В течение еще нескольких дней Эйвери постоянно трогала ту область подбородка, куда приставила дуло пистолета. Кожа в этом месте была раздражена, словно она получила укус насекомого. Каждый вечер, когда она ложилась спать и голова касалась подушки, создавалось впечатление, будто шея расширялась, открывая уязвимое место.
Ей пришлось признать тот факт, что она дошла до довольно жесткой точки. Несмотря на то, что, в конечном счете, ее вернули назад, она все же добралась до нее. Этот момент навсегда останется пятном в ее памяти и, кажется, каждый нерв желал удостовериться в том, что она не забыла о своем решении.
Еще около трех дней Эйвери чувствовала себя в еще более глубокой депрессии, чем до попытки суицида. Все это время она просидела на диване. Она пыталась отвлечь себя, старалась больше читать, но не могла сконцентрироваться. Хотела мотивировать себя на пробежки, но чувствовала огромную усталость. В результате Блэк лишь продолжала изучать письмо Говарда, с такой тщательностью, что бумага поистрепалась.
Она полностью вышла из запоя после получения письма от старого знакомого. Медленно, подобно превращающейся гусеницы в бабочку, она начинала вылезать из кокона жалости к себе. Постепенно Блэк вернулась к тренировкам. В попытках поддержать свой ум, она разгадывала кроссворды и судоку.
Оставив работу и накопив кучу денег, которых хватило бы минимум на год безбедной жизни, она постепенно стала лениться. Но посылка Говарда быстро вернула ее в нормальное состояние. Теперь перед ней стояла задача, новая загадка, которую она должна была решить. А когда перед Эйвери Блэк ставили задачу, иного выбора не оставалось.
Через неделю после получения письма, ее дни перешли в обычную рутину. Это по-прежнему была рутина отшельника, но все же послание заставило Эйвери почувствовать себя более-менее нормально. Она снова ощутила некий вкус жизни. Систематизирование. Умственные задачи. Именно эти вещи всегда вдохновляли ее, что произошло и в этот раз.
Утро, как правило, начиналось в семь часов. Она сразу же выходила на пробежку, выбрав двухмильный маршрут по проселочным дорогам за своим домом. Затем она возвращалась домой, завтракала и просматривала материалы старых дел. Так прошла ее первая неделя. Среди расследований Блэк за время ее работы детективом набралось порядка сотни решенных. Она ковырялась в них лишь затем, чтобы как-то задействовать мозг и напомнить себе, что помимо всех постигших ее неудач в последнее время, были также и неплохие успехи, которыми стоило гордиться.
После этого она тратила еще час на распаковку вещей и их расстановку. Затем следовал ланч и либо кроссворд, либо какая-нибудь иная головоломка. Позже она делала простой курс упражнений в спальне – короткий набор поворотов, приседаний, растяжек и т.д. Вскоре наступало время изучения документов по ее последнему делу, которое стоило жизней Джека и Рамиреса. В какие-то дни она занималась им всего минут по десять, в другие это занимало по два часа.
Что пошло не так? Что она упустила ранее? Выжила бы она сама, если бы за кадром не возник Говард Рэндалл?
Затем приходило время ужина, чтения, уборки и, наконец, постели. Эйвери бесполезно, но вполне обыденно, проводила время.
Ей потребовалось целых два месяца, чтобы полностью привести дом в порядок. К тому времени двухмильные пробежки переросли в пятимильные. Также Блэк перестала просматривать материалы последнего дела. Вместо этого она принялась за чтение книг, заказанных на Amazon, в которых повествовалось о преступных драмах в реальной жизни и полицейских процедурах, а заодно полистала психологические портреты некоторых из самых известных серийных маньяков в истории.
Она не до конца осознавала, что это был ее личный способ хоть как-то заполнить пустоту, возникшую из-за отсутствия работы. Поскольку эта мысль все чаще и чаще приходила ей в голову, она попросту не могла не задаваться вопросом о том, как могло бы выглядеть ее будущее.
Однажды утром, когда Эйвери пробегала по территории Уолден-пода и мороз обжигал ее легкие, что было скорее приятно, нежели невыносимо, что-то заставило ее задуматься о другой стороне монеты. Мысли закрутились вокруг вопроса о получении посылки от Говарда Рэндалла.
Во-первых, откуда он узнал, где она живет? И как давно он был в курсе? Она жила с мыслью о том, что он погиб во время падения в бухту в ту ночь, когда это последнее, жуткое дело было раскрыто. Хоть его тело так и не было найдено, все же официальная версия сообщала, что один из офицеров подстрелил его на месте происшествия перед прыжком в воду. Пробегая свой стандартный маршрут, Эйвери пыталась объединить имеющуюся у нее информацию и понять, где он все же находился и почему связался с ней таким странным способом: «Кто ты?».
«Посылка пришла из Нью-Йорка, но вполне очевидно, что сам Рэндалл был в Бостоне. Как еще он мог узнать о том, что я переехала? Откуда он взял информацию, где я живу?»
Конечно же, все это снова вызвало в голове образ Говарда, скрывавшегося за деревьями и наблюдавшего за ее домом.
«Просто удача, – подумала она. – Все остальные люди в моей жизни погибли или послали меня. Вполне логично, что единственный, кому я осталась интересна, это осужденный ранее маньяк».
Блэк прекрасно понимала, что сама по себе коробка не даст ей никаких ответов. Она уже знала, когда и откуда ее отправили. Это и правда был Рэндалл, который просто дразнил ее, сообщая, что жив, на свободе и заинтересован в ней в той или иной степени.
Посылка все еще крутилась у нее в голове, когда Блэк вернулась домой. Сняв перчатки и вязаную шапку, с красными от мороза щеками, она подошла к месту, где хранила упаковку. Она пыталась найти хоть какую-то подсказку или намек от Рэндалла, но ничего. То же самое ее ждало и с газетами. Эйвери прочла каждую статью, но это был просто хлам, наполнитель. Она перечитала каждое слово, каждую фразу несколько раз. Ничего.
Пока она нервно теребила коробку, неожиданно зазвонил мобильный телефон. Блэк резко схватила трубку с кухонного стола и несколько секунд смотрела на номер на дисплее. На губах появилась нерешительная улыбка, а в сердце мелькнуло ощущение счастья, которое она попыталась не заметить.
Это был Коннелли.
Ее пальцы замерли в нерешительности, поскольку она, честно говоря, не знала, как поступить. Если бы он набрал ее две или три недели назад, она бы просто не ответила на звонок. А теперь… Что-то изменилось. И, как бы ей ни хотелось отрицать это, стоило сказать спасибо Говарду Рэндаллу за письмо.
Буквально в последний момент до того, как ее телефон перейдет в режим автоответчика, Эйвери приняла вызов.
– Привет, Коннелли, – ответила она.
– Привет, Блэк, – произнес он после продолжительной паузы. – Я… Что ж, я буду честен. Я уже планировал оставить сообщение на твой автоответчик.
– Извини, что расстроила тебя.
– Вот уж нет. Я рад слышать твой голос. Давно не общались.
– Да, кажется, ты прав.
– Могу я принять это в качестве твоего сожаления о слишком раннем выходе на пенсию?
– Нет, не стоит. Как дела?
– Дела… Хорошо. Я имею в виду, что нам не хватает вас с Рамиресом на участке, но мы держимся. Финли действительно неплохо продвинулся. Сейчас он постоянно работает с О’Мэлли. Между нами, кажется, он принял слишком близко к сердцу твой уход и, судя по всему, решил, что раз уж кого-то поставят на твое место, то, черт возьми, пусть это лучше будет он.
– Рада слышать. Передай ему, что я скучаю.
– Ну, я надеялся, что ты могла бы сама зайти и сказать ему это, – ответил Коннелли.
– Не думаю, что я готова к визиту, – отрезала Эйвери.
– Ладно, я никогда не был хорош в пустой болтовне, – продолжил он. – Перейду прямо к делу.
– Тут ты лучше всех, – согласилась она.
– Слушай… У нас появилось новое дело и…
– Стоп, – перебила Эйвери. – Я не собираюсь возвращаться. Не сейчас. Скорее всего, даже никогда, хотя не могу пока сказать наверняка.
– Выслушай меня, Блэк, – ответил Коннелли. – Подожди, пока я не расскажу тебе, в чем дело. Возможно, ты уже слышала об этом. Во всяком случае, в новостях рассказывали.
– Я не смотрю их, – сообщила она. – Черт, да я использую компьютер только для Amazon. Не помню, когда в последний раз даже читала заголовки новостей.
– Что ж, все довольно странно, и никто не может разобраться. Мы с О’Мэлли выпивали вчера и пришли к выводу, что придется звонить тебе. Я не стану целовать тебе задницу или умолять… Но ты единственный человек, кто сможет помочь. Раз ты не смотрела новости, то я могу рассказать тебе…
– Ответ – нет, Коннелли, – перебила его Блэк. – Я ценю ваши домыслы и приглашение, но нет. Если я когда-либо буду готова обсудить возвращение, я сама позвоню тебе.
– Убили человека, Эйвери, и, судя по всему, это не последняя жертва, – сказал он.
Что-то дрогнуло внутри, когда он назвал ее по имени.
– Извини, Коннелли. Обязательно передай Финли мой привет, – произнесла она, повесив трубку.
Блэк молча смотрела на телефон, думая о том, что только что совершила огромную ошибку. Она бы солгала, сказав себе, что идея вернуться на работу не вызвала никакого желания. Лишь услышав голос Коннелли, она сразу же заскучала по той части своей жизни.
«Ты не можешь, – сказала она себе. – Если ты сейчас вернешься на работу, то скажешь Роуз прямо в лицо, что тебе плевать на нее, а также помчишься в объятия смерти, от которой чудом сбежала всего несколько дней назад».
Эйвери встала и выглянула в окно. Она посмотрела на деревья и тени, пролегавшие между ними, и задумалась о послании Говарда Рэндалла.
Точнее, о вопросе Говарда Рэндалла.
«Кто ты?»
Теперь Эйвери засомневалась в ответе. И, вполне возможно, что отсутствие работы в ее жизни, послужило основной причиной этому.
В тот же день, она, наконец, нарушила свой распорядок, устроенный несколько месяцев назад. Эйвери направилась в Южный Бостон на кладбище Святого Августина. Она избегала это место с тех пор, как переехала, не только из-за чувства вины, но и потому, что все Высшие силы, казалось, хотели нанести ей ответный удар. И Рамирес, и Джек были похоронены тут. Хоть их могилы и располагались на разных концах, это не имело никакого значения для Эйвери. Здесь в любом случае хранились результаты всех ее неудач и горя, благодаря чему она не сильно хотела посещать кладбище.
Вот почему это был ее первый визит с момента похорон. Она просидела какое-то время в машине, глядя на могилу Рамиреса, а затем вышла и медленно направилась к месту, где навсегда упокоилось тело человека, за которого она готова была выйти замуж. Памятник был скромным. Кто-то не так давно положил к нему букет белых цветов, который явно завянет завтра или послезавтра. Возможно, приходила мать.
Эйвери не знала, что сказать, и решила, что так будет лучше. Если бы Рамирес знал, что она была тут, и мог бы услышать, что она скажет (а большая часть Эйвери считала, что это именно так), то он бы прекрасно понял, что она не самый сентиментальный человек. Вероятно, он вообще был бы шокирован самим фактом ее прихода сюда.
Она сунула руку в карман и достала кольцо, которое Рамирес намеревался надеть на ее палец в тот день.
– Я скучаю по тебе, – произнесла она. – Я скучаю, и я… Я потерялась. Нет смысла врать тебе… И не только потому, что ты ушел. Я не знаю, что мне делать. Моя жизнь разваливается на кусочки и единственное, чем я могу занять себя – это работа, которая, скорее всего, представляет собой худший выбор из всего.
Эйвери попыталась представить его рядом с собой. Что бы он ответил ей? Она улыбнулась, представив один из его саркастичных взглядов.
«Пошли все далеко и надолго, – сказал бы он. – Верни свою задницу на место и соберись».
– Ты не особо помогаешь мне, – ответила она с легкой иронией. Ее слегка напугало, что разговор с ним казался вполне естественным даже через каменную плиту. – Ты сказал бы возвращаться на работу и решать этот вопрос там, так?
Эйвери смотрела на памятник, словно ожидая ответ. Из уголка ее правого глаза выкатилась единственная слеза. Она смахнула ее, отвернулась и направилась к могиле Джека. Его похоронили на другом конце кладбища, и она с трудом видела то место отсюда. Она подошла к маленькой тропинке, пролегавшей через всю территорию, наслаждаясь тишиной. Блэк не обращала ни капли внимания на тех людей, которые присутствовали здесь, чтобы выразить свое почтение или скорбь, оставив их наедине со своими мыслями.
Приближаясь к могиле Джека, она увидела, что кто-то уже находился рядом с ней. Это была невысокая женщина, которая стояла у памятника, низко опустив голову. Сделав еще несколько шагов, она поняла, что это Роуз. Дочь держала руки в карманах и была одета в пальто с капюшоном, натянутым на голову.
Блэк не стала звать ее, надеясь, что ей удастся подойти достаточно близко и поговорить. Но, когда оставалось всего несколько шагов, Роуз почувствовала приближение, обернулась и, увидев мать, тут же отошла.
– Роуз, не надо так, – произнесла Эйвери. – Разве мы не можем поговорить всего минутку?
– Нет, мама. Боже, да как ты можешь и это забрать у меня?
– Роуз!
Но Роуз больше нечего было добавить. Она ускорила шаг, а Эйвери едва сдержала себя в руках, чтобы не броситься догонять. Слезы с двойной силой хлынули из глаз, когда она взглянула на могилу Джека.
– От кого у нее такое упрямство? – спросила она, стоя у памятника.
Как и Рамиреса, могила Джека также ничего не ответила. Блэк повернулась направо и посмотрела на удалявшуюся дочь. Она смотрела ей вслед, пока та полностью не исчезла из вида.