Мой тантум. Книга аквамариновая

Глава 20 Марк. Жизнь моя

Когда она уснула, я еще очень долго смотрел на нее. Динь была такой близкой сейчас. Я любовался ею, и мысли мои вовсе не были романтическими.

Да, я люблю ее. Это чувство вытесняло все остальные, которые раньше присутствовали во мне. Однако, эта любовь рождала и нечто другое. Я теперь точно знал, что для нее и ради нее я сделаю все. Я добьюсь всего, лишь бы моя девочка была счастлива, довольна, радостна. Она никогда и ни в чем не будет нуждаться. Я никому и никогда не позволю обидеть ее. Только ради одного ее взгляда, который показал бы мне ее гордость мною, я готов ломать лбом стены, горы, рушить планеты и создавать их.

Динь, любимая, я заберусь так высоко, что ты будешь самой первой леди всего мира! Стану кидать тебе под ноги драгоценные камни и цветы. А ты…просто люби меня. Подари мне детей. Будь рядом. Я никогда больше не буду одинок и создам свою собственную семью, свой род, клан, стадо, курятник… называй как угодно.

Вот так, глядя на нее, спящую, я увидел свою жизнь. Задохнулся от нахлынувшего счастья и осознал, что Динь моя путеводная звезда. Ни больше, ни меньше. Я точно знал, чего я хочу! Я точно знал, что могу это! И сделаю!

Да, господа, я стал Мужчиной. Подумал, что именно так ими и становятся. А вовсе не тем способом, о котором принято думать, улыбаясь глумливо.

Подумав про способ, я, как и любой другой парень, рядом с которым в постели лежала обворожительная и горячо любимая девушка, очень захотел осуществить замысленное. Но, Динь спала так сладко и улыбалась так тепло во сне, что я попросту не решился ее будить (хотел нещадно! Но…)

Она изумила меня ночью, просто сокрушила… Динь была невероятно отзывчивой и чувственной. Я, периодически выныривая из потока удовольствия, благодарил Бога за эту девочку… Раз пять успел поблагодарить!

Я тихо выбрался из постели и нашел на полу в углу ту самую рубашку, в которой ночью Динь явилась ко мне. Натали, детка, с меня подарок! Спасибо, систер, за такой праздник! Рубашку я заныкал в самый дальний шкаф своей гардеробной. Прости, козявочка, но это мой трофей!

Потом я вернулся к горячей Динь и подмяв ее под свой бок, притянув к себе, крепко закуклил ее руками и ногами. Еще и за волосы уцепил! Чтобы наверняка! Теперь никуда не уйдет!

Днем, когда мы оба слегка вошли в разум, Динь бродила по моей студии, а я (влюбленный дебил) никак не мог отлепиться от нее. Ходил по пятам и улыбался, словно был под кайфом. Я и был под кайфом! «Рыжая козявка», так я его назвал. Она и сама была в эйфории и, это возбуждало меня нереально!

День и ночь… Мы были вместе в какой-то своей, созданной только нами, галактике.

Потом наступило утро и Динь смеясь и сердясь, потребовала, чтобы я отвез ее домой. Я упирался, как умел, но… Не мог я ей отказать! Я выдал Динь свою футболку. Про рубашку она не спросила… Вот опять! Ее встроенный «датчик» продиктовал ей, что об этом спрашивать не надо.

Мы ехали по заснеженному городу, жмурясь от солнца, которое било в окна моей каракатицы. Смеялись и болтали. Это тоже было счастьем. Жизнью. Моей и ее.

Динь убежала в свой блок одеваться, а я разговаривал с ее дедом (козявка позвонила ему, сказав, что мы едем и тот ждал нас к завтраку).

Дед Динь оказался классным мужиком. Ни слова не сказал о нашем с ней зависалове у меня. Ни одного оскорбительного взгляда и интонации. Я, чувствуя, что должен объясниться, выдал.

— Андрей Сергеевич, я сделаю для нее все. Понимаю, что неожиданно свалился на всех нас этот тантум, но я бесконечно рад этому. И, самое важное, Динь счастлива. Просто поверьте. Я бы прямо сейчас просил ее руки для себя у Вас, но понимаю, что до окончания школы, это, по меньшей мере, глупо. Однако, Вы должны знать, что я сделал Динь предложение еще в прошлом месяце и она согласилась.

Дед долго молчал, потом, как и все Лакри, не разочаровал меня.

— Бес, а то я не вижу. Да, забирай! Без проблем. Но, помни, девочка она моя. И я тебе глаз на жопу натяну, если не будешь привозить ее ко мне, хотя бы раз в неделю!

И это академик? Да по фиг! Вот это по нашему, по дановски. Все мы безумцы, если подумать.

Мы скрепили нашу договоренность крепким рукопожатием. Потом приятно и очень долго завтракали втроем, а затем я и Динь отправились в Дискерэ.

Мы вошли в класс и все разговоры прекратились тотчас. И я понял почему…

Динь… Она сияла всеми красками женщины, которая была любима. Я, оглядев народ, увидел то, что заставило мой дар плескаться гневной, ревнивой волной! Все парни, абсолютно все, смотрели на нее тяжелыми, мужскими глазами. Тягучие, горячие взгляды в сторону моей девочки… А она, никого не замечая, кроме меня, улыбалась и была такой…я даже не знаю…манящей, желанной, сексуальной и черт еще знает какой!

Я жахнул, молчаливо, даром. Взгляды потухли. Динь изумилась, ничего не поняв. Впрочем, женщины этого не понимали. Особенно те, которые привыкли к вниманию. А козявка привыкла. С такой внешностью, странно было бы не привыкнуть.

Тут в аудиторию внесло динькиных подружек. Ультразвук, поцелуйки и прочее, девчачье.

— Динь, хочешь булку? — Натали жевала громадную плюшку и пыталась запихать ее в рот моей девочки, — Вкусно же.

Динь кусанула и с удовольствием принялась жевать. Мне тоже захотелось! Я нагнулся и тяпнул кусок от огромной булки, изумив Натали и заставив Ирэн хихикать. Ворона, незаметно нарисовавшись рядом с нами, тоже куснул. Куснула и Ирэн.

Мы заржали. Шуйские, в обнимку, подвалили к нам и тоже получили по куску, но скорее ради компании, а не по голодняку. Потом трепались ни о чем. Я, улучив момент, подмигнул Натали и, она подползла ко мне.

— Марк, спасибо за розы, — она очень иронично улыбалась мне, — Я так понимаю, судя по цвету букета, подарок мой оказался весьма кстати?

— Натали, систер, я никогда тебе этого не забуду. В ответ на твой подарок, я расскажу тебе о ВВ, — мысленно я попросил прощения у друга.

Наташа меня удивила, полыхнув румянцем и застеснявшись.

— Марк, я буду признательна. Но, не говори ему, что я интересовалась, — она так мило просила, что я сдал ВВ, но, так искусно, что он вышел реальным героем.

Наташка слушала внимательно и улыбалась. Вот в этой ее улыбке я и засек те краски, которые были и в улыбке Динь, мысленно поздравив ВВ с новой девушкой. Да еще какой!

Потом я посмотрел на Динь. Она стояла между Федулом и Гошкой. Они втроем были идеальны. Я не ревновал, нет. Просто они гармонировали друг с другом как…ну…картина, скульптура… Была в этой троице красота, недоступная для понимания, но от этого становилось волнительно и любопытно. Что там у них? Чем удивят? Блеснут? На моих глазах рождалась тайна творения, искусства и чего-то еще, что двигало чувства в себя. Заставляло смотреть в свою душу и искать там важное и вечное.

Потом явление Ильича (снова невообразимый жилет) и мы с Динь подняли руки. Ильич сразу понял, что это конец его занятиям с нами.

— Так, ясно. Последняя парта отбывает на тест? Ну, что же… Вы готовы. Но, должен сказать, что мне будет не хватать вас. Придется найти новую жертву для потех. Кажется, это будет Тургенев, — Ильич был расстроен, но расстроен ПРАВИЛЬНО, отпуская нас, он радовался, что стал частью нашей истории.

— А что сразу я то? — Витька Тургенев набычился, чем и вызвал хихи у класса.

— А что Вам, собственно, не нравится, данна? Кто у Вас там сейчас в мыслях? Юсупова? Вот и чудненько!

Лиза краснела. Тургенев мычал. Ильич ржал.

Эх, я и сам буду скучать по всему этому. Но, меня ждала моя жизнь и мои планы. Динь, звезда моя путеводная, я прямо завтра начну строить для тебя рай. И если ты, сердечная моя девочка, позволишь быть рядом, я тихо займу свое место рядом с тобой. На всю жизнь.

Мы сдали тест. Уверен, что на «максимально отлично». Ильича мы просто не могли подвести. Потом всем стадом (шайка ждала нас у входа) потащились в деканат. Тест был устным, и результаты мы могли получить уже сейчас. Пока ждали, смеялись и болтали, как обычно. Ирэн шепталась с Динь, когда я нехотя отпустил свою девочку из объятий.

Услышав от замдекана- «максимально отлично», мы написали с Динь прошение о принятии оценок предварительных тестов за выпускные и стали свободны как птицы. Нам нужно было всего лишь прийти в Дискерэ в мае и получить дипломы об окончании школы.

Скоро Новый Год…

Я, отойдя в сторонку, позвонил в бюро ВВ и заказал два билета на Мисаи. Себе и Динь. А что??? У нас будет очень долгий и счастливый медовый месяц…месяца на три. Океан, солнце, пляжи и моя девочка. Мы, конечно, вернемся к апрелю. Мне нужно пройти интервью в Стренд. Динь в Скрибо. Но, до этого еще уйма времени! Ничто не мешает нам изредка, на Мисайских островах, готовиться к универу. Слава Богу, не средневековье. Сеть давала возможность получить любые материалы для обучения. Просто мы будем вместе и вдали от всех.

Мы распрощались с шайкой у ворот школы и забрались в каракатицу. Ехали молча, осмысливая каждый свое, но и общее для нас. Ну, мне так казалось. Потом выяснилось, что на счет Динь я ошибался!

— Марк, я вот думаю… — она слегка покраснела, замялась, но продолжила, — На счет заднего сидения каракатицы…

Господи, еще раз спасибо тебе за эту девочку!

Я без слов бросил каракатицу к ближайшему парку, въехал в какие-то кусты, плюнув на то, что мы могли попросту увязнуть в сугробе и затащил свою козявку на заднее сидение! Хорошо, что больше не нужно ходить в Дискере, потому, что школьную форму Динь я разметал на клочки. Дальше без подробностей…ибо не фиг!

А вечером этого изумительного дня случилось то, что погрузило мою жизнь и жизнь Динь во мрак на годы….

Дед Динь позвонил мне (МНЕ) и пригласил нас на выставку картин Поланто. Редкая возможность увидеть весь бомонд данов и завязать нужные знакомства. Плюс картины… Не часто увидишь подобное, даже в столице. Конечно, я дал свое согласие. Закинул Динь домой и помчался переодеться.

Даже если бы мы и не пошли туда, все равно все случилось бы….только позже.

Я взял отцовский премиум и шофер докатил меня (наряженного, согласно протокола) до дома Динь. Они с дедом сели в авто (одетые тоже comme il faut) и мы чинно поехали на первый наш с Динь официальный прием.

Давки, разумеется, не было. Весь цвет общества собрался здесь. Динь блистала. Я бесился. Дед Лакри потешался. Я прямо как в Дискерэ попал, к Ильичу.

Картины поражали. Динь зависала подолгу у каждой. Я и смотрел и здоровался со знакомыми одновременно. Потом мы, уже на фуршете, общались с избранным кругом и Динь приятно удивила меня, продемонстрировав великолепные манеры, согласно учения Санкутм Эст. Действительно, там воспитывали первых леди. Моя ж ты радость!

А потом я увидел отца… И он увидела меня. Потом он увидел Динь и застыл. Глаза его стали совсем изумленными, когда он понял, что академик Лакри рядом со мной.

Я НИКОГДА не видел отца в таком состоянии! Все еще красивый мужчина, в полном расцвете сил, крупный, русоволосый, сероглазый, коварный и холодный политикан, был напуган и серьезен одновременно! Впервые он подошел ко мне на подобном сборище и, я не понимал, почему он плюнул на вечные свои опасения на счет меня!

— Лакри, — произнес отец, глядя непередаваемым взглядом на деда Динь.

— Огарёв, — дед отозвался таким же взглядом.

— Что происходит? — это уже всем нам от отца.

Ответил дед Динь.

— Это ты мне скажи. С чего вдруг ты решил, что можешь говорить со мной? — вот это поворот, подумал я…

Динь, изумленная до бесконечности, смотрела на них. Я и сам слегка обалдел. Они знакомы???

— Марк мой сын, — и это стало для самого Лакри новостью, которая состарила его моментально лет на десять, прямо у нас с Динь на глазах.

Дед долго молчал, потом произнес голосом, от которого у меня по спине побежали мурашки.

— Они тантум тиби, Андрей. Марк и Лара. Моя внучка. Дочь Мики, — прохрипел он.

Тут я испугался. Нет, просто ввалился в панику, уже понимая, быть чему-то страшному. Нечто ужасное случилось сейчас и обратно уже не вернуть ничего!

Отец долгим взглядом залип на Динь и забыл как дышать. Но, я понял, что не из- за самой козявки. Было что-то в его глазах, что я расценил по- своему. Он искал в ее лице что-то…или кого-то. Я облился холодным потом и цапнул козявку за руку, подтягивая к себе поближе.

— Оставь ее, Марк, — дед Динь не шутил ни разу, — Оставь ее, я сказал тебе!

Я уперся и тут зазвучал мой отец.

— Марк, оставь ее. И пойдем отсюда. Нам надо поговорить, — тон сомнений не оставлял.

Отец был раздавлен совершенно и готов был на все, чтобы я сию минуту ушел с ним.

Я смотрел на Динь и она, отвечая мне взглядом испуганным и удивленным, потянулась за дедом, который тащил ее от меня в сторону выхода. Я приложил руку к уху, жестом показывая ей, что позвоню и она закивала, поняв меня. Они ушли. Пошли и мы с отцом.

Мы приехали в поместье отца. Вошли в его кабинет и я, повинуясь жесту его, сел в кресло. Отец медленно подошел к бару, достал бутылку коньяка, плеснул мне в бокал, а сам сделал долгий глоток прямо из горлышка. Тут я понял, что конец….Это конец всему, на фиг!

Отец село в кресло, напротив меня и посмотрел таким взглядом, какого я никогда не видел. Горе, боль, жалость и понимание светились на дне его обычно холодных, серых глаз.

— Сын, мне жаль. Мне очень жаль, — он притронулся к моему плечу так, как я всегда ждал этого, как всегда хотел, по-отцовски, поддерживая.

— Пап…что? — голос мой дал сбой.

— Прости, сын…

И он рассказал. Я не ожидал, что отец станет говорить со мной о любви…..

Он встретил Мику (Микаэлу Пирс, маму Динь), когда им обоим было по двадцать два. Влюбился сразу и навсегда. Бродил под ее окнами. Встречал и провожал ее. Любил так сильно, что сама Мика не могла не ответить. Дар ее еще молчал и они, совершенно счастливые, были вместе. Тиби вдохновляла его, обычного человека, хулигана и умницу, и он, Андрей Огарёв, начал делать свои первые шаги к власти. Упрямо и планомерно. Даны, не даны, без разницы! Молодой Огарёв обладал всеми талантами, которые были необходимы парню с его запросами. Он, строил планы, был счастлив и окрылен, до тех пор, пока дар Мики не проснулся. В двадцать три, она вошла в силу как тиби…. и встретила своего тантум. Им оказался успешный, умный и красивый аудитэ Дмитрий Лакри.

Отец долго боролся, всеми возможными способами, пытаясь вернуть свою единственную любовь, но «тантум тиби» не оставлял сомнений. Отец знал, что проиграл. Он проиграл в тот момент, когда Мика пришла к нему и объяснила, что все это значит. Но, он Огарёв… И он не мог не попытаться. Годы шли, отец успокоился, но не переставал любить Мику. И до сих пор любил, хотя сама Мика уже была в ином мире.

Молодой и счастливый Андрей превратился в холодного и коварного политика. Ничего, кроме работы и карьеры его не интересовало. Он, пробиваясь на самые верхи, борясь нещадно, забывал на время о своей тиби…уже чужой тиби. Женился на Солане дель Торе-Пачего. Родовитой и прекрасной. Она была подругой Мики еще с Санктум Эст. Учились вместе.

Солана…Лана, моя мама, всегда любила Огарёва. Она была зациклена на нем. Что ж еще ждать от Пачего? Клан закрытый, со своими традициями. Воинственный и полный тайн. Она прекрасно знала о безнадежной любви отца, но все равно стала его женой. Гордая и влюбленная дель Торо-Пачего ревновала. Ей не удалось сделать отца счастливым. И она сама, спустя время поняла, что ее любовь, нет, не гаснет, убивает ее. По началу Лана пыталась удерживать свой характер, свою ревность и гордость. Со временем все стало хуже.

Потом появился я. Отец был рад сыну (мне), но оставался холодным. С большой, пустой дырой внутри. Лана, любя меня невыносимо, все же ревновала отца и ревность со временем начала переходить все границы. Особенно тогда, когда отец Динь, стал появляться на научных сборах и в высшем обществе, разумеется с Микой. Поневоле им всем четверым приходилось встречаться и отец, даже не смотря на присутствие жены, не мог не смотреть на тиби.

У четы Лакри появилась дочь. Лара. Было очевидно, что они счастливы. Огарёв переживал это с трудом, и Лане было плохо. Хуже некуда.

Так они и жили. Вместе, но порознь и длилось это лет шесть. До тех пор, пока не случилось несчастье. Дмитрий Лакри был убит софитом в Шазгене. На конференции. Огарёв, зная, что тантум тиби не живут долго после потери пары, впал в отчаяние. Сумасшедшее и страшное. Лана, сходила с ума! Однажды, в пылу очередного жуткого скандала, прокричала отцу, что это она убила Дмитрия, потому, что не могла больше находиться на одной земле с Микой!

Потом был суд данов. Клан дель Торе-Пачего, отстоял жизнь Ланы, принял ее к себе, заботясь и восхваляя смелость своей гордой дочери. Женщины Пачего не терпели конкуренток и с точки зрения глав клана, Солана совершила подвиг.

Судом данов была предписана ссылка на пятнадцать лет в один из самых дальних уголков владений клана Пачего. Город Мальето. Без права видеть меня, отца и без возможности контакта со всем миром, кроме глав клана. Мать уехала, оставив меня с отцом. Потом до него дошла весть о смерти Мики….Всё.

Отец допил коньяк, не пьянея, и откупорил другую бутылку. Молча. Страшно.

Я понимал все. Кроме одного… При чем тут я и Динь? Как эта страшная история может быть помехой нам? Это ужасно и грустно, но мы тантум тиби…

Отец, ответ на мой немой вопрос, выдал то, что и убило нас с Динь.

— Что ты знаешь о даре тиби, сын?

Я рассказал. Подробно. Все, что знал.

— Немало. Правда, не упомянул ты одного, Марк. Память рода, — я хоть и был расстроен, но мозг включился сразу и снова холодный пот по спине!

— Что это за фигня еще?

— Это, как ты выражаешься «фигня», никогда не даст ей быть с тобой. Сейчас ее дед рассказывает ей о том же самом. С минуты на минуту, она замерцает и все голоса ее живущих ныне и осведомленных об этой истории родных, зазвучат в ее головке! Это будет ненависть, Марк. Чистая и злая. Готовься.

— Это невозможно! Она любит меня. У нее руна! — я уже орал.

— Это и есть самое страшное, сын. Ты будешь ее любить ВСЕГДА. А она никогда не будет твоей. Девочке придется в разы хуже, чем тебе. Любить и ненавидеть — это невероятная пытка, — отец меня убил, вот прямо сейчас, потому, что я поверил каждому его слову, задолго до этого понимая, что быть беде.

В этот момент моя руна обожгла меня. Я бросил бокал на пол, и принялся раздирать рубашку. Руна была на месте, но стала наполовину черной и прожигала меня ненавистью моей любимой девочки.