Мой тантум. Книга аквамариновая

Глава 3 Марк. Надежда

Я грыз гранит науки и пахал над нашими с Генри проектами, как одержимый. Я лупил в хоккей как ненормальный. Я пил как сумасшедший. И девки были. После секса меня тошнило и выворачивало наизнанку. Всегда!

Когда тоска становилась невыносимой, я просто гонял на своем метеоре по городу.

Однажды, помнится, был март, я дошел до состояния, которое толкнуло меня на самоубийство. Я ЧУВСТВОВАЛ, что Динь плохо и сбрендил от бессилия. Я прыгнул в метеор и на огромной скорости выскочил на набережную, стараясь влететь в парапет и свалиться в мутную, грязную реку. Что меня удержало? ЕЕ локон. Он качался и подпрыгивал. Я, даже на огромной скорости, по привычке, посмотрел на него и резко затормозил. Влупился в парапет и смял передок своего кара. Но, опомнился.

Динь! Динь моя! Я чуть не убил тебя! О себе я не думал, только о ней. Как и всегда.

Странно, но после этого случая, я включил мозг и начал свое полуторогодовое копание в деле о гибели Дмитрия Лакри. Я осознал, что ненависть Динь, ее память тиби, это то, что ЗНАЛ ее род. А что если, они знали НЕ ТО?

Мне всегда казалось, что тут что-то нечисто. Как Лана могла нанять кого-то? Кого? Кто это сделал? Я нашел и работника, который отвечал за всю эту лабуду и мастера, который был его начальником. Даже пытался нарыть инфо о том, где была моя мать, когда все это случилось. Информация о матери была строго засекречена. Я рискнул обратиться к отцу. Тот, сообразив, что к чему, начал давить на нужных людей. Оказалось непросто! Точнее, невозможно.

Да, я включил «Беса». Вылетел в Шазген и начал выяснять. Работник уже был на том свете. Мастер жив, но старый уже. И он сказал то, что дало мне надежду. Борис Каменев, тот самый световик, был алкоголиком. Но, это никоим образом не мешало его работе. Одно казалось старому мастеру странным. Спустя половину года после события (мастер помнил его хорошо, поскольку и допросы были и «денег срезали») Каменев напился и произнес «Миновало!» и его вырвало прямо на его же брюки. Это мастер помнил хорошо, потому что «вонь стояла еще сутки». После моего вопроса, что миновало? Тот ответствовал «а хрен его разберет?», ибо «Борька в пьяном угаре говорил заумными словами». Потом мастер вспомнил, что видел кого-то постороннего в коптерке в день трагедии.

Ясно… это и спасло самого Каменева (если это был он). Вину возложили на таинственного незнакомца. Моих знаний, явно не хватало для повторного расследования, тем более, что Лана созналась сама. Это сбивало все алгоритмы. Зачем? Если была невиновна. А если виновна? Об этом я думать боялся….

Я продолжал копать. Упрямо.

По ходу действия, я окончил универ. Мы с Генри принялись за работу и весьма успешно. Многому научились. И меня, еще двадцатитрехлетнего парня, начали продвигать по партийной лестнице. Партия была мощной. Была у власти. И я карабкался вверх. За мной шла моя команда. Я сколотил ее из лучших ребят универа. Однако, доверял я только Генри и Карамышеву. Остальные, кто был рядом, просто работали на меня.

Я думал о Динь немного, всего-то по тысяче раз на дню. И мои копания давали мне надежду. Тонкий лучик ее, слегка озарял мрак моего существования.

Я видел Динь. Иногда, специально бывая там, где бывала она. Козявка стала еще красивее. Это невозможно! Да что же это такое?? Видя ее, я снова впадал в ревность и бешенство. Потом бузил, пил, дрался. Девки, тошнота. Жесть.

Потом случилось то, что случилось.

Я тосковал о ней. Знал, что она любит меня. Мне было мало своих знаний и я как дебил, покупая ей очередной букет красных роз к 25 мая, написал ей несколько слов. Я не был уверен, что моя Динь их прочтет, но все равно написал!

«Динь, я очень люблю тебя. Помнишь ли ты меня?»

Эти несколько слов чуть не убили ее. Я узнал, что прочитав это, она просто ввалилась в беспамятство! Попала в больницу и была на пороге…

Утром того дня, когда я узнал, что Динь в госпитале, меня штормило. Я забил на работу и метался по своему новому дому. Купил небольшое поместье. Я никак не мог понять, что происходит, но ЗНАЛ, что беда с Динь. Я даже не удивился, когда мой телефон пискнул незнакомым номером.

— Марк, она умирает! Марк! — голос деда Динь был страшен.

Тут же страшным стал и я. Летел до больницы в какой-то ужасной мгле сознания. На входе чуть не снес дверь и прыгал по лестнице через четыре ступени, не в силах дождаться лифта.

У входа в палату Динь, я ринул охранника и вышиб дверь. Она качалась на одной петле. Скрипела. Врач и медсестра, что были в палате, испуганно прижались к стене.

Я не видел ничего и никого, кроме нее.

Бледная, волосы золотом укрыли больничную подушку. Один локон свисал с края постели, и я залип на нем. Вспомнился спортивный зал Дискерэ, когда мне показалось, что ее убило мячом. От ее рук тянулись какие-то проводки. Аппарат над ней заунывно сигналил через равные промежутки времени, вгоняя меня в ужас.

Я бросился к ней. Свалился на колени перед ее кроватью и схватил ее. Плевать на провода!

— Динь, девочка моя, — только и смог произнести я.

Я начал целовать ее руки, лицо, сухие губы. Обнимал так, что реально мог сломать ее! Потом шептал ей в ухо глупости разные. Мозг мой отказывал. Но моя Динь никогда меня не подводила! Не подвела и сейчас.

Она открыла глаза. Поняла, что я рядом и обняла меня что есть силы. Объятие было слабым, но я точно знал, что это все, на что она была способна сейчас.

Аппарат над ее головой взорвался безумной трелью. По фиг!

— Инь, ты здесь. Я так ждала тебя, — прошептала моя любовь.

Я снова целовал ее. Она отвечала, как могла. Пока ненависть ее не стала сильнее любви.

— Уходи. Прошу. Не бойся, я не умру и ты будешь жить, — сказала она мне и отвернулась.

Я как больной, шатаясь, вышел вон. Услышал только взволнованный и восхищенный голос врача.

— Потрясающе! Показатели стабилизировались! Он ее тантум???

Да, я ее тантум!

Как вышел из больницы я не помню. Увидел у въездных ворот длинный черный лимузин. Из него вышел мой отец и протянул руку женщине. Они оба двигались ко мне. Я в этот момент тяжело, как столетний старик, прислонился к какой-то железяке.

Женщина, показалась мне знакомой, и чем ближе она подходила, тем понятнее мне становилось.

Мать. Солана дель Торе- Пачего.

Она, заметив мое состояние, метнулась ко мне и выдохнула.

— Сыночек мой…

И тут я позорно свалился в обморок.