Мрачный дебют

Глава 12 Верность

— А когда спать?! — с отчаяньем воскликнул Илья.

— Ещё один подъезд и пойдём на боковую, — ответил я. — Мы тут не зар̀плату отр̀абатываем, а спасаем людей, Илюха.

— Я вообще не помню, когда нормально спал… — пожаловался ополченец.

Вадим и Игорь, так и продолжающие участвовать в наших отчаянных и смелых акциях по штурму подъездов, тоже имели вопросы по поводу нормирования рабочего дня.

— Ладно, завтра, — решил я, после чего снял рацию с крепления. — «Карамба-4» у микрофона, танцуем твист. Приём.

«Принято, „Карамба-4“, действуйте», — ответил старлей Грабов.

Это тоже условные обозначения, чтобы контры не догадались. Хотя я сомневаюсь, что у них есть полная картина нашей организации, но подстраховка никогда не бывает лишней.

Два подъезда мы полностью зачистили, побывали во всех квартирах и вытащили девятнадцать человек, слишком боящихся выходить, несмотря на голод.

В основном, женщины с детьми и старики, но были также взрослые мужчины, морально не готовые бороться за собственное выживание.

Я, кстати, обдумывал этот вопрос, пока резал двери. Вот что было бы, окажись я не в центре событий, на сцене, как омар в тарелке, а дома, рядом с бабушкой? Да сидел бы тихо, пока не придёт помощь! И обычные люди, застигнутые зомби-апокалипсисом в своих домах, продолжают сидеть дома. Но я не могу сказать, что это нерабочая тактика. Рабочая, причём даже очень, ведь те, кто вышел на улицу, уже присоединились к ордам мертвецов, создающим нам неразрешимые или трудноразрешимые проблемы…

— Слушай, Дим, — обратился ко мне Илья, когда мы шли к пункту временной дислокации.

Пункт временной дислокации — это дорогой отель, где люкс стоит пятьдесят тысяч рублей в сутки, без питания, а премьер номер обойдётся во все сто пятьдесят тысяч. Надо быть безумно богатым мажором, чтобы тратить в сутки столько, сколько иные зарабатывают за три-четыре месяца.

Но теперь, в условиях зомби-апокалипсиса, апартаменты достались нам совершенно бесплатно, за счёт исполнительного директора отеля. Мой тёзка, Дмитрий Перевалов, которого в первые дни военные вытащили из банка, где он был заблокирован вместе со своими ассистентами, любезно предложил размещать личный состав в отеле, истинные владельцы которого едва ли будут предъявлять какие-то претензии.

— Слушаю, — посмотрел я на Илью.

— А вот сферы сверхспособностей… — заговорил он. — Могу ли я достать хотя бы одну?

— Ты увер̀ен, что осилишь психическое влияние? — спросил я. — Это не шутка какая-то, а сер̀ьёзная тема — можно чокнуться, как контр̀ы. И тогда ты обр̀атишь ор̀ужие против своих бывших товар̀ищей.

— Но ты-то не чокнулся, — не очень уверенно парировал Илья.

— Увер̀ен? — спросил я.

— Ты тысячу раз мог убить сотни военных, — ополченец достал сигареты. — Но не сделал этого. Ты не чокнулся, Дим.

Насколько я знаю, он ещё не убивал немёртвых. По крайней мере, не при мне. Значит, у него есть шанс получить шарик со сверхспособностью. Психологический барьер не позволяет ему нажать на спусковой крючок, это ведь не так просто, как кажется. Да, это зомби, да, это не люди нифига, но подсознание видит двуногое и двурукое существо, одетое как человек и выглядящее как человек, поэтому резко убавляет решимость. Я сам колебался в свой первый раз, но тогда ситуация была критической. Илья же мог пристрелить того мертвеца на кухне, но колебался. Не будь меня, там бы ему и настал конец. Кто-то просто не предназначен для нашей хреновой жизни.

— Я, думаю, не могу убивать… — признался Илья.

— Тогда зачем тебе шарик свер̀хспособностей? — спросил я.

— Ну, типа, исцеление какое-нибудь или невидимость — это было бы неплохо, — ответил ополченец.

— Так подпишись на пр̀едложение Кр̀аснодубова, — сказал я.

Полковник собрал целую коллекцию сфер, с совершенно разными сверхспособностями. Они хотят создать своих суперов, чтобы сформировать особые группы, предназначенные для самых поганых участков фронта борьбы с мертвецами. Правда, это ещё только проект, то есть окончательное решение не принято.

Иронично, но сферы сейчас вполне реально, абсолютно безвозмездно, найти среди тел мертвецов, потому что их, поначалу, никто не собирал. И ещё, подъехала статистика, которой со мной поделились — сферы, всё-таки, можно выбивать даже после получения первой. Просто первая даётся почти каждому, но есть элемент случайности — кому-то надо убить одного, а кто-то получает только после десятого или двадцатого мертвеца.

В общем-то, стало известно, что если не примешь сверхспособность, то судьба может дать тебе ещё один шанс на двадцатом, тридцатом или ещё каком-то мертвеце. Зависимости не установлено, возможно, это просто случай. Если бы Зауркан был более решительным, а я применил подход естествоиспытателя, мы бы узнали об этом гораздо раньше.

Впрочем, я не знаю, зачем мне много сфер, потому что доподлинно известно, что вторую сверхспособность не принять. Когда держишь сферу в руках, появляется ощущение, что ещё не пришло время и ничего не получится. Это значит, что надо развиваться и в будущем, если продержишься достаточно долго, можно будет получить и вторую сверхспособность.

Страшно представить кого-то вроде моей бабушки, которая обзаведётся сверхспособностью регенерации тканей или невосприимчивости к радиации. Сейчас её ограничивает лишь то, что радиация убивает её, но с обретением новой способности это ограничение будет снято и она станет кем-то ультимативным. Не знаю, что можно противопоставить гамма-излучению. Самые крутые ублюдки из контры не имеют абсолютно никакой защиты от радиации, поэтому встреча с моей бабушкой, сверхспособность которой никак не проявляется внешне, может закончиться для них очень плохо. Ведь радиация тем и паршива, что ты ходишь и не знаешь, что уже мёртв. А если она решит прожечь кому-то мозги…

Кстати, раз вспомнил о ней. Надо не забыть позвонить, как окажусь в номере.

— Не, не хочу зависеть от полковника и делать то, что прикажут, — покачал головой Илья. — Я вообще думаю, как закончится эвакуация, завязывать с армией. Ну его, не моё.

— Как знаешь, — пожал я плечами. — Надеюсь, для нас уготовано место в Готланде.

— Вот уж не знаю, — вздохнул ополченец. — Хотелось бы, конечно. Если Вадик правильно услышал, буча с моряками добром не закончится.

Вадим, когда ходил за пополнением боекомплекта, поговорил с ребятами из мотострелков, отдыхающими у зоопарка.

Оказалось, что Балтийский флот не кончился, как о нём все думали, а, когда шарахнуло зомби-апокалипсисом, справился с кризисом на палубе, вышел в море и даже вступил в схватку с охреневшими шведскими моряками, вдруг открывшими огонь. В ходе морского боя был потерян малый ракетный катер и повреждён флагман, то есть эсминец Настойчивый, но от шведской эскадры не осталось вообще ничего.

Взять на нож Готланд и поселиться там — это, как оказалось, идея вице-адмирала Пинова, который единолично командует балтийской морской группировкой.

И вот тут намечается раскол. Мореманы сухопутных обычно в хрен не ставят, что верно и в обратном направлении, а вице-адмирал сам с усами, поэтому былого единения армии и флота больше нет.

Пока что, решения принимаются коллегиально, но если что-то не нравится Пинову, то он этого просто не делает, такой уж он человек. Своенравие в подобных экстремальных условиях — это, конечно, сильно, но у него корабли и ракеты, а ещё большие десантные баржи, которые можно использовать для эвакуации гражданских. Это значит, что он практически единственная надежда на благоприятный исход, и он это прекрасно осознаёт. Ещё у него есть бригада морской пехоты, 336-я отдельная гвардейская, поэтому в вопросе сухопутных операций он ничем не ограничен, что сильно понижает нашу ценность в его глазах.

Гражданских они, пока что, перевозят, а ещё разрабатывают план по захвату Готланда, если верить слухам, конечно же. Но нет никаких гарантий, что они не прокинут нас через колено, когда придёт время для эвакуации сухопутных войск.

Как бы поступил я? Я бы не потерпел в своей вотчине каких-то левых командиров, поэтому предложил бы личному составу мотострелков и танкистов перейти под моё командование, а от старшего офицерского состава избавился доступными способами. Этого требует принцип единоначалия, а генерал-лейтенант, коим является Грозникин — это эквивалентное вице-адмиралу звание, поэтому налицо кризис подчинённости. Старшего командования нет, министр обороны полностью передал все дела и проблемы Западного военного округа в руки командования на местах, поэтому нет никого, кто разрешит этот кризис.

И все чувствуют эту напряжённость между нами и мореманами. Моряки-то точно, если что-то вдруг, поддержат своего вице-адмирала, а наши будут, безусловно, стоять за генерал-лейтенанта.

Ситуация пахнет плохо, потому что я не люблю запах крови, но мы люди маленькие, ни на что не влияем.

— Тогда р̀ешай свои внутр̀енние пр̀облемы и начинай, наконец, истр̀еблять мер̀твецов, — посоветовал я Илье. — Даже если ты не собир̀аешься заниматься войной, она р̀ешительно настр̀оена заниматься нами. Если какую-нибудь молнию или пламя из р̀ук ухватишь, то это будет неплохим козыр̀ем в р̀укаве, мон ами.

— Ты, конечно, прав, но… — ополченец замолк, потому что мимо прошёл патруль из мотострелков. — Не знаю, в общем.

— Узнай поскор̀ее, это в твоих же интер̀есах, — усмехнулся я.

Дошли до Мариинского дворца, бывшей резиденции российских самодержцев. Через дорогу от этого дворца находится «Монкфиш отель Санкт-Петербург», где у меня есть «небесный номер», что бы это ни значило. Площадь 41 метр квадратный, двуспальная кровать, столики, шкафы, телевизор, сортир и душ. Что ещё надо?

Илье достался номер «супериор», который, как мы установили, считается чуть более кучерявым, чем «небесный», потому что есть балкончик.

Обслуживающего персонала, естественно, нет, поэтому предлагается справляться с заправкой постели самостоятельно. Еду готовят наши штатные повара — котлеты с пюрешкой, борщи, харчо, тефтельки. Объедение. Без шуток.

Электричество и вода есть, потому что электростанции и водонасосные станции под контролем военных. Интернет, правда, ослаб и ютуб барахлит, но все этого и так ждали.

Кстати, более крутые номера достались офицерам и чиновникам из гражданской администрации, а также всяким важным и уважаемым людям. Болтают, что у нас в президентском люксе живёт некий олигарх, вместе с охраной. Друг губернатора или вроде того.

— Вообще наср̀ать, если честно, — пробормотал я, заходя в свой номер и включая свет.

Снимаю рюкзак и закидываю его в шкаф, где висят махровые халаты белого цвета и стоит ружьё, купленное у того странного старика.

Разуваюсь, снимаю разгрузку и китель, а затем маску.

Сегодня в обед я рассматривал свою маску со всех сторон, потому что мне показалось, что с ней случилось нечто странное. Она, вроде бы, несколько изменилась. К этому следует добавить, что ощущение чего-то грядущего, туманного, но с нетерпением ожидаемого мною, стало ещё сильнее.

Полагаю, это связано с тем, что я убил много мертвецов. Возможно, это и есть развитие моей сверхспособности. Но это не точно.

Снимаю пропотевшие носки и закидываю их в корзину для белья — надо не забыть достать где-нибудь сменную форму и нормально постираться.

Также скидываю с себя поясной ремень, оттягивающий поясницу подсумком с патронами и «славным оружием императора».

И «славное оружие» есть причина, почему в список «to do» нужно добавить поиск нового холодного оружия. Эрзац-шпагой сейчас выступает каминная кочерга, после надевания маски, превращающаяся в шпагу 18 брюмера, только в очень паршивую её версию. Острота лезвия совсем не та, но колет хорошо и хрен бы с ним.

Хорошей идеей будет посетить Эрмитаж, конкретно рыцарский зал, где есть множество образцов оружия, часть которых относится к XIX веку. Не помешает добыть какую-нибудь кирасу и латные рукавицы, чтобы можно было уверенно бить супостатов кулаками.

На самом деле, потребность в защитной экипировке можно решить почти в любом магазине экипировки для мотоциклистов и страйкболистов, все эти налокотники, наколенники, кевларовые перчатки и прочее, но хотелось немного аутентичности и… у меня было ощущение, что маска придаст элементам экипировки какие-нибудь особые свойства. Мотивирую я это тем, что шпагу-то она преобразует, причём из любой ерунды. Правда, если используешь совсем ерунду, то и качество конечного продукта выходит ерундовым.

Сажусь в кресло и достаю телефон, одновременно расстёгивая верхние пуговицы кителя.

— Алё, бабушка? — дождался я ответа.

— Как у тебя дела, внучок? — сходу спросила она.

— Я в порядке, — ответил я. — Устал, как собака, но зато не зря — спасли девятнадцать человек.

Некоторые этого совсем не хотели, с ужасом ожидая, как в их дом ворвутся режущие двери болгарками маньяки-убийцы, но это неважно. Сейчас время такое, что никому нельзя доверять. Даже себе. Мне можно, ха-ха!

— Это хорошо, что ты, наконец-то, занялся полезным делом, — усмехнулась Агата Петровна. — А то все эти фильмы бесполезные, спектакли…

— Не бесполезные, — недовольно произнёс я. — У тебя квартира обустроена по последнему слову техники исключительно благодаря «бесполезным фильмам и спектаклям».

— И толку-то от всего этого сейчас? — спросила бабушка пренебрежительно.

— Никакого, — вздохнул я, а затем услышал в динамике порыв ветра. — Ты это где сейчас?

— В порту я, — ответила она. — Говорят, в Кронштадт отправляют беженцев, но там уже народу битком, не протолкнуться. Не пойду я туда.

— Ты зачем вышла из дома, бабуль? — недоуменно спросил я. — В городе небезопасно.

— Это ты просто не знаешь, где я была до порта, — усмехнулась бабушка.

— Где ты была? — спросил я, внутренне холодея.

— В переулке Климова, что у Египетского моста, — сообщила она. — Навестила свою старую подругу. Она, как оказалось, не просто так не отвечала на звонки — съели её.

— И ты, как я догадываюсь, перебила всех мертвецов в подъезде? — спросил я.

— Не вы одни занимаетесь спасением людей, — ответила Агата Петровна. — Вами там и не пахло, а люди сидели в квартирах, страдали и голодали. Вот, привела их в порт, а теперь думаю, идти ли в Кронштадт или нет.

— Мы же обсуждали это, — произнёс я. — В Готланде можно будет жить нормально…

— А надо ли мне жить «нормально»? — спросила меня бабушка. — Я упокоила сегодня семнадцать мертвецов — чувствую, будто лет на пять помолодела. На этом вашем острове будет такая возможность? Думаю, нет. Я решила — я остаюсь в Ленинграде.

— Бабушка, я прошу тебя, уезжай, — попросил я. — Тут скоро будет невозможно выжить.

— Я всё продумала, выживу, — уверенно сказала на это бабушка. — Не переживай на мой счёт, всё будет хорошо.

— Вот в том-то и дело, что переживаю, — вздохнул я. — Насчёт нас неизвестно наверняка, может, не будет никакой эвакуации на Готланд, а может и будет.

— Если будет совсем тяжело, возвращайся домой, — сказала бабушка. — Я налаживаю дела с едой, у нас тут кооператив намечается с оставшимися соседями. Будем выживать совместно, на крыше устроим большую теплицу, а зиму переживём на запасах консервов и солений. Кто-то сунется к нам за нашим добром — повезёт, если живым уберётся.

У неё, как я понимаю, всё серьёзно.

Переубеждать её, как знаю из богатого личного опыта общения с ней, бесполезно. Она уже решила, поэтому в Готланд её удастся увести только силком, а я сейчас не в том положении.

Эх, вот была бы личная яхта…

Но даже так есть риск, что бабушка разберётся в управлении яхтой и вернётся домой. Потому что она так решила. Суровый и сложный человек.

И, как мне кажется, влияние сферы сверхспособности есть — в последнее время она стала более активной и категоричной в суждениях. Например, вот это высказывание о том, что она не хочет жить нормально, а лучше будет убивать зомби и выживать самостоятельно.

Не знаю, что делать. Она старая женщина, это важно всегда помнить. И пусть она никогда не жаловалась на целостность рассудка, но теперь есть фактор, влияющий на психоэмоциональном уровне, поэтому ждать можно чего угодно. Даже я сам под угрозой, о бабуле даже говорить нечего.

Медики исследовали нескольких пленных контр и чокнувшихся ребят из добровольцев — сверхспособности очень сильно бьют по мозгам, в прямой зависимости от потенциала сферы. Если простой или необычный потенциал ещё можно сравнительно легко перебороть, то всё, что выше, требует серьёзных морально-волевых усилий.

У каждого процесс проходит уникально, поэтому нельзя, пока что, установить каких-то закономерностей.

Один из пленных контр, тощий мужик лет сорока, обладающий способностью телекинеза, то есть метания физических объектов силой мысли или неким силовым полем, при общении с исследователями очень быстро приходил к навязчивой мысли, что кто-то из них трахал его жену. Да-да, просто, в ходе разговора, убеждал себя, что исследователь путался с его «потаскухой».

У второго контры, обладателя способности к созданию некоего силового поля, отклоняющего пули, была навязчивая идея, что он избран для миссии по спасению человечества, а мы, военные, ему сильно мешаем.

Добровольцы показали разные отклонения, но в основном на почве того, что их беспокоило и при жизни. Начальник медицинской службы Григорий Негуляев проводил тщательное анкетирование подопытных, поэтому, по итогам опытов, выдвинул гипотезу, что психоэмоциональное воздействие оказывает наибольшее влияние на те склонности, которые уже были присущи объекту. Были проблемы с гневом — это обострится и станет выражаться ещё сильнее. Сильно волновала возможная неверность жены — будешь подозревать всех окружающих особей мужского пола или даже женского. Было огромных размеров самомнение, осознание некой важной жизненной цели в этом мире — синдром мессии практически гарантирован.

Но это всё гипотеза и в эту гипотезу не очень укладываюсь я. Впрочем, посмотрим, что будет дальше.

Если эта гипотеза верна, то бабушка имеет риск стать ещё более сложным в обращении человеком. Но плевать, это всё ещё моя бабушка.

— Ты у меня одна, бабуль, — произнёс я. — И какой бы ты сложной личностью ни была, я тебя всё равно люблю. Береги себя, пожалуйста.

— За меня можешь не переживать, — ответила бабушка.

Чувствовалось, что она хочет сказать что-то ещё, но затем она кашлянула и положила трубку. М-да.

Перед тем, как лечь спать, лучше принять душ. Я потел как собака в корейском ресторане, активно работал физически, на мне металлическая и керамическая пыль, поэтому даже как-то жалко ложиться на эти белоснежные простыни.

Принял горячий душ, со всеми этими отельными гелями для душа и шампунями в маленьких тюбиках, после чего надел махровый халат и тапки, улыбнулся себе в зеркало и понял, что надо бы побриться. Но это утром.

Хоть сейчас только вечер, но я так устал, что готов лечь и не просыпаться до самого конца зомби-апокалипсиса. Правда, что-то мне подсказывает, что он не закончится так просто.

Надо посмотреть соцсети. Вдруг кто-то ещё выжил?

Об Ирине, журналистке «АиФ», точно знаю, что она выжила, как и Валентина, игравшая Жозефину. Ещё выжили Инна и Светлана, игравшие посетительниц паноптикума, а также Антон Гаврилов, игравший Морриса. Они так и остались в гримёрке, сидели там четверо суток, до тех пор, пока не пришли солдаты. Валентина писала, что они в Кронштадте, в лагере беженцев.

Менеджер, Владимир Пахомович, на связь не выходил, хоть я ему и написал. Он был онлайн вчера ночью, значит, как минимум, заряжает телефон и общается с кем-то по ватсап. Звонить я ему не стал.

Анфиса Демиденко, коллега по цеху, сейчас онлайн, значит, тоже выжила.

Тут телефон в моих руках зазвенел. Звонит Ани Паавола.

— Да? — принял я вызов.

— Дима! — воскликнула моя финская фанатка. — Ты живой!

— Привет, Ани, — с улыбкой поздоровался я. — Живой, да.

— Привьет, Дима! — Ани была очень рада меня услышать, это чувствовалось по голосу и по тому, что пробился акцент. — Ты в безопасности?

— Можно и так сказать, — ответил я. — Как ты? Ты в безопасном месте?

— Да-да, ья в безопасности, — сообщила Ани. — Почти в безопасности. Я хочу вылететь к тебе, Дима! У вас там всё хорошо?

— Это плохая идея, Ани, — вздохнул я. — У нас всё очень и очень плохо — мы теряем город, мертвецов слишком много, чтобы удалось их сдержать. Половина Питера не под нашим контролем, а ещё мертвецы перебираются через каналы.

— У меня йесть вертолёт, Дима! — сказала Ани. — Я могу забрать тебя оттуда! Можно найти самолёт и лететь в Исландию, там мой особняк! Вместе!

— Лучше лети туда сама, — ответил я на это. — Никто не знает, что будет, если ты прилетишь сюда. Тут слишком опасно.

— У нас тоже не всё в порядке! — парировала Ани. — Зомби взяли Хельсинки, я едва успела уехать! Сейчас я в загородном доме своего друга, на острове Петту. Давай я прилечу и заберу тебя, Дима!

— Не прилетай, — отказался я. — Я запрещаю тебе.

— Дима, без тебя у меня нет причин жить, — призналась Ани. — И пусть этот мир горит огнём, если в нём не будет тебя!

Та-а-ак…

— Ты применяла шарик сверхспособностей? — спросил я.

— Ты что-то знаешь о них? — резко заинтересовалась Ани. — Ты тоже принял сверхспособность?!

— Да, — ответил я. — Ты, наверное, не сможешь принять это, но хотя бы попробуй: оставайся в безопасном месте, сейчас самое худшее время для путешествий. Я выживу и в будущем, возможно, мы ещё встретимся. Сейчас я на службе, у меня есть обязательства, которые не позволят мне просто взять и сбежать. Не надо сюда лететь, Ани, я прошу тебя.

Тишина в ответ.

Вообще, ещё до всех этих событий, меня несколько напрягали наши с ней отношения. Нет, проблем не было, но то, что она решила основать хельсинское фанатское сообщество имени Дмитрия Верещагина — это определённо не норма. То есть я её очень сильно волновал задолго до получения ею сферы. Поэтому я даже не хочу думать о том, насколько я важен для неё сейчас…

— Я всё равно прилечу, — произнесла Ани. — И буду с тобой, что бы ты ни делал.

— Знай, что я не одобряю твоего решения, — вздохнул я. — Ты подвергнешь себя неоправданному риску.

— Тебе ведь не всё равно на меня? — спросила вдруг Ани.

— Не всё равно, — ответил я. — Именно поэтому я хочу, чтобы ты оставалась на острове и никуда не вылетала.

— Поговорим об этом после, — произнесла Ани и завершила вызов.

— Ох, твою ж дивизию… — пробормотал я и забрался в кровать. — У меня же нет больше никаких проблем…

Организм будто только и ждал этого. Я не успел даже полностью укрыться одеялом, как отключился.