Московское золото или нежная попа комсомолки

Глава 13. Пырла-Мырла нахер Швырла

Справившись непослушными со сна руками с завязочками на кальсонах, Лёха прицелился в качающийся внизу железный унитаз и блаженно расслабился. Купленное на вокзале вчерашнее пиво подняло Лёху в кромешной темноте и заставило искать дорогу к туалету в конце вагона…

Возле купе дипкурьера шла какая то странная возня и рядом стоял мужчина в тёмном костюме с каким-то подозрительным устройством в руке, напоминающим консервную банку на палке.

Пару раз раздался странный резкий звук напоминающий сухой кашель или громкий пердёж. Лёха напрягся, осматриваясь в поисках хоть какого-то оружия. Его взгляд остановился на молотке, висящем на стене рядом с окном, предназначенном для разбивания стекла в случае аварии.

10 августа 1936, скорый поезд Москва-Париж, на просторах советской Белоруссии

Постаравшись уснуть первым, что бы отключиться от храпа товарищей, развалившихся на нижних полках, Лёха наконец выспался после всей московской нервотрёпки. Утром, на остановке в Минске, он решил прогуляться вдоль состава и полюбоваться сменой паровоза. Пофыркивая паром, новый паровоз быстро был прицеплен к составу. Вокруг кипела жизнь: сновали грузчики с тележками, пассажиры суетились с чемоданами, военные сверяли документы, а провожающие с нетерпением махали вслед уезжающим. В воздухе смешивались громкие разговоры, лязг железа и гудки паровозов, создавая ощущение движения.

Лето было в разгаре, и солнце припекало вовсю. Лёха огляделся в поисках ларька с пивом, но ничего подходящего не нашёл. Тут прозвучал гудок, он нехотя вернулся в вагон и, к своему удивлению, заметил, что одно из купе рядом оказалось свободным. Поезд медленно тронулся.

— О, как удачно! — обрадовался он.

Отловив проводника, Лёха быстро выяснил, что это купе было забронировано для какого то начальника из Белоруссии, но тот то ли передумал, то ли опоздал на поезд. Лёхины глаза загорелись, и он, сославшись на «распоряжение сопровождающего», попытался убедить проводника отдать им купе. Тот замялся, упомянув, что «слова-то к делу не пришьёшь», но сунутая Лёхой в руку проводника пятирублёвка сразу изменила тон разговора и, примирившись с утратой купе, проводник стал куда более лояльным.

Оставив артистов в одиночестве Лёха с Кузьмичом перебрались в отдельное купе, крайнее в вагоне и рядом с туалетом. «Хм, - решил Лёха, - может по этому белорусский босс и не поехал».

- Ну теперь точно как баре! – Кузьмич радовался как ребенок.

От нечего делать Лёха взялся за учебник испанского языка и периодически приставал к Кузьмичу с очередной фразой, проверяя, насколько тот способен впитать что-то новое. Кузьмич, конечно, учить испанский не собирался, но от Лёхи просто так отвертеться было трудно.

В шутку Лёха заставил Кузьмича выучить фразу «Quiero asilo político». Однако, когда Кузьмич наконец догадался, что это его "Хера А Сила Политика" означает «прошу политического убежища», он обозвал Лёху прохиндеем и категорически отказался продолжать учить испанский.

Правда, несколько самых нужных фраз, вроде «Hola», «Adiós» и «Dos cervezas, por favor» (два пива, пожалуйста), остались в его арсенале.

Зато разговорившись стала ясна история появления Кузьмича в числе испанских добровольцев от Военно-морского флота..

1936. Тундра около Нарьян-Мара

Георгий Кузьмич, оказался родом из Архангельска и он более десяти лет проработал штурманом в Главсевморпути, летаю по всему Северу и даже успел косвенно поучаствовать в операции по спасению челюскинцев.

Однажды его отправили в агитационный полёт на Ямал, чтобы донести до оленеводов идеи советской власти. Кузьмич ещё на стадии планирования предупреждал, что топлива на перелёт будет впритык, но политическая необходимость взяла верх над здравым смыслом и его отправили в тундру проводить агитацию торжества советской власти среди оленеводов.

В какой-то момент главный на борту красный агитатор настоял на ещё одной, просто необходимой, посадке в тундре где-то у острова Белый, чтобы приобщить чукчей к марксизму-сталинизму. Кузьмич извернулся и даже проложил новый маршрут, но на обратном пути самолёт попал под встречный ветер, и сэкономленных Кузьмичом крох бензина не хватило. Пилот проявил чудеса мастерства и самолёт удалось спасти, посадив буквально в трёх километрах от аэродрома. Но политработник сломал руку при грубом приземлении и Кузьмича на пару с пилотом обвинили во вредительстве. Начальство, хоть и сочувствовало Кузьмичу, но против партийного карьериста пойти не решилось и быстро уволило его задним числом из рядов ГВФ, пока делу не был дан официальный ход.

Совершенно убитый горем, Кузьмич пошёл и буквально бухнулся в ноги к своему приятелю еще по службе в армии, и тот, занимая уже приличное место в структуре Северной флотилии, ловко призвал тридцати шестилетнего Кузьмича во флот с присвоением звания лейтенанта и сразу же списал его в испанские добровольцы, заодно выполнив директиву командования.

- Да, вот такая фигня и получается, когда политическая надстройка рулит экономическим базисом, - выдал Лёха не очень понятную современникам фразу.

11 августа 1936. советско-польская граница около города Бреста

Лёха заметно нервничал, когда поезд остановился для смены колёсных пар и досмотра перед границей. На всякий случай он переложил в карман пиджака бумажку от Хмыреныша, требующую оказывать всяческую помощь ее предъявителю.

— Глянь, Грыця, тут нашы таварышы мэксиканы едуць! — громко заорал внутрь вагона пограничник с треугольниками в петлицах, заглянув в купе. Его белорусский суржик только добавлял абсурдности ситуации.

Вслед за ним появился ещё один представитель войск НКВД, помоложе, но в звании лейтенанта. Получив мексиканские паспорта, он внимательно осмотрел документы, и на его лице заиграла улыбка:

— Так, товарищи Хуян Херров и Гоша Кузьмаччо! Запрещённые к вывозу предметы есть?

Лёха спокойно протянул пограничнику писульку от Хмыреныша и сказал:

— И ничего запрещённого у нас нет.

Лейтенант внимательно изучил бумагу, кивнул:

— Счастливого пути, товарищи! Вы эту бумагу сразу уничтожьте, через тридцать минут уже белополяки будут шмонать. С ними лучше руками разводите — мол, не понимаю по вашему. И покажите там империалистам Кузькину мать! — добавил он, улыбнувшись и отдавая честь.

Лёха облегчённо выдохнул, понимая, что и этот этап они прошли удачно.

— Кузьмич, как будем твою маму белополякам показывать? – пошутил Лёха.

Белополяки потратили много времени общаясь в дипкурьером и купе наших друзей, надо сказать проверили очень формально, просто сверив левые мексиканские паспорта с мордами лица путешественников.

— Хола! Пырла-Мырла нахер Шнырла! Попимасио Мачу пичкус! Пер фавор! Хуян Херрара, - Лёха ткнул себя пальцем. – Гоша Кузмаччо! – переведя палец на Кузьмича. Кузьмич надул щеки и важно кивнул.

— Витаме в Польце! – жмакнув печать в паспорт сказал польский офицер в смешной многоугольной фуражке.

Через пятнадцать минут, когда поезд отъехал от станции на приличное расстояние, Кузьмич шепотом спросил у Лёхи:

— Лёша! А где ты так по-испански шпрехать научился? …

Веселое путешествие продолжилось.

12 августа 1936. где то на железной дороге после Варшавы.

Проснувшись ночью где-то после Варшавы, Лёха аккуратно прикрыл сдвижную дверь купе, стараясь не производить лишних звуков. Хотя, судя по богатырскому храпу Кузьмича, тому было совершенно безразлично, что происходит вокруг.

Промучившись с завязками кальсон, пока сонные руки не слушались, Лёха прицелился в качающийся железный унитаз и облегченно выдохнул. Вчерашнее пиво, купленное на варшавском вокзале, настойчиво требовало выхода, заставив в полутьме искать путь к туалету в конце вагона. Закончив, он завязал верёвочки и, как был — в кальсонах и тапках — потопал обратно в купе.

*****

На обратном пути Лёха, остановившись возле титана попить воды, вдруг замер. Осторожно выглянув из-за угла, он заметил неладное. Возле купе дипкурьера шла странная возня и в проходе стоял мужчина в тёмном костюме с каким-то подозрительным устройством в руке, напоминающим консервную банку на палке.

Пару раз раздался странный резкий звук напоминающий сухой кашель или громкий пердёж. Лёха напрягся, осматриваясь в поисках хоть какого-то оружия. Его взгляд остановился на молотке, висящем на стене рядом с окном, видимо предназначенном для разбивания стекла в случае аварии.

Тихо, чтобы не выдать себя, Лёха снял молоток со стены и осторожно выглянул в коридор, прячась за углом. Не к месту в голове всплыл эпизод из будущего с арабскими террористами в самолёте — абсурдное воспоминание, но от него мороз прошел по коже.

— Нафиг, нафиг, – решил Лёха.

Из купе дипкурьера выскочил второй налётчик, неся пару небольших мешков с дипломатической почтой. Оба нападавших схватили по мешку и двинулись в сторону Лёхи. Не теряя времени, он резво юркнул обратно в туалет и прикрыл дверь, оставив маленькую щёлочку, всё ещё сжимая в руках деревянную киянку. Пропустив первого налётчика в тамбур и немного подождав, Лёха осторожно приоткрыл дверь и с размаху отоварил запоздавшего налётчика деревянной киянкой по голове. Тот дёрнулся, и Лёха, не раздумывая, влепил ему ещё раз. Человек пошатнулся и рухнул вперёд, придавленный мешком с почтой.

*****

Перелезая через тело, Лёха заметил рядом с головой бандита револьвер с «консервной банкой» на конце ствола. «Глушитель!» —осознал он.

— Куда они собрались-то? Мы же в последнем вагоне, — размышлял Лёха, пытаясь разобраться с револьвером. Оказалось, это был обычный «Наган», только с крупным глушителем на конце. Повертев в руках оружие, он взвёл курок, решив, что стрелять можно.

Переступив через поверженного бандита, Лёха осторожно потянул дверь тамбура, прикрываясь мешком с почтой.

— Давай быстрее, чего там копаешься! — донёсся грубый голос почему то на русском из-за двери.

Лёха не собирался геройствовать. Он прицелился на звук и выстрелил. Револьвер громко пукнул и из консервной банки повалил сизый дым. Из тамбура раздался крик, полный боли, и Лёха сделал ещё один выстрел. Всё стихло.

Держа револьвер наготове, он медленно выглянул в тамбур. На полу лежал человек, скорчившись и зажимая живот. Лёха осторожно ткнул его ногой, готовый к любой реакции.

— Проклятые комуняки... — выдохнул бандит слабеющим голосом и затих.

— Вы что, ангелы света, что ли? — неожиданно для себя выдал Лёха.

Не колеблясь, он ударил бандита рукояткой револьвера по голове, после чего обыскал его. Уловом оказался ещё один револьвер с похожим глушителем, но в значительно лучшем состоянии. «Почти как новенький», — подумал Лёха.

Лёха с усилием распахнул дверь тамбура, напрягся и сбросил одного из бандитов в безмолвную темноту за дверью. Тьма быстро проглотила тело, не оставив и следа. Вернувшись за вторым, он, кряхтя, доволок его до двери и повторил ту же операцию. Оба налётчика исчезли в ночи, словно их никогда и не было.

Теперь в тамбуре остались только два мешка с диппочтой и красное пятно на полу, напоминающее о недавней стычке. Лёха тяжело дышал, стоя над мешками. Сердце всё ещё колотилось, а руки дрожали от адреналина. Ситуация разрешилась, но тревожное ощущение не покидало его. «Что теперь?» — мелькнула мысль, когда он бросил быстрый взгляд в сторону выхода из тамбура.

Тяжело дыша, Лёха поднял мешки и, потащил их обратно в купе.

Открыв дверь купе, Лёха застыл на месте, осознав в какого размера жопу они попали.. Курьер лежал без движения прямо в проходе, его рука ещё сжимала маленький пистолет, а взгляд был устремлён в потолок. На лбу у него образовался непредусмотренный природой третий глаз. Всё было понятно без слов: курьер мёртв.

Через пару часов — уже немецкая граница. В купе станут ломиться польские пограничники и найдут труп. И даже сомневаться не приходится, кого местная полиция определит на роль главных злодеев, если не двух подозрительных «мексиканцев» с русским акцентом из соседнего купе.

Да и у НКВД, или кто там управляет дипкурьерами, первые вопросы будут, опять же, именно к Лёхе и Кузьмичу.

В другом варианте — спрыгнуть с поезда с двумя мешками на ходу в поле и пробираться в посольство в Варшаве — наверное, возможно. Но это если бдительные польские крестьяне не сдадут раньше в полицию двух перемазанных русских с мешками за плечами.

Но даже если представить себе невероятное везение, и они всё-таки доберутся до посольства, про секретность можно будет забыть. Сразу начнётся расследование, поиск виноватых, и первый шаг — это эвакуация в Союз. А потом — допросы в подвалах Лубянки. Там уж точно не будет никаких объяснений или попыток разобраться. Одна мысль об этом приводила Лёху в холодный ужас.

Варианты мелькали в голове один за другим, но ни один из них не выглядел реальным.

"Дипкурьера уже не вернуть", - решил Лёха, - извини, неизвестный друг.

Единственный шанс, который видел Лёха, — это сделать так, чтобы курьер просто исчез вместе с мешками. Пусть следы исчезнут. Даже если поднимется шухер, то пустое купе и есть пустое купе. Долго разбираться они не смогут, поезд-то идёт по расписанию. Ну, сошёл дипкурьер где-то ночью, а может, его в Варшаве сняли с поезда. К остальным пассажирам много вопросов быть не может. Про бандитов, валяющихся где-то на путях, Лёха волновался ещё меньше. Пока поляки разберутся с двумя мёртвыми бандитами, которых найдут на рельсах, наш поезд точно пересечёт границу. Даже если поездов мало и их быстро найдут…

Этот вариант был безумным, опасным, но, похоже, единственным.

*****

Польские пограничники постучали в дверь купе, осветив фонариком двух сонных и взъерошенных мексиканцев. Документы у них оказались в порядке — паспорта и визы не вызвали вопросов. На вопрос о деньгах и незаконных вещах, младший из них что-то быстро пробормотал на тарабарском языке, а потом, коверкая слова, старательно произнес:

— Ни роза мима!

*****

Позже польский таможенник с улыбкой рассказывал коллегам эту забавную историю:

— Спрашиваю его, сколько денег у вас, и по-нашему, и по-аглицки, а он, как говорится, ни в зуб ногой. Ну, я потер указательный и большой пальцы, показывая, что интересуюсь деньгами, мол, мани, сколько? А он — зад поднял и показывает бумажник, мол, вот, сколько есть. Не густо там, кстати, было. А потом, как бы из вежливости, вручает мне купюру в сто испанских песет и кланяется! Я смеюсь, показываю на второго, мол, а у этого сколько? И опять пальцы тру. Так этот ловкач ловко сует мне ещё одну купюру прямо в руку! И показывает - За старого мол! Ха-ха-ха!

История быстро разлетелась среди пограничников как пример того, как находчивость и наглость могут помочь немного подзаработать.

Одно купе оказалось свободным. На вопрос к проводнику, где пропали пассажиры, тот, слегка растерянно и на смеси русского и польского, объяснил:

— Был важный пассажир, но, наверное, сошел в Варшаве.

Паровоз дал протяжный гудок, и поезд плавно пересёк границу с Германией. Лёха почувствовал, как напряжение потихоньку отпускает. Все страхи теперь казались Лёхе чуть более далёкими.

Он повернулся к непонимающему Кузьмичу, который, как всегда, невозмутимо держал фляжку в руке, и молча отобрал её. Сделав приличный глоток, Лёха произнес:

— Ну что, Кузьмаччо, — сказал он, отдавая фляжку обратно, — Добро пожаловать в Германию! Поехали дальше.

И где то на перегоне Варшава - Франкфурт-на-Одере осталась лежать рассыпанная клоками вата из матраса дипкурьера, куда он ночью в спешке Лёха напихал содержимое двух мешков дипломатической почты.

17 августа 1936, кабинет заместителя начальника польской разведки «Двуйки»

Пожилой мужчина, слегка упитанный, в зелёном френче с парой орденов на груди и надменным выражением лица, с суровым видом взглянул на молодого капитана, который вытянулся перед ним по стойке смирно. Его щегольские усики едва дрожали от напряжения.

— Что значит убиты? Оба этих русских, которых мы наняли? А документы с курьера? — строго спросил старший мужчина.

Капитан, вытянувшись ещё больше, доложил:

— Так точно, пан начальник. Наша группа ждала их на разъезде с машиной. После того как поезд прошёл, никто с него не сошёл. Группа подождала ещё час и, согласно плану, выдвинулась в сторону Слубице. Наш наблюдатель с поезда сообщил, что никакого шума и тем более стрельбы не было, но, так как была команда соблюдать скрытность, он не стал ничего предпринимать, решив, что операцию перенесли. На следующий день, ближе к вечеру, поступило сообщение, что обходчик железной дороги обнаружил два трупа. Пока сообщение дошло до полиции, пока оно было передано нам… сами понимаете.

Начальник нахмурился, раздумывая. Его голос стал ещё строже:

— А что с курьером? Запросили пограничников?

— Да, пан начальник. Ответ пришёл: за данное число русские дипкурьеры границу не пересекали, — ответил капитан с ноткой злорадства в голосе.

Пожилой разведчик напрягся, его глаза зажглись подозрением:

— Куда же он пропал! Похоже, у нас где-то течь… Русские сняли курьера в Варшаве и заменили его своими боевиками. Или вообще сразу отправили боевиков из Москвы… Будем искать, — задумчиво пробормотал престарелый лев польской «Двуйки», не подозревая о случайно устроенной Лёхой подставе, уже погружённый в свои мысли.