не тисовых тигров — они истязали его самого?» — напряжённо угадывала Гидра.

— Но… — она родилась веками позже, чтобы соболезновать, и поэтому пока пыталась понять, о чём он, и заодно потянуть время. — Энгель человек. И у него есть и своя душа, и своя воля. И свой характер. Совсем не твой.

— Ты не понимаешь, — он чуть прикрыл свои глаза и покачал головой. — Я говорю об одном. Ты о другом.

«И я действительно не понимаю».

Но одна мысль всё-таки задержалась в разуме Гидры. Она неуверенно подняла взгляд по белым ногам с вытянутыми кверху пятками, как у зверя. Посмотрела на покрытый необычной шкурой торс. И вновь напряжённо уставилась в безмятежные глаза лхама.

— Так ты принёс со мной свадебную клятву, — подыграла она. — И, значит, поклялся защищать меня.

Он чуть приподнял бровь, не отвечая.

— А убить хотел — тебе кто-то приказал?

Он поднял вторую бровь.

— Моя Шаа, — произнёс он неожиданно мягко. — Какой же юный разум. Он не поглощает мною сказанное. Жаль.

«Но я ничерта не поняла!» — хотела крикнуть Гидра и вся напряглась, когда Мелиной медленно опустился перед ней на траву, сев на колени, как в прошлый раз. Его непроницаемое лицо по-прежнему пугало её до чёртиков. — «И ещё меньше я понимаю, как подобное существо может кого-то соблазнить».

— Я хотел, чтобы ты поняла, — произнёс он, ловя её взгляд. — Постараюсь. Как бы ты поступила сейчас, если бы я был тот, кого ты звала?

«Ну и уловочка», — подумала Гидра.

— Никак, мы не слишком близки.

— М-м, — лхам протяжно выдохнул и посмотрел на неё свысока. — Это не ответ. Хорошо. Я могу объяснить яснее. Хочешь жить?

— О, теперь мне очень понятно, — тут же напряглась Гидра. — Что делать?

— Иди ко мне, — произнёс он многозначительно, хотя между не было и шага. — Иди ко мне так, как пошла бы, будь я человеком.

«Выходит, спать с демонами мне на роду всё-таки написано?»

Нежелание и внутренние возражения отразились на лице Гидры. «А я ещё брачную ночь не хотела. Надо было хоть попробовать, чтобы это было не так…»

Но ставки были высоки. Она вздохнула и покорно подалась вперёд. Холодные руки лхама обвили её. И вместо ожидаемой пошлости прижали к груди, в которой едва слышно билось тигриное сердце.

Гидра распахнула глаза шире.

— Пойми, — прозвучал его голос над головой. — Лучше раньше, чем потом.

Он занёс ладонь, и девушка привычно зажмурилась. Но необычно горячие пальцы с нежностью легли ей на щёку.

— Что это я, Гидра, — закончил он взволнованно, но крайне убедительно. Лай собак зазвучал неподалёку, и Гидра, распахнув глаза, увидела над собой лицо своего диатрина.

Нормальное, человеческое. Пускай и до жути похожее на лхамово, но всё-таки совсем не оно.

— Энгель! — воскликнула она. Слёзы забрезжили в глазах. Но это был он. Он вёз её в седле Луня по залитому ночью дождевому лесу, и за ними следовали другие всадники с факелами. Покуда стая охотничьих псов, хрустя папоротниками, носилась туда-сюда.

— Ты проснулась, — с облегчением выдохнул Энгель и тут же, притянув её за шею к себе поближе, со щемящей нежностью поцеловал её в лоб.

Его мозолистая ладонь коснулась её шеи под затылком, и Гидра почему-то вспомнила про свои сгоревшие длинные волосы. И вообще поняла, что, невзирая на всё случившееся, это всё ещё она — диатрисса Ландрагора Астрагал.

А любопытное лицо сэра Леммарта, что ехал сразу за ними на своём сером жеребце, и вовсе заставило её потеряться во времени.

Но диатрин для верности легонько потряс её за плечи и напомнил:

— Я здесь, Гидра, — и добавил громче, — она пришла в себя!

Иксиоты в белой чешуйчатой броне отвечали ему довольным ропотом.

— И мы едем домой, — с облегчением сказал Энгель.

Прижимаясь к его груди, Гидра чувствовала себя в стенах неприступной крепости. И хотя кругом была ночь, где сновали пантеры и ещё Ранкар знает что, теперь она ощутила счастье и спокойствие.

— Как вы меня нашли? — спросила она, боясь закрывать глаза, чтобы это не оказалось миражом.

— По твоему голосу, — Энгель был взбудоражен. Гидра не видела на его лице новых шрамов, но из-под ворота виднелись бинты. — И хотя мой слух не настолько чуток, замечательные собаки нашего Кароана…

— Рад стараться! — воскликнул мужчина с десятком поводков.

— …они услышали тебя в этой чаще. Бедная моя, ты лежала у берега с каким-то ветхим плотом! И бормотала что-то…

Дрожь пробежала по спине диатриссы.

«Это могло быть видение», — сказала она себе. — «Это могло быть неправдой. В реальности я просто застряла, сплавляясь по Тиванде, потому что спешила в город, чтобы узнать, чем закончилась битва…»

— А с вами что? — она резко выпрямилась и осмотрелась. — Что стало с Мелиноем? Что стало с Доргом? Леммарт! У тебя все руки забинтованы! Это ожоги?

— Это ваш батенька мне ногти выдёргивал, спрашивая, знаю ли я, где Его Диатринство, — усмехнулся сэр Леммарт. Энгель кинул на него суровый взгляд, и рыцарь попытался объясниться без кровавых подробностей:

— Он не знал, правдива ли новость о его гибели. И почему-то полагал, что это знаю я. Ну я ему и твердил, что понятия не имею, а когда ногти кончились, ему надоело. Но зато, когда он отплыл на Дорг, мы его семейку-то из Лорнаса вышвырнули! И всем Мелиноем подожгли порт! И остатки его кораблей не смогли пристать у нас — пришлось им тащиться на свою поганую Аратингу…

Гидра захлопала глазами и села на седле ровнее, держась за Энгеля. Пламя и драконий рёв отчётливо возникли в её памяти.

— Так что было на Дорге? — спросила она у Энгеля.

Тот улыбнулся ей своими белыми глазами. И мягко погладил по спине, растирая её, чтобы согреть — хотя она и без того была закутана в его плащ.

— Спрашиваешь, — молвил он. — Тавр даже не собирался начать с переговоров. Он сразу стал обстреливать город и натравил на него драконов. Весь остров поднялся на свою защиту, и, хотя его армия превосходила нашу, мы использовали множество уловок, чтобы устоять: сбрасывали камни на его корабли, стреляли по нему из укрытий в скалах, заваливали портовые гроты и ставили взрывные ловушки. Увы, против драконов Рааль не воевал давно. Поэтому обстрелять их нам толком не удалось. Но потом, клянусь богами, ты прилетела верхом на Мордепале — обомлели все, и мы, и Тавр! Он мигом велел свернуть наступление, но его твари уже сели тебе на хвост. Весь остров смотрел на то, как вы отбиваетесь сразу от всех его драконов, и каждый кричал имя Мордепала! Пока не стало ясно, что он проигрывает.

Энгель перевёл дух и тепло прижал к себе Гидру, держа поводья одной рукой.

— Я сразу отправился за тобой, взяв ту же самую карраку, «Морскую кошечку». Прибываю в Мелиной — а там порт, мать его, горит!

Леммарт рассмеялся позади них.

— И над побережьем летает, чёрт возьми, Сакраал! — совсем распалился диатрин. Он сам не верил тому, что говорил. — Огромный, будто само небо упало на нас! А на городской площади лежит растерзанное тело Рокота. Горожане уже надевали его голову на палку в знак победы над Тавром!

— И это была, между прочим, моя идея! — Леммарт пришпорил серого и догнал их, конём разогнав косяк роящихся медных гончих. — Я был озверевший. И говорю им — айда, братцы, башку этого чудища в порту воткнём — чтобы Тавр, решив вернуться через огонь, сам всё понял! А мне и говорят — в порту корабль с флагами диатрина. Я — в порт, а там Энгель выпрыгивает прямо на пылающую набережную и на ходу гриву своего коня ладонью хлопает, чтобы не горела!

— Боже мой, — слушая, Гидра всё больше и больше приходила в шок оттого, что минувший день не был видением.

— Помчался он ко мне и говорит, мол, куда улетел Мордепал? А я решил, что он прибыл прямиком из преисподней, — корчился от смеха Леммарт. — Чуть не испустил там же дух, ведь я думал, что умер он…

— Мы поспрашивали тех, кто видел улёт Мордепала, и кинулись за тобой, — продолжил Энгель.

— Мы насилу вообще покинули город! Жители пытались носить его на руках вместе с конём!

— Я сказал им, что придётся подождать, пока на моих собственных руках не окажется диатрисса, — смутился Энгель. — Ты стала доа. И нашей надеждой.

И восхищённо посмотрел на хрупкую рыжую Гидру, завёрнутую в его плащ.

— Первая доа со времён Лорны Гагнар! — подхватил псарь Кароан. — Слава Ландрагоре!

— Ура! Ландрагора! — отозвались другие рыцари, и несколько собак солидарно залаяли.

Гидра заулыбалась, но тут же холод сковал её.

Лорна Гагнар — одна из жертв договоров с Мелиноем. Последняя доа — ставшая последней явно благодаря его усилиям.

«Что же я делаю?» — подумала она и поёжилась. — «Иду против Мелиноя? Или, судя по тому, что он меня отпустил, — танцую под его флейту?»

— Ты-то, Гидра, как ты умудрилась оседлать Мордепала? — пробудил её от раздумий голос Энгеля. Он весь укутывал её собой; она сидела не столько на седле, сколько на его сюртуке; но его руки, обнимая её и иногда блуждая по её спине и укоротившимся волосам, не вызывали в ней привычной дрожи или отторжения. Будто так и должно было быть.

Она посмотрела на диатрина с теплотой и некоторой растерянностью — вполне искренней.

— Я просто велела бить в колокола в Арау, потому что ты тогда сказал, что, должно быть, Мордепала привлёк их звук в Мелиное.

«А может, он услышал мои мысли».

— И он прилетел в порт Арау, когда я уже собиралась отплывать назад.

Энгель сверкнул глазами, желая спросить, добилась ли она чего-то на отцовской земле, но не стал — тайна его происхождения так и оставалась тайной для остальных.

— И когда он сел передо мной, я поняла, что мы и так уже много времени потеряли — ведь фрегаты отца отбыли утром — и я просто села на него, и мы рванули к Доргу.

— Просто села! — всплеснул руками сэр Леммарт. — Чёрт побери! В Кодексе Доа тысяча страниц, и «просто сесть»…

— В том же Кодексе Доа так и сказано, — усмехнулся Энгель. — Что всё вышеописанное нужно лишь тем, кто занимается приготовлениями. А потом, если всё-таки дойдёт до дела, всё будет просто, как влитое. Каждый из доа готовится так долго, что все нужные знания и принципы живут в нём — первый полёт лишь раскрывает их.

— Хотел бы и я это испытать, чёрт возьми! Но теперь ты, Энгель, должен попробовать с Сакраалом — раз они с Мордепалом тоже муж и жена…

Энгель отшутился, но Гидра видела, что лицо его несколько помрачнело.

«Бедолага», — подумала она. И положила руку ему на щёку, легонько погладив.

Диатрин тут же воспрял и послал ей в ответ полный нежности взгляд. Затем накрыл свою небольшую ладонь своей, огромной и глубокой.

— Чем ближе узнаю тебя, тем чаще замечаю, — вздохнул Энгель. — Такая маленькая, такая тощая. На чём только душа держится. А пережить всякий раз умудряешься такое, что любому рыцарю не под силу. Воистину, огонь Гагнаров пылает в твоём сердце и разгоняет твою кровь.

«Сейчас опять вспомнит, что про себя думал так же, пока мать не призналась в измене», — нахмурилась Гидра и решила пресечь его дурные мысли. Она перенесла свою ладонь ему на шею, под затылок. И та легла так, будто была очень тяжела; Энгель тут же склонился.

И поцеловал её.

Его дыхание защекотало ей нос, и она от неожиданности всё-таки вздрогнула. Но мимолётное касание губ ощущалось ещё долго после того, как диатрин уже выпрямился. Гидра залилась краской, однако не смогла скрыть улыбку — и потому ему не пришлось извиняться за случившееся.

Тут же она поймала ехидный золотистый взгляд сэра Леммарта и через плечо Энгеля сердито сверкнула на него глазами. Тот сделал характерный жест рукой, будто завязывая себе рот.

«Ловелас проклятый», — подумала Гидра сердито. — «Будет теперь всю жизнь припоминать».

На этом их разговоры поутихли, и процессия понеслась галопом, завидев поодаль огни Мелиноя.

Ночью не так были видны разрушения, причинённые городу Мордепалом. Однако Гидра и так пропускала мимо внимания продавленные крыши домов, почерневшие сваи недостроенных складов и рытвины от когтей на улицах. Больше всего ей бросалось в глаза то, что было здесь всегда, со времён королевы Лорны: статуи тигров, арки в виде тигров, колонны с мордами тигров и даже флюгера в форме них. Мелиной словно просачивался из земли, минуя пламя, войну и смерть, и памятные фигуры вымерших хищников нарочно держались крепче, чем свежие укрепления.

«Владыка Мелиноя — владыка Рэйки», — думала Гидра, терзаемая неприятными предчувствиями. — «Что знал диатр Эвридий об этом?»

Однако нарастающий шум не дал ей уйти в себя. Люди выбегали к ним, крича имя Энгеля и иногда «диатрисса», и они не проехали и двух улиц, когда перед ними стали бросать цветы. Синий в лунном свете Лунь устало прядал ушами, после пережитого уже совсем не пугаясь летящих в морду ирисов и роз. А диатрин благодушно улыбался, ловя некоторые из них.

Наконец в центральном квартале стало так много людей, что всадники не могли двигаться дальше. Горожане чествовали Энгеля, восславляли богов за то, что он жив, и кричали: «Мы знали! Мы не верили гнусным языкам!»

И диатрину пришлось взять дело в свои руки. Выехав на чуть более свободное место, он набрал в грудь воздуха и провозгласил:

— Жители Мелиноя! Я счастлив снова видеть вас! И восхищён тем, как вы дали отпор захватчику! Но, именем Великой Матери, будьте милосердны ко мне и к вашей диатриссе — минувшим днём она оседлала самого Мордепала и принесла нам победу. Ей нужен отдых! Да и мне, признаться, не помешал бы…

Толпа загалдела, не возражая ему, но и не давая дороги. И Энгель повысил голос:

— Завтра мы устроим пир прямо на городской площади! Пусть славный Мелиной восстанет из забытья, вновь обретёт своё могущество и стать, и нашими руками снова станет жемчужиной побережья Рэйки, как много лет тому назад!

Гидра настороженно покосилась на диатрина. «Жуткая речь», — подумала она. Но жители поддерживали своего принца, и Энгель, без сомнения, говорил от чистого сердца и без задней мысли о влиянии призрачного лхама.

— А теперь — прошу, дайте нам вернуться в Лорнас!

Это подействовало, и ряды обожателей наконец расступились. Конная процессия смогла достигла дороги, ведущей в замок.

Крыша Лорнаса почернела от копоти, пострадал замковый сад и обгорели кроны дубов, что росли под окнами. Но сам донжон уцелел. Иксиоты с восторженными возгласами отдали честь, и диатрин с диатриссой наконец спешились.

Аврора, сопровождаемая Лесницей, выскочила на улицу. Но она не кинулась обнимать Гидру, а лишь замерла, прижав руки ко рту и качая головой. Её огромные карие глаза отражали звёзды и благоговение.

— Ты доа, — вымолвила она восхищённо. — Мы обменивались подзорной трубой, чтобы смотреть, как ты летаешь над городом. Как же ты сумела! Невероятно! Энгель чуть не выпал с башни, пытаясь удостовериться, что это ты у Мордепала на холке. Но, даже видя своими глазами, в такое сложно поверить!

— Я признаюсь, сама вспоминаю всё случившееся, как во сне, — улыбнулась Гидра, кутаясь в белый с золотом плащ диатрина. — И только ваши слова убеждают меня в том, что это было на самом деле.

«Хорошо бы так же прийти к выводу, что Мелиной мне лишь приснился».

Аврора расплылась в улыбке, растроганно похлопала глазами и нежно взяла её руку в свои. И вздрогнула:

— Да ты же ледяная! Энгель, ну как же так, она же наверняка простудилась…

— Я пытался! — развёл руками диатрин. — Видимо, мой плащ оказался совсем бестолков. Устрой ей горячую ванную, ладно? Я должен парой слов переброситься с людьми в магистрате и кордегардии, и буду…

— Иди уже отсюда, — сердито, будто мать, сказала ему Аврора и, спешно коснувшись плеч Гидры, повела её за собой. Та едва успела прихватить Лесницу. — Тёплая ванна, чай с мятным мёдом и что-нибудь вкусное мигом тебя согреют!

Внутри всё было почти таким же, как прежде. Разве что некоторые привычные гобелены и ковры отсутствовали — похоже, Тавр велел снять знамёна Астрагалов, но так и не повесил свои. Шудры и горничные кланялись перед Гидрой, глядя на неё с восторгом и, кажется, потаённым страхом. Камергер Леон Паррасель тоже заулыбался диатриссе, но взгляд его был грустен. И Аврора шепнула ей, когда они поднялись к Аванзалу Принца:

— Лаванда ужасно пострадала в огне. Лишилась волос, на половине лица запёкся жуткий шрам. Бедняжка сейчас у городского доктора вместе с другими…

Гидра хмуро пожала плечами, почёсывая мурлычащую Лесницу за щекой.

Фрейлина не позволила себе долго говорить о плохом. Она скоординировала слуг, Гидре подготовили ванную, и та блаженно погрузилась в тепло воды и пены. Она подрагивала от пальцев Авроры, но позволила ей намылить себе голову. И, откинувшись в купели, прикрыла глаза и задумалась.

— Надо будет немного подравнять тебе волосы, — ворковала Аврора нежным, как у горлицы, голоском. — Огонь не пощадил их, но зато это такая характерная черта доа. Не просто доа — а воевавшей доа!

Странная мысль засела в голове.

— А чья ты дочь, Аврора? — неожиданно спросила Гидра. — Вазанта Мадреяра и…?

Нежные пальцы Авроры замерли у диатриссы в волосах. Она удивлённо подняла брови и проговорила:

— Скверно упоминать о таком в сердце Мелиноя, — смутилась она. — Но… я, конечно, скажу… это была шудра низкого происхождения, странствующая певица…

— Сагария Райская Птица.

— Ты знаешь? Ох, — Аврора неловко улыбнулась. — Да, она.

«Как много путей ведёт к этой женщине, что отказала самому Мелиною», — нахмурилась Гидра. — «Но она успела родить Аврору, а значит, он убил её после этого. Непохоже, что это их общее дитя. Всё-таки по Энгелю видно, как в людях проявляется кровь Синего Тигра».

— Говорят, она была очень красивой, — протянула Гидра, плеснув рукой в воде. — Даже Мелиной ухаживал за ней.

— А-а, этот легендарный призрак города, или как он там? — Аврора пожала плечами. — Я думаю, это лишь сказка для того, чтобы подчеркнуть её… кхм… желанность.

— Сказка? — Гидра скосила глаз и сощурилась, чтобы мыло с волос не капнуло на веки. — А помнишь, в ту ночь, когда мы нашли цветки лилигриса…

— Да. Мы покинули замок, чтобы убийцы не нашли нас. И сидели на укромной поляне. Это ты здорово придумала. Даже все коты пришли.

Гидра напряглась.

— А помнишь, мы сидели, и там были следы в цветах? Будто оставленные невидимыми шагами? И шуршание… одежд?

— Нет, — Аврора весело улыбнулась. — Я слышала только мяуканье котов. Думаешь, это были какие-нибудь призраки тисовых тигров?

«Думаю, у меня проблемы с головой».

Гидра вяло отмахнулась, не желая продолжать тему. Вскоре она была приведена в порядок заботливыми руками Авроры. Та подравняла ей волосы по длине чуть выше плеч, отмыла их от жира, дала диатриссе время согреться в купели и после подала ей тёплый мягкий халат с вышивкой в виде рыжих котов — его наконец-то пошили.

— Чай уже должны были принести в твою спальню, — проговорила Аврора, наклоняясь то влево, то вправо перед Гидрой, чтобы убедиться, что волосы пострижены ровно.

Диатрисса тепло поблагодарила её и направилась к себе. Впрочем, она ещё по ступеням не поднялась, как внизу хлопнула дверь.

— Гидра? — услышала она звучный голос Энгеля. — Я не хотел помешать, но…

— Проходи, — пожала плечами Гидра и осмотрелась в своей спальне. Что-то неуловимо было не так: похоже, здесь кто-то спал в её отсутствие. Если здесь жили Гидриары, то, возможно, комнату занимала Лара или Летиция. И хотя Гидра не могла взять в толк, что именно не так, чужеродное вмешательство ощущалось будто по запаху. Кошка Лесница считала так же. Она прошлась по ковру, после каждого шага отряхивая лапки.

«Трюмо, сундук, всё на месте… А где моя вышивка с Бархатцем?» — спохватилась Гидра и кинулась к сундуку. Открыла крышку и стала копаться в вещах. Запечатлённый на ткани Бархатец был дорог ей не только лишь потому, что рыжий мех был шит её же волосами; он был ей нужен, как последняя память о друге, в которую она вложила часть своей души.

— Лесница, — прошептала она, расстроившись не на шутку. — Ну где же мой Бархатец…

Та посмортела на неё умными зелёными глазами и села, выверенным, как у леди, движением, обвив лапы хвостом. Но тут же перевела взор с хозяйки на поднявшегося по ступеням диатрина.

Тот держал в руках коробку с лунновиром в сахарной пудре. И, поймав взгляд Гидры, характерно растопырил локти: небольшого жеста было достаточно, чтобы он буквально застрял в проёме.

— Все диатриссы такие крошечные? — спросил он.

— Что, решил попробовать себя в новой роли? — усмехнулась Гидра, но не смогла скрыть свою грусть, когда села на постель рядом с распахнутым сундуком.

— Что-то потеряла? — он подошёл и поставил на прикроватный столик свою коробку — аккурат рядом с дымящейся чашкой.

— Да так, одну вещицу из детства.

Она сунула пальцы в коробку и положила в рот кусочек сахарного лунновира. Тот прямо таял на языке. Однако задумчивость её не проходила.

— Слушай, — обратилась она к диатрину. — Можно я у тебя спрошу кое-что странное?

— Конечно.

— Ты присядь.

И он расположился рядом с ней, хорошенько продавив своим рыцарским весом постель. Гидра задержала взгляд на застёжках его сюртука, отметив, что он сменил одежду, и вновь увидела бинты подле шеи.

— Тебя, кстати, ранили в бою за Дорг? — спросила она.

— Нет, это ерунда, — отмахнулся Энгель. — Снарядом требушета отшибло часть укреплений, и меня немного ободрало упавшими камнями.

— Какова ерунда!

— Брось, меня даже ни разу не порезали, собственно, клинком. Почти вся битва была позиционная.

«Ох уж эти мужские военные термины».

— Так что за вопрос?

Диатрисса прочистила горло и решилась:

— Скажи, тебе никогда не виделось ничего странного, что не видят другие? Может, сны, или там… мысли, которые приходят в голову, но как будто тебе не принадлежат?

Энгель посмотрел на неё тревожно и неожиданно тронул её лоб ладонью.

— Нет, Гидра. Это то, что происходит с тобой? То-то ты такая грустная.

Та смутилась и чуть отстранилась, не зная, как выразиться поточнее, но диатрин подбодрил её:

— Расскажи, что тебе видится. Мелиной, верно? Демон побережья.

— Савайма…

— Для меня нет разницы. Кто бы ни был этот колдун, он опозорил мою семью, а теперь смущает и тебя, — голос Энгеля был пронизан сталью. — Похоже, прежде коронации новый Иерофант должен как следует заняться нашим городом, чтобы защитить нас от этого.

Гидра вздохнула. И начала по порядку:

— Понимаешь, кроме меня никто его не видел. Но есть свидетельства его действий: жуткие убийства. Да и… ты сам, — запнувшись, сказала она смущённо. — То есть, нельзя сказать, что это лишь моё безумие. Но так устроены саваймы. Они нарочно смущают людей, а открываются лишь тем, кого выбирают для того сами. Вот только ты — другой случай.

— Потому что ты считаешь, что я его сын.

— Не только я так «считаю», — вскинулась Гидра, но не стала заострять внимание именно на этом. — Понимаешь, там, на Тиванде, я говорила с ним.

— Так, — нахмурился Энгель. — Поэтому ты была без сознания?

— О нет, для себя я была вполне себе в сознании. Я думала, как я; и говорила, как я.

— Сомневаюсь, что хоть один савайма смог бы изменить это.

— Важнее было то, что сказал он сам, — Гидра собралась с мыслями. И честно взглянула в глаза Энгеля. — Он сказал, что дети для него — не то, что для нас. Они являются его частью. Он сказал, что он — это ты. И это, признаться, привело меня в ужас. Ведь если он хочет быть тобой, значит ли это, что он хочет править Рэйкой? Вдруг он незаметно… незаметно становится тобой, а ты и не знаешь?

Энгель уставился на неё изумлённо, подняв брови. В его дивных белых глазах отражалась рыжина супруги. Он моргнул, но затем, обняв её, сказал нежно:

— Ну что ты. Не бойся. Я — это просто я, моя Шаа.