Мой тантум. Книга аквамариновая

Глава 2 Лара. Маленькая рыжая тиби

— Деда, вовсе не смешно, — я обиженно смотрела на дедушку, который уже открыто, смеялся надо мной, — Вот, что мне делать, если я им не понравлюсь? Или наоборот, слишком понравлюсь?

Мы сидели за завтраком в столовой и я, нахохлясь, кромсала вилкой пышный бок сырника. Морально готовилась к первому своему дню в обычной, не женской, а смешанной школе. Я сильно нервничала перед встречей со своими будущими одноклассниками. Мне предстояло провести с ними всего лишь год, но это, же целый год!!!

Высшая школа Дискерэ. Самая лучшая школа страны. После ее окончания поступление в университет было легкой прогулкой. Все высшие школы давали знания на самом высоком уровне, и их выпускники завершали обучение в университете за два года, посещая лекции по выбранной специальности. Но только Дискерэ давала стопроцентную гарантию поступления в университет или академию.

Дед потешался уже больше половины часа. И не знай, я, что он академик, известный и уважаемый в научных кругах человек, мнением которого дорожили высокопоставленные особы, я бы подумала, что он выступает в Станд Ап шоу.

Деда я обожала. Обожала за его безграничную любовь ко мне. За его ум, за чувство юмора, за запах. Да, да, запах! Он курил трубки. Их у него целая коллекция. Я помню с детства запах табака и лосьона для бритья с ароматом горьких трав. За его голос, бархатный и низкий. Дедуля был аудитэ. Голос — его инструмент, его богатство и воплощение его дара. Однако деда был не правильным аудитэ, по его же словам. Сами по себе аудитэ не фонтанировали идеями, не являлись созидающим явлением. Но это не было приговором. Помимо дара, даны были и людьми, и вот человеческая часть могла быть одарена талантом. Деду досталась в подарок от человеческой сущности склонность к философии. Его умозаключения, научные работы и теории, которые применялись повсеместно и во всех видах деятельности, существенно продвинули цивилизацию вперед и облегчили жизнь многим из людей и данов.

— Лар, посмотри на все это с другой точки зрения, у тебя есть год, чтобы найти себе парня, познать радости и печали влюбленности, — дед внимательно на меня посмотрел, прекрасно зная мою историю первой любви, — Внучь, уверен, тебе повезет, и ты встретишь красавца с мышцами, прессом кубиками и этим длинным чубом, — дед очень эмоционально покрутил рукой возле лба.

— Деда!

— Такие модные сейчас. Ну, ты знаешь. На глаза лезут, видеть ничего не дают, кроме смартфонов, — деда улыбнулся, — как думаешь, может и мне отрастить такой?

Он запустил руку в свою гриву, и принял позу полного довольства собой.

— Ты мне и таким очень нравишься, — я чмокнула деда в щеку.

— С чего ты вдруг решила уйти из Санктум Эст? Хорошо же училась в женской гимназии! До сих пор не могу понять, что стукнуло в твою голову, и почему ты запросилась именно в Дискерэ? Медом там намазано? Я не спрашивал раньше, думал, сама расскажешь, — теперь дед не улыбался.

Внимательный взгляд впился в меня как клещ в собачку.

Деда сразу отличал капризы от серьезных обстоятельств. Я не смогла сопротивляться и решилась признаться, тем более что рано или поздно он бы догадался. А мне сейчас очень нужна поддержка. Если уж дар сработал и «указал» где мое место, то это означает, что спокойным временам пришел конец. Я же тиби. Очень редкое создание. Мой дар не был проклятием для меня ни в чем, кроме внешности, просто потому, что я и сама не знала, чего же такого дает мой дар. Я красивая, тут не поспоришь. Но, радости от этого никакой вовсе. Попробуйте жить, когда на вас все время смотрят, постоянно пытаются привлечь ваше внимание, распускают руки и так далее. Мой дар вроде бы и есть, но его и нет. Мама погибла, не успев передать мне тайные знания. Инструкций к дару тиби не прилагалось. Дар индивидуален, никогда не угадаешь, что тебе уготовано. Даже дедушке, академику с гордым мировым именем — Андрей Сергеевич Лакри — который знал всё-всё (по моему мнению) было неизвестно, что во мне проснется.

— Деда… — промямлила я. — Меня «повело» туда, — сказала и замерла.

Дед все понял. Выдохнул. Опустил плечи. Согнулся как-то.

— Внучь, я не думал, что так рано, — его добрые и мудрые серые глаза как-то погасли, — Восемнадцать лет! Ты ведь еще и подурить не успела, как следует!

Мы с дедой знали, что дар тиби ведет ее туда, где должна свершиться ее судьба. Ну, не так прямо высокопарно, но мы с дедой, именно так подшучивали над моментом, когда дар проснется. У моей мамы, например, дар проснулся в двадцать три года. «Повел» ее, и она оказалась там, где был мой папа. И, в итоге, они остались вместе, родилась я.

Потом… Потом было не очень интересно.

Папа был очень талантливым аудитэ. Он отправился на конференцию в Шазген и не вернулся. Во время его выступления с речью, посвященной (забавно) вопросу о продлении срока жизни путем магико-эмоциональной подпитки, на него упал софит. Отец погиб сразу же, на месте.

Мама не смогла пережить этого. Нет, она, конечно, жила, ела, пила, гуляла. Даже занималась моим воспитанием целый год, почти до моих семи лет. Но, она была мертва. Когда она была одна в комнате (я помню, как подсматривала) она просто сидела и смотрела в стену, будто дожидаясь, когда эта жизнь закончится, и она сможет уйти. Я уже тогда, будучи малышкой, поняла, что ее якорь я. Из- за меня она еще живет и дышит. Однажды она все — таки улетела от меня.

Мне было шесть лет, и это лето было последним перед поступлением в школу. Уже заранее было определено, что я как носитель дара тиби, буду получать образование в Санктум Эст. Женская гимназия очень высокого класса. Ничуть не ниже чем Дискерэ, совершенно закрытая. Мама тоже училась там и была одной из самых известных учениц. Еще бы! Мама была самая красивая. Я вспоминаю ее изумительные сапфировые глаза и светлые волосы, ее мягкий голос и идеальную осанку и понимаю, мне никогда не сравниться с ней. Ни в умении держать себя в обществе, ни в спокойном, мудром отношении к жизни, ни в рассудительности, которая во мне отсутствует напрочь. Ее способностью стала возможность останавливать время.

Странно, что я очень хорошо помню ее. Прошло уже так много времени с того момента, как она покинула меня, а я все еще продолжаю слышать ее запах, и прекрасно помню ее привычки и то, во что она одевалась. Должно быть, это память тиби помогает мне не выпускать родной и любимый образ из головы. Я горько ухмыльнулась. Вот и нашелся плюсик в моем даре. Я не замечала, только ощущала, как дедуля внимательно следит за мной, но уже не могла реагировать на его присутствие, уносясь мысленно в тот день, когда мама улетела от меня.

Улетела…. Это не метафора, не фигура речи, это буквально было так.

Мы путешествовали с мамой по западному побережью Мазори. Погода была роскошная. Тепло, не знойно. Мы исколесили на маминой машине все интересные места, любовались скалами, лазурным морем, яхтами. Мама немного ожила, улыбалась, показывала мне, где они с папой когда-то проходили или проезжали, просто сидели, смотрели, ели. Я тогда поняла, как сильно она скучает по нему. Как не нужна и противна ей жизнь без него. Ощущалось это почти на физическом уровне. Боль, тоска, ломка и ежедневная потеря сил. Дар таял, как и мама. Гораздо позже я узнала, что тиби не живут долго без своей пары. От силы год.

Я помню, как заплакала, обняла мать, и она долго баюкала меня в своих ласковых объятиях, все время шепча.

— Прости меня, прости меня моя Морковка!

Мы ехали по симпатичной дороге. Вокруг расстилалась равнина, покрытая множеством душистых трав. Мы поначалу вовсе не обратили внимания на далекие молнии и зарницы и темнеющий край неба со стороны моря. Пока не стало поздно. В начале лета в Мазори бывали и ураганы и даже торнадо. Это было связано с течениями и муссонами. Мы с мамой знали об этом, но никак не могли и подумать, что нас коснется опасность. Ветер усиливался, гудел и проходил волнами по разнотравью, гоня изумительные ароматы и пыль по лугам. Солнце скрылось. Свинец неба напомнил о феврале. Мы летели по дороге так быстро, как только могла себе позволить наша очаровательная, но не очень мощная «дамская» машинка. Мама все время оглядывалась в поисках убежища. Потом задумавшись, резко выкрутила руль и бросила машинку в поле. Мы мчались, подскакивая на ухабах. Это было неприятно, тревожно, никак не давало собраться с мыслями.

Между тем, смерч набирал силу, выставив свою толстеющую воронку к небу. Он постоянно менял направление, но мама, изредка поглядывая в сторону опасности, четко следовала по маршруту известному ей одной. Наконец она встрепенулась, заметив цель, к которой стремилась. Это была небольшая низинка, со дна которой бил родник. В низинке, аккуратно огибая место природного фонтанчика, был поставлен симпатичный мостик. Он выглядел легким и воздушным, но был сделан из металла и имел под собой крепкую опорную балку. Мама крутанула руль, мы выскочили из машины и рука об руку побежали под мостик. На половине пути, мама отняла у меня руку, и бросилась обратно к машине. Я стояла и ждала, ждала, когда же ее рука снова окажется в моей. Страшно было. Жутко. Хуже всего, что именно тогда я поняла, что значит предчувствие. Вязкое и холодное ощущение надвигающейся беды. Для меня, малышки, это чувство стало самым неприятным и до сих пор иногда звучит во мне его отголосок, если на улице сильный ветер. Мама вытащила из машины свой пиджак и бежала уже ко мне, разрывая на ходу нитки по шву. Похоже, опасность, которая грозила нам, удесятеряла ее силы. Схватив на бегу меня за руку, потянула к низинке под мостик. Там она начала приматывать меня разорванной на полоски тканью к балке. Все время приговаривая:

— Все хорошо, Морковка, все хорошо! Никакой смерч не унесет тебя!

Потом она примотала и себя как смогла и крепко взяла меня за руку. Мне стало больно, но руки я не отнимала, чувствуя ее тепло, я сама становилась более смелой. В этот момент смерч налетел на нас. Меня трепало, вжимало в опору моста, волосы больно хлестали меня по лицу, но я чувствовала мамину руку и успокаивалась. Потом все стихло, и я смогла разлепить глаза. Предчувствие накатило мощной волной. Я быстро повернулась к маме. Она стояла, прижавшись спиной к опоре, ткань, которая удерживала ее, была почти разорвана. Мама крепко держалась за балку и смотрела в небо. И я посмотрела туда. Замерев от ужаса, поняла, что мама задержала время. В этом был ее дар! Вокруг повисли кусты, завихрения, какой-то мусор, наша машинка. Мама отпустила мою руку, посмотрела на меня и четко, почти по слогам, проговорила:

— Лара, ты мое счастье. Я очень сильно тебя люблю. Прости, что брошу тебя сейчас. Солнышко мое, запомни, «ТИБИ» — для тебя. Ты найдешь своего тантум и будешь счастлива. Береги его! Я не смогла уберечь! Прощай, моя девочка! — последние слова мама уже кричала, ветер налетел с большей силой, и, разорвав последние ленты ткани, унес маму.

Я долго смотрела ей вслед, видела как ветер трепал и крутил мою любимую и хрупкую мамочку. Потом пришла темнота, и я провалилась в нее, блуждая по лабиринтам сознания.

Очнулась от щекотки. По лицу что-то двигалось. Я открыла глаза и увидела пауков. Много. Они ползали по моему лицу. Я закричала громко-прегромко и заплакала. Оказалось, что именно этот крик и помог спасательному отряду отыскать меня. Все время пока меня вытаскивали со дна низинки, пока везли на большой машине к городу, пока меня осматривал врач, пока я ждала дедулю и потом, когда деда ворвался в мою больничную палату, я плакала. Плакала еще целых семь дней, то срываясь в громкие рыдания, то тихо проливая слезы. Деда, с лицом белее мела, просто обнимал меня и ничего не говорил. Утром восьмого дня деда взял меня на руки, посмотрел мне прямо в глаза и сказал, вливая, как я поняла позже, в меня свой дар:

— Ты все выдержишь, маленькая тиби. Никогда не плачь больше.

Я перестала плакать и не плакала больше никогда. Что бы ни случилось. Ни от боли. Ни от бессилия. Ни от неудачной первой любви. Я просто исчерпала весь свой запас слез на многие годы вперед. Воздействие сильного дара аудитэ-дедули принесло свои плоды. Да, я не плакала, но замолчала. Надолго. На пять лет. Я поступила в Санктум Эст. Превосходно училась. Никого не смущала моя немота и отсутствие интереса к другим девочкам. Мне было хорошо одной до тех пор, пока я не стала придумывать свои миры…

Я грустно посмотрела на деда, он сразу все понял, как обычно. Просто кивнул мне, и на этом наш завтрак закончился.

Я уже крутилась перед зеркалом в холле, когда деда подошел и предложил довезти меня до школы. Я отказалась, потому что хотела пройтись, благо до Дискерэ недалеко. Подхватила рюкзак, взяла в руки горшочек с белой кампанулой, чмокнула деда в щеку и отправилась к новому и неизведанному.

До школы дошла почти без происшествий, если не считать «выплеска». Это случилось, когда переходила дорогу на светофоре. Меня как будто принакрыло чужими бессознательными эмоциями. Радостью встречи после долгого, напряженного ожидания, счастьем, будто все беды позади, нежностью и даже, не знаю как описать, томлением что-ли.

Это так необычно и интересно, когда просыпается дар! Кстати, дар у тиби просыпается позже, чем у других данов.

На школьном дворе все обращали на меня внимание. Я уже была не рада, что по давней привычке, принесенной из Санктум Эст, прихватила с собой ежегодный подарок для учителя в виде цветов. Смотрелась это нелепо, должно быть. Я остановилась в центре красивого, ухоженного школьного двора с клумбами и пышными кустарниками. Вокруг рядами стояли липы. Обожаю, вот обожаю их сильно-пресильно! Мне нужно было добраться до административного корпуса. Я не была там, деда просто сказал мне, что я принята в Дискерэ и все. Поэтому, отринув страхи и сомнения, буквально схватила за шкирку парнишку лет тринадцати, который как раз проходил мимо. Парень таращился на меня как на фейерверк в день Эд Патрес.

— Привет, где административный корпус? — спросила я у наглого, по глазам видно, мальчишки.

— Ну, привет, привет, — хамовато-заинтересованный взгляд ребя пробежался по моему лицу, волосам, и ей Богу, задержался на моей груди!

Боже, ему сколько лет-то? Вижу, не более тринадцати, однако ростом с меня, что не удивительно вовсе, поскольку была я невысокой. Но его бесцеремонный взгляд и ухмылка меня задели.

— Ты ответишь? — я старалась держать лицо и не поддаться неприятным эмоциям.

— Могу и проводить. Только что мне за это будет?

— А что тебе нужно? — я ждала ответа, надеясь, что это будет просьба о деньгах.

Хотя, какие к черту деньги? Я же в Дискерэ. Тут куда ни глянь, либо отпрыск банкира, либо чиновника, либо аристократ.

— Хочу фото с тобой, — парень усмехался, но в глазах я увидела надежду.

Мне стало его жалко. Вынужден соответствовать детям аристократов в Дискерэ, отсюда и поведение.

— Хорошо. Без проблем, — я улыбнулась ему открыто и тепло.

— Серьезно??!! — парень очень удивился и не смог справиться с лицом, вспыхнул и принялся тыкать пальцами в телефон, настраивая камеру.

Мы встали рядом, он поднял руку со смартфоном, а я повернулась к нему, и чмокнула в щеку. Селфи получилось по — дружески теплым и очень красивым. Кампанула тоже попала в кадр, и оживила наши школьные формы своими звездчатыми колокольчиками.

— Я тоже хочу, — рядом с нами встал, скрестив руки на груди, симпатичный парень моего возраста, темноволосый и кареглазый, аудитэ.

Он улыбался так приятно, без намеков и двусмысленностей в мой адрес, что не улыбнуться в ответ было бы неприличным. Я и исполнила улыбку в самом широком смысле и масштабе.

— Меня зовут Сергей Карамышев, — представился он.

Я протянула в ответ свою руку, он ухватился за нее, и пожал очень осторожно.

— Я Лара Лакри, новенькая, — озвучила я свой статус, и только теперь поняла, что стала центром внимания множества людей.

Постаралась не сильно смущаться, уж не знаю, насколько получилось. Обернулась к селфи-пареньку.

— Ну, что идем? — кивнула на прощание Карамышеву, и мы направились в административный корпус.

Спиной чувствовала взгляд Сергея, но оборачиваться не стала.

Спустя половину часа я стояла перед входом в аудиторию своего класса, прячась за спиной ректора Дискерэ, профессора. Эксультатэ, кстати. Дар слабый, но сам человек, не дан, был одарен. Отсюда и высокий пост, и уважение и его нескрываемая гордость своим Дискерэ. Назаров Сергей Викторович открыл дверь и шагнул в аудиторию. За его широкой спиной я не видела, только слышала, как класс встал, приветствуя ректора. Сергей Викторович жестом «посадил» учеников и обратился к преподавателю, чей урок мы прервали.

— Илья Ильич, встречай пополнение, — голос ректора — эксультатэ был вальяжным и раскатистым.

Мне все чудилось, будто он барин в большом и процветающем поместье. Где же шелковый халат с кисточками пояса? Родовой перстень и целый выводок детишек от холопок? Я очнулась и быстренько смахнула с себя фантазии о ректоре. Тем более что говорили обо мне. Сергей Викторович пропустил меня вперед и я, наконец-то, смогла оглядеться.

Первым, кого я заметила, был преподаватель. Приличного роста, прекрасно сложенный мужчина лет сорока. С красивой, модной прической (я мысленно хихикнула, вспоминая дедино утреннее заявление о чубатых) и такой же модной, ухоженной бородкой. Очки в стальной оправе. Модной! Тут я почти хихикнула в голос, полагаю, это было нервное. Все в нем было модным. И рубашка и брюки и туфли. Прямо по А.П.Чехову с заменой «прекрасно» на «модно». А вот глаза были прекрасные. Я заглянула в них и утонула. Столько было там доброты, тепла и мудрости. В общем, если я и не влюбилась, то ощутила целую гамму теплых чувств к этому человеку. О нем много рассказывал деда.

Илья Ильич Хворостов, человек. Человек-то человек, но, очень известный в узких кругах. Известен он был тем, что умел найти подход к любому типу учеников. Умел наладить контакт, заинтересовать, сделать процесс обучения максимально комфортным. Очень многие школы старались заполучить его, переманивая, перебивая стоимость услуг, подкупая социальными благами и прочими плюшками. Однако Илья Ильич был непреклонен. Он оставался в Дискерэ и продолжал работать. Брал самые сложные классы. Работал только с данами. Был у него какой-то секрет (подозреваю, что артефакт или амулет). Он точно знал, как не поддаться чарам данов. И абсолютно четко умел видеть ауру данов. Как? Никто не знает — это тоже сообщил мне деда по секрету, выпучив глаза и потешно двигая бровями. Иначе говоря — Хворостов был педагог-легенда. Ну, а что еще ожидать от Дискерэ?

Тем временем, ректор неспешно покинул аудиторию, милостивым жестом позволив ученикам не вставать. А я осталась лицом к лицу с прекрасным учителем и классом, немногочисленным, но заведомо опасным. Класс состоял только из данов. Отпрыски аристократов в немыслимых поколениях. Всего пятнадцать человек. Я шестнадцатая жертва дара.

Илья Ильич снял очки, протер их и снова надел. При этом он все время смотрел на меня. А я, как маленькая, вцепилась в горшок с бедняжкой кампанулой и боялась посмотреть на класс. Илья Ильич «отлип» и сказал на прекрасном французском диалекте Суавитатис:

— Итак, у нас в наличии мадмуазель Лакри, одна штука? — после его слов я поняла, что ректор уже представил меня классу.

Как я умудрилась все прослушать?

— Да, именно так, месье Хворостов, — я не смога удержать хвастливого чёрта в себе и ответила ему на том же редком диалекте.

— Приятный голос, — Илья Ильич улыбнулся мне, ободряя и одобряя мои познания в Суавистатис, — Итак, драгоценная данни, прошу Вас, представьтесь классу. Буквально пару слов о себе.

Я повернулась к ребятам лицом и заставила себя взглянуть на них. Горшок мой с цветком не треснул только по счастливой случайности, так крепко я в него вцепилась. Я попыталась разглядеть людей, сидящих передо мной и с большим интересом на меня смотрящих. Ну, еще бы, они не могу «прочесть» мою ауру. Тиби никто из них не видел.

Первой я заметила девушку, сидящую за первой партой, прямо у двери. Очевидная аура дитари. Лицо в фурункулах и прыщах. Взгляд умный, пронзительный и от нее веет теплом.

Потом я увидела за последней партой в первом ряду (его нельзя было не заметить) здоровенного парня в такой копной волос, что это было и страшно и смешно одновременно. Он тоже был дитари и смотрел на меня на как интересную игрушку, голубыми глазами своими, напоминая ребенка, счастливого и обожаемого.

Далее мое внимание привлекли близнецы, сидевшие друг за другом. Как две капли воды, честное слово! Даже ауры одинаковые. Эксультатэ оба. Такие пластичные! Они так артистично вытягивали шеи с предпоследних парт первого ряда! Красивые мужские руки, длинные пальцы, широкие плечи. Интересные одухотворенные лица. Я видела, как один из близнецов вытянул ногу. НЕ танцоры так мыски не тянут! Я смогла оценить это в полной мере, потому, что сама долгое время занималась в балетном классе.

И последним я заметила молодого человека (парнем я бы его не смогла назвать ни за что, только принцем) за предпоследней партой среднего ряда. Аудитэ. Светлые волосы, серые глаза, очаровательные ямочки на щеках. Он улыбался мне так удивленно и искренне, что я не смогла оторвать от него взгляда. Дан был настолько привлекателен, что я «залипла» совершенно. Кажется, слегка покраснела от его взгляда. Так и стояла, пока Илья Ильич не окликнул меня.

— Мадмуазель Лакри, я сейчас расплавлюсь от любопытства! Прошу, скажите хоть что-нибудь. Я по Вашей ауре ничего не могу прочесть. Кто Вы, маленькая данни? — мэтр притопнул ногой шутливо.

Странно, что ректор Назаров не сказал им, что я тиби… Может, потому, что он эксультатэ? И не захотел срывать такой вот спектакль?

— Извините, мэтр, — я очнулась. — Я перевелась в Дискерэ из Санктум Эст, поэтому сразу прошу простить мне мою неуверенность. Я долгое время была воспитанницей закрытой школы, в которой учились только девушки. Но, я не настолько дикая, как может показаться на первый взгляд, — я старалась не торопиться, произнося эту речь.

— Мэтр? — Илья Ильич был доволен. — Мне нравится этот титул, мадмуазель Лакри. Прошу, продолжайте, нам все очень интересно, — он выразительно посмотрел на очень красивую белокожую девушку (эксультатэ со странной аурой) за первой партой ряда у окна, которая демонстративно изучала свой маникюр, но с огромным интересом исподволь изучала меня, думая, что никто не замечает этого.

То, что она видела во мне, ей не нравилось. Скорее всего, ей не нравилась реакция на меня мужской части класса. Деда говорил мне, что я смогу найти кучу друзей и не смогу найти кучи подруг. Теперь понятно, как это работает.

— Я тиби… — будто выдохнула, а класс изумленно замер.

Тишина повисла звенящая. Кто-то приоткрыл рот, кто-то замер с нечитаемым выражением лица. Прыщавая девушка с первой парты улыбнулась. Потом всех будто отпустило, и класс зашумел, загалдел. На меня посыпался град вопросов. Илья Ильич призвал к порядку, всего лишь подняв руку, и задал основной вопрос.

— Как проявляется Ваш дар, Лара? — все снова замолчали, боясь пропустить хоть слово.

— Никак, — я пожала плечами. — Пока никак, если не считать того, что недавно меня «потянуло» оказаться в Дискерэ. Я просто «услышала», что мне нужно уйти из Санктум Эст и перейти сюда. Я попыталась противиться, но это раздражало, как чесотка пока не перевелась. Со временем я смогу что-что. У тиби нет определенного дара. Все индивидуально. Пока, все что я знаю, что когда буду находиться рядом с кем-то, кто будет играть важную роль в моей судьбе, то вокруг меня появится свечение, сходное по цвету с цветом моих глаз. Во всем остальном я совершенно бесполезное существо, — я улыбнулась, криво, но не печально.

Класс и преподаватель молча, переваривали информацию.

— Ну, мисс Лакри, замечательно уже то, что Вы не пьете кровь младенцев и не превращаетесь в чудовище на закате, на восходе или в полночь, — Илья Ильич хитренько блестел глазами из- под моднейших очков. — А то у нас уже есть в классе инфернальный тип. Не будем показывать пальцами, ибо Вы и сами позже поймете о ком я.

— Насколько позже? — я уже слегка отошла от знакомства с классом и попыталась пошутить, — Лучше бы к концу учебного года. По возможности, никогда. Но, мне ведь так не повезет, да? — я сделала «большие и печальные» глаза и посмотрела на мэтра.

Класс начал хихикать.

— Увы, мисс Лакри, Вам точно не повезет, поскольку я уже предвижу последствия Вашего прихода в наш класс, — его пророчество сопровождалось потиранием рук и ехидной улыбкой, — Уже предвкушаю события, дуэли и прочие спектакли!

— Мэтр, я забыла предупредить, — я снова сжалась, понимая, что придется поделиться своей личной проблемой с чужими людьми, — У меня арахнофобия. В самой высокой степени и в жутком проявлении.

— Вы боитесь пауков? — Илья Ильич приготовился слушать.

Ребята тоже. Вот же черт, сколько внимания!

— Очень. Это доходит до абсурда, но это сильнее меня, — я повернулась к классу, и как можно четче попыталась рассказать о своей проблеме, подчеркнув ее серьезность, — При виде пауков я очень сильно пугаюсь. Могу упасть в обморок. Однажды дело закончилось двухчасовой комой. Поэтому, я очень прошу вас не проверять мои слова, подсовывая мне пауков. Просто поверьте.

— Господа, вы всё услышали, — Илья Ильич смотрел на ребят каким-то особенным взглядом, будто внушая им, что мои слова должны быть, услышаны и приняты всерьез.

«Принц», тот самый, с предпоследней парты среднего ряда, отозвался первым, и сразу же очаровал меня своим бархатным голосом:

— Не бойся, данни, здесь нет дебилов. Или почти нет, — он очень красноречиво повел взглядом в сторону огромного парня-волосатика, на которого я раньше обратила внимание.

— Дебилов нет. Есть только болтуны — задушевники, — отпел «прическа» густым и сочным басом.

— А в кому ты впала, когда увидела много пауков? Или одного достаточно, чтобы трепетная тиби отключилась? — белокожая красавица соизволила меня заметить.

— О, сорян, дебилы все же есть, — «Принц» добавил в голос столько ехидства, посмотрев на белокожую, что класс захихикал.

Белокожая злобно зыркнула на него, поджала губы и уставилась в окно, промолчав.

Класс принялся шуметь и обмениваться мнениями и междометиями. Илья Ильич, что странно, молчал и не прерывал этого гудения. Он смотрел на меня, точнее, на мою кампанулу.

— Мисс Лакри, Вы принесли с собой цветок. Это обязательный спутник всех тиби? Или…?

— Оу, мэтр, — я опомнилась. — Это для Вас. Подарок, — я протянула горшок учителю.

Он удивленно смотрел на меня. Подошел, взял горшок с цветком и задумчиво так на меня посмотрел.

— Данни, я очень признателен Вам, однако, в нашем классе умирает все живое, — он широким жестом указал на окна.

На подоконниках стояли горшки с цветами. Нет, не так. Стояли горшки с сухими палками, вместо цветов. От класса не укрылся наш диалог и все дружно заржали, глядя на мое растерянное лицо.

— Лара, — мэтр честно пытался скрыть от меня свой смех. — Я готов принять Ваш подарок, но подарок, зуб даю, не готов к такому.

— Мэтр, — я должна была что-то сказать, поскольку класс снова ржал. — Я не знала, что дарить. Если бы знала, принесла бы свежих кексов, например, — я смеялась вместе со всеми, — Кексы умерли бы сразу и не своей смертью.

— Лара, про кексы я запомню, и Вы возьмите на заметку. Что касается цветка, лично я не против, но Вам придется наблюдать агонию растения, — смеясь, предупредил Илья Ильич и поставил цветок на подоконник.

— Я попытаюсь не громко плакать, наблюдая это, обещаю! — я закивала, подтверждая свои слова.

— В таком случае, давайте найдем место в классе и Вам, мадмуазель Лакри, хотя выбора у Вас нет, — он махнул рукой куда-то в конец класса.

Я проследила за его движением и наткнулась на взгляд, который просто выбил воздух из моих легких. Парень, который разглядывал меня в упор с последней парты ряда у окна, поражал наповал. Черные волосы отросли до основания шеи, челка опускалась на глаза. Высокий лоб, соболиные брови вразлет, прямой нос, привлекательного, четкого рисунка губы и настоящий мужской подбородок. Широченные плечи. Изумительные руки с вязью вен на них и длинными пальцами. Пиджак живописно облегал бицепсы, весьма убедительные, кстати. Парень был высок, и даже сидя, отличался осанкой настоящего патриция. Однако, не его впечатляющая, роковая внешность «убила» меня. Его глаза… Черные, ей Богу, чернющие, как душа грешника! Взгляд был до того недобрым, что я готова была провалиться под землю, лишь бы только он перестал меня разглядывать. И как я его не заметила?!!! Поскорее отвернулась.

— Данни, я искренне сочувствую, но Вам досталось место впереди воронки инферно. Вам придется сидеть спиной к кошмару Дискерэ и в непосредственной его близости, — Илья Ильич горестно покивал, — Бессонов Марк Андреевич персона знаменитая на всю школу и не только, но это вовсе не означает, что его слава добрая, — предупредил меня мэтр.

У-хи-хи…я и сама уже поняла, что я «попала».

— Хотите сказать, что я засохну раньше, чем мой подарок? — я попыталась пошутить, а это было ой как не просто под убийственным взглядом инферно-парня.

— Боюсь, все зависит от настроения господина Бессонова, — и почему мне показалось, что мэтр прикалывается вовсе не надо мной?

Марк перевел взгляд с меня на учителя и заговорил:

— Не бойтесь, господин Хворостов. Бояться должны вовсе не Вы, — вот так вот уверенно этот чёрт и определил мое место под солнцем.

Я вздохнула, покрепче перехватила рюкзак и направилась прямо к Бессонову. Заняла место за партой перед ним. И все это время ощущала его взгляд. Он проникал мне под кожу и нервировал бесконечно. Одна радость-справа от меня в соседнем ряду и непосредственной ко мне близости сидел «принц». Я взглянула на него и сразу снова «залипла». Вблизи он бы еще красивее. Глаза умные. Выражение лица такое корректное что-ли, вежливое, приятное, но с «перчинкой». Иначе не могла пояснить. Все на уровне ощущений. Мэтр уже начал урок, а я все смотрела на соседа по ряду и он на меня….

Но, не смотря на такие увлекательные гляделки, уверяю, я четко ощущала, как позади меня закручиваются тугие кольца воронки инферно.