Московское золото или нежная попа комсомолки

Глава 7. Тряпочки, палочки, Красные лётчики и серые волки

Коротко грохнул выстрел, запахло сгоревшим порохом, снизу раздался дикий скулёж, и туша волка тяжело свалилась на землю, дергая лапами и пытаясь отползти от такой опасной дичи. Остальные звери отступили, но только на мгновение. Стая мгновенно кинулась на менее удачного собрата, волоча его прочь от самолёта и раздирая в клочья. Оттащив останки в сторону, волки с рычанием стали жадно жрать его. Потом стая разлеглась вокруг, более сильные грызли останки, слабые скулили. Периодически волки снова начали кружить вокруг самолёта, время от времени проверяя прочность его обшивки и пытаясь понять, как добраться до так вкусно пахнущей дичи наверху.

05 апреля 1936. Лётное поле аэродрома Кача и его окрестности.

История с сортиром моментально разошлась далеко за пределы части и стала популярной байкой среди военных. Много позже Лёха слышал ее в совершенно различных фантастических вариантах и с различными действующими лицами.

За инцидент с сортиром Лёху «сослали» на учебно-транспортный самолетик в распоряжение начальника штаба. Формально обоснование звучало невинно — дескать, самолёт есть, а постоянного пилота для него нет, нужно восполнить этот пробел.

Когда Лёха впервые увидел У-2, его реакцию можно было бы назвать шоком. Ему хотелось обнять это местное чудо инженерной мысли и плакать. Моторчик, работающий на смеси бензина и касторового масла, две открытые фанерные кабины, крылья, покрытые перкалью... Что-то вроде летающей этажерки, которую почему-то назвали самолётом. Краса и гордость отечественного авиастроения, как её величали на политзанятиях.

Его товарищи осваивали истребители И—5, большую часть времени маршируя на плацу с разведёнными руками, изображая крылья и «пеший по лётному». Полёты на И—5 организовывались редко, от силы раз—два в неделю. Первым всегда летал командир полка, за ним шли командиры эскадрилий и звеньев. Система отжима лётного времени в сторону начальства работала безотказно, и до молодых лётчиков, таких как Лёха, очередь доходила по остаточному принципу. Получить заветные 3—4 часа налёта в месяц считалось удачей.

Оказалось, что многим выпускникам лётных училищ было ещё рано выпускаться в самостоятельный полёт на истребителе, даже если речь шла об И—5 — с Лёхиной точки зрения, устаревшем биплане, но здесь считавшемся современной техникой, выпущенной всего пять лет назад.

Пока его товарищи ждали своего редкого шанса на взлёт в небо, Лёха не вылезал из кабины полотняного кукурузника. Пусть этот самолёт и был далеко не тем, о чём он мечтал, но хотя бы летал много и постоянно.

Сам того не желая, командир полка, переведя Лёху на медленный У-2, оказал ему неоценимую услугу. За последующие четыре месяца Лёха налетал в десятки, если не в сотни раз больше, чем было положено по любой норме. Неприхотливый самолётик оказался нужен всем: начальству для совещаний в Херсонесе, штабу флота для доставки пакетов и донесений, заму по тылу для его мутных схем, когда одно барахло менялось на другое. Лёха возил газеты для комиссара и даже несколько раз обеспечивал парашютные прыжки.

Симферополь, Джанкой, Евпатория и даже Керчь стали для него привычными пунктами назначения.

— Экскурсия по помойкам Крыма объявляется открытой! — обычно декларировал Лёха перед каждым взлётом, в своей обычной веселой манере.

Бывали и дальние полёты. Лёха успел слетать в Одессу, Анапу и даже Ейск. Для У-2 с его открытой кабиной, 100 километрами в час и отсутствием штурмана такие вылазки уже можно было записать в графу «подвиги». Но, по молодости лет и врождённому разгильдяйству, Лёха даже не задумывался об этом.

Он предусмотрительно организовал себе небольшой рюкзачок с минимальным набором вещей и продуктов, который старательно прятал за сиденьем задней кабины. Этот комплект был предназначен для того, чтобы обеспечить себе хотя бы минимальный комфорт вдали от родного аэродрома, и он часто выручал Лёху в его бесконечных «командировках» по Крыму и окрестностям.

Хитро подкупив папиросами и неучтённой бутылкой писарей в штабе, он выменял двухкилометровую карту полуострова одна тысяча девятьсот тринадцатого года издания, которую ловко вписал в своё отчётное имущество во избежание беспредельного отжима.

05 апреля 1936. Столовая аэродрома, посёлок Кача.

С Настенькой дела развивались по весьма странному сценарию.

После очередной ледяной сцены в столовой, Лёха впал в депрессию.

— Вот же сучка, — думал он, выходя из столовой и уже чувствуя, как внутри нарастает раздражение, — поиграла со мной, словно это всё шутка, а я тут голову ломаю, пытаюсь понять, что к чему. Настоящая сучка!

Он замедлил шаг, покачал головой, вспоминая, как её глаза холодно сверкнули, когда он серьёзно попытался объясниться. Это только сильнее разозлило его.

— И чего я так парюсь? — продолжал он злиться сам на себя. — Всё с ней ясно, — зло сплюнул он в сторону, словно пытаясь выплеснуть наружу накопившуюся досаду, и, сунув руки в карманы, пошёл домой, стараясь больше не думать об этом.

Через неделю такого динамо сознание пенсионера из следующего века как следует взбрыкнуло.

— Ты себя не на помойке нашёл, мальчик! Ну-ка займись собой. Хватит вокруг кудрявой попы круги нарезать.

И Лёха, вместо вечернего вояжа к общежитию, уже ставшего притчей во языцех для острословов полка, накрутил портянки, вбил ноги в хромовые сапоги, снял майку и побежал на спортивную площадку. «Кроссовок нема!» — стучала мысль в такт бегущим ногам.

Кросс и час интенсивной тренировки почти полностью выдули из головы ветреную мадемуазель.

На утро девушка не замечала его в столовой, а Лёха спокойно допил компот, поймал брошенный украдкой взгляд и как мог открыто ей улыбнулся..

Апрель 1936. Аэродром Кача.

Стоит отметить, что его воспитание в двадцать первом веке, пропитанное коммерцией и сделками, давало Лёхе совершенно иной взгляд на природу человеческих взаимоотношений. Его не смущали правила «ты мне — я тебе». Он с лёгкостью вписался в систему взаимопомощи и обменов в части, используя свой безотказный У-2 как универсальный транспорт. Самолёт всегда был готов взлететь и помочь решить чьи—то дела.

К концу месяца Лёха мог пилотировать свой У-2, практически не глядя на приборы. Он чувствовал поведение самолёта буквально всем телом и в первую очередь задницей, иногда сидящей на парашюте — по звуку мотора, по вибрации, по запаху топлива и по положению в пространстве. Лёха безошибочно ставил диагноз состоянию своего маленького друга.

Он полюбил этот самолётик, непритязательный и верный. У-2 стал для Лёхи чем—то больше, чем просто средством передвижения — он стал символом его независимости в этой военной рутине.

Через две недели, после того, как Лёха обжился на своём У-2, его нагрузили ещё и вывозными полётами, помогая новичкам делать первые шаги в воздухе.

В момент доставки особо ценного пакета в штаб укрепрайона в Симферополе Лёха умело воспользовался случаем и подписал у начальника штаба приказ о ношении личного оружия. Во время очередной задачи, когда Лёхе поручили отвезти главного финансиста в Севастополь за денежным содержанием, он был обязан получить оружие. В оружейной комнате, получая уставной Наган, Лёха случайно увидел раритетный Браунинг и сразу загорелся идеей заполучить себе такой же.

Он договорился с писарями и ловко вписал себе старый Браунинг 1903 года издания в удостоверение личности вместо стандартного Нагана, который был обязательным для летчиков. Какими-то судьбами несколько таких пистолетов затесались в недра оружейной комнаты. Однако, из-за отсутствия 9-мм патронов они не пользовались популярностью. Тем более что на вооружение поступила первая партия новейших пистолетов ТТ. Их правда пришло всего десяток и они мгновенно разошлись среди полковых небожителей и их приближенных. Старые Браунинги, да ещё без боеприпасов, никому особо не были нужны.

Удачно подгадал момент, когда ему нужно было отвезти зама по вооружению на окружные склады. Лёха, под шумок, завел знакомство с замначальника склада боеприпасов, хитрым украинцем по фамилии Ничипоренко. Разумеется, хитрый план требовал чёткой реализации. Прилетев с ночевкой в Симферополь, Лёха подготовился как положено: раздобыл бутылку "Московской Особой" водки и кастрюльку с домашними котлетками имени его домашней хозяйки.

Ничипоренко, опытный товарищ, не отказался от «дружеской дегустации». Развести старшину на выпить и закусить за чужой счёт оказалось проще простого.

— Фигня всё это ваша водка! — авторитетно заявил раскрасневшийся старшина, пригубив очередную добрую рюмку. — Вот пузырёк уговорили, и ни в одном глазу! Вот давай ка нальем моей горилки! Да, котлетки твоя хозяйка, конечно, хорошие делает, но вот наше сальце, да на черную корочку хлебушка...

Надо сказать, что Лёха в этом состязании был явно на стороне проигравших. Однако, утро, хоть и началось с жестокой головной боли, выдалось удачным: подлечившись рассолом старшины, Лёха уже перешел в категорию уважаемых людей, с кем можно иметь дело.

Долгий и хитрый торг привел к тому, что Лёха сумел обменять метров двадцать парашютного шёлка на пару небольших ящиков с 9-мм патронами для Браунинга. Один ящик он сдал по накладной заму по вооружению, чтобы оправдать полет. Конечно, особого восторга это у начальства не вызвало, но Лёха все же заслужил некоторую благосклонность.

А вот второй ящик он аккуратно спрятал в глубине сарая у своей хозяйки. «Мало ли что», — подумал Лёха. «Случаи разные бывают».

Апрель 1936. Степь где то между Джанкоем и Симферополем.

В ходе одного из таких полётов что-то пошло сильно не так. В этот раз Лёху погнали в Джанкой сдать какой-то пакет на окружные склады. Сначала он долго не мог сдать под роспись пакет, потом долго ждал ответа, а под конец ему пришлось бегать по аэродрому и скандалить, пытаясь дозаправить свой самолётик. Разделение авиации на ВВС РРКА и ВМС вступило в свои права, Красная армия не желала больше делиться своим бензином с флотом.

С трудом и с помощью нехитрой взятки удалось вырвать сто литров топлива распившись за сто двадцать. В итоге взлетел он поздно.

— Фигня, часа за полтора дотелепаюсь, ещё сумерки будут, — легкомысленно махнул рукой Лёха. Ночевать где-нибудь в блохастой гостевой хате у армейцев ему не хотелось от слова совсем.

Минут через тридцать полёта он почувствовал неладное. Самолёт начал трястись, мотор зачихал, заработал с перебоями и вскоре вовсе заглох.

— Да что ж за невезение, что же эти уроды сухопутные в бензин намешали, — бормотал он сквозь зубы, направляя У-2 к ближайшему полю.

Увидев за полем дорогу, Лёха стал планировать вдоль неё, пока самолёт полностью не потерял высоту. Приземление вышло жёстким. Самолёт подскакивал, жалобно стонал растяжками, но, к счастью, обошлось без серьёзных последствий. Хвост опустился, и У-2 замер на дороге. Лёха выдохнул с облегчением и огляделся.

Кругом была пустынная степь, лишь где—то вдалеке виднелись деревья, слегка раскачиваемые ветром. Вечерний воздух был холодным и сыроватым.

— Вот это я и встрял, — буркнул он сам себе, вылезая из кабины.

Первым делом Лёха проверил бензин. Отсоединив бензопровод, он заметил, что топливо пахло странно, даже на ощупь оно казалось каким—то грязным и маслянистым.

— Карбюраторы засрались, — подумал Лёха вслух.

Он достал чистую марлю, канистру и начал фильтровать бензин из расходного бака. Процесс был долгим и раздражающим, но ничего другого в голову не приходило.

Внезапно, увлекшись в процессе работы, он заметил вдали какие—то огоньки, медленно двигающиеся в его сторону. Кто—то явно направлялся прямо к нему.

— Может, помощи попросить? — пробормотал он, осматриваясь в поисках хоть какого—то плана.

Огни приближались, и Лёха с ужасом понял, что похоже это совсем не двуногие товарищи. Огни были парные, тусклые и низкие.

— Волки? Или дикие собаки… Летом, в Крыму? — Лёха старался успокоиться, но мозг начал паниковать.

Он быстро вскарабкался на верхнее крыло. Через минуту стая серых теней ловко окружила маленький самолётик. Волки казались огромными, с жуткими жёлтыми глазами, сверкавшими в сумерках, и угрожающими клыками. Лёха достал свой браунинг — всего 7 патронов в пистолете и ещё столько же в запасном магазине.

— Ну что, твари? Хрен вам, а не Лёха Хренов, — проговорил вслух Лёха, пытаясь успокоить себя и понять, что делать дальше.

Волки рычали, скалили зубы, не отводя глаз от Лёхи, который сидел на крыле, будто на островке спасения боясь пошевелиться. До него они пока не могли добраться — три метра вверх было слишком много для прыжка. Но вот один из крупных волков запрыгнул на нижнее крыло, его когти впились в перкаль обшивки, раздирая её. Волк попытался прыгнуть вверх. Лёха поднял пистолет, прицелился прямо сквозь полотняное верхнее крыло и нажал на спуск.

Коротко грохнул выстрел, запахло сгоревшим порохом, снизу раздался дикий скулёж, и туша волка тяжело свалилась на землю, дергая лапами и пытаясь отползти от такой опасной дичи. Остальные звери отступили, но только на мгновение. Стая мгновенно кинулась на менее удачного собрата, волоча его прочь от самолёта и раздирая в клочья. Оттащив останки в сторону, волки с рычанием стали жадно жрать его. Потом стая разлеглась вокруг, более сильные грызли останки, слабые скулили. Периодически волки снова начали кружить вокруг самолёта, время от времени проверяя прочность его обшивки и пытаясь понять, как добраться до Лёхи.

— Красные Лёшечки и серые волки! Проклятье! — ругнулся Лёха, ощущая, как адреналин опять поднимается до предела.

Он прицелился в опрометчиво приблизившего волка. Выстрел — мимо. Ещё выстрел — и ещё один зверь упал на землю, громко визжа. Стая замерла на секунду и снова ринулась, стремясь сожрать неудачливого товарища.

Лёха прицелился и выстрелил несколько раз в приблизившихся волков. Пистолет клацнул, встав на затворную задержку. Ещё пара волков осталась лежать у самолёта, стая отхлынула.

— Итого минус четыре, и всего одна обойма с семью патронами. А волков—то ещё штук восемь — десять осталось, — математика явно была не на стороне Лёхи.

«И вокруг стало заметно темнее», - подумал Лёха, оценивая происходящее.

— Не дай бог, я ещё и усну тут, — пробормотал он, понимая, что скатиться с крыла было запросто, прямо на завтрак караулящим его тварям.

- Ладно, не паникуй, шансов ровно пятьдесят процентов, - сам себе громко сказал Лёха, - либо продержусь, либо не продержусь.

Установилось неустойчивое равновесие. Волки не могли достать Лёху, сидящего на верхнем крыле самолёта, а Лёха не мог слезть и хоть что то предпринять. Патронов оставалось всего семь, а волки явно не собирались уходить просто так. Лёха осматривался вокруг, надеясь найти хоть какую—то возможность. Но степь и дорога были пусты, насколько хватало зрения.

Внезапно волки поднялись на ноги и стали суетливо нарезать круги вокруг самолёта.

Лёха сжал свой Браунинг двумя руками выжидая следующего движения волков.

Дальнейшее развитие событий показало, что Лёхе в очередной раз свезло.

Он услышал вдалеке приглушённый звук мотора и далеко за деревьями показались новые огни. На этот раз это явно был транспорт. Волки собрались в стаю и отступили, озадаченные новым шумом.

Лёха лёг на крыло, сливаясь с самолётом. Машина приближалась, и каждый рык её мотора заставлял волков отступать всё дальше и дальше.

— Чуть не сожрали, — выдохнул Лёха, засовывая браунинг в кобуру.

Поле боя осталось за человеком. Маленький самолётик стоял на дороге, окруженный обглоданными костями и разодранными тушами волков и сидящим на верхнем крыле человеке в лётном шлемофоне и сжимающим в руку пистолет.

Машина оказалась разбитой полуторкой из степного колхоза. Услышав выстрелы вдали, водитель сделал крюк и обнаружил самолёт на дороге. Дальше Лёху накормили лепёшкой и дали воды, помогли процедить бензин, дёрнули винт и объяснили направление на аэродром Сарабуз, до которого Лёха не долетел всего километров семь, или пять минут полёта.

Утром, приземлившись на своем аэродроме, закончив с докладом, он остался помогать Петровичу промывать бензосистему и клеить разодранный перкаль. Слушая такое родное брюзжание грузного техника про всяких разгильдяев, которые ломают вверенное имущество и странно как они, эти разгильдяи, ещё себе голову не свернули, Лёха счастливо улыбался. Жизнь продолжалась и была прекрасна.

Вечером Лёха тщательно вычистил родной Браунинг с клеймом «О.К.Ж» и набил пустой магазин неучтёнными патронами из своей заначки. Каким счастливым образом Браунинг из Отдельного Корпуса Жандармов оказался в части морской авиации в Каче не стоило даже гадать.

— Надо бы еще пару магазинов раздобыть, в оружейке что ли выменять на что то , думал Лёха. Писать отчёты о своих приключениях он не собирался.