Мой любимый враг

58

Дима

Я думал, что переболело. Не умерло, нет, и не забылось, конечно, но перестало жечь. Как будто рана потихоньку затянулась корочкой.

Зимой я сходил с ума, готов был лезть на стены, раздирать на себе кожу, чтобы хоть как-то унять боль в душе. Каждый божий день думал: всё, больше так не могу… А потом, когда уже, по-моему, совсем дошёл до ручки, в какой-то момент внутри будто всё выключилось или заморозилось. Я словно впал в анабиоз: первичные функции действуют и то на автомате, а в остальном – живой труп, которому ничего не хочется, ничего не надо.

В апреле отец сообщил, что они переезжают в Канаду. По работе, но надолго, а, может, и с концами, если всё устроится. Я почему-то не сомневался – у него всё устроится, как надо. Он всегда это умел.

«Живи в нашей питерской квартире, когда приедешь поступать. Пока не приедешь, здесь за квартирой последит Ксюшина родственница, ну а потом вы с ней как-нибудь договоритесь, да? Может, она съедет, может, вместе уживетесь… А куда ты собрался поступать-то? В наш госунивер? На какой факультет?», – спрашивал он незадолго до того, как уехать.

«Математика, программирование и искусственный интеллект».

Отца мой выбор не впечатлил, но он, слава богу, никогда не вмешивался и особо не лез ко мне со своим видением моего будущего.

Всё это время я жил по инерции. Будто меня самого запрограммировали, когда надо вставать, чистить зубы, идти в школу. Мне не хотелось никого видеть, не хотелось ни с кем разговаривать, да что там – мне и жить-то не хотелось. Я бы, наверное, в то время так и загнулся там, в одиночку. Даже не помню, ел я вообще что-нибудь или нет.

Тут над сказать спасибо моим одноклассникам, которые вдруг взялись меня опекать. Особенно девчонки. Даже на день рождения мой пришли, о котором я сам совершенно забыл.

Тогда меня раздражала вся эта их возня, но позже я понял, что был просто неблагодарной сволочью, а они – ну просто молодцы, что тут ещё скажешь.

Свой отъезд в Питер я воспринимал как факт. Где-то даже ждал, когда уже наконец уеду. И ощущал это, наверное, как бегство оттуда, где невыносимо горько, плохо, душно.

Не знаю, в какой момент опять всё изменилось. Может быть, что-то дрогнуло ещё тогда, когда Таня мне написала, но я ещё сам не понимал. А по-настоящему меня пронзило, нет, прямо-таки обожгло осознание, что ещё несколько дней – и мы с ней никогда больше не увидимся, в маршрутке, перед экзаменом по истории.

Я сидел напротив неё и видел не девушку из далекого, почти призрачного прошлого, как мне всё это время казалось, а Таню, которую знаю всю, насквозь, каждую её черточку, запах, мимику… Знаю и чувствую, как будто она – часть меня. И всего через неделю эту часть придётся из себя вырвать. Именно так – вырвать с кровью, с мясом. Хотелось крикнуть: что мы делаем?! Зачем?

Она поймала мой взгляд, и на минуту мне показалось, будто мы друг друга понимаем без слов. Да я бы, наверное, и не смог в тот миг ничего произнести – горло перехватило.

Потом Таня отвернулась, разорвав этот момент, и я – тоже. Уставился в окно, но мысль о скорой разлуке прочно засела в уме. Теперь уже не как факт, а как ожидание чего-то неотвратимо-плохого. Невыносимо-горького. Я больше на Таню не смотрел, но видел её и чувствовал. Ловил её дыхание, малейшие движения. А ещё чувствовал, как судорожно и больно сжимается сердце.

Я и на выпускной-то этот пошёл только из-за Тани. Сдал деньги в последний момент, а до этого – как только ни уговаривали Диана и другие девчонки – отказывался наотрез. А тут вдруг судорожно ухватился за возможность снова увидеть её… на прощание. А, может быть, и не только увидеть, но и поговорить спокойно, без груза обид и упреков.

Не подумал я только о том, что там будет её отец.

Подойти к ней при нём – это же снова её подставить. Может, при народе он ничего бы ей и не сделал, но дома… Вдруг опять избил бы? Да наверняка.

Оставалось подождать, когда все расслабятся, и он в том числе, начнут туда-сюда бродить, танцевать. Тогда можно будет и с Таней без риска уединиться.

Но потом я вообще потерял её из виду. Нас ещё и рассадили, как назло, по разным залам. Но, главное, она была здесь. Я её даже мельком видел в проходе, но когда вышел в коридор – Тани уже не было.

Я прогулялся по дворику вокруг ресторана, наткнулся на Диану. Она плакала в одиночестве.

– Что случилось? Тебя кто-то обидел?

Она покачала головой, но всхлипывать не перестала. Наоборот, только заплакала ещё горше. Не знаю, как надо утешать плачущих девчонок – маму, когда она рыдала, я просто обнимал, пока она не успокаивалась. И Диану обнял, по-дружески, само собой. Но она никак не умолкала, дрожала, тихонько подвывая мне в плечо. Мне даже в голову пришла дикая мысль, что вот был бы номер, если б именно сейчас во двор вышла Таня. Слава богу, этого не случилось.

– Ну, перестань, Диан, – стал я приговаривать настойчивее, легонько хлопая ее по спине, – сегодня же у нас выпускной. Радоваться надо.

– Чему радоваться? – всхлипнула она. – Мы разъедемся кто куда. Ты… уедешь. Да?

– Ну да. Но…

– Скажи, я – уродина?

– Да нет. Конечно, нет, – слегка опешил я от такого перескока. – Ты очень симпатичная. Кто тебе такое сказал?

– Почему же ты тогда в упор меня не замечаешь?

Я тяжко вздохнул, аккуратно от неё отстранился. Такие разговоры всегда загоняют в тупик. И сейчас я тоже не знал, что ответить.

– Скажи, что со мной не так? – продолжала Диана.

– Может, это со мной не так, – пробормотал я.

– Тебе до сих пор Ларионова нравится?

Ответить я не успел – в кармане у меня зазвонил сотовый. Отец.

Сначала упрекнул:

– Я тебе несколько раз уже звонил. Чего трубку не берешь?

– Да я же в ресторане, у нас выпускной. Тут музыка, неслышно.

– А-а, ну тогда оторвись там по полной. Хоть раз в жизни можно, да?

В общем, поздравил он меня с окончанием школы и даже выдал под конец фразу на корявом английском.

Я проверил пропущенные и тут обнаружил Танино сообщение. Поспешно вернулся в ресторан. В коридоре бродил народ – но Тани среди них не было. Тогда заглянул в зал, где праздновал 11 «Б», но и там не смог её найти.

Осмотрел столы, но увидел только её отца. Тот был пьян, как, впрочем, и большинство здесь. Но не выступал, просто спорил с чьим-то папашей, размахивая руками. Но где Таня? Должна же быть здесь…

В зале уже выключили свет, зажгли иллюминацию. Сотни белых мерцающих точек мельтешили под музыку в темноте и почти её не разбавляли. Я вглядывался в силуэты танцующих, но вскоре понял, что это гиблое дело. Тогда протиснулся к танцующим, лавировал между ними, заглядывал в лица. Кого-то даже узнавал из её одноклассников, спрашивал про Таню – но никто её не видел.

Потом наткнулся на её бывшую подружку, с которой они, правда, потом враждовали. Но я даже у нее спросил, где Таня. Она сначала уставилась на меня тупо, а потом вдруг расхохоталась. И ляпнула: «Спряталась». И ещё громче захохотала. То ли дура, то ли перепила. Я плюнул, пошёл искать дальше.

Потом вообще чуть не попал в драку – один из её одноклассников, заметив меня, заорал:

– А чего здесь ашки делают? Гоу хоум, ашки!

Затем стал наскакивать на меня, правда, другие парни его, как могли, удерживали. Девчонки начали визжать.

– Пошли во двор, поговорим! – не унимался он.

– Да нахрен ты мне нужен, – оттолкнул я его, отчаявшись найти Таню.

Казалось, я уже всё обсмотрел. И то, что я никак не мог её отыскать, почему-то вселяло в меня тревогу или даже страх. Хотя, казалось бы, что тут такого? В таком скопище народа очень легко затеряться, но меня аж потряхивать начало, словно она пропала по-настоящему. Словно, если я не найду её, с ней что-то случится.

Пацан, которого я оттолкнул, завалился. А вместе с ним, как фишки домино, еще человек пять. Это не я такой могучий, просто он порядком перебрал, да и остальные тоже. Ненавижу всё это.

Он поднялся, ринулся за мной. Но его остановил кто-то из учителей или родителей. Я не особо смотрел, я искал Таню, уже просто как одержимый. Но не находил.

А потом кто-то закричал: «Пожар!».

И точно – в углу зала горела какая-то конструкция из веток, увитая гирляндами. Чьи-то отцы бросились сначала огонь прихлопывать, но он очень быстро расползался, а дойдя до штор, вообще заполыхал стеной.

Народ тут же начал бестолково метаться, кричать. Потом все ломанулись из зала прочь, сворачивая всё на пути. Кто-то падал, его подхватывали или тоже падали. И только я стоял посреди этой вакханалии и орал как безумный: «Таня! Таня!».

Зал опустел, кто-то и меня дернул за собой. Но Тани не было.

В коридоре еще толклись, он узкий, к тому же и наши, узнав про пожар, кинулись скопом на выход.

Я увидел, что Танин отец тоже спохватился, звал её, но его толпой, как потоком, вынесло во двор. Может, и она уже там, да я проглядел?

Но во дворе тем более невозможно было кого-то найти. Да и стемнело уже.

Я еще несколько раз позвал её по имени, но тщетно. Не знаю, почему, не знаю, как, но откуда-то взялось совершенно отчётливое чувство – её тут нет. А, значит, она там…

И тут же, неподалеку, прямо у входа, я увидел девчонку из её класса. Она рыдала и говорила кому-то из взрослых, что Таня заперта где-то возле туалета.

Я ринулся обратно, чужой мужик вцепился в мою руку, заорав: «Ты куда?! Стой!», но сейчас никакая сила в мире не смогла бы меня остановить.

Коридор уже был весь в дыму, я зажал рот и нос ладонью, стараясь не дышать. Добежал до уборных, где-то там, помнится, были ещё две какие-то двери. Рванул одну на себя, она оказалась открыта. Вторую – заперта. К счастью, выламывать не пришлось. Быстро нащупал засов и отодвинул.

И сразу увидел её. Таню. Она забилась в дальний угол, но тут же подскочила ко мне.

– Дима, Дима… ты… – голос её заглушала тряпочка, которую она прижимала ко рту.

Горло драло, глаза слезились. Я схватил её за руку, и мы сквозь дым устремились к выходу.

Почему-то обратный путь оказался гораздо дольше. Я задерживал дыхание, как мог, или вдыхал по чуть-чуть, пряча нос в сгиб локтя. Тут и там все время что-то трещало и падало. Из-за дыма мы почти ничего не виделиперед собой и пробирались, как слепые, ориентируясь по памяти, ну и на звуки, доносившиеся с улицы. Но я чувствовал в руке её пальцы, сжимал их, это главное. А потом кто-то совсем рядом крикнул: «Они тут! Быстрее!».

Таню подхватили на руки. Вынесли на улицу. Я следовал за ними и уже почти вышел, когда надо мной вдруг раздался оглушительный треск.

Последнее, что я увидел, это лицо Тани. Она обернулась в безмолвном ужасе. Я хотел ей сказать, что всё будет хорошо, но не успел.

Я много чего не успел, много чего сделал не так, но в последний миг пожалел лишь о том, что так и не сказал ей, что всё ещё люблю её…

Конец первой книги______________________________

Дорогие читатели, история будет продолжена во второй книге "Мой бывший враг". Её я обязательно выложу здесь целиком, но позже. По другому сделать пока не могу. Прошу прощения за неудобства!!СПОЙЛЕР! Дима останется жив.

Продолжение следует...