Когда мне было двадцать пять, мой отец нашёл место для парковки. Оно оказалось прямо перед дверью моего дома.
— Что, ты удивлена? — спросил отец.
Я была удивлена. Я жила здесь уже четыре года и ещё никогда не находила места для своей машины ближе, чем в пяти минутах ходьбы от дома. Однажды мне даже пришлось брать такси, чтобы добраться домой от места парковки.
— Такое или есть, — сказал отец, — или его нет. У меня всегда было чутьё, где припарковаться.
— Здорово, — сказала я и предложила ему стакан воды.
Он залпом осушил его, поставил на стол и вздохнул.
— И где же стоит твоя машина? — спросил он.
— Через пять улиц отсюда, — соврала я. На самом деле она стояла через семь.
— Через пять улиц, — сказал отец и выглянул в окно.
Я тоже посмотрела вниз. Прямо под нами виднелась красная отцовская машина.
— Даже жалко, — отец посмотрел на меня.
— Чего? — спросила я.
— Что мне придётся уехать, и тогда парковка тю-тю, — отец снова выглянул вниз на свою машину. — Хотя… — он повернулся ко мне.
— Хотя что?
— Хотя я, естественно, мог бы передать её тебе в наследство.
— Но это ничего не даст, — сказала я. — Завтра мне надо в университет, и место опять займут.
— Тогда я подержу его для тебя, — сказал отец.
— Каким же образом? Сядешь на него? — спросила я.
Не он, а машина, сказал отец и добавил, что он всё равно сейчас свободен и может целый день оставаться в моей квартире.
— М-да, — сказала я, мысленно сопоставляя то неудобство, что отец целый день будет в моей квартире, с преимуществом иметь рядом с домом гарантированную парковку. — Хорошо, — сказала я.
Когда я пригнала свою машину, отец выехал с парковки. Я встала на освободившееся место и вышла из машины. Отец опустил стекло.
— Когда мне завтра приехать? — спросил он.
— В девять, — сказала я.
— Хорошо, до завтра! — Отец уехал.
На следующее утро, ровно в девять, я услышала, как внизу трижды посигналили. Я выглянула из окна. Красная машина отца стояла вторым рядом около моей. Я взяла сумку, надела куртку и выбежала. Увидев меня, отец опустил стекло.
— В следующий раз, пожалуйста, будь пунктуальнее, — сказал он.
Я села в свою машину и поехала. В зеркало заднего вида я видела, как отец встраивался в тесный промежуток.
Подъехав вечером к дому, я поставила машину вторым рядом у отцовской и трижды посигналила. Через некоторое время из дома вышел отец. Я опустила стекло.
— В следующий раз, пожалуйста, поторопись, — сказала я.
— Пока, — отец сел в машину и уехал.
Всю неделю мы встречались каждое утро и каждый вечер перед моим домом. Присутствие отца в моей квартире не оставляло никаких следов, если не считать, что на кухне всегда пахло дымом его трубки.
Когда я вернулась домой в понедельник, пахло ещё чем-то. Я зашла на кухню. Там на плите стояла кастрюля. Я заглянула в неё. Это был гуляш. Рядом стояла пустая консервная банка из супермаркета А&Р и коробка красного вина. На кухонном столе лежала записка: «Приятного аппетита. Твой папа». Нет ли ещё чего-нибудь к гуляшу? — подумала я и стала искать кастрюльку с клёцками. Потом я вспомнила, что отцовский гуляш не нравился мне и с клёцками. Я взяла кастрюлю и пошла к моему соседу.
— Привет, — сказал он, увидев меня с кастрюлей. Он был в зелёных трусах.
— Привет, Майк, ты уже ужинал?
— Да, — сказал Майк, — а что у тебя тут?
— Деликатесный гуляш, — сказала я и подняла крышку кастрюли.
Майк заглянул туда. Потом почесал ногу.
— А гарнира какого-нибудь нет? — спросил он.
— Знатоки, — сказала я, — едят с хлебом.
Я вернулась к себе без кастрюли. В кухне я обнаружила клёцки. Они были в раковине, в сите, где отец их, видимо, забыл, пока вода стекала. Я сделала к ним томатный соус. Отцу я оставила на холодильнике записку: «Спасибо, было вкусно!»
Во вторник на ужин меня поджидали тортеллини. «Для моей голодной дочки», — написал отец в записке. Я отнесла кастрюлю Майку и сварила себе макароны с яйцом. Когда я поливала их кетчупом, у двери послышалась какая-то возня. Я отставила бутылку с кетчупом и вышла в прихожую. Там мой отец как раз снимал пальто.
— Это опять я. — Он повесил пальто в гардероб. Отодвинул меня в сторону и прошёл на кухню. Я поплелась за ним. — Ну что, тортеллини не хватило?
Отец сел за стол и смотрел на мою тарелку с макаронами, яйцом и кетчупом. Пока я обдумывала ответ, в дверь позвонили.
— Я открою! — сказал отец и вскочил. Он вернулся с кастрюлей из-под тортеллини. — Там был мужчина в трусах, — сказал он. — Ему очень понравились тортеллини.
— Ах, — сказала я.
Потом я спросила отца, где он, собственно, припарковался.
— Я нашёл местечко недалеко отсюда, через четыре улицы, — сказал отец. — Утром мне будет легко тебя сменить.
— А-а, — сказала я и принялась за свои остывшие макароны.
На следующее утро на кухонном столе стояла миска с «фрости». Должно быть, она стояла там уже давно, потому что «фрости» раскисли в молоке, превратившись в светло-коричневую кашу. Я сварила себе кофе.
— Доброе утро, — сказал отец, войдя на кухню.
Он был уже полностью одет.
— Ты больше не любишь «фрости»?
Я никогда не любила «фрости», я любила поп-корн, хотелось мне сказать, а он никогда не желал с этим считаться, — я не хочу есть осклизлые «фрости» и вообще не нуждаюсь, чтобы кто-то готовил мне завтрак.
— Я съем их после душа, — сказала я вместо этого.
— Хорошо, — сказал отец. — Тогда я пойду за машиной.
Когда отец ушёл, я вывалила «фрости» в унитаз. Майк никогда не вставал так рано. Я не успела принять душ, как снизу трижды просигналили. Я быстро надела что нашлось в ванной и побежала вниз. Отец уже ждал меня, остановившись вторым рядом у моей машины. Я выехала с парковки, нашла свободное место через пять улиц и пешком вернулась домой, чтобы одеться как следует. Отец стоял на кухне и с трубкой в зубах вытирал посуду.
— Что ты здесь делаешь? — спросил он, увидев меня.
— Я кое-что забыла, — сказала я и пошла в ванную.
Когда вечером я посигналила, отец долго не выходил. Потом я припарковалась и поднялась в квартиру. Там на кухне сидел Майк.
— Привет, — сказал он, — сегодня на ужин гуляш. Супер, а?
Гуляш уже стоял на плите и булькал. Когда отец вернулся, он подлил в кастрюлю вина.
— Сейчас будем есть, — сказал он.
У Майка был очень довольный вид.
— К сожалению, — сказала я, — у меня встреча, я должна уехать.
Отец повернулся ко мне и стал размахивать ложкой:
— Но ты не можешь уехать.
— Почему? — сказала я.
— Потому что, — сказал отец, — тогда пропадёт парковочное место.
— Точно, — сказал Майк.
— Тогда снова поставь свою машину на это место, — сказала я.
— Но я готовлю, как видишь, — отец сердито помешивал гуляш.
— Точно, — сказал Майк.
Я села к столу. Отец ляпнул мне в тарелку порцию гуляша и положил рядом ломоть хлеба.
— Так едят знатоки, — он посмотрел на Майка.
— Точно, — сказал Майк.
Когда мы поели, отец откинулся на спинку стула.
— Завтра, — сказал он, — тебе придётся остаться дома.
Я посмотрела на него:
— Но мне надо в университет.
— А мне надо за покупками, у нас кончился гуляш и тортеллини.
Майк поднял испуганный взгляд.
— Видишь ли, — отец наклонился ко мне, — я целую неделю караулил парковку. Теперь твоя очередь.
На следующий день отец уехал рано утром, и его долго не было. Я пропустила занятия — вместо этого я смотрела с Майком телевизор. В восемь часов отец позвонил в дверь. На площадке стояли несколько упаковок с банками гуляша.
— Тортеллини я закуплю завтра.
Отец снял пальто, взял из упаковки банку и пошёл на кухню.
— Привет, Майк, — сказал он, проходя мимо гостиной, где Майк сидел перед телевизором.
Я прошла за отцом на кухню. Он открыл банку и вывалил её содержимое в кастрюлю.
— Это значит, что завтра я опять не попаду в университет, — сказала я и села за стол.
— Да, к сожалению, — сказал отец.
После того, как мы поужинали, отец с Майком репетировали в гостиной менуэт в свободном стиле. Они поставили Моцарта, взялись за руки и танцевали.
— Присоединяйся, втроём гораздо лучше! — позвал меня Майк.
— Ах, нет, — я осталась стоять в дверях.
— Она и раньше не умела, — сказал отец.
На следующий вечер отец вернулся домой ещё позже. Он выглядел измученным и принёс лишь небольшой пакет тортеллини.
— Поставь пока воду, — сказал он мне, — я должен отдохнуть.
Он прошёл на кухню и сел за стол. Я взяла кастрюлю, налила воды, закрыла крышкой и поставила на плиту.
— Этот проклятый ключ, — бормотал отец.
— Какой ещё ключ? — я села напротив него.
— Ключ зажигания, — отец прикрыл лицо руками, — пропал. Я проискал его весь день, по дороге от квартиры до моей машины.
Уже около восьми часов, рассказал отец, он купил тортеллини в маленькой лавке за углом, чтобы не возвращаться совсем уж с пустыми руками.
— Я не хотел вас огорчать, — он отнял ладони от лица и посмотрел на меня. — Бог с ним, с ключом, и с машиной тоже. Главное — спасти парковку. — Он продолжал смотреть на меня. — Тебе ли не знать, как много это значит.
На плите зашипело. Я быстро встала, сняла с кастрюли крышку и убавила огонь.
— Да, — сказала я, бросила в воду бульонный кубик и снова села за стол.
— А где же Майк? — спросил отец.