Морской узел

Глава 16 Накануне воскрешения

Всю дорогу, пока я возвращался на набережную, меня не покидало чувство, что вместо бизнесмена Гарика договор на аренду яхты подписал кто-то другой. Это вполне могло быть. Бизнесмен, у которого каждая минута на счету, мог послать к хозяину яхты своего помощника или вообще постороннего человека из посреднической конторы. Я вряд ли стал бы ломать голову над этим маловажным вопросом, если бы в разговоре с сыном не всплыла одна небольшая несостыковочка. Игнат говорил мне, что они отправились в плавание восемнадцатого утром на четыре дня. А сын утверждал, что яхта была арендована семнадцатого, причем всего на двое суток. Или Игнат что-то напутал, или же Гарик скрыл от Игната, что яхтой осталось пользоваться всего сутки и через день ее придется возвратить хозяину? Но зачем Гарик обманывал?

Я вернулся на свой элитный пляж, вечно пустой, золотую гальку которого топтал только персонал, заказал у соломинки чашечку кофе и устроился в тени зонта, чтобы немного собраться с мыслями. Но стройной работе моего мозга мешало радиовещание, включенное на непереносимую для меня громкость. Как нарочно, эфир снова забил своими стихами кандидат Сичень:

Я так проник в поэтический мир кандидата, что очень скоро у меня заболела голова, словно по ней в самом деле били двухпудовой гирей. Я поманил к себе соломинку и попросил ее вырубить радио. Прежде готовая немедленно исполнить любое мое желание, любой «сволэу энд смэл», на сей раз соломинка застопорилась, будто не совсем поняла, что я хочу. И тут вдруг мой взгляд упал на рекламный щит, где были перечислены услуги пляжа. Среди прочего отдыхающим предлагалась аренда яхт. Неожиданная мысль обожгла мое сознание.

– А что, у вас есть свои собственные яхты? – спросил я.

– Да! – радостно ответила соломинка, полагая, что сейчас последует очень солидный заказ. – То есть нет. В общем, наш сотрудник арендует яхты у собственников, а потом переуступает право любому желающему. Никакой бумажной волокиты. А вы хотите покататься на яхте? Класс «люкс» устроит? С девочками? «Олл инклюзив»?

– Да погоди же ты, тарахтелка! – проворчал я, протягивая пустую чашку, чтобы девушку не сдуло усиливающимся ветром. – Ты пригласи сюда этого вашего сотрудника, я сам с ним поговорю.

– Секундочку, – ответила соломинка и сделала книксен. – Я сейчас узнаю.

«Печенкой чувствую, что Гарик заказал яхту здесь», – подумал я.

Соломинка вскоре вернулась, причем с пустой чашкой, которую я вручил ей минуту назад. Лицо ее было растерянным и виноватым.

– Очень сожалею, – сказала она, – но этого парня, который занимается яхтами, сейчас нет. Он, оказывается, уже дней пять где-то пропадает. Честно говоря, он у нас не в штате, работает посредником сразу в нескольких туристических фирмах… Но это не проблема. Мы все сможем устроить и без него.

Я схватил соломинку за руку. Чашка подпрыгнула на блюдце, упала на гальку и разбилась.

– Извини, – пробормотал я.

– Ничего-ничего! – ответила соломинка, присела и стала собирать осколки.

Я смотрел сверху на ее темечко, на темный пробор.

– Как его зовут?

– Роман. Роман Ткач.

– Он молодой? Лет двадцать?

– Двадцать один, – поправила соломинка.

– Из Закарпатья родом?

– Да, кажется, из Мукачева… А вы его знаете?

– Как облупленного, – угрюмым голосом ответил я. – Мне надо его найти. Срочно! Из-под земли достать! С гор спустить! Из моря выловить!

«Не достанут. Не выловят, – со странным чувством подумал я, глядя на убегающую исполнять мой приказ соломинку. – Потому что Романа Ткача уже нет в живых. Как и хозяина яхты, как и арендовавшего яхту Гарика…»

Я думал так, словно жестоко шутил над самим собой, и это получилось против моей воли, как бы по расхлябанности и недисциплинированности мысли. Соломинка вернулась опечаленная.

– Его мобильный телефон недоступен. Дома его тоже нет – там все в панике…

Я не поленился сбегать к центральному причалу, где всегда крутились моряки, предлагающие курортникам прогулки на катерах и яхтах. Романа они прекрасно знали, так как он находил для них клиентов.

– Он давно здесь не появлялся, – сказал мне страдающий от икоты толстопузый мужик в тельняшке и фуражке. – Дня три я точно его не видел.

– Может, даже дней пять, – предположил его коллега – бронзоволицый, бритый почти наголо моряк, который сидел на кнехте и курил трубку.

– Нет, ребята, – отозвался третий. – Я сейчас точно скажу… Я его последний раз видел, когда машину из ремонта забрал… А это было… это было семнадцатое число, приблизительно в обед. Он озабоченный был какой-то. Я его спрашиваю: чего суетишься, молодой? А он отвечает: бегу на встречу с клиентом, «Галс» показывать буду!.. Вот с того дня он тут больше не появлялся.

Эта дата сходилась: именно семнадцатого «Галс» был сдан в аренду. На всякий случай я спросил у моряков, кто из них будет Тимофеич. Моряки переглянулись, пожали плечами.

– Нет у нас Тимофеича, – за всех ответил тот, что курил трубку. – И не было никогда. Ты фамилию лучше назови!

То, на чем я стоял и уже привык стоять, вдруг начало рассыпаться под моими ногами. Капитана по прозвищу Тимофеич, которого, по словам Игната, нанял Гарик, никто из местных моряков не знал. Сам Гарик, как выяснилось, к хозяину «Галса» не ходил и договор с ним не подписывал, поручив это Роману Ткачу. Роман подписал договор, проводил Гарика на яхту и… исчез.

Нехорошее предчувствие закралось мне в душу. Я забежал в первое попавшееся кафе, сел за барную стойку с кружкой пива, попросил у официантки телефонный справочник и телефон и стал обзванивать все рестораны города и спрашивать, знают ли они некоего Гарика. (Напомню: Игнат сказал мне, что его друг Гарик владеет двумя ресторанами в городе.) Эта работа отняла у меня минут сорок, но когда я дозвонился до последнего в списке ресторана «Ярило» и получил отрицательный ответ, то картина получилась простая и бездонная, как квадрат Малевича, куда улетали и не возвращались все мои вопросы. Среди владельцев ресторанов Гариков не было. Мало того! Этим редким именем не были наречены ни повара, ни официанты, ни посудомойки.

Теперь я уже не мог остановиться и принялся обзванивать все автобусные парки города. Распухшим пальцем я крутил диск телефона и тихо смеялся. Мне было забавно убеждаться в той страшной истине, что я так безоглядно, даже не подвергая сомнению, поверил лживым словам незнакомого мне Игната… Меня ждал еще один удар, но он пришелся уже на избитое место и потому не причинил особых страданий: ни в одном из автобусных парков города слесарь по имени Игнат не числился.

Вот так. То, что рассказал мне Игнат о себе, о своих друзьях и сроках аренды яхты, оказалось ложью. Зачем он сказал мне неправду? Что он выиграл от этой лжи? Ответить на этот вопрос мог только сам Игнат… Я вдруг почувствовал себя совершенно обессиленным, выжатым, как мочалка. Еще полчаса я маленькими глоточками цедил пиво и с тупым равнодушием пялился на экран телевизора, где в прямом эфире шло интервью кандидата Сиченя местному телеканалу.

– Мы очень разные, отсюда все беды на земле, – мягким, очень приятным голосом говорил кандидат. – Все, кто верит в бога, хотят попасть в рай, но идут к нему разными путями. Одни взрывают себя поясами шахидов. Другие отказываются от богатства, принимают обет нестяжательства. Третьи лбы расшибают в молитвах. А все намного проще.

– Вы знаете, как попасть в рай наверняка? – с искусственно преувеличенным удивлением спросил молодой корреспондент в аляповатой сиреневой майке и стоящими дыбом оранжевыми волосами.

– Надо расслабиться, сорвать с себя цепи, разрушить стены и взлететь птицей к небу!

– Но как это сделать?

– Надо похоронить религиозный фундаментализм! – жестко ответил кандидат и хлопнул ладонью по столу. – Вот в чем корень зла! Люди, словно бараны, уперлись лбами в догмы, которые сами же придумали! Тут нельзя! Здесь не положено! Там стыдно! Так не принято… Скажите, зачем нам столько запретов? Зачем мы искусственно разграничиваем народы такими туманными понятиями, как мораль, правила поведения, древние обычаи? Мораль придумали инквизиторы! Заповеди – неполноценные калеки! Обычаи – выжившие из ума старики. Вот я задаю вам вопрос: зачем нужна паранджа? Под ней душно, тело потеет, смердит! Человек рождается голым, и его одежда – кожа. А обрезание зачем? А отпускать бороды? Бог один! Один на все народы, страны и расы. И у него голова бы распухла придумывать столько препятствий на пути к себе! На самом деле дорога к нему ровная и прямая, как хайвей! Дави на газ и лети к богу по прямой, кратчайшим путем, не останавливаясь и не отвлекаясь по пустякам. И пока люди этого не поймут, на земле будут убивать, убивать и убивать! Ислам будет и впредь плодить убийц, террористов и мучителей…

– Если я правильно вас понял, – раболепным голосом произнес корреспондент, – вы хотите объявить войну исламу на нашем Побережье?

– Кто сказал, что я против ислама? Я сказал? Нет, я такого не говорил! Не воевать я пришел на эту землю, но строить! Я намерен воздвигнуть в нашем городе первый на Земле Храм Единого Бога! И туда пойдут молиться верующие всех конфессий – христиане, буддисты, иудеи, мусульмане. Двери будут открыты для всех сектантов. И это станет началом великой свободы без границ. И только тогда мы начнем сносить мечети, церкви и синагоги…

От политики я отупел еще больше и вышел из кафе, качаясь, как пьяный. Погода резко испортилась, небо затянуло тучами, пошел дождь. Я пожалел, что оставил на элитном пляже свою телогрейку, но возвращаться туда мне не хотелось. Я поймал машину и попросил отвезти меня на дикий пляж в палаточный городок. Через центр мы ехали черепашьим ходом. Отовсюду ревела музыка и сверкали, словно вспышки взрывов, разноцветные прожекторы. Никогда я еще не видел такого огромного количества проституток на наших улицах. Привлекательные и безобразные, трезвые и пьяные, молодые и старые особи обоих полов буквально запрыгивали к нам на капот, просовывали руки в окна, преграждали нам путь. Многие женщины были совершенно раздеты, и вокруг них собирались целые толпы; подростки восторженно улюлюкали, тянули в середину круга руки, мужчины постарше стояли поодаль, стараясь скрыть свои жадные взгляды; женщины визжали, прыгали, кружились, беснуясь словно пламя; кого-то подняли на руки, и на фоне колышущейся темной возбужденной массы белое тело напоминало свеженину, предназначенную для пожирания. Водители машин, отвлеченные оргией, вынуждены были притормаживать, останавливаться, и затор с каждой минутой увеличивался.

– Свобода без границ, – произнес пожилой водитель.

Когда я приехал в лагерь, на море бушевал шторм. Серые волны с остервенением накатывали на берег. Порывистый ветер срывал с верхушек волн пену, пригибал до самой земли кусты. Низкие неряшливые тучи рассыпбли колкий дождь. Группа людей, кутаясь в штормовки, стояла на взгорке и махала руками в сторону моря. Напротив лагеря, как раз в том месте, где сквозь тучи прорвался мутный столб солнечного света, закручивался в спираль кривой хвост смерча. Он сначала хлестал поверхность моря, будто погонял его, потом вдруг черной пиявкой присосался к волне, и вверх, увлекаемые чудовищной силой, полетели водяные брызги…

Я вдруг вспомнил, что за весь день ни разу не включил свой мобильный телефон и что Ирина наверняка позвонила в аэроклуб, где узнала ужасающую новость. Я представил, какие муки переживает сейчас девушка, с какой болью разрывается ее душа, и не смог сдержать слез. Откупорив бутылку портвейна, я ходил босиком по беснующейся пене прибоя, орал не своим голосом от боли и подставлял мокрое лицо секущим потокам дождя… Потерпи, милая! Немного осталось. Завтра, когда меня похоронят, когда Дзюба снимет все засады и выковыряет все «жучки» для прослушивания, я воскресну и приду к тебе. Потерпи…