Моя лучшая роль

20

Хлоя

Моя пытка, в которой я периодически страдаю, но при этом умудряюсь обожать все происходящее вокруг, длится уже неделю. Кажется, самую прекрасную неделю в моей жизни.

Он улетел вчера и должен вернуться завтра, но бабочки в моем животе сходят с ума и уверяют, что это слишком долго. Слишком.

Лизи щиплет меня за руку, пока мы лежим на соседних шезлонгах около бассейна:

— Ты хоть сделай вид, что не так страдаешь! Этот тиран уехал, и мы можем свободно вздохнуть.

— Он не тиран…

— Неужели? — хитрым взглядом смотрит подруга. — А кто ныл мне в пятницу?

— Нууу…

На самом деле Райан подошёл к просьбе сестры по созданию из меня соблазнительницы Джорджа неожиданно серьезно. Кажется, даже наследница Тру Голд не ожидала от него такой прыти.

И отчего мне стыдно перед капитаном «Волков» непонятно, но теперь, видя Джорджа на репетициях, я краснею, будто за его спиной ежедневно варю зелья для его приворожения.

Наши специфические занятия с Райаном длятся с двенадцати до шести. Если у нас с Лизи в этот день есть репетиция в нашем драмкружке, то время сдвигается.

Он в тот же вечер огласил нам свои условия «мастер-класса». На начальные возмущения моей подруги о «полном нон-стоп погружении» был дан категорически отказ.

— После шести — недовольно шептала мне Лизи, — этот кобель снимет с себя роль холодного наставника, так что не смей от меня отходить.

— Да он даже не смотрит на меня…

— Ты и пикнуть не успеешь, как будешь лежать без белья с раздвинутыми ногами. — не знаю, что она читала на моем лице, но ехидно добавляла. — Ты ещё успеешь их раздвинуть, но пока держи колени вместе, а ночью надевай железные трусы и завязывай ноги тугим ремнём.

До завтрака Райан уходил на пробежку, а я спускалась готовить ему завтрак. Моя белокурая опекунша ужасно возмущалась, но ещё больше бесилась оттого, что мне самой это нравилось.

— Ты такая глупенькая, — качала головой Лизи и демонстративно закатывала глаза. Красивые небесные, точь-в-точь, как у ее брата.

Клод первое мое появление на кухне воспринял, как личное оскорбление. Но на попытки объяснится только помахал руками и отвернулся к своей готовке. А дальше расхаживал всячески меня не замечая, при этом кисло поглядывая на мою яичницу. Уверяя меня одним взглядом — более жалких яиц на сковороде он давно не видел.

Когда в очередной раз страдальчески изучил содержимое тарелки, приготовленное мной для Райана и сказал себе под нос на французском о странностях американцев, меня это позабавило и я без задней мысли задала ему встречный вопрос. Тоже на французском. На самом деле мне давно, с тех самых пор, как я узнала, что повар Лизи француз, хотелось с ним поговорить, но было бы странным заваливаться на кухню с радостной улыбкой и предложением попрактиковать франсэ՜.

Моя мама приехала в США на практику в студенческие годы из небольшого городка во Франции — Монпелье, Встретила папу и со слов ба «у них закрутилась жаркая Амур-тужур, после чего о возвращении к Средиземному морю можно было забыть. Они поженились и через год родилась я.

Со мной с самого рождения говорили на двух языках. Папа на английском, а мама — на французском. Сколько бы Эдвард Райт не убеждал жену перестать мучить ребенка своими «bonjour baguette», она оставалась непреклонна.

— Язык любви, — улыбалась вечерами мама, когда ложилась рядом со мной. — Самый красивый и мелодичный. Я мечтаю, как ты вырастешь, и мы все вместе поедем во Францию. Не знаю, как насчет Монпелье, но ты точно влюбишься в Париж.

Папа в это время, появляющийся в дверях, изображал рвотные рефлексы, от которых нельзя было не смеяться. А его жена Агнес Моро, так и не сменившая фамилию, гневно смотрела на мужа, при этом еле сдерживая уголки губ. Но папа так просто не сдавался, он удалялся, чтобы в следующую секунду появится в мамином красном берете и смешно расхаживать, посылая нам томные поцелуи.

Этим он мстил маме за ее частые упоминания об уровне и шике французских мужчин.

«Твой папа шикарно кривлялся, — грустно вспоминала ба. — И одно время мечтал о кино, как и ты сейчас.»

После той аварии родителей не стало.

Мы с ба переехали, а мои французские разговоры оборвались. Да, я читала книги и смотрела фильмы, но это не заменяло живого общения. А здесь, благодаря Райану, Клод открыл меня с новой стороны и теперь мы каждое утро проводили с ним в оживленной беседе. Ещё в тайных разговорах о Райане, чьим фанатом был повар, и смешил меня своими “Uhlala”. Благодаря ему я не только практиковала язык, но и улучшала свой уровень в части готовки завтраков. Лизи в это время предпочитала спать или загорать на шезлонге возле бассейна.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

После завтрака Райан уходил к себе, а затем тренировался в тренажерном зале, оборудованном в доме Стилов. В эти часы его можно было встретить в доме в одних шортах и футболке. Или без неё. И тогда действительно вокруг играла пленительная “Uhlala”, срывающая с моих глаз скромность и сдержанность.

Загорелое и красивое тело, широкие мощные плечи, плоский живот и выраженные косые мышцы пресса. В голове крутилась фраза из фильма «ты что, отфотошоплен?».

Он расплывался в улыбке, гладя на нас, и уходил, откровенно смеясь, когда ладонь Лизи ложилась на мои горевшие глаза, а улыбка «мир прекрасен» расплывалась на лице.

— Ты мне глаза зачем закрывала?

— Боялась, они у тебя оплавятся. А по легенде они должны так себя вести при виде Джорджа! Повторяй про себя как мантру — Джордж навсегда!

Мне и раньше нравилась игра Райан, но именно живя с ним под одной крышей, я прочувствовала, насколько он на самом деле хорош. И от этого моя голова кружилась с каждым днем сильнее, потому что бабочки из живота вылетали в мозг и мой IQ, кажется, с грохотом летел вниз. Или тест, показавший мне 130 баллов, врал.

До двенадцати часов звезда моих фантазий был собой, много шутил и веселил нас с Лизи. Но стоило стрелке часов оказаться на двенадцати, как «его забирает злая тыква» — говорила моя подруга.

Он переодевался в темные джинсы, белую рубашку и надевал очки.

— За очки не благодари. — шепнула мне в первый день Лизи. — Только умоляю, не пялься так на него.

— Н-не пялюсь. — и стоило подумать, как мои потаенные даже от себя самой эротические фантазии сбываются, меня немедленно спустили на землю.

У Райана имелось вполне определенное представление о соблазнительной женщине. Оно складывалось из различных черт мировых актрис. Поэтому в расписание наших «занятий» входили ежедневные киносеансы. В основном черно-белые картины с дивами мирового кино.

«— Опять старомоднятина пошла… — вздыхала страдавшая Лизи.»

А мне нравилось. Я обожала фильмы 30х-50х, а больше всего мне нравилось наблюдать с какой страстью и сосредоточенностью Райан детально разбирал жесты, мимику, походку, взгляды, улыбки. Все это следовало впитывать, как губка, иначе божественный преподаватель хмурился и смотрел так строго, что хотелось заказать билет на Марс. В один конец, пожалуйста.

— Походка очень важна. — говорит он. — Особое умение пройти так…

— Чтобы все шеи себе посворачивали, — радостно добавляет Лизи, и он действительно строг, так как одного взгляда хватает, чтобы она, моя Лизи(!), добавила. — Извини, не буду перебивать.

— Не будешь. — уверенно кивает, и второй томик «Унесенных ветром» опускается на ее голову. Первый неуверенно лежит с начала его речи на моей. — Нечестно лишать тебя азов, моя дорогая сестра, поэтому некоторым вещам будешь обучаться с Хлоей.

— Но…

— Три раза пройти отсюда до бассейна и обратно. Любое падение книги добавляет Вам по два лишних захода. Марш!

Идеальная походка для него — это микс Софи Лорен, Одри Хепберн и Брижит Бордо. Которую он демонстрирует нам, двум вытянувшимся по струнке, сидящим на диване и чувствующим спустя пару часов особую связь со Скарлетт и Реттом Батлером.

— Братик, а из тебя бы получилась шикарная женщина. — ехидно изрекает Лизи.

Звезда разворачивается и своей ослепительной походкой, которой позавидует любая модель Victoria’s Secret направляется к нам. У меня так никогда не получится…

Райан останавливается перед сестрой, опускается на колени и сурово изрекает.

— На второй этаж с книгой. Дойдешь до своей комнаты и обратно.

— Ну, блин… — злится Лизи, и книга падает с ее головы.

— Каждое падение влечет еще два захода.

Когда шаги подруги удаляются, две синевы глаз поворачиваются на меня.

— Надеюсь, тебе не надо доказывать, что я мужчина?

Надо! Кричит мое неконтролируемое тело. Я даже согласна сидеть все время с книгой на голове. Но мой разум дает телу пару оплеух. С размаху.

— Не надо.

— Отлично. Тогда скажи мне, что моя походка шикарна. Скажи это так, чтобы я опешил и захотел тебя раздеть. — от его слов меня бросает в жар. И то, что его голос абсолютно спокоен еще больше действует на мое нездоровое воображение, отдаваясь дрожью в теле, из-за чего Скарлетт с Реттом начинают немного колыхаться на моей голове.

Мне нравятся бесчувственные ко мне мужчины?

— Я жду.

— Твоя, — мямлю, — походка шикарна.

Качает головой.

— Еще раз.

— Твоя походка шикарна. — чувствую, как краснею.

В коридоре слышны шаги Лизи.

— Плохо. — выдыхает, встает и отходит в сторону.

Лизи радостно хвасталась своей главной ролью в нашей пьесе после очередного киносеанса. Мне был дан запрет упоминать о своей работе сценариста и второго режиссера.

— Доверься мне. Еще рано. — уверенно говорила подруга в часы нашего вечернего шушуканья у нее или у меня в комнате. — Некоторые вещи мужчинам лучше сразу не знать. Мы будем кидать свои козыри постепенно. Пусть думает, что конфетка наша простая, а она с сюрпризом. — довольно поворачивала она на меня глаза.

— Изобрази удивление, — быстро велел Райан Лизи, прервав ее качественный самопиар. — Радость, — Лизи улыбнулась, но ее брат покачал головой и захохотал, — Ужасно. Ты точно там главную роль играешь?

— Эй! Ты просто застал меня врасплох.

— Режиссер слеп или она подкупила его? — повернулся, смеясь, ко мне.

— Ты слишком строг, — тихо ответила.

— Неужели? Удивление и ужас, — уже без иронии сказал он мне. И я вспомнила, как видела очень странную целующуюся парочку. Ему на вид было лет четырнадцать, а ей все тридцать. И они друг друга засасывали, ну или она его поедала. Мое удивление вперемешку с ужасом заставило тогда Лизи хохотать. Эта сцена в голове побудила мои брови ползти вверх. — Радость. — стереть ту картинку и посмотреть на Райана, улыбка пришла сама. — Страх. — мысли об одиночестве. О глухой и пугающей пустоте. — Райан встал со своего места и сделав пару шагов сел напротив меня. Опершись о свои ладони, он улыбнулся и произнес — Желание.

Мои щеки вспыхнули.

— Думаю, для первого раза достаточно, — Лизи плюхнулась между нами и показала брату язык.

— Неплохо, — не переставая смотреть на меня, улыбался он. — Для начала очень неплохо. Но над желанием мы еще поработаем, — пауза, — когда Лизи не будет нам мешать. — подмигнув, он встал.

Наряды теперь тоже выбирает мне он. И в первый раз осмотрев огромный гардероб в выделенной для меня комнате в роскошном доме Стилов, одобрительно кивает головой.

— У тебя хороший вкус и чувство стиля. Почему ты в этом не ходишь?

— Я… ну…

— Потому что овации здесь предназначаются мне, — усмехается Лизи, приобнимая меня. — Купила ей парочку вещей, а она… если бы ты видел ее наряды, — указывает рукой на мой грустно лежащий чемодан. — Давно бы подумал, что она в монашки хочет податься. Причем в такие, целенаправленные.

Мой суровый наставник кивает и кидает на кровать пару вещей.

— Сегодня наденешь вот это. Каблуки есть?

— Есть! — радостно отвечает за меня блондинка.

— Отлично. Тогда переодевайтесь и жду вас внизу.

Честно говоря, я не очень люблю каблуки и на них чувствую себя неуверенно. Плюс рост метр семьдесят три вполне позволяет обходиться без них. Лизи в свое время заставляла меня их одевать, но, к счастью, быстро сдалась.

И вот я сижу в короткой джинсовой юбке и светлой рубашке на нижних ступенях белоснежной лестницы дома Стилов и одеваю каблуки. Райан, скрестив руки и подняв брови (чудовищно сексуально) поворачивается на стоящую рядом сестру и спрашивает:

— Почему она здесь их надевает? А не сделала этого наверху?

— Знакомься, — только усмехается Лизи и потягивает из трубки колу. — Единственная и неповторимая Хлоя Райат.

Не то чтобы я не умею ходить на каблуках, но Лизи, кажется, решила пойти ва-банк и выделила мне те, чьи шпильки могут побороться в высоте с Эйфелевой башней. И на них мне неудобно, потому что подобные одеваю впервые. Чувствуя себя великаном, встаю и убираю волосы с плеча за спину. Райан делает шаг вперед и его взгляд скользит по моему телу, заставляя кожу воспаляться и гореть.

— Покружись. — велит он.

— Это часть обучения? — скептически уточняет Лизи.

— Да. — не удосуживая ее взглядом он в упор смотрит на меня. — Покрутись. Сексуально.

Кажется, не только тело, но и щеки горят. Что значит сексуально кружится? Делаю неуверенные шаги и на третий шаг моя нога оступается. Предчувствую холодную встречу с кафельным полом, но две горячие руки уверенно ложатся на мою талию и удерживают равновесие.

— Стоишь? — спрашивают его губы возле моего уха.

— Д-да, спасибо — шепчу и ощущаю собственное клокочущее разочарование, когда он отходит. Мне надо подышать и желательно много раз недо-упасть в его руках. Какая же ты неожиданно озабоченная, Хлоя…

От волнения руки начинают тянуть края юбки вниз.

— Что она делает? — спрашивает он сестру. Кажется, этим двоим мои собственные ответы совсем не обязательны.

— Считает, что владеет магией и сейчас нарастит юбке пару лишних сантиметров.

— Чтобы я этого не видел. — строго говорит мне Райан. — Твои ноги созданы не для того, чтобы их прятать.

— Согласна. — широко улыбается блондинка. — Братик, но эта реплика не идет в противовес с твоей ролью?

— Нет. Учитель не испытывает к ученику желания, но не отрицает красивого тела. — мне нужно много, очень много бумажных пакетиков, чтобы нормально дышать.

— Ага, ага. — у Лизи звонит телефон, который лежит в переднем кармане ее джинсового ярко-розового комбинезона. — Это папа! — радостно вскрикивает она, а Райан превращается в еще более сурового и непроницаемого джедая. — Я передам от тебя привет! — уходя в комнату, кидает она брату.

Я вижу, как его скрещенные руки сжимаются. Что за отношения у него с отцом? Точно не ванильные. И почему хочется подойти к нему и обнять. Мои ошалелые ноги даже делают пару шагов. Но Райан встряхивает головой, поправляет волосы и, устремляя взгляд на меня, произносит:

— Сегодня ты научишься плыть на каблуках. — и прежде, чем мое сердце пропускает удар, добавляет. — Не волнуйся, я буду рядом и всегда успею тебя поймать тебя.

И он не врет, потому что ловит меня не один и не два раза. Каждый раз щекоча мою кожу своим дыханием и обжигая тело сквозь тонкую ткань рубашки горячими ладонями.

Я успеваю сбиться со счета в количестве своих ходов, но чувствую ощутимый прогресс, очередной раз проходя по длинному холлу.

— Давай теперь спускаться по лестнице. — говорит мой наставник. Бросаю измученный взгляд на белое великолепие и в следующую секунду меня поднимают на руки. — Решил помочь тебе с поднятием. Ты не против?

— Не против. — его рука на моей голой ноге посылает по телу заряды, от которых между ног становится жарко, а щеки бессовестно краснеют. Так странно. Одно время я была уверена, что никогда не смогу испытывать таких эмоций.

— Почему ты краснеешь? — его голос звучит серьезно и глухо. — Разве мы делаем что-то непристойное?

Не удивлюсь, если я по цвету кожи сейчас напоминаю Хэлбоя.

— Нет. — опускает меня на пол второго этажа. Наши тела все еще слишком близко, его пальцы, поправляют мои волосы. Убирают непослушную прядь назад и касаются шеи. Нежно, едва уловимо. Тахикардия, опять. Эти уроки плохо для меня закончатся…

— Ты же не упадешь? — спрашивает он.

И мой язык, опережая разум, произносит.

— Нет. Ведь ты рядом. — синева его глаз переходит в стремительно нарастающую черноту. Теплая мужская ладонь спускается по спине, гладя кожу сквозь ткань и заставляя мое тело полыхать. Резко останавливается, не доходя до бедра.

— Спускайся.

К счастью, спуск дается мне легко, и мой наставник удостаивает меня небольшой похвалы. Окрыленная, начинаю вновь подниматься, но подъем встает комом, и я спотыкаюсь, оказываясь прижатой спиной к его телу. Он держит меня одной рукой за живот и … не может быть. Я ощущаю, как в мои бедра упирается что-то твердое. Или нет? Может, мне кажется? Может у него мышцы такие крепкие… Меня снова поднимают на руки и поднимают наверх. Понимаю, что ни тело, ни сознание не будут меня сейчас слушаться, потому что больше всего хочется зарыться рукой в его волосы. И, чтобы хоть как-то помочь себе, лихорадочно вспоминаю Лизины наставления и нервно, словно цепляясь за соломинку, торопливо произношу:

— Джордж! Джордж!

— Джордж? — Останавливается. Его голос холоден и царапает кожу. Взгляд полон злости. И у меня стойкое ощущение, что мой наставник сейчас перекинет меня за перила с фразой «асталависта, бейби».

— У Джорджа скоро игра. Просто вспомнила.

Отворачивает взгляд, поднимает меня на второй этаж и опускает на спасательный холодный и отрезвляющий пол.

— На сегодня урок окончен. — гневно говорит он и, отворачиваясь, идет к себе в комнату. Что его так разозлило? Моя провальная встреча с каблуками? Разочарован моей походкой …

— Где наш мастер Йода? — спрашивает снизу Лизи.

— Сказал, на сегодня урок закончен.

— Отлично! Тогда собирайся, поедем по магазинам!

— Оскар плачет и мечтает быть в твоих руках красотка! — подруга водит руками в воздухе, изображая медленный r&b, пока я устраиваю по ее просьбе сексуальный поход вокруг бассейна. — Ты делаешь все идеально. Идеально. Видишь какого я тебе классного препода нашла? Для твоей роли в пьесе стараюсь. А ты еще бегство кролика тут устраивала. Ладно, не смотри так. Лучше продолжай меня соблазнять, мне дико нравится!

— При нем я постоянно спотыкаюсь… — дойдя до соседнего с ней лежака, опускаюсь на него.

— Это одновременно странно и прекрасно. — она задумчиво проводит пальцами по подбородку.

— Что прекрасного в том, что он считает меня бездарной.

— Не считает. Только не знает твой истинный потенциал, — усмехается она и продолжает дёргаться в такт одной ей известной песне, которую вскоре начинает напевать и мы, переглянувшись, вскакиваем с лежаков и устраиваем дикие пляски. Солнце согревает жаркими лучами и мои щеки покрываются пламенем, когда я вспоминаю наш урок в пятницу.

Походка, жесты и взгляды были не единственными методами, а ростками, начальными разогревающими па до начала основного курса, в котором он заставлял проживать с ним различные сценки, в каждой из которых мне не надо было особо стараться, изображая влюбленность в него. В такие моменты, он говорил:

— Молодец, смотришь влюбленно. — отчего я ощущала себя синьор-помидором, покрасневшим до кончиков волос, а потом становилась баклажаном от его холодного добавления. — Но тебе не надо смотреть на меня с обожанием, а надо соб-лаз-нять.

И, кажется, злость на себя в пятницу после этих слов взрастила во мне нужные плоды, потому что сцена по обольщению в кафе, которую мы играли, сидя за барным столом, продвигалась на удивление успешно. И зрачки моего холодного наставника из безоблачной синевы перетекали в грозный ураган, а его лицо придвигалось все ближе, и я ловила сметающий все на своем пути и подкашивающий мои колени взгляд на своих губах. Красивая сцена…

Во рту становится сухо и я ощущаю дыхание на лице. Больше всего на свете мне хочется, чтобы его губы коснулись моих, но в голове, как отчаянно защищающий границы тамплиер, вспыхивает Лизи и машет, развевающимся на ветру флагом, на котором вышито лицо капитана Волков. И я, кажется, пищу самое глупое, что приходит в голову:

— Джордж любит рисовать.

Брови Райана совершенно точно, мне не кажется, ползут вверх, рот чуть приоткрывается и глаза мечут молнии, от которых мне хочется накрыться тем воображаемым флагом.

— Вы там случайно не целуйтесь? — кричит Лизи, появившаяся в дверях.

— Да разве мы можем, — с усмешкой и полным безразличием ко мне, произносит ее брат. — Мы обсуждаем таланты нашего обожаемого Джорджа. — с этими словами его рука с силой хлопает по столу, он встает со своего места и выходит из комнаты.

После его ухода, Лизи показывает мне поднятые вверх большие пальцы.

Но больше всего меня приводит в замешательство другая сцена. Она не дает покоя…

Перед выездом он обнял Лизи, чмокнув ее в щеку. А затем и я оказалась в его крепких объятиях, утонув в самом сладком для меня аромате его туалетной воды и кожи.

— Я поцелую тебя очень сладко, когда ты дотронешься до себя, мечтая обо мне. — тихо шепнуло мне в ухо его дыхание и мое тело моментально покрылось мурашками.