Московское золото или нежная попа комсомолки

Глава 16. Звезда Бомбея

Раздался оглушительный взрыв. Грохнуло так, что Лёху швырнуло на палубу, а уши заложило, словно от удара по ним. Кузьмича придавило одним из тюков. Лёха, мотая головой, попытался подняться на четвереньки и, со второй попытки, наконец сумел встать. Он подошёл к Кузьмичу и, напрягая силы, помог тому выбраться из-под тюка.

— Как ты, жив? — проорал Лёха, слыша свой собственный голос, как будто сквозь вату.

Кузьмич, всё ещё ошеломлённый, показал жестами, что мол вроде бы жив.

28 августа 1936, Марсель.

Попутчики в марсельском поезде казались вполне приличными людьми, но в какой-то момент, Лёха отошёл в туалет, на выходе из которого он неожиданно наткнулся на мелкого дедка, который шустро волок куда то его аккордеон - красавца «Hohner», внутри которого хранились все Лёхины заначки. Свой любимый аккордеон Лёха бы узнал из тысячи…

Выяснилось, что пока старушка-попутчица развлекала Кузьмича разговорами, её сообщник-дедок тихо и ловко экспроприировал музыкальный инструмент. Но удача сегодня оказалась не на его стороне и получив от Лёхи тумак, усиленный пендалем, и насильно расставшись с добычей, дедок заверещав бросился в соседний вагон.

Поезд медленно тащился от одной станции к другой, а Лёха и Кузьмич провели 15 часов в этом общем вагоне. Путь был утомительным и долгим, но к моменту прибытия на центральный вокзал Марселя они всё же были довольны тем, что добрались до южного побережья относительно без серьёзных приключений.

*****

Сняв маленькую комнату у порта и снова оставив Кузьмича сторожить пожитки, Лёха помчался в порт узнавать варианты доставки двух тушек до Барселоны, а лучше — сразу до конечной точки их путешествия, Картахены. Проболтавшись по порту весь день, он выяснил, что не смотря на гражданскую войну, сообщение есть. Но пассажирский лайнер, курсирующий вдоль побережья Франции и Испании с заходом в Картахену, только что ушёл. Следующий рейс был намечен через неделю, а цена в 200 франков с каждого неприятно удивила Лёху.

Кассир пароходной компании, мило улыбаясь, посоветовала пройтись вдоль причалов коммерческого порта, где часто отправляются грузовые суда в этот район и можно договориться о разумной цене на проезд. Набегавшись и устав как собака, но так и не найдя подходящего варианта, Лёха направился в номер.

На выходе из порта он случайно оказался втянут в ссору местных бродяг, и в давке его пару раз толкнули довольно сильно. Вернувшись домой, Лёха с ужасом обнаружил, разрезанный карман и исчезнувший бумажник.

*****

Но самое страшное было в том, что вместе с бумажником исчезли и мексиканские паспорта!

— Мой фальшивый мексиканский паспорт! – почти плакал Лёха.

Лёха буквально рвал волосы на заднице, кидаясь из одно угла маленькой комнаты в другой.

— Лёша! Ну что ты волнуешься! У меня же есть песеты! — безотказный Кузьмич тут же полез в кальсоны, намереваясь продемонстрировать Лёхе свои сбережения.

Так из «уважаемых мексиканских путешественников» наши герои мгновенно превратились в нищебродов и голодранцев без документов. Список доступных вариантов резко сократился, и предстояло срочно искать новые решения..

*****

На следующее утро, немногословный и сосредоточенный Кузьмич, слегка смущаясь, обратился к Лёхе:

— Лёша! Дашь мне свой "Браунинг" на день? Нет, ты не подумай, я убивать никого не планирую, — добавил он, запнувшись, — так, на всякий случай.

Лёха не стал уточнять причины и, не задавая вопросов, залез в чемодан, достал небольшой пистолет дипкурьера и протянул его Кузьмичу.

— Держи, — просто сказал он порывшись немного и вытащил из тайника компактный Walther PPK, — Пользоваться умеешь? Я с тобой пойду, если что, подстрахую.

— Ну... я это, Лёша, — начал смущённо объяснять Кузьмич, теребя руки, — у нас наганы были, а это штука совсем другая. Покажи, как с ней управляться.

После двадцати минут интенсивного тренинга, Кузьмич уверенно вытаскивал пистолет из внутренней кобуры, ловко передёргивал затвор и щёлкал курком, осваивая новое для себя оружие. Будем надеяться не понадобится, - думал Лёха, - куда попадет Кузьмич и не отстрелит ли он себе яйца, - он даже боялся представить.

— Кузьмич, а куда ты собрался? — наконец поинтересовался Лёха.

— В порт, — коротко ответил Кузьмич.

— А не стремно? — уточнил Лёха, чуть нахмурившись.

— Да я с десяти лет в порту вырос! Они везде одинаковые, поверь мне, разберусь. Поспрашиваю про паспорта, вдруг повезёт — выкупим. А нет — договорюсь, чтобы нас контрабасом до Картахены или хоть куда-нибудь в Испанию довезли, — уверенно пояснил Кузьмич, натягивая на себя жуткий шерстяной костюм «цвета детской неожиданности»., который они получили в Москве.

Закончив с нарядом, он обулся в громоздкие «уставные» лабутены и вытащил откуда-то помятую коричневую кепку, которую нахлобучил на голову.

Оценив своё отражение в зеркале, Кузьмич расцвел. И оставшись очень довольным своим видом произнёс:

— По богатому, сразу видно — деловой человек.

С этими словами Лёха и Кузьмич снова отправились в порт Марселя.

На подходе к порту Кузьмич подробно расспросил Лёху, где тот был накануне, что видел и с кем говорил, а потом уверенно направился к грузовым причалам. Весь день он активно сновал по порту, расспрашивая всех — от грузчиков и бродяг до моряков с трампов и охранников. Общение велось на жуткой смеси русских, испанских и французских слов, но обе стороны, похоже, понимали друг друга достаточно хорошо.

К обеду, присев в тенечке и вытащив из мешка пару кусков хлеба, колбасы, помидоров и огурцов, Кузьмич предложил Лёхе перекусить. Лёха с удивлением отметил, что они ведь всё утро были вместе, и откуда только взялась эта еда было не понятно.

— Лёша, смотри, расклад такой, — начал Кузьмич. — По поводу паспортов обещали поспрашивать, но шансов мало. Вчера тут были залётные щипачи, местные их турнули конечно, но, скорее всего, документы наши свалили вместе с ними и нам уже их не вернуть.

— Ясно, что по кораблями вариантам? — спросил Лёха.

— Есть несколько вариантов, — продолжил Кузьмич. — Все только и говорят про войну и что Майорка под мятежниками, а Менорка и остальное побережье под республикой. Французов вроде пускают и те и те, но тут как попадем. Есть пара грузовиков, в смысле грузовых судов есть тут, уточнил Кузьмич, в Старом порту, готовы нас взять. За деньги конечно.

Ещё можно попробовать сгонять в новый порт Ла-Жоллетт, тут минут сорок – пятьдесят на трамвае, но говорят, там полиция зверствует, и без паспортов влететь можно, – неторопливо рассказывал Кузьмич, в перерывах между поеданием колбасы.

— Кузьмич, ты доешь спокойно и расскажешь, - Лёхе стало почему то его жалко, — А как они нас возьмут без паспортов, контрабандой, что ли? — поинтересовался Лёха.

— Слушай, здесь все контрабасят, — кивнул Кузьмич и затолкал в пасть особенно крупный кусок шикарно пахнущей колбасы, — Уум.. выфым..ХХыым. Кто больше, кто меньше, Хмм … Выым …но честных вариантов точно нет.

Кузьмич проглотил бутерброд и его речь вернулась опять к нормальному состоянию:

— Значит смотри первый вариант, вон его отсюда видно. Видишь здоровый чёрный трамп с белой полосой на трубе, ага, готовы каюту на двоих за двести франков, плюс кормёжка ещё пятёрка в день с человека. Тащат уголь в навал к арабам в Африку. Только вопрос в том, что он сначала идёт в Алжир, потом в Аликанте, и уже оттуда в Картахену. Выйдут через четыре дня, а дорога займёт неделю, если не больше, пока там арабы разгрузят. И всё время в Алжире из каюты ни ногой, а на улице + 30, сам знаешь.. Ну и угольком надышимся.

— А другие варианты? — спросил Лёха, как то рассказ Кузьмича его не вдохновил вообще.

— Реальных больше нет, хотя погоди, - Кузьмич задумал на несколько секунд, как бы сомневаясь, рассказывать Лёхе или нет:

— Есть маленький каботажник за молом. Старый как га@но мамонта, времен Великой войн ещё, вонюч, грязноват, в общем все как положено. Сегодня вечером вроде отвалить должен. Я со старпомом переговорил, говорит отправляется на Менорку. Это республика вроде контролирует, но похоже с каким-то левым грузом. Оттуда, если будет попутный груз, говорят зайдут на Ибицу, если нет — прямо в Картахену. Капитан, правда, мутный дальше некуда, и команда как полный сброд выглядит, но просил всего двести франков за всё и с кормежкой , я сторговал до ста восьмидесяти! – гордый собой Кузьмич победно взглянул на Лёху, - Вариант конечно стремный, но если повезёт, то три дня максимум — и мы на месте.

— Сам что думаешь? — Лёха внимательно посмотрел на Кузьмича.

— Честно? Думаю, надо договариваться с каботажником, восемьдесят франков сейчас, сотню по приезду. Иначе на этом купце – Кузьмич махнул рукой в сторону первого варианта, - мы за неделю мы с тобой жаренными курами приедем, изжаримся в каюте. Но с каботажником уши держать востро, чтобы не кинули, — продолжил Кузьмич.

— Добро! Пошли договариваться, а то у нас денег осталось только до конца недели. А потом будем самолёт угонять! — попытался пошутить Лёха.

— Как скажешь, если на самолет идти, ты меня где-нибудь пострелять поучи немножко, - даже не сомневаясь в Лёхиной серьезности просто ответил Кузьмич.

У Лёхи аж глаза защипало от слёз. Кузьмич был согласен на любой кипеж, если вместе с Лёхой.

Кто знает, возможно, угнать самолёт было бы и более безопасным вариантом, чем то, куда сунулись наши друзья.

30 августа 1936, Звезда Бомбея.

Маленький чумазый пароходик, густо дымя своей единственной трубой, медленно выруливал из задворок порта, направляясь в тёмное ночное море. Погрузка заняла около двух часов, и всё происходило в каком то анальном отверстии, дальнем углу порта, где акватория скорее напоминала грязный вонючий канал. Кузьмич внимательно наблюдал за происходящим с борта и продолжал делиться своими соображениями:

— Лёша, сам посуди. Это же не обычная погрузка. Во-первых, место — не коммерческий причал, а какая-то вонючка, куда нормальный корабль и не сунется. Во-вторых, машины подгоняли прямо к борту, и стрелой спускали ящики прямо в трюм, ни разу не остановившись на осмотр. В-третьих, портовых грузчиков нет, всё делают четыре наших шоколадки из команды кочегаров. И что может быть в этих продолговатых ящиках, которые двое мужиков с трудом поднимают? Апельсины, думаешь?

Лёха промолчал, задумчиво глядя на тёмную воду, а Кузьмич продолжал:

— Но самое неприятное то, что они даже не пытаются скрыть всё это от нас. Если им всё равно, что мы видим, значит, они не рассчитывают доставить нас туда, где можно будет что-то рассказать, - мрачно сказал Кузьмич:

— Или я чего то не понимаю и это обычное испанское разгильдяйство. Кузьмич правда употребил другое довольно близкое слово.

— Лёша, может пойдем лучше самолет угоним, а? – даже как то жалостливо спросил Кузьмич.

*****

Чем грязнее и меньше корабль, тем более пафосное у него название, и этот зачуханный пароходик гордо носил имя «Звезда Бомбея». Возможно, в Бомбее такое судно действительно выглядело бы как звезда, подумал Лёха.

Темная южная ночь окутала море, и старенький пароходик уже пару часов уверенно шлепал по волнам, скрипя всем своим уставшим корпусом и дымя из единственной высокой трубы.

Капитан ушел спать сразу после выхода из порта, оставив старпома на вахте. Тот совмещал обязанности рулевого, стоя в деревянной будке, которая больше напоминала деревенский туалет типа сортир. Старпом выглядел как настоящий морской волк — лысый, с серьгой в ухе, полным ртом железных зубов и одетый в старый поношенный лапсердак. В трюмах уголь в топки кидали пара чернокожих кочегаров, а старый пропитой механик, годами не поднимавшийся на поверхность, следил за пыхтящей машиной.

Всего на борту находилось человек восемь экипажа, плюс Лёха и Кузьмич — два лишних пассажира на этом грязном пароходе, который продолжал упорно двигаться вперёд.

Лёха обследовал судно вдоль и поперёк: два закрытых трюма, кочегарка с машинным отделением, и маленькая спасательная шлюпка. Всё было старое и запущенное. Каюта, выделенная им на носу, представляла собой узкое пространство с двухъярусной койкой и железной дверью, закрывающейся на огромный навесной замок. В летнюю жару, при +30-35°C, дышать там было невозможно, поэтому Лёха и Кузьмич перенесли матрасы на палубу, расположившись ближе к носу за тюками, подальше от черного дыма, который ветром сносило за корму.

Когда "Звезда Бомбея" покинула порт, Лёха заметил, что Кузьмич постоянно озирается, напряжённо глядя то на небо, то на горизонт. Через пару часов Кузьмич тихо позвал Лёху и, опираясь на свои наблюдения, высказался:

— Лёша, до Менорки нам сутки телепаться. Скорее всего, завтра к девяти или десяти вечера будем там, если лысый не врет и идём двенадцать узлов.

На удивление ночь не принесла сюрпризов и друзья прекрасно выспались.

Наутро бирюзовое море приветствовало путешественников лёгким бризом. Экипаж, несмотря на свою подозрительность, оказался вполне доброжелательным. Моряки пригласили Лёху и Кузьмича позавтракать. Разносолов конечно не было, но Лёха с Кузьмичом, наелись от пуза.

Горячая похлебка из фасоли на завтрак была не привычна, но очень вкусна.

« Музыкальная», - как пошутил Кузьмич,

Хлеб, оливковое масло, сардины из огромной банки, - все было просто, но вкусно.

А затем по указанию старпома и к полному изумлению Лёхи, пара чернокожих кочегаров натянула над ними тент, чтобы те не изжарились под жарким солнцем. Кузьмич вскоре исчез в рубке со старпомом, где они обсуждали старую, изрядно потрёпанную карту. Лёха же весь день дремал на палубе, наслаждаясь моментами спокойствия.

С наступлением вечера жара спала, и Лёха почувствовал прилив энергии. Около девяти часов вечера Кузьмич подошёл к нему:

— Лёша, похоже, я был чересчур оптимистичен. До Менорки доберёмся не раньше полуночи. Надо спать по очереди, мало ли что. Ты ложись, а я посторожу, днем выспался — сказал Кузьмич Лёхе.

31 августа 1936, пожар в публичном доме во время наводнения.

Лёхе снилась Мишель. Он уже почти приблизился к ней, когда вдруг она закурила огромную сигару и начала бить его по лицу, приговаривая: «Не время сейчас, Кобелино, Родина в опасности!» В этот момент Лёха вынырнул из сна и открыл глаза, увидев усы Кузьмича, который тряс его за плечо и тихо шептал:

— Лёша, просыпайся! Слышишь, машина сбросила обороты, работает на холостых, и этот лысый хер с железными зубами фонарём в темноту мигает.

— Где мы? — спросил Лёха, ещё не совсем проснувшись.

*****

— Где, где! В Средиземном море! – подколол его Кузьмич, - Смотри там Пальма, там Барселона – Кузьмич уверенно ткнул пальцем куда то в кромешную тьму, - а мы болтаемся где то не доходя до Пальмы, между Майоркой, Меноркой и материком.

— Может они в море с кем ни встречаются и груз сдают? – спросонья Лёха был сам капитан очевидность.

— Да все может, пойду, попробую поговорить со старпомом, - сказал Кузьмич.

Минут через пять он появился опять.

— Да похоже просто послал меня… - сплюнул он, – Ва ты ферфут говорит, сука!

— Да, да, - подтвердил ухмыляясь Лёха, - ферфут, ферфут! Именно туда.

Лёха помотал головой прогоняя остатки сна и аккуратно выглянул из-за тюков. Над будкой капитана мигал в темноту тусклый прожектор – длинная вспышка, длинная, короткая, длинная, пауза.

Машина корабля встала и стал отчетливо слышен плес волн за бортом. Минут через пять из темноты послышалось работа двигателя и шлепанье винта.

Показался небольшой кораблик, сильно меньше их «Звезды Бомбея», даже скорее катер. Однако он был узких и стремительных обводов, что намекало о его службе во флоте.

— Катер разъездной что ли, - прошептал Кузьмич, - или торпедный, не поймешь.

Товарищи спрятались за тюками. Лёха толкнул Кузьмича и достал свой надёжный Браунинг и передернул затвор. Кузьмич засуетился и достал откуда то из штанов Вальтер, протёр его полой куртки и сжал в руке.

— Кузьмич, а сколько народу на катере может быть? - спросил Лёха.

— Да человек восемь - десять, вряд ли больше.

Капитан стоял у рубки, прислушиваясь к скрипу верёвок и наблюдая за креплением швартовых, которые матросы с катера быстро закрепили, пришвартовав его к "Звезде Бомбея".

Подошедший катер был небольшим, около двадцати метров в длину, покрашенный в тёмно-синий цвет и видно что ухоженный, резко контрастируя с обшарпанной «Звездой Бомбея». На его носу виднелся установленный пулемёт на круговом станке, у которого встал матрос, по-испански расслабленно наблюдая за происходящим и закурив сигарету.

С катера ловко спрыгнул молодой человек в чёрном свитере, с лихо заломленным на бок чёрным беретом, его движения были быстрыми и уверенными. Он подошёл к капитану, и те сразу заговорили, обмениваясь дружескими хлопками по плечам, словно давно знакомые. Их разговор был оживлённым: слышались слова о «партии груза» и «надёжных людях», а иногда проскальзывали названия испанских портов. Молодой человек выглядел как, привыкший командовать, а его выправка выдавала в нём офицера. Леха плохо понимал беглую испанском речь, хотя эти двое громко кричали совершенно не скрываясь.

Гость передал капитану какой то сверток, капитан махнул рукой. Четверо чернокожих жителей кочегарки развернули стрелу, сняли с кормового трюма закрывающий его брезент и начали поднимать первый ящик. Достав из трюма ящик они стрелой перенесли его через борт «Звезды» и опустили на катер.

На катере началась суета, ящик принайтовили прямо на палубе и приготовились закрыть его брезентом.

Капитан достал бутылку и несколько стаканов, и вскоре было слышно, как уже трое — капитан, старпом и молодой человек в берете — обсуждали что-то, весело переговариваясь и звеня стаканами. Звуки их разговоров и смеха долетали до Лёхи, смешиваясь с шумом волн и приглушенными звуками работы на катере. Похоже, переговоры шли успешно, и атмосфера становилась всё более расслабленной, в то время как кочегары продолжали суетиться, пытаясь поднять второй ящик, палубная команда катера уложила тот первый ящик и закрепляла его на палубе.

Лёха сполз вниз, ему показалось, что офицер смотрел на нос парохода и прямо на него.

Вдруг второй ящик, который поднимали из трюма, внезапно выскользнул из обвязки и повис, раскачиваясь на высоте около трёх метров над палубой «Звезды Бомбея». Капитан начал кричать на матросов, а чернокожие кочегары забегали, пытаясь схватить болтающийся ящик и остановить его бешенный пляс. Молодой офицер с катера тоже подключился, выкрикивая слова команды своим палубным матросам.

Старпом, выскочив из рубки, направился к суетившимся матросам и стал раздавать указания. Четверо человек с катера перелезли на корму парохода и скопились вокруг стрелы, чтобы помочь. Напряжение нарастало, разговоры между капитаном и старпомом становились всё громче и перешли в крик. Один из чернокожих тружеников кочегарки неловко дернул рычаг стрелы, пытаясь аккуратно опустить ящик, и в этот момент несчастливый ящик дернулся, сорвался и с грохотом врезался в палубу…

Раздался оглушительный взрыв. Грохнуло так, что Лёху швырнуло на палубу, а уши заложило, словно от удара по ним. Кузьмича придавило одним из тюков. Лёха, мотая головой, попытался подняться на четвереньки и, со второй попытки, наконец сумел встать. Он подполз к Кузьмичу и, напрягая силы, помог тому выбраться из-под тюка.

— Как ты, жив? — проорал Лёха, слыша свой собственный голос, как будто сквозь вату.

Кузьмич, всё ещё ошеломлённый, показал жестами, что мол вроде бы жив.

Лёха приподнялся, оглядел корму «Звезды Бомбея» и понял, что от неё практически ничего не осталось. Всё, что находилось на корме, исчезло: людей либо сбросило в море, либо буквально испарило. Капитана впечатало в рулевую рубку, которую затем полностью сорвало за борт. На месте рубки осталось лишь нагромождение искривлённых металлических прутьев и реек .

На корме активно разгорался пожар, а потерявшего задний швартов катер, отбросило к носу "Звезды", прямо под укрытие наших героев. Теперь он держался лишь на одном носовом канате. Матроса у пулемёта скорее всего просто сдуло в воду, и сам катер выглядел так, словно его потрепало ураганом.

Лёха сунул "Браунинг" в кобуру, схватил Кузьмича за шиворот и толкнул его в сторону катера. Кузьмич, действуя на автомате, перепрыгнул на борт, всё ещё сжимая в руке пистолет. Сам Лёха подхватил оба чемодана и аккордеон, превратившись в гружёного ослика.

— Кузьмич, лови чемоданы! — перекрикивал он огонь и треск горящего судна…