Мой отец, его свинья и я

IX

Когда мне было пятнадцать, мой отец создал фэн-клуб.

— Ты можешь взять на себя работу с членами клуба, — сказал он мне.

— А чьего фэн-клуба? — спросила я.

— Моего, — сказал отец.

— Ах, — сказала я. — А не могли бы мы создать фэн-клуб в честь кого-нибудь, кто нравится нам обоим?

— Нет, — сказал отец и сунул мне под нос газету.

Она называлась «Большая перемена». Это был номер школьной газеты муниципальной гимназии, где мой отец преподавал физику и латынь.

— Посмотри на страницу пять, — сказал отец.

Я развернула газету на пятой странице. Там был опрос: «Кто самый нелюбимый учитель в нашей школе?» Мой отец занимал второе место. Его опередил только господин Штёвер, учитель физкультуры.

— О, — сказала я.

— Первым делом, — сказал отец, — нам нужны членские билеты.

— А что, члены уже есть? — спросила я.

— Пока нет, — сказал отец, — но завтра ты их навербуешь.

Я должна была на следующий день прийти к отцовской гимназии к концу занятий, встать с табличкой и спрашивать потенциальных фэнов, не хотят ли они стать членами фэн-клуба моего отца.

— У кого есть фэн-клуб, — сказал отец, — тот рано или поздно обретает и фэнов.

Я наделала членских билетов. В качестве образца я использовала собственный билет фэн-клуба группы PUR, на котором крупным планом было лицо Хартмута Энглера. Под ним стояло: «PUR-фэн №» — и дальше мой членский номер. Я не знала, что мне написать на папиных билетах. «Папин фэн»? «Фэн учителя физики»? Я написала просто «Фэн». Когда я распечатывала членские билеты на принтере, вырезала их и наклеивала на картон, вошла мать.

— Что ты делаешь? — спросила она.

— Членские билеты для папиных фэнов, — сказала я.

— Ах, — сказала мать. — А мне сделаешь один?

Я выдала маме членский билет под номером один, а себе взяла под номером два.

На следующий день я пришла к муниципальной гимназии к концу занятий. От таблички я отказалась, мне стыдно было стоять с табличкой. Вместо неё я сунула под мышку планшетку и встала у школьной двери. На планшетке под зажимом у меня были прикреплены членские билеты и заявления на вступление. Из школы повалили ученики. Прежде чем заговорить с кем-нибудь, я присматривалась, чтобы определить, может ли он оказаться потенциальным фэном. Таких было мало. Одни были противные, другие с виду слишком тупые. Те, на ком я останавливала выбор, успевали убежать, пока я их разглядывала. Из школы выходило всё меньше учеников. Если я сейчас же ни с кем не заговорю, подумала я, то за сегодняшний день я никого не сагитирую. И только я двинулась к последнему ученику, как кто-то похлопал меня сзади по плечу.

— А ты что, тоже встречаешь здесь своего парня?

Это была Ульрика Фёллер из параллельного класса.

— Какого ещё парня? — спросила я.

Ульрика Фёллер в пятом классе пела со мной в хоре, вторым голосом. Поскольку я пела первым голосом, на выступлениях я всегда стояла в первом ряду, и она пользовалась этим, чтобы колоть меня шариковой ручкой в спину. И с тех пор я её побаивалась.

— А, понятно, — сказала она. — Ты, наверное, встречаешь своего папу, да?

— Нет! — сказала я.

В этот момент из школы вышел мой отец. Рядом с ним шёл его коллега, и они разговаривали. Когда отец заметил меня, на его лице возникло испуганное выражение. Он шагнул ко мне и сказал:

— Как хорошо, что ты пришла меня встретить!

Ульрика Фёллер усмехнулась.

В машине отец спросил, сколько членов я успела навербовать за сегодняшний день.

— Что-то медленно продвигается дело, — сказала я.

— Ничего, — сказал отец, — так сколько же?

— Ни одного, — сказала я, — у меня большие трудности с определением потенциальных фэнов.

— Тогда завтра я тебе помогу, — сказал отец. — Буду подавать тебе сигналы.

— Спасибо, — сказала я.

На следующий день отец вышел из школы в числе первых. Он встал напротив меня по другую сторону от дверей и делал вид, что не знает меня. Через некоторое время он начал дико размахивать руками, показывая на ученика, который как раз выходил из двери. Я шагнула к нему.

— Привет, — сказала я. — Не хочешь ли ты стать членом фэн-клуба? — Я сунула ему под нос бланк заявления.

Отец за спиной ученика принялся жестикулировать ещё отчаяннее. Да ещё вдобавок мотал головой. Ученик прочитал заявление и стал громко смеяться.

— Что за вопрос, конечно же я фэн старого Асинуса!

Он смеялся всё громче и уже не мог остановиться. Я увидела, как отец спрятался за кусты.

— Что за дурацкий смех! — сказала я ученику, вырвала бланк у него из рук и ушла.

Дома я заглянула в свой латинский словарь. Асинус означало осёл.

За ужином отец старался не смотреть в мою сторону. Когда он ушёл в свою комнату, я подсела к матери на диван. Я хотела спросить её, знает ли она, что отца в школе зовут «старым ослом».

— Папа показывал тебе опрос? — спросила я.

— Да.

— Ну и что ты на это скажешь?

— А что тут скажешь, ведь папа преподаёт физику и латынь. Кого это интересует?

Перед тем как заснуть, я размышляла, кого из учителей любят в нашей школе, а кого нет. Очень любили господина Меерхазе, потому что он всем ставил хорошие отметки по французскому. Даже мне. А госпожу Фриден очень не любили, потому что она часто запирала нас в классе и заставляла убирать. Господин Флеш иногда приносил домашний шоколадный пирог, всех угощал, и его поэтому очень любили.

— Папа, — сказала я на другое утро. — Я думаю, нам надо поступить наоборот: сначала обзавестись фэнами, а потом организовать фэн-клуб. Что, если для начала ты принесёшь завтра в школу пирог?

— Хм, — сказал отец.

Когда после обеда я пришла домой, из кухни доносился стук и грохот. Я открыла дверь кухни. Все дверцы шкафов были распахнуты, все ящики выдвинуты. Из одного шкафа торчал зад моего отца.

— Папа, — сказала я заду, — ты что-то ищешь?

Отец вылез из шкафа:

— Скалку.

— Мама убрала её в коробку, на которой написано: «Лишняя кухонная утварь», — сказала я.

Мой отец фыркнул и отправился в подвал. Из подвала донёсся тот же стук и грохот, что перед тем из кухни. Отец вернулся. Кроме скалки, он принёс машину для клёцек, которую бабушка подарила маме на свадьбу, чтобы мама могла делать отцу клёцки по-швабски.

— Сегодня вечером кухня, — сказал он, — экстерриториальная область.

— Ага, — сказала я.

— Это значит: входить нельзя, — сказал отец и вытолкал меня из кухни.

Я пошла к матери, чтобы сказать ей, что кухня сегодня — экстерриториальная область.

— Ага, — сказала она, — нам туда нельзя. Тогда пойдём куда-нибудь поесть.

Когда поздно вечером мы вернулись, дверь кухни всё ещё была закрыта.

— Умираю от любопытства, — сказала мать, — какой вид там будет завтра утром.

На следующее утро на кухне было прибрано и чисто. Машина для клёцек и скалка лежали на полке на видном месте. Отец сидел за кухонным столом, перед ним стояли две жестяные банки из-под печенья с рождественскими мотивами.

— Доброе утро, — сказала я. — Откуда у тебя эти банки?

— Из коробки с лишней кухонной утварью, — сказал отец и довольно посмотрел на банки.

Потом он взял свою матерчатую сумку с надписью «Big Shopper», поставил в неё банки и пошёл к двери.

— Пока, и спасибо за совет!

— Пока, и пожалуйста, — сказала я.

Вечером вид у отца был уже не такой эйфорический, как утром.

— Ну, как пришёлся пирог? — спросила я его.

— Пирог?

— Ну, который ты испёк для учеников.

— То был не пирог, — сказал отец, — а русский хлеб.

— О, — сказала я. У меня возникло нехорошее предчувствие. — А скажи, это, случайно, не было как-то связано с твоей латынью? — спросила я.

— Ничуть не случайно, — сказал отец. — Я испёк все буквы, которые нужны для того, чтобы перевести первые три фразы из «De Bello Gallico» Цезаря.

— А, «Прекрасная Галлия», — сказала я.

Отец застонал.

— А скажи-ка, — спросила я, — в каком это было классе?

— В двенадцатом, — сказал отец и добавил, что это самый прожорливый класс, какой ему когда-либо попадался. Ученики недолго переводили, а совершенно беспорядочно слопали все буквы, одну за другой. Ну вот, подумала я, значит, им понравилось. Это уже хорошо.

На следующий день я опять стояла с планшеткой перед школой. Я пыталась высмотреть учеников двенадцатого класса. С виду они должны быть совсем взрослые, но ещё не очень старые, иначе это был бы уже тринадцатый класс. Пересилив робость, я подошла к одному очень рослому юноше, который как раз выходил из двери.

— Привет, — сказала я как можно радостнее, — не хочешь ли ты стать членом фэн-клуба?

Молодой человек остановился.

— В принципе, да, — сказал он, — но смотря чьего.

— Моего отца, — сказала я.

— Очень мило с твоей стороны, — сказал молодой человек, — но ведь я его совсем не знаю.

— Может, всё-таки знаешь, — я с колотящимся сердцем назвала ему фамилию моего отца.

— А, ну конечно, знаю, — сказал молодой человек. — Немедленно вступаю в клуб!

Он заполнил заявление и получил от меня членский билет. Сначала я хотела дать ему номер три, но потом быстренько приписала впереди пятёрку.

— Я пятьдесят третий номер? — спросил он.

— Да, — сказала я.

Дома я предъявила отцу заявление.

— А завтра, — сказала я, — я наберу тебе ещё больше фэнов.

Отец уставился на бланк.

— Ты в своём уме?! — закричал он. — Ты же завербовала моего практиканта!

Отец побежал в свою комнату, из которой вскоре донеслась классическая музыка, включённая на полную громкость.

— Тогда сам ищи себе фэнов! — крикнула я в эту музыку и побежала в свою комнату.

Я включила на полную катушку свой музыкальный центр и представила, как теперь можно слушать PUR прямо с улицы. Некоторое время я валялась на кровати и дулась. Потом мой взгляд упал на латинский словарь, который лежал на письменном столе. Асинус, подумала я. От этого слова мне стало совсем грустно. Отцу нужны фэны, причём неотложно. Я подумала про господина Меерхазе. Может, отцу стоит всего лишь ставить ученикам хорошие отметки по физике и по латыни — и тогда его быстро полюбят.

Назавтра я опять стояла перед школой с планшеткой.

— Хотел бы ты иметь «хорошо» по латыни и по физике? — спросила я первого же ученика, который вышел из школы.

— Нет, я надеюсь, что смогу удержаться на своём «отлично», — сказал он и пошёл своей дорогой. Следующего я, для верности, спросила, не хочет ли он иметь «отлично» по латыни и по физике. На сей раз я попала в точку. Его перевод в следующий класс, сказал он, висит на волоске, и всё только из-за химии, математики, латыни и физики, а старый Асинус стопудово оставит его на второй год.

— Старый Асинус, — сказала я, — стопудово переведёт тебя, если ты вступишь в его фэн-клуб.

Он поставил свою подпись. Я выдала ему членский билет под номером пятьдесят четыре.

Когда я вернулась домой, в сумке у меня было десять подписанных заявлений. Я выложила их на письменный стол отца.

— Вот, — сказала я, — твоя первая десятка.

Отец прочитал фамилии на бланках.

— Странно, — сказал он. — Как раз от этих учеников я меньше всего ожидал, что они вступят в мой фэн-клуб.

— Видишь, как ты обманывался, — сказала я и вышла из комнаты.

Неделю спустя фэн-клуб моего отца насчитывал уже тридцать членов. Вступили все его отстающие ученики. Отец то и дело перечитывал бланки.

— Никогда бы не подумал, — сказал он, — что меня так любят!

— Я бы тоже не подумала, — сказала я.