Воздух с шипением рванул наружу, запузырилась вода вокруг дыры, лодка стала сморщиваться, уменьшаться в объеме. Игнат, потеряв равновесие, упал на четвереньки, попытался вскочить снова, но я толкнул его в плечо. Мы оба полетели за борт.
Вспенивая вокруг себя воду, Игнат закричал, но не от страха, как прежде, не из-за боязни утонуть. Он кричал от злости. Я снова поступил по-своему, навязав ему свою волю. Его мокрое лицо было перекошено от злобы, волосы налипли на лицо, словно чернильное пятно. Отчаянно размахивая руками, он кое-как догнал лодку, через которую уже перекатывали волны, схватился за борт, но тот сложился пополам и ушел под воду.
– Ты что сделал?! – закричал Игнат, кружась на месте и пытаясь высмотреть яхту.
Но горизонт закрывали сменяющие друг друга волны, и мы не могли видеть яхту, как и бандиты уже не могли видеть нас. Мы спрятались за волнами, как за кочками в поле. Игнат, убедившись, что от лодки уже нет никакого толку, вцепился в меня. Его хватка была мертвой, острые ногти впились в мою руку. Наше положение было безрадостным, и все же мы жили, мы могли продержаться на воде еще несколько часов и надеяться, что нас подберет какое-нибудь судно. Встреча же с бандитами не оставляла нам никаких шансов. Они бы расстреляли нас вместе с лодкой, не позволив нам даже прикоснуться к корпусу «Галса».
Мы барахтались в воде, отгребая от себя размокшие галеты и обертки от шоколада и чая. Лодка уже напоминала распластавшийся на поверхности воды кусок рваной ткани. Ветер относил ее все дальше и дальше, и вскоре она затерялась среди волн. Яркий, словно апельсиновая шкурка, обломок посадочного щитка покачивался рядом со мной. Он напоминал прикормленную собачонку, которая захотела быть со мной и утонуть со мной. Я выловил обломок и стал отгребать вниз, под себя, удерживаясь на плаву.
– Ты трус, – бормотал Игнат, морщась, как от боли. Можно было подумать, что он плывет в ледяной воде.
Я не стал возражать, так как считал, что сейчас не самое удачное время для дискуссий. Не знаю, в какую сторону я плыл. Увидеть берег уже было решительно невозможно, и я напоминал себе карлика в кинозале, когда вокруг сидят великаны, повсюду широкие спины и затылки, и один леший знает, где экран и что на нем показывают. Впрочем, уже не имело принципиального значения, где находился берег, ибо нечего было даже мечтать, чтобы добраться до него вплавь. Нам надо было просто держаться на воде.
Я сказал об этом Игнату и обратил внимание на то, что он меня не слушает, а его взгляд обращен куда-то за мою спину, и в этом взгляде было столько алчной жажды! Я обернулся и увидел, как за рваными волнами движется заостренный кончик мачты. Самой яхты мы видеть не могли, и в этом было наше спасение. Движение мачты становилось все более медленным, и в конце концов она замерла. Должно быть, бандиты нашли нашу лодку и теперь старательно всматривались в волны. Будь Фобос догадливее, он обязательно приказал бы кому-нибудь забраться на мачту и сесть верхом на гафель. Случись это, нас бы неминуемо заметили…
Игнат вдруг оперся о мою голову, как о перила или край стола, и, приподняв свое тело над водой, замахал рукой и закричал. Это не был крик утопающего. Игнат словно играл в прятки, высовывался из укрытия и дразнил: «Эй, я здесь! Возьми меня! Ну-ка, догони!» Я схватил его за плечи, чтобы окунуть с головой, но Игнат вцепился мне в горло, и я прямо перед собой увидел его мокрое бледное лицо.
– Не держи меня!! – орал он, глотая воду, захлебываясь и отплевываясь. – Пусть они только подплывут ко мне! Пусть только поднимут меня на борт…
– Игнат, они не поднимут тебя! – пытался я разубедить обезумевшего товарища. – Они расстреляют тебя, как морскую мину! Пойми, ты им не нужен! Ты свидетель, и они тебя уберут!
– Я перегрызу им глотки! Я разорву их на части! – пуще прежнего заводился Игнат и снова попытался опереться о мои плечи и приподняться над водой.
– Как же ты сможешь перегрызать глотки, если боишься стать убийцей? – попытался я завязать дискуссию, но Игнат лишь молча отмахнулся от меня.
Я должен был успокоить его любой ценой. Не без труда оторвав его руку от моей майки, я ударил его самолетным щитком по затылку. Удар был несильный, скользящий, он носил больше демонстративный и воспитательный характер, но на Игната это сразу подействовало. Он откинул голову, погрузил затылок в воду и, хватая воздух губами, стал смотреть в небо.
– Запомни, – прошептал он. – Каждый твой удар когда-нибудь аукнется тебе. За каждый ответишь…
Я не помню, как схватил Игната за горло, как мои пальцы сдавили его тонкую шею.
– Вот что, сопляк! – взревел я, не в силах загасить в себе разгорающееся бешенство. – Ты еще смеешь угрожать мне?! Пошел вон! Плыви куда хочешь! Ты мне не нужен, я тебя знать не знаю! Отныне я пальцем не пошевелю, чтобы сделать для тебя что-нибудь!
Я в самом деле оттолкнул его от себя, повернулся к нему спиной и поплыл, но Игнат тотчас кинулся следом, колошматя по воде руками и ногами.
– Она плывет к нам! – сказал он.
Я обернулся. Мачта приближалась. Нас разделяло, должно быть, метров двести или триста. Заметили ли они руку Игната или услышали его крики? А может, просто плавают вокруг лодки, отыскивая нас? Странное безразличие сковало мою волю. Если бы Игнат суетился, паниковал, молил о пощаде, то его настроение усилило бы во мне чувство смертельной опасности. Но он оставался на удивление спокойным, и я сказал себе: «Будь что будет!» Остановился, подставляя Игнату плечо, и стал дышать глубоко и спокойно, накачивая в легкие кислород, насыщая им организм впрок, чтобы хватило на те несколько минут, которые придется провести под водой. Я даже не пытался оценить наши шансы на выживание, настолько они были ничтожны. Игнат острой клешней сжимал мое плечо, взбивал воду ногами, смотрел на мачты, и кровь все больше отливала от его лица. Должно быть, он уже представлял себе, как забирается на палубу и перегрызает бандитам глотки. По-видимому, в этой героической баталии для меня роль не предусматривалась. Для храброго Игната я был всего лишь поплавком, спасательным кругом, причем капризным и своенравным.
Надежда на то, что яхта вдруг свернет и пойдет другим курсом, таяла. С каждой минутой она подплывала все ближе. Я уже мог различить клотик на мачте и развевающуюся на самом кончике стеньги синюю тряпочку. Я продолжал насыщаться кислородом, готовясь нырнуть сразу же, как увижу корпус яхты. Просидеть под водой две-три минуты, пока яхта не проплывет над моей головой, было не самой трудной задачей. Мне предстояло, подобно схватившему жертву осьминогу, потянуть с собой в глубину Игната. Инстинкт самосохранения придаст ему необыкновенную силу. Он будет бороться за жизнь с бездумным диким упорством. Если мне не удастся его удержать, то, вероятнее всего, мы оба погибнем.
Тут я почему-то вспомнил Ирину и подумал, что девушка будет горевать по поводу моей безвременной кончины. Она будет думать, что я разбился на самолете, и в связи с этим надолго возненавидит авиацию. Ей придется брать на себя обязательства по возмещению аэроклубу убытков, которые я нанес, уничтожив самолет. Придется искать новое место работы, так как мое агентство без меня непременно зачахнет. Придется искать мужчину, с которым ей будет так же хорошо, как было со мной…
Последняя мысль показалась мне особенно грустной. Нет, даже не грустной, а циничной, даже возмутительной! Я мог спокойно думать о чем угодно, но только не об этом… Игнат заметил, что я стал вести себя как-то необычно. Наверное, он решил, что я согласился-таки вместе с ним брать яхту на абордаж. Наивный человек! Жажда к жизни раздулась во мне, как дрожжевое тесто, и теперь я тем более не стал бы по-глупому рисковать собой.
И тут свершилось чудо – иначе это трудно было назвать. Я заметил, что когда предельный драматизм ситуации схлестывается с моим гипертрофированным желанием выжить, то всегда происходят чудеса. К нам с небес снизошел ангел! Он был в плавках, летел на красивом оранжевом парашюте, покачивал голыми ногами и громко пел о том, что у летчика есть всего одна мечта.
Несколько мгновений мы с Игнатом, разинув рты, смотрели на парашютиста, который почему-то не спускался отвесно к морю, а летел над ним, подобно облаку. Солнце запуталось в его стропах, и казалось, что над морем парит необычный дирижабль. Потом я увидел тонкий фал, пристегнутый карабином к обвязке ангела. Фал под углом спускался к морю… Наконец до меня дошло, что ангела, подобно большому воздушному змею, таскает за собой моторная лодка, и это популярное развлечение среди курортников можно без проблем купить на городском пляже.
Я вмиг забыл про яхту-убийцу, которая приближалась к нам, словно нож к груди поросенка.
– Эй, парень! – крикнул я парашютисту, когда он пролетал над нами и, опустив голову, раздумывал, как мы смогли так далеко заплыть. Готов был поспорить, что его так и подмывало плюнуть на нас.
– Откуда вы тут взялись? – отозвался парашютист.
– Мы свалились с яхты… – попытался вступить в диалог Игнат, но я плеснул ему в лицо водой.
– Откуда? – выворачивая шею, чтобы видеть нас, уточнил парашютист. Он быстро удалялся. Времени для объяснений оставалось очень мало.
– С самолета! – во все горло крикнул я и помахал обломком щитка.
Парашютист описал вокруг нас большую дугу и снова полетел в нашу сторону. До нас донесся нарастающий рокот моторной лодки. Я поглядывал на мачту яхты. Кто быстрее? Большая волна приподняла корпус «Галса», и плотоядно сверкнули затемненные стекла рубки. Я успел увидеть стоящего на носу Фобоса.
– Ты мне только заикнись про яхту… – предупредил я Игната.
– Хорошо, – ответил он, набрал воды в рот и пустил вверх тонкую струйку. «Однако как быстро он освоился на глубине!» – подумал я, так и не поняв, что значит «хорошо».
Разбивая отточенным передком волны, к нам подплыла моторная лодка, убавила скорость, закачалась на волнах. Мужчина, сидящий за рулем, некоторое время недоверчиво смотрел на нас сквозь солнцезащитные очки. Ему еще никогда не приходилось видеть, чтобы отдыхающие заплывали так далеко за буйки.
– Как водичка? – осторожно поинтересовался он и кинул взгляд на берег, который почти скрылся «в тумане моря голубом».
Яхта целеустремленно рассекала волны снежным носом. Я заметил, как Фобос сунул руку в карман, словно собирался достать пистолет. Нас разделяло метров сто.
– Наша жизнь висит на волоске, – сказал я, хватаясь за борт катера.
– По вас не скажешь, – неуклюже пошутил хозяин катера, так и не пригласив нас забраться в лодку. Парашютист уже опустился на воду и дергался в стропах, как рыба в сетях, и хозяин стал торопливо крутить лебедку, сматывая фал. Клиент, оплативший полет на парашюте, интересовал его больше, нежели два чудака, плавающие в открытом море в одежде.
Я не стал дожидаться приглашения, зашвырнул бесценный обломок самолета в моторку, а потом забрался сам. Подал руку Игнату. Игнат изображал неповоротливость и рассеянность, делая все очень медленно: вот он отдышался, вот подтянулся, но вот поскользнулся и снова вернулся в воду… Я знал, о чем он думал – а не призвать ли в союзники хозяина моторки и парашютиста? Тогда нас будет четверо.
– Что ты там полощешься, как трусы в стиральной машине! – процедил я тихо и так сдавил руку Игната, что тот взвыл от боли и покорился мне.
– Вот что, хлопцы! Лодку не раскачивать! – сделал замечание хозяин моторки. – И сиденья не мочить!
Яхта приближалась, сбавляла ход. Хозяин моторки поглядывал одним глазом на нее, другим – на нас и гадал, что бы это все значило и как ему поступить, чтобы не прошляпить выгоду? Он лихорадочно крутил лебедку, и парашютист плыл к нам быстро, как торпеда. На яхте включилась сирена. От пронзительного воя Игнат вздрогнул, стиснул кулаки. Я видел, как к Фобосу подошел Али, оперся о леер. Мне показалось, что толстяк улыбается, мол, зря стараетесь, козлы, никуда вам от нас не деться.
– Дорогая яхта, – оценил хозяин моторки. – Но плаваешь на ней день, другой… И что? Скучно! Другое дело параплан!
– Чем быстрее мы свалим отсюда, тем будет лучше для всех нас, – шепнул я ему на ухо.
– Для вас, может, и лучше, – скептически произнес водитель. Я заметил, что он поглядывает на яхту уже с коммерческим интересом, высматривая на ней богатых клиентов.
Мотор «Галса» теперь работал на холостых оборотах, и яхта плыла по инерции, медленно отклоняя нос в сторону, чтобы пришвартовать моторную лодку к своему левому борту. Игнат стоял у ветрового стекла, держась за раму, и смотрел на приближающуюся яхту. Его пальцы мелко дрожали. Он оборачивался и кидал на меня вопросительные взгляды, мол, ты готов к последнему и решительному бою со злом?
Маленькое суденышко, где уже который день разыгрывалась драма, приближалось, увеличиваясь в размерах. Маленький мир, напичканный злом и смертью, открывал нам свои потайные стороны. Я видел, как Фобос перешел с носа к рубке и что-то сказал Пацану, стоящему за штурвалом. Али остался на носу. Автомата у него не было, но он, как и Фобос, подозрительно часто совал руку в карман брюк. Из-за кормового тента выглядывала Эльза. Все бандиты, вопреки утверждению Игната, были живы и здоровы. Они смотрели на нас с той же любовью, с какой Пацан когда-то смотрел на мою шоколадку.
Хозяин устал и крутил лебедку уже не так резво. Парашютист был в спасательном жилете, и за него можно было не беспокоиться, тем более что купание в море доставляло ему удовольствие, и он продолжал горланить песни. Мне казалось, что я стремительно деревенею; состояние было схоже с тем, как если бы я выпрыгнул с самолета, да почему-то медлил, не раскрывал парашют, а земля приближалась, и, быть может, через мгновение уже будет поздно… Они не посмеют открыть огонь, думал я, покрываясь крупными каплями пота. А вдруг посмеют? Какое спокойствие на лице Фобоса! Но эта рука в кармане! Секунды ему будет достаточно, чтобы вытащить пистолет и открыть огонь…
– Какая кайфушка! – орал парашютист. Он напоминал крупную рыбину, попавшую на спиннинг. – Только мало крутых поворотов! Надо было покруче, покруче!
Игнат застыл за ветровым стеклом, устремив взгляд вперед, словно был памятником какому-то политику. Он совершенно открыт, он словно нарочно подставляет себя под пули. Хоть бы присел! Нет, торчит мачтой, только дрожит от напряжения. Фобос расслаблен и спокоен, а Игнат дрожит. Как две бойцовские собаки перед схваткой – темпераменты разные, но по ним трудно судить о силе и жестокости.
– Игнат, сядь, – сквозь зубы процедил я.
Не реагирует, столб соляной! Эльза, не сводя с меня взгляда, опустилась на пару ступеней, ближе к двери в кают-компанию, словно в окоп вошла. Не доверяет моим пустым рукам, с плохо скрытым беспокойством поглядывает на потемневшую от пота спину хозяина моторки – а вдруг это всего лишь спектакль? Вдруг это милиционер, спецназовец, Бэтмен? Вдруг он сейчас повернется да как жахнет по яхте из безоткатного орудия? А парашютист взлетит на своих ангельских крыльях и сверху, как гарпия – тррррах-тарарах! – из зенитного многоствольного орудия. Али смотрит то на моторку, то вниз, на воду. Сплюнул, почесал лысину. В его позе и жестах – стойкое убеждение, что все будет так, как он того хочет… Игната надо заставить сесть. Его надо силой повалить на пол. Ах, но эта широкая спина хозяина! Не спина, а мишень для пулевой стрельбы! Стоит нам с Игнатом упасть на дно моторки, как из всех камуфляжных карманов полетят свинцовые плевки, искромсают морскую спину, зальют кровью.
– Кто желает полетать на параплане? – на минуту оставив лебедку, натренированным голосом спросил хозяин. Он повернулся лицом к яхте. Подлец, подлец! Парашютиста не вытащил, оставил человека за бортом, словно плавучий якорь. Теперь моторка на приколе, ее с места не сдвинешь. – Полный просмотр обзора! – продолжал рекламу хозяин. – Предельное насыщение адреналином! Недорого… – Сделал паузу, торопливо раздумывая, сколько бы запросить, чтобы не продешевить. – Сто «зеленых» за десять незабываемых минут! Полная безопасность. Гибкая система скидок! Прошу…
– Это убийцы, – сказал я хозяину. – Мы все погибнем, если немедленно не уберемся отсюда…
Но он даже не понял значения слова «убийцы», потому как яхта источала головокружительный запах больших денег, и лишь махнул рукой, мол, не суйся не в свои дела. Пацан вышел из рубки, выставил оголенное пузо, словно щит, обтянутый рыжей свиной кожей, приветливо помахал мне рукой и сделал жест в сторону яхты:
– Добро пожаловать!
Золотой зуб сверкнул особенно ярко. Рыжий взял конец швартова, помял его в руках, как эспандер. Сейчас он кинет канат хозяину моторки, и тот заглотит приманку, крепко привяжет свое утлое суденышко к этому киту-убийце… Али выпрямился, его второй подбородок качнулся, как бегемот в гамаке. Узенькие глазки на широком лице превратились в два крохотных коромысла. Неторопливо, широко расставляя ноги, он пошел к Фобосу, руку из кармана не высовывает, сжимает рукоять взведенного пистолета. Одно мое неосторожное движение – и толстый указательный палец надавит на спусковой крючок.
Пацан кинул швартов. Неудачно, конец каната упал в воду, и хозяин моторки не дотянулся… Что же я медлю? Что ж я, как сытый ленивец, даже рукой не пошевелю? Парашютист снова запел песни. Он не возмущается, не торопит, лежит на поверхности воды, словно на мертвом море, шлепает руками и ногами по волнам, парашют за ним волочится мокрой тряпкой. А хозяин – баба с возу, кобыле легче! – переключился на новых клиентов. Такое везение! Четыре богатых клиента сразу. И где? В открытом море, далеко от берега, далеко от глаз директора пляжа и налогового инспектора. Это если по десять минут покатать каждого, то сразу четыреста баксов срубить можно! И все себе в карман!
Хозяин уже готов нырнуть за швартовом; мокрый, распушенный конец каната представляется ему бледно-зелеными купюрами, скрученными трубочкой. Игнат тоже ждет этого момента. Только в его голове все перевернуто вверх дном, и не он добыча бандитов, а наоборот – яхта представляется ему золотой рыбкой, попавшейся на его крючок, и в своем воспаленном воображении он видит, как залетает на палубу и грызет, грызет, грызет всем подряд глотки…
Фобос снял кепку, вытер платком лоб и принялся вытягивать швартов из воды. Эльза спустилась еще ниже – теперь можно было видеть только ее лицо. Али на мгновение вынул руку из кармана, взялся за гик, сел на крышу рубки – удачное место для прицельной стрельбы, его пулей не достанешь, так как мешает гик, а самому Али удобно стрелять с упора. Пацан как бы ненароком сделал шаг назад, в рубку, и оперся рукой о приборную панель. Что лежит на панели – «калаш» или гранаты?.. Сейчас все начнется. Вот-вот, еще несколько мгновений… Хозяин моторки, балансируя, встал на передок, протянул руки в готовности поймать конец швартова. Фобос неторопливо смотал канат кольцами, сделал несколько шагов влево, откуда было удобнее кинуть…
Я вдруг вскочил на передок лодки и хлопнул хозяина по плечу.
– Ты давай клиента вытаскивай, не то он простудится, а я сам приму швартов!
Пацан продолжает улыбаться, но улыбка у него уже напряженная – он гадает, что это я задумал? Али не улыбается, что-то жует и пристально смотрит на меня своими узкими арочными глазенками; чуть подал плечи в сторону, разгружая руку, которая у него в кармане, – чтобы легче было выхватить пистолет… Я нарочно переступал с места на место, чтобы моторка раскачивалась сильнее. Тяжело улыбаться, ой как тяжело, но надо, надо! Фобос не спускает с меня глаз – я это чувствую, хоть кепка надвинута на брови, и нижняя часть лица черная, словно отсутствует вовсе… Я обернулся, поймал взгляд Игната.
– Присядь… – одними губами произнес я и попытался выражением лица объяснить ему, что я с ним сделаю, если он не послушается.
Не послушался. Его пальцы побелели от напряжения. Хозяин снова повернулся к яхте спиной и склонился над лебедкой. Я встал на самый край передка, балансируя, словно на цирковом тросе. Лодка накренилась. Это заставило Игната помимо своей воли сделать шаг в сторону… Хорошо, хотя бы так. Теперь мы вчетвером находимся на одной линии. Несколько секунд, пока я буду ловить трос, Игнат, хозяин и парашютист будут прикрыты моим телом. Всех сразу перестрелять уже невозможно… Я повернулся лицом к яхте, помахал Фобосу, мол, кидай свою веревку, послал воздушный поцелуй Эльзе. Она кивнула мне из своего блиндажа… Я стоял под ними, как на сцене, широко расставив ноги и разведя в стороны руки. Весь открыт, весь прозрачен, сырая майка полощется на ветру, открывая для обозрения ремень джинсов да мой загорелый пупок. Ничего нет! Безопасен, доступен, раскрыт, как стриптизер в дамском салоне! Любуйтесь, расслабьтесь, трогайте!
Фобос стал раскачивать конец швартова, Али повернул голову в сторону тента, что-то сказал Эльзе, Пацан улучил момент, на мгновение нырнул внутрь рубки и стал вращать штурвал, выравнивая яхту… Я понял, что другого момента не будет. Стремительно развернулся, перепрыгнул ветровое стекло, обрушился всей тяжестью на Игната и тотчас схватился за руль. Я уже не смотрел, что творится на яхте, лишь уловил боковым зрением какое-то суетное движение да услышал короткий окрик, который немедленно заглушил пронзительный треск лодочного мотора. Он завелся сразу же, с первого нажатия на кнопку стартера. Игнат, упавший на четвереньки, не сразу понял, что я обманул и бандитов, и хозяина моторки, и, конечно, его самого. Он попытался вскочить на ноги, но в этот же момент я врубил полный газ, отчего моторка приподняла нос, словно вставший на дыбы конь. Игнат, не удержавшись, снова повалился на днище, каким-то образом прихватив с собой весло, и его расплющенный конец хлопнул хозяина по широкому затылку. Ругань и вопли смешались с ревом мотора, словно щелочь с кислотой в одной банке. Сделав крутой вираж и скользящим ударом задев борт яхты, моторка лихо помчалась по волнам прочь. Я не оглядывался, мне страшно было смотреть на несчастного парашютиста, которого моторка волочила за собой. Стиснув зубы и что-то напевая от избытка эмоций, я гнал лодку на просторы свободы. Пусть стреляют вдогон, пусть мечутся, кусают локти от злобы, трясут кулаками и бьют друг другу физиономии! Не вышло, как они хотели! Не вышло!
И вдруг, когда лодка подскочила на очередной волне, я увидел, как что-то вывалилось за борт. Не отпуская руль, я обернулся. Подняв фонтан брызг, в воду упал Игнат. Я успел увидеть, как он вынырнул, тотчас провел ладонью по лицу, убирая волосы, лег на воду и спокойно поплыл к яхте. К яхте!
Хозяин, судорожно вцепившись руками в рычаг лебедки, что-то орал мне. Я мог видеть только его огромный разинутый рот, похожий на локатор эхолота, а глаза и нос куда-то исчезли, словно их сдуло ветром. Темная голова Игната уже скрылась за пенными бурунами, которые оставлял за собой винт моторки, и за кормой, в сумасшедшем потоке бурлящей воды, теперь кувыркался парашютист, по-прежнему привязанный к фалу. Он уже не пел, он только орал, и его крик был отрывистым, так как время от времени парашютист погружался с головой в воду и замолкал… «Идиот! Идиот!» – мысленно ругал я Игната, и во мне, вызывая острую боль, боролись противоречивые чувства. Остановиться, развернуться и погнать в обратную сторону, чтобы вытащить этого безумца из воды? Или же оставить его в покое, позволить самому распоряжаться своей жизнью? Подвергнуть себя и двух ни в чем не повинных людей смертельной опасности?
Я не знал, что мне делать! Мысли, сомнения и желания разрывали меня, я бил кулаками по рулю, но ничего не предпринимал, и лодка продолжала мчаться к берегу. Через минуту я еще раз оглянулся. Яхта была уже далеко, она уменьшалась в размерах, и уже трудно было отличить друг от друга Фобоса, Али и Пацана, но черную точку, плывущую к яхте, я видел отчетливо. Кажется, с палубы кинули спасательный круг… Я только хотел убавить скорость, чтобы хозяин мог затащить парашютиста, обожравшегося экстремальными развлечениями до тошноты, как вдруг парашют, тряпкой скользивший по воде, поймал воздушный поток, мгновенно наполнился и взмыл ввысь, увлекая клиента за собой.
– Агаааа… Оооооо! – мучительно взвыл парашютист, устремляясь в небо. Он уже не сучил ногами, не играл с ветром, а висел безвольно, напоминая комок волос и грязи, который сантехник выудил из канализационной трубы.
Хозяин схватился за голову, глядя на него, потом принялся раскручивать лебедку в обратную сторону, дабы парашютист воспарил еще выше, туда, где «полный просмотр обзора и предельное насыщение адреналином» – лишь бы отвлечь, задобрить, вымолить прощение за небольшой дискомфорт. И тут он кинулся на меня, чтобы обрушить на меня весь свой гнев за то, что все получилось так плохо, что незаслуженно измучен один клиент и так бестолково потеряны еще четверо – богатых, щедрых, уже готовых раскошелиться и вынуть из своих отягощенных карманов тугие кошельки; они ведь уже руки держали наготове! Уже хотели отслюнявить! Ах, как жаль, как невыносимо жаль четырехсот баксов!
– Пошел вон с лодки, говно! – заорал хозяин, ринувшись на меня с кулаками. – Я тебе, падла, сделаю сейчас крушение! Я тебя, сука ты рваная, мордой под винт суну!
Он схватил меня за плечо, а второй рукой замахнулся, чтобы ударить, но я чуть присел и сделал встречное движение. Мой кулак угодил хозяину точно в подбородок, где, словно «яблочко» мишени, темнела округлая вмятина, похожая на след от картечи. Хозяин повалился на спинки сидений; ноги кверху, руки в стороны, мат-перемат. Попытался схватить весло, но запутался с ним и пропустил еще один удар в нос. Снова упал на сиденья и на сей раз уже притих там, тряся головой и стряхивая с носа крупные и частые капли крови.
Весь оставшийся путь он мне не мешал, сидел на днище, понурив голову, и прикладывал к распухшей переносице мокрый платок. Время от времени он поглядывал на приближающийся берег да на парящего в небе клиента… На душе у меня было чернее ночи, я был зол на Игната, на хозяина моторки, на себя, в конце концов! Как все скверно получилось! Где-то я ошибся, что-то я не то сделал.
Я оборачивался, смотрел на горизонт, уже с трудом различая тонкий контур яхты. Мне показалось, что она движется в открытое море. Что там сейчас происходит? Или все самое страшное уже произошло?.. Я до боли прикусывал губу, чтобы сдержать стон, рвущийся из груди, удержать себя от безумного порыва развернуться и помчаться к яхте… Что ж это я уподобляюсь Игнату, у которого чувство мести затмило здравый разум и способность реально оценивать свои силы. Хорошо, поверну я обратно, догоню яхту. А дальше – что? Буду требовать, чтобы мне выдали Игната? Предложу себя вместо него? И весь этот разговор будет происходить в присутствии хозяина моторки и клиента? И неужели я готов поверить в то, что бандиты позволят им спокойно уплыть?
Мне в голову лезли мрачные мысли. Я отгонял их, старался переключить внимание на приближающийся берег, но все равно глаза застилала кровавая пелена, и я как наяву видел золотую улыбку Пацана, и сухощавую фигуру Фобоса с черным провалом вместо лица, и зажмуренные глазки вечно жующего Али, и перекошенное, словно отражение в разбитом зеркале, личико Эльзы; эти люди окружили Игната, сидящего на горячей палубе, и никем не управляемая яхта летит по волнам в никуда, где нет ни законов, ни морали, ни жалости… «Дурак, дурак! – бормотал я, задыхаясь от сжимающей горло жалости к Игнату. – Вот тебе и единый бог на земле!»
Я направил яхту к пляжу пансионата «Солнечный берег», где всегда было полно народа, и перед ограничительным буйком заглушил мотор. Клиент в очередной раз стал опускаться на воду и смотрел на нас сверху широко распахнутыми и глубоко несчастными глазами. Он не знал, что мы еще придумали, чтобы предельно насытить его адреналином. Вокруг нас плескались люди, шлепали по воде гнутыми лопастями катамараны, два подростка, взгромоздившись на надувной матрац поперек, лихо молотили по воде ногами. Визг, смех, брызги! Иной мир, светлый, солнечный, радостный! Поверить трудно, откуда я вернулся…
Я посмотрел на хозяина моторки. Его внимание было сосредоточено на платке, который он то прижимал к носу, то разворачивал и смотрел на бурые пятна, и из этих сменяющих друг друга движений состояла его теперешняя жизнь. Если б мог, он бы и взгляд свой завернул в платочек, и сам бы в него завернулся, чтобы не видеть и не слышать меня. Мне расхотелось объяснять ему, что произошло в море. Этому человеку подробности были не нужны, ибо они не имели никакого отношения к деньгам, которые хозяин упустил. Он даже думать ни о чем ином не мог, и только боль и страх удерживали его от того, чтобы снова не кинуться на меня с кулаками.
Я молча поднял обломок самолетного щитка, прижал его к груди, словно талисман, встал на передок и прыгнул в воду. Проплыл десяток метров под водой, в гулкой тишине, где призрачными контурами проглядывалось дно и солнечные лучи упирались в него косыми желтыми столбами. Вынырнул и – вперед, к берегу, отгребая от себя руками смех, брызги, матрацы, розовые пятки, пышную прическу, упакованную в полиэтиленовый мешочек, и длинные, до колен, трусы, и дыхательную трубку, и пушистого, как медведь, пса, который почти по-человечески чихал и кусал воду…