Моргемона (СИ)

7. Заговоры и уговоры

Следующий же день после коронации Эвана принёс дурную весть для всего Мелиноя. Гонцы с фронта сообщили о том, что рэйкское войско окончательно разбито.

А диатрин Энгель обезглавлен барракитами.

Мелиной погрузился в молчание. Колокол на Малха-Мар ударил единожды и тоже затих. Его эхо долго летело над рекой, пока не растворилось где-то в горах, где спал Сакраал.

Сумбур и волнение горожан, да и всей страны, что вызвала гибель диатра Эвридия, сменился на глухую тоску. Невзирая на то, что диатр Эван вновь запретил носить траур, на улицах было до странности тихо. И никто не желал нарушать это молчание. Даже шут, подаренный марлордом Вазантом, шутил до того скверно, что в трапезном зале завяли монстеры в горшках.

Настал черёд Авроры плакать навзрыд. Она ревела, заплетая Гидре косы, а та молчала. И не знала, что и думать. Смерть Энгеля подарила ей освобождение от брачного ложа, но не от сурового рока.

«Теперь наверняка монастырь», — размышляла она, и эти мысли ложились новым слоем черноты под глазами.

Право побыть одной у неё было хотя бы сегодня. И она наконец всерьёз озаботилась своей судьбой. Отослав всех прочь, она села к себе на постель и задумалась.

«Нельзя опускать руки. У меня есть не только кошки, но и сама возможность обращаться к магии. Я не могу быть уверена, что что-то получится, ведь отца так и не сожрали, когда я загадывала. Но я могу представить что-то не столь конкретное. Например…»

Она сосредоточилась, положив руки на колени.

«Я свободна. И счастлива. И рядом со мной те, кто меня любят, и те, кого я люблю… или вообще никого. Вот».

Картина получилась размытая, но Гидра помнила: так надо, чтобы желанию легче было исполниться. Чем меньше условий, тем лучше результат.

«А кошки мне всё равно будут полезны».

И она, не найдя Лесницу, пошла к кухне, чтобы вновь обратиться к пёстрой кучке котов. Но их там не оказалось. Кухарка сказала, что диатр Эван велел прекратить их прикармливать.

— Только корону надел, а уже отменяет мои фундаментальные законы, — пробурчала Гидра и пошла бродить по замку в поисках Лесницы.

Дорога завела её к гостевой башне, где остановились Гидриары. Ветерок донёс знакомый запах табака. Гидра сморщилась и поспешила сменить направление, но тяжёлый голос остановил её:

— Стой, Гидра. Иди сюда.

Она оглянулась и увидела отца, что безмятежно курил, облокотившись о перила. Солнце переливалось в серебряной вышивке на чёрном сюртуке, играло на множестве пряжек и на шпорах.

Гидра не сдвинулась с места.

— Оттуда говори, — бросила она. — Я тебе больше не дочь, чтоб меня подзывать. Я псина изменника.

— Я помню, псина, — сухо ответил ей Тавр. — Диатр сказал, что твоей вины в делах Энгеля не видит, и откочерыжить твою голову на эшафоте не даст.

— Очень мило с его стороны.

— Но, если ты не хочешь проблем со свёкром диатра, тебе придётся исчезнуть из Рэйки, — продолжил Тавр. — Я сперва думал, как. А потом решил, что мне это безразлично. Если после свадьбы диатра я тебя здесь увижу — ты умрёшь.

Гидра фыркнула.

— По рукам, — ответила она безразлично и пошла дальше искать Лесницу.

Как назло, Эван объявил о своей свадьбе в тот же день. Только Гидра не ожидала, что он придёт к ней с этим известием лично. Она полезла глубоко в свой гардероб, где, судя по мяуканью, блуждала дразнившая её Лесница, и услышала хлопок двери издалека, как из-под толщи воды.

— Диатрисса? — прозвучал голос Эвана.

— Да, да, Ваша Диатрость, — отозвалась девушка. — Простите, я сейчас же вылезу… я потеряла выход.

— Идите на мой голос.

— Хорошо…

— Мне есть что вам сказать.

— Давайте…

— И как только вы выйдете, я…

Гидра наконец вывалилась из тёмного гардероба, вся взъерошенная прохождением через пышные рукава и накидки своих платьев. Она спешно пригладила волосы и внимательно поглядела на диатра. Тот не менял моду со дня коронации: носил только гербовые одежды и тяжёлый парчовый плащ, и, конечно, снимал корону лишь на время сна. Словно боялся, что кто-то забыл о его новом статусе.

Неловко сделав реверанс, Гидра спросила:

— Прежде чем вы скажете мне, что хотели, могу и я кое-что сказать?

— Конечно, — голос Эвана был на удивление мягок сегодня.

— Видите ли, быть вдовой изменника — участь сложная, — Гидра от безысходности не боялась завести сложную тему. — Поэтому, может, вы знаете, куда такая вдова могла бы податься, если б ей надо было уехать из Рэйки очень быстро, прямо до вашей свадьбы?

— Хм, — Эван сдвинул свои тёмные брови. — Вы же про себя?

«У него что, тоже голова разучилась думать?»

— Да.

Он мотнул головой и произнёс:

— Так я на вас собирался жениться, Ландрагора.

Гидра замерла и захлопала глазами. Это было самое неожиданное, что она могла услышать. Пожалуй, даже если б сейчас с гор вылез Сакраал и взлетел в небо, она бы и то удивилась меньше.

— О… — протянула она и в полнейшей растерянности скрестила руки внизу живота. — Но… И… Я же… А вы…

— Вы понимали меня, — Эван говорил прямо, будто читал наказ солдатам, а не избранной им девице. — И сами прошли через то, что знакомо мне. Мать унизила меня, не прибыв на коронацию — так же, как ваш отец унижал вас упрёками и рукоприкладством. Я хочу, чтобы разделили со мной победу над этими предрассудками. Из всех дочерей Тавра лишь вы сможете быть по-настоящему благодарны мне.

«Ничего себе», — поёжилась Гидра. — «Монахиня Ирпала — или луна самого диатра. Выбор очевиден, но почему так страшно?»

— Но ведь для правомочности брака я же должна выдержать трёхлетний траур, да и…

— Вы не любили его, ни к чему притворяться. Считайте, я избавляю вас от формальностей и нарушаю все законы вместо вас, — усмехнулся Эван.

— Но…

— Мы скрепим наш брак здесь же, в Малха-Мар. Как будто Энгеля здесь и не было. И ваш отец вновь заверит, что драконы вылетят на фронт. Но теперь он сразу же выполнит своё обещание. Ведь вы будете не супруга младшего принца — вы станете диатрис Рэйки.

У Гидры вскружилась голова. Жажда власти так ярко сверкнула в её глазах, что Эван засмеялся:

— Вы даже не представляете, как сильно вы похожи на своего отца.

«Я диатрис», — затаив дыхание, думала Гидра. — «Это ли исполнение желания? Свобода, счастье и те, кто меня любят?»

Сердце точили сомнения. Тавр предлагал свою дочь диатру не из любви к короне — он наверняка рассчитывал жёстко влиять на политику Эвана и действовать через диатрис. Естественно, Гидра в этой роли была ему совершенно не нужна, ведь он не смог бы ею управлять.

Так это и есть свобода — быть выше своего тюремщика? Сломать планы Тавра?

«Отец не любит, когда что-то идёт не так, как он хочет, а драконы теперь только у него», — вспомнила Гидра. — «Может ли статься, что он покусится на корону, а меня в конечном итоге скормит Жемчужному?»

Сомнения, видно, отразились на её лице. Эван положил руку на её дрогнувшее плечо и сказал:

— Я знаю, о чём вы думаете. Тавр вряд ли будет вами доволен. Но доверьтесь мне. Я столько лет был в тени, что прекрасно знаю, как быть управляемым человеком — и как использовать этот образ. Я докажу вам, что даже прославленная хитрость Тавра не способна перещеголять мои тактики. Вы увидите, я стою своей короны. И со мной вы будете стоить вашей.

«Может, ты правда убил своего отца?» — подумалось Гидре после таких слов.

Тем не менее, выбора у неё не было. Если и можно было придумать иной исход, этот день услужливо предложил свой.

— Ну же, поцелуйте меня, Ландрагора.

И она, скрывая своё нежелание, коснулась его губ своими. Неумело, без огня, но достаточно, чтобы он удовлетворился и отстранился.

— Я поговорю об этом с марлордом, — сообщил ей диатр, приоткрывая дверь. — Я знаю, что вы о нём думаете; но всё же он достойный союзник, с которым можно иметь дело. Я встану между вами. И вам будет ясно, что теперь всё изменится.

И ушёл, оставив Гидру наедине с этой странной фразой.

«Диатрис», — повторяла она про себя, прижимая к груди край своей накидки. — «И супруга Эвана. Нравится ли он мне хоть чем-то? Нет. От его присутствия становится как-то боязно, будто от взгляда дикого зверя. Он вроде добр, но я видела его злым. И его речи более не рассудительны и вдумчивы: в них гордость и завоевательские амбиции. А ненависть, с которой он упоминает Энгеля, горит тёмным огнём».

Осмотревшись в своём будуаре, диатрисса покачала головой.

«Не я ли сама отрекалась от своей семьи? Может, мы и правда похожи?» — и вздохнула тяжело. — «Что теперь рассуждать? Делить с ним ложе придётся всё равно. Но, по крайней мере, это будет не так, как могло бы быть с Энгелем».

Свадьба была объявлена через день, поспешно, как никогда. Так что у Гидры были сутки на то, чтобы подготовиться. Но ей всё равно было как-то боязно от происходящего. Аврора плакала теперь и об её судьбе, а будущая диатрис искала вокруг себя какие-нибудь мелочи и слухи, чтобы отвлечься.

Поутру она проснулась с Лесницей и потому велела ей найти лавку с благовониями, если таковая ещё была в пустеющем Мелиное. Её не оставляло желание связаться с местным лхамом, коли уж тот мог присутствовать в городе.

Немногим после, когда она в задумчивости бродила неподалёку от кордегардии и искала в аптекарском садике змееголовник, она услышала разговор одного из гвардейцев и сэра Леммарта.

Капитан иксиотов возмущённо вещал:

— Так вот, нашли его в каюте собственного судна, тело разорвано в клочья, а сквозь требуху и матрац проросли пучки этих цветов, лилигрисов! Как в той детской шуточке, мол, не ешь семечки от дыни.

— Да такое и раньше бывало, сэр, — отвечал гвардеец. — Клянусь своими шпорами, я слышал о чём-то подобном года три назад, причём тогда тоже умер важный человек.

— А давно, когда мы ещё детьми были, так умерла известная певица, что кружила головы самим марлордам, — с готовностью сплетничал капитан.

— Да-да, злая сила разорвала бедняжку на куски прямо на кровати! Как же её звали…

— Сагария, Сагария по прозвищу Райская Птица, которую полюбил даже призрак Мелиноя.

— И лилигрисы тоже упоминались.

— А ведь я видел эти цветы буквально недавно, здесь, неподалёку… — протянул сэр Леммарт и наконец заметил Гидру, что вышла им навстречу, хмурая, с пучком змееголовника.

Оба рыцаря поклонились, приветствуя её.

— Что за байка? — спросила она, стараясь не смотреть в безмятежные золотые глаза капитана. — Кто там умер от цветов недавно?

— Лорд-канцлер Магр Денуоро, — ответил сэр Леммарт. — Только не думаю я, что от цветов. Искромсали его, будто ножами, на его же постели, а цветы эти… говорят, что выросли из кишок, но мало ли, может, их туда накидали?

— Сэр… — неловко придержал его рыцарь, взглядом давая понять, что дамам такие вещи рассказывать нельзя.

Но Гидра была невозмутима и даже любопытна.

— Лорд-канцлер Магр Денуоро — это же он хотел всех шутов проверять? — уточнила она. — Регент Энгеля. Куда он направлялся?

— Отплыл в столицу, на остров Дорг, — ответил сэр Леммарт. — И не доплыл.

Он кивнул своему спутнику, и тот пошёл дальше, продолжая дозор. Они остались вдвоём.

«С чего бы это ты вдруг решил побыть со мной наедине?» — с нарастающей злобой подумала Гидра. И вздёрнула голову, рыжая, как тигровые лилии вокруг. — «Услышал, что я стану диатрис?»

— Не сочтите за грубость, — мягко молвил сэр Леммарт, — но я подумал, что вас утомили дела высшего света. Если вам нужно с кем-то поговорить, то я к вашим услугам.

Гидра вспыхнула.

— Только если мне потребуется скользкий, неблагодарный, двуличный содержанец! — рявкнула она и ударила его по лицу со всей силы.

Какое это было удовольствие! Совсем не то, что шлёпнуть диатрина Энгеля и испугаться. Нет, она вложила в этот удар всю свою обиду и всю силу своей тощей руки, так что рыцарь даже пошатнулся, ошеломлённый.

Он захлопал глазами, схватившись за красный след на щеке, а Гидра плюнула ему под ноги, подобрала подол платья и быстро зашагала прочь с пучком змееголовника.

«Чёртов флюгер!» — кипела она. — «Мерзавец, негодяй…»

Ноги со всей скоростью несли её обратно в будуар. Но в Аванзале Принца её остановила Аврора. Заплаканная, в своём псевдо-траурном тёмном платье, она взяла рукав диатриссы и молвила:

— К вам там гостья, не удивляйтесь. Ваша матушка…

— Сложно не удивиться, — подняла брови Гидра. — Ну что ж.

Она похлопала Аврору по плечу, глубоко вздохнула и вошла в приёмную комнату своих апартаментов, где на диванчике Лесницы расположилась марледи Ланхолия Гидриар.

Всё такая же прекрасная, как и до этого. Пышная, фигуристая, довольно высокая женщина с блестящими тёмно-каштановыми локонами, распущенными по плечам и заколотыми у висков дорогими украшениями. С вхождением острова Лавиль в подданство Гидриаров, Ланхолия стала ещё дороже одеваться и теперь превосходила своей красотой не только диатрис Монифу, но и большинство молодых девушек. Её красота была не лёгкая, девичья, но не менее притягательная — зрелая и загадочная в своей нетленности.

Неудивительно, что её часто называли ведьмой. Хотя Гидра не замечала у матери интереса к саваймам и бормотанию старой Тамры. Скорее, она просто принадлежала к той редкой породе нестареющих смуглых женщин из рода Нааров, и младшие её дочери явно унаследовали эту легендарную красоту.

Ну, зато Гидре достались её длинные пышные волосы, что удачно скрывали костлявые ключицы.

Увидев дочь, леди Ланхолия тут же расплылась в своей дипломатически-подобострастной улыбке и, как следует по протоколу, поднялась на ноги. Платье пошло складками у неё на животе, и Гидра задумалась: может, Тавру настал час получить долгожданного наследника?

Тогда бы вся Рэйка пошла ходуном, как пить дать.

Либо матери просто удалось набрать несколько лишних кило на вкусной еде с Лавиля, что, впрочем, ничуть не попортило её внешний вид.

— Дорогая Гидра, — сказала она мягко. — Ты же не против поговорить с мамой?

— Не знаю, как отвечать на такой вопрос. Впервые в жизни у меня есть выбор, — фыркнула Гидра, но без лишних расшаркиваний села в кресло напротив неё. — Я слушаю.

Ланхолия не смущалась ни секунды и столь же мягко опустилась обратно на диван.

— Я знаю, мы в ссоре, — заговорила она. — Но ты стоишь на пороге больших изменений. Так или иначе, враждовать уже не получится. Если ты собираешься быть диатрис, ты будешь слушаться нас. И мы обе понимаем, что это не нравится ни тебе, ни нам.

— Что прикажешь делать? — Гидра развела руками. — Диатр питает особую слабость к таким же «непонятым», как он сам. Мне это и самой не по душе, но ради вашего удобства я подставляться не стану.

— Конечно, стать диатрис для тебя — лучший исход, — кивнула Ланхолия. — Но только так кажется. Ты понимаешь прекрасно, что отец должен стать истинным правителем Рэйки. Потому что он хозяин драконов.

— Да это понимает каждый придорожный камень.

— Лара, став диатрис, смогла бы мягко и бескровно подвести к этому последнего Астрагала, — велеречиво продолжала марледи. — Но ты всё испортишь. Сделаешь хуже и доведёшь до собственной казни. Довольно скоро.

— Да знаю я, знаю! — всплеснула руками Гидра. — Ещё раз говорю: что делать-то, если свадьба уже назначена на завтра?

Ланхолия словно не слушала её и говорила по своему собственному сценарию, медленно подводя к сути.

— Ты знаешь, что пока что ты под защитой диатра, и поэтому угрозы не заставят тебя уйти. Но у меня есть предложение. Я организую твой отъезд этой ночью. Тебя будет ждать безбедная жизнь в Цсолтиге.

— И где гарантия, что меня не прирежут на корабле? — сухо поинтересовалась Гидра.

— Гарантий нет, — опасной улыбкой ответила мать. — Но тебе больше не на кого положиться. Мало кто обладает таким же влиянием и будет готов помочь тебе.

— Во что я ни за что не поверю, так это в то, что вы готовы помочь мне, — Гидра резко поднялась на ноги. — Уходи прочь.

И хотя само предложение матери было дельным, Гидра ни на секунду не задумалась о том, чтобы дать своё согласие. Вероятно, Тавр прислал марледи Ланхолию не просто так. Потому что сам он непременно проговорился бы, сколько убийц будут ему на потеху сдирать шкуру с неудавшейся диатрис на подготовленном для неё корабле.

— Хорошо, дорогая, — отозвалась марледи и поднялась на ноги. — Но учти, от Тавра ты вряд ли уйдёшь сама. Он достанет тебя даже из-под земли, и ты сама удивишься возможностям, что уже есть у него в руках.

Диатрисса мотнула головой. Она не желала говорить больше ничего. И, проводив мать глазами, стала яростно мерить шагами комнату.

«В одном она права: Тавр не потерпит меня на троне», — признавала она. — «Отравят или прирежут так или иначе. Но идти на заклание добровольно — нет, не дождутся!»

Несколько часов она раздумывала над тем, что ей делать. Солнце медленно ползло по горизонту. Каждый час убавлял время, остававшееся до вечера и до следующего утра, когда над городом вновь забьёт колокол, возвещая свадьбу.

«Эван не поймёт меня. Малейший намёк на то, что что-то пойдёт не по его задумке, приведёт его расшатанный нрав в бешенство. Хоть бы у меня был какой-нибудь тайный советник или ещё кто, кто помог бы мне решить, что делать», — в сердцах думала Гидра.

Стоило этим словам прозвучать в её голове, как её перебил громкий мявк с улицы. Какая-то кошка ходила и басисто орала рядом с богато украшенным экипажем. Судя по павлину, изображённому на дверце, то была карета марлорда Мадреяра. Шудры сновали вокруг, и, судя по всему, марлорд Вазант готовился к отбытию.

«Не может быть!» — взволновалась Гидра. — «Он же поддержал коронацию Эвана; но теперь не готов поддержать его бракосочетание?»

Судя по всему, отбытие было довольно тихим и быстрым. Пускай и не полностью скрытым, но Вазант явно не собирался привлекать к нему внимание. Поэтому времени у Гидры было мало. Она накинула дупатту на голову и выбежала в замковый двор как раз тогда, когда слуги уже закрывали дверцу за марлордом.

— Постойте! — воскликнула она, оттолкнула слугу и кинулась внутрь экипажа. Вазант испуганно схватился за украшенный рубинами кинжал; но, увидев перед собой диатриссу, молвил шудрам:

— Всё нормально, поехали.

Дверца хлопнула, экипаж тронулся и заныл, скрипя, с трудом вывозя грузное тело марлорда прочь из замка.

— Простите, — выдохнула запыхавшаяся Гидра. Внутри было так тесно, что она могла лишь в самом уголке сесть на должном расстоянии от марлорда. — Я увидела, что вы уезжаете. Но мне очень, очень нужно было вас кое о чём спросить.

— О чём, бедное дитя? — вздохнул марлорд Вазант. — Вас вынуждают ко греху, и ничего с этим нельзя сделать.

— Вот с последним я бы поспорила, — сразу перешла к делу Гидра. — Мне и самой понятно, что в браке с Его Диатростью я долго не протяну. А куда деться — не знаю. Я хотела спросить у вас совета, ведь времени у меня мало, как у жертвы перед глазами дракона.

— Не знаю, что сказать вам, милая, — прошептал марлорд и прикрыл глаза. — Вам бы исчезнуть отсюда сегодня же. Эта ночь может стать для вас последней. Боюсь, вы и сами понимаете… боги не простят вам измены павшему диатрину… и диатрис Монифа не простит…

Гидра нахмурилась.

— Диатрис Монифа?

— Разумеется, милое дитя. Диатрис убита горем. В считанные дни она лишилась всей семьи. Она ещё питает надежду вразумить обезумевшего диатра Эвана, но вы, несомненно, ей будто кость в горле. Ведь ваша поддержка его поспешным и возмутительным решениям ведёт к расколу.

— Мне же просто некуда деться!

— Это иллюзия отсутствия выбора, Ваше Диатринство. На самом деле у вас есть выход. Вот взять хотя бы Аврору. Если б вы с самого начала уволили её от себя, вы бы дали диатрис Монифе понять, что вы уважаете её. Не поддерживаете незаконную дочь Мадреяров, что словно саднящая рана для диатрис. Но теперь-то о чём говорить? Бедное дитя, она не позволит вам пережить эту ночь.

«Но Аврора же ваша дочь!» — возмутилась про себя Гидра. — «Если кого и позорить незаконной связью, так это вас!»

Но законы людей были, вестимо, писаны мужчинами.

Она открыла рот, чтобы ответить, и увидела неожиданно чувственный взгляд марлорда. Но он глядел не на неё, а сквозь неё: в прошлое.

— Словно бедная Сагария Райская Птица, — прошептал он. — Погибла в расцвете своей красоты ужасной, ужасной смертью… и всё из-за преступления людских догм, из-за ревности…

«Похоже, старик был одним из тех, кто увлекался певицей наравне с тигром Мелиноем. И моим отцом», — закатила глаза Гидра.

Какое ей было дело до сцен двадцатилетней давности, когда её собственная жизнь висела на тонком кошачьем усике?

— Так увезите меня с собой к диатрис Монифе, — взмолилась она. — Вы же к ней направляетесь? У вас же хватает храбрости идти вразрез с решением и диатра, и Гидриаров?

— О, нет-нет-нет, — они остановились вблизи портового квартала, и марлорд Вазант открыл ей дверцу. — Я не возьму на себя такое. Это ваш грех, Ваше Диатринство, выходить замуж сразу после того, как вы овдовели, без благословления диатрис. И вы, бедное дитя, сами должны понести за него кару или успеть уйти в монастырь.

— Но на побережье даже монастырей нет, мне нужно уплыть!

— Ничем, совершенно ничем не могу помочь вам, — едва не плача от своего притворного сочувствия, простонал марлорд.

И выпихнул её на мостовую.

— Позёр! — заорала на него взъерошенная Гидра. — Приспособленец! Мой отец хоть и скотина, но сразу занял позицию, а вы как жирный слизень в своей раковине!

Вазант качал головой, вздыхал и ничего более. Он быстро захлопнул дверцу, и экипаж покатил дальше в порт.

Диатрисса осталась, оскорблённая подобным обращением, посреди улицы. Люди не предложили ей помощь, с отвращением и неодобрением шепча имя Рыжей Моргемоны, что предала память Энгеля. А солнце уже клонилось к закату.

«Эта ночь станет для меня последней», — поняла Гидра. — «Убийцы Тавра и Монифы передерутся под моей дверью за право вскрыть мне горло».

Потерянная, она побрела назад к Лорнасу. Брусчатка медленно плыла перед глазами.

«Конечно, я ещё могу убежать хоть в лес», — думала она устало. — «Попросить кошек проводить меня куда-нибудь в заброшенный особняк, если такие ещё остались в глубине марлордства со времён королевы Лорны. И там, если повезёт, и барракиты не доберутся до меня, я буду вести одичавшую жизнь, которая, впрочем, быстро прикончит моё хилое тело. А если я оставлю связь хоть с кем-то — с той же Авророй — убийцы не заставят себя долго ждать. Это глупое, бессмысленное бегство».

Мысль о том, что именно этой ночью оборвётся её жизнь, сдавливала сердце. Как и любой человек, Гидра привыкла тайно верить, что когда-нибудь её жизнь изменится к лучшему. И ей повезёт.

Но этот день подводил итоги всего её земного пути, и было отчётливо видно, что всякая надежда была напрасна.

«Кинуться в постель к Эвану и умолять его защищать меня?» — хмуро думала она. — «Жалкое, отвратительное существование. Я буду ненавидеть каждый день, когда мне придётся изображать любовь к нему. И в конце концов Тавр всё равно найдёт, как от меня избавиться — я знаю это, знаю так же хорошо, как и то, что драконы не выносят вкус страха».

Она издала протяжный, обессиленный вздох и прислонилась к краю каменного дома ремесленников. Изнутри слышались постукивание и гул. Люди ещё остались в Мелиное, но жизнь города плавно угасала в страхе перед захватчиками.

«А ведь они могут явиться к городу со дня на день», — вяло усмехнулась Гидра. — «Словно все силы мира обратились сюда, чтобы не дать мне дожить до завтра».

Неожиданно что-то потянуло её за подол серого платья. Она скосила глаза вниз и увидела небольшого белого котика. Он тут же испуганно отпрыгнул от неё, но не убежал: отошёл на несколько шагов и остановился.

«Боги, пусть это будет моим спасением!»

Гидра без лишних мыслей выпрямилась и последовала за своим хвостатым проводником. Тот небольшим переулком привёл её к заколоченной лавке. «Травы и алхимические редкости», — гласила вывеска, перечёркнутая поперёк доской.

За витриной были видны коробочки с ладаном, безоарами, семенами и разными полудрагоценными камушками. Связки палочек-благовоний Гидра тоже разглядела в тени покинутого магазина.

«На кой чёрт мне теперь это», — подумала она вяло. — «Но ладно, раз кошки нашли, надо брать».

Она мысленно представила, как котик пролезает в лавку и приносит ей связку благовоний, а заодно ещё чего-нибудь, что она охарактеризовала для себя как «полезное». И через минут десять возни котик справился: вынес ей связку ароматических палочек и бледно мерцающий лунный камень, что застрял под ленточкой.

— Умница, — заулыбалась Гидра и с нежностью погладила кота по спинке. — С такими помощниками я была бы настоящей хозяйкой Мелиноя…

«Но как они могут помочь мне сейчас? Велеть им всем напасть на Тавра? Боюсь, владелец двух драконов с лёгкостью справится даже с тысячей кошек. История знает».

Словно отзываясь на её мысли, глухой рокот раскатом грома долетел с небес. Один из драконов парил над Мелиноем, наверное, в поисках места для ночлега.

«Диатр Эван ещё не понимает, но Мелиной уже под сапогом Тавра. Кто владеет Мелиноем — тот владеет Рэйкой…»

Понурившись, она побрела обратно в Лорнас в наступающих сумерках.

Она не знала, что делать. Находчивые герои легенд на её месте точно придумали бы, как извернуться. Может, нашли бы трещотку и натравили бы драконов на их хозяина. Или приказали бы кошкам отыскать какие-нибудь доказательства измены Тавра — если таковые имелись. Но, утомлённая плохим сном, едва живая от обрушившихся на неё бед, Гидра была бессильна изобрести хоть что-нибудь. Ведь даже если бы Тавр умер, ей бы осталась жизнь с диатром Эваном.

Стемнело, и она, еле волоча ноги от внутреннего бессилия, остановилась у одной из дверей — немного не доходя до Анфилады Принца.

«Кажется, здесь живёт Аврора», — подумала Гидра и поскреблась внутрь тихонько. — «Если не спит, то откроет».

Фрейлина действительно открыла. Она была ещё не готова ко сну: одета в тёмно-коричневое платье, волосы собраны. Видимо, ожидала возвращения своей госпожи.

— Ваше Диатринство, вот вы где, — прошептала Аврора. Её лицо со дня смерти диатрина Энгеля не менялось: словно маска, на которой застыла боль, оно припухло от слёз и тоски.

Гидра окинула глазами её довольно скромное жилище. Небольшое трюмо с зеркальцем размером с ладонь, книжный секретер, аскетичная постель под окном.

Затем она вернулась глазами к фрейлине и вдруг увидела, что та теребит в руках небольшой цветок лилигриса.

— Что это у тебя? — холодея, спросила Гидра.

— Это? А, это… цветочек, как те, что мы видели у подножья горы, помните? — рассеянно ответила Аврора. — Нашла его на своей постели. Может, его тоже принесла какая-нибудь озорная кошечка?…

Но Гидра вырвала белый с полосками цветок из её рук и бросила на пол. И, дрожа, притянула Аврору к себе. В ушах ещё звучал рассказ сэра Леммарта о том, как лорда Магра Денуоро разорвали в собственной постели, и голос гвардейца эхом подтверждал, что такое уже было. Даже с певицей Сагарией Райской Птицей.

А «требуха» поросла цветами вместе с матрасом.

— Это чертовщина, — выдохнула Гидра. — Это тисовые тигры…

— О чём вы, Ваше Диатринство?

«Это колдовство», — осознавала Гидра. — «Кто-то из высшей власти им владеет. И пользуется. Чёрт возьми! Может, это имел в виду диатр Эвридий? Кто владеет силой тигра Мелиноя и способен направлять её, тот владеет Рэйкой?»

Она рванула руку Авроры на себя и повлекла её за собой, в свой будуар. Сердце билось, разгоняя кровь по утомлённым мышцам, а в голове лихорадочно складывались вопросы и вопросы к этим вопросам.

«Но, если так, почему этот кто-то покусился именно на Аврору?» — был самый мучительный вопрос для Гидры.

Пока она не нашла такой же цветок в своей постели.

Лесница громко шипела на него, а, завидев хозяйку, и вовсе стала нападать на неё, отгоняя девушку от алькова.

— И тут! — ахнула Гидра. — Сохрани нас Великая Матерь…

— Что это значит? — тоже заволновалась Аврора, пятясь от вздыбленной Лесницы. — Цветок — это какой-то знак?

— Для убийц, — быстро кивнула Гидра.

«Убийц незримых, невоплощённых, бродящих меж старых мангров, что только и ждут, когда зажжёшь ты для них лунные камни да листья ветивера…»

Сердце пропустило удар. Гидра быстро посмотрела на Аврору: её большие, полные страха и смирения с судьбой глаза овладели всем вниманием диатриссы.

Кто стал бы убивать их обеих? Тавр, несомненно, избавился бы от своей дочери. У него даже колдунья знакомая есть: Тамра. На случай, если его собственных сил, граничащих с мистическими, будет недостаточно. Но Аврора ему на кой чёрт?

«Диатрис Монифа», — сообразила Гидра. — «Она ненавидит Аврору и меня. Только ей хотелось бы смерти нам обеим».

Но зачем ей была гибель лорда Магра Денуоро, сторонника Энгеля?

«Сейчас нет времени изыскивать провинности лорда-канцлера, когда мы сами помечены для савайм!»

— Бежим из замка, — быстро сказала Гидра своей фрейлине.

— Но куда? Разве не стоит доложить диатру Эвану о покушении?

— Бесполезно и поздно, — ответила диатрисса и спешно завернула в платок благовония, лунные камни и змееголовник. — Это не тот убийца, которого можно отвадить местной гвардией. В нашем аптекарском садике ветивер есть?

— Наверное…

— Беги и немедленно набери побольше! А также возьми спичек.

Отослав фрейлину, Гидра спешно кинулась в свой гардероб и оторвала несколько золотых лент от своих платьев. Лесница крутилась рядом, панически мяукая.

Холодный пот застилал глаза. «Я так много думала о смерти, но, как только мне представилось, что духи рвут меня на куски, мне сразу расхотелось прощаться с жизнью».

Она сунула под мышку свой гримуар и в сопровождении придворной охотницы выбежала в ночной двор. Аврора уже ожидала её там с сумкой и пучком травы ветивера. Но она была не одна: сэр Леммарт, уходивший с вечернего дозора, стоял рядом.

— Аврора рассказала мне, — рявкнул он, сжимая рукоять меча. — Ваше Диатринство, куда вы собрались ночью? Кто бы ни орудовал в замке, снаружи вы будете только уязвимее.

— Мне некогда с тобой спорить, — прошипела Гидра. — Дай нам уйти и отправляйся к чёрту!

— Я поклялся защищать вас!

Гидра отмахнулась, схватила Аврору за руку и вместе с ней побежала прочь из Лорнаса. Сэр Леммарт упрямо последовал за ними. Вместе — втроём и с кошкой — они за полчаса добрались до опушки с зарослями лилигрисов.

Там Гидра спешно воткнула в землю связанные золотой лентой благовония, положила лунные камни на листья ветивера и змееголовника, кинула сверху отрезанную прядь своих волос и подожгла это всё. Смотрелось это дико: Аврора и сэр Леммарт мялись рядом с ней, а она и сама не знала, что делает.

Но она закрыла глаза и постаралась сосредоточиться на мысли о том, что Мелиноя как-то следует задобрить. Он всенепременно явится к тем, кто отмечен смертью. Усмирят ли его скудные подношения?

Ночной ветер дыхнул ей в лицо, терпкий, сдобренный ароматом горящих листьев. И раздался испуганный шёпот Авроры:

— Смотри, Леммарт, там тени… Огромные!

— Чёрт подери, — и лязгнул меч, что он достал из ножен.

Лесница угрожающе загудела. Гидра подобралась и спешно обвела глазами залитую синевой ночи опушку. Растущая луна освещала всё вокруг ясно, как днём. Но среди прочего было заметно, что странные тени рябят на листьях деревьев.

Гидра затаила дыхание, как и её спутники. Лесница смолкла.

Хрустнули тонкие стебли лилигрисов. В трёх шагах от них, сбившихся в кучу, что-то незримое придавило хрупкие цветки. Прямо на глазах у взволнованной троицы проявилось несколько следов.

— Зажмурьтесь и не смейте задавать вопросов! — резко велела Гидра. Она закрыла лицо руками вместе с остальными, хотя Леммарт сделал это последним.

«Всякий, кто увидит Мелиноя, может умереть от страха. Если, конечно, не сгинет от его жестоких когтей».

Сердце стучало так громко, что заглушало вкрадчивый шелест лилигрисов. Шаги приближались.

Один из спутников диатриссы завозился рядом. И она сердито прошипела:

— Не двигаться! И глаза не открывать!

Однако возня не прекращалась. Гидра не успела подумать и разомкнула веки, чтобы покоситься на капитана иксиотов.

А вместо этого увидела подол длинных бело-синих одежд перед глазами.

Она застыла, таращась на босые белые ступни, что торчали из-под тончайшего лунного шёлка. Это были отвратительные конечности: с длинными пальцами и ногтями, больше похожими на когти. Они принадлежали не человеку и уж точно не тигру.

«Сама сказала всем закрыть глаза, а теперь что?» — сердце Гидры замерло. — «Мне самой конец?»

Она не дышала и смотрела лишь вниз, надеясь, что прикрытые рыжими ресницами веки не выдают её взгляда.

Ткани зашуршали и заструились. Они опустились в поросль цветов, сминаясь, и лхам сел на колени перед троицей. Гидра увидела его тонкие белые руки и не сумела удержать свой взор — подняла глаза к его лицу.

Лицо его было нечеловечески тонкое и длинное, украшенное густой белой гривой. Полосатая шкура на плечах причудливо переплеталась с шёлком без единой застёжки.

А глаза смотрели прямо ей в ответ. Сплошь тёмно-синие, будто два колодца.

Гидра испытала животный ужас. Непознанное, ужасное, молчаливое существо, что не знало жалости к людям, сидело прямо перед ней на расстоянии вытянутой руки. Между ними жалко тлели листья змееголовника и ветивера. Касаясь отрезанной пряди гидриных волос, пламя щёлкало и начинало издавать неприятный дым.

И дым этот сплетался с шёлком лхамовых одеяний.

Гидре хотелось прорасти в землю и скрыться под ней. Ей было так жутко смотреть в глаза, в которых не было ни зрачков, ни радужки — лишь чёрно-синие провалы. Но она чувствовала направление их взгляда. Лхам посмотрел на неё, потом на покорно закрывшую лицо руками Аврору.

Потом снова на неё.

Он приподнял руку, увенчанную не ногтями, а острыми когтями. Пальцы были изогнуты в обратную сторону, скорее как у котов, чем как у людей. Один их вид вызывал тошноту.

Лхам повёл носом и вновь посмотрел на подпалённые листья. Это был умилённый, изучающий взгляд. Но промедление было недолгим.

Белые губы растянулись, чуть скаля ряды острых, как у рыбы, зубов.

И тут раздался тихий стрекочущий мявк. Лесница поднялась на четыре лапы и потянулась к жуткому савайму, привлекая к себе его иномирный взгляд. Она ничуть не боялась Мелиноя.

Тот задумчиво посмотрел на неё, но вновь впился взглядом в Гидру. Он не собирался отпускать свою добычу. И потянул к ней свою вывернутую руку, будто приглашая её саму потянуться вперёд, в его когти.

Но его движение потонуло в целом хоре мявков и мяуканья. Из мангрового леса, из поросли лилигрисов, из кустов плюмерии выбегали коты и один за другим издавали каждый по своему звуку, высоко поднимая хвосты.

Мелиной распахнул глаза шире и изумлённо осмотрелся. Гидра не смела даже двинуться. Опушка заполнилась городскими котами.

Лхам улыбнулся одними глазами. И убрал руку.

«Боги милосердные, я сейчас действительно умру», — думала Гидра. Сердце пропускало удары так регулярно, что у неё уже плыло перед глазами. Но она видела, как заскользили ткани, поднимаясь вслед за саваймом. Как он встал над своими жертвами и сделал шаг назад.

И исчез. Лишь следы запечатлелись на нежных цветках.

— Боже, — Гидра выдохнула и заплакала от страха, не в силах перестать смотреть на ораву городских котов.

Лесница обернулась к ней, моргнула и села. И, облизнув лапу, стала умывать свою мордочку. Как ни в чём не бывало.

И остальные коты тут же перестали быть единой мистической силой. Одни зашипели друг на друга, иные стали разбегаться, а третьи лениво повалились на мягкую траву.

— В-ваше Диатринство? — прошептала Аврора. — Почему вы плачете? Уже можно открывать глаза?

Сэр Леммарт сделал это и без дозволения. Он с полнейшим недоумением смотрел на то, как пушистая толпа бродит вокруг. Коты наступали на его белый плащ и сидели рядом, будто не замечая рыцаря.

«Это самый страшный день в моей жизни», — лихорадочно подумала Гидра и опустила взгляд на сожжённые ритуальные листья. Ей до сих пор казалось, что случившееся привиделось ей. Но следы жуткого существа остались на цветах нарочно, словно запрещая ей забывать пережитый ужас.

«Он существует. И он готов нести смерть по велению. Цветы, что приносят несчастья, на самом деле служат орудием в чьих-то руках. И если руки эти принадлежат диатрис Монифе, то, клянусь кровью дракона в моих жилах, эта женщина может противостоять Тавру».