Мрачный дебют

Глава 22 Уши — достойный трофей

— Больше так не делай, — потребовал я.

— Но ты сам начал шлёпать меня ремнём! — возмутилась Ани. — Я и подумала, что…

— Прекратите! — воскликнула бабушка, поперхнувшаяся чаем. — Не за столом же!

Мы пили утренний чай, с печеньками и сухофруктами. Вчера я проспал всю ночь, очень паршиво, на диване, потому что Ани исполнила то, что исполнила. Но паршивым сон был не из-за этого, а из-за того, что я узнал о своих проклятых масках.

Образ Тесея пытался взять меня за задницу и диктовать свои условия, но теперь, я думаю, мы с ним определились с тем, кто здесь главный, что, впрочем, не отменяет возможности попыток реванша.

— Совсем стыд потеряли… — процедила бабушка, взяв тряпку и стерев брызги чая со стола. — Сегодня опять попробуем добраться до Эрмитажа, но по Троицкому мосту. На Благовещенском и за ним слишком много мертвецов — дозорные докладывают о нескольких ордах численностью не меньше десяти тысяч каждая. Не пройдём.

— Но ведь Троицкий разведён, — сказал я на это.

— Больше нет, — покачала головой бабушка. — Кто-то опускает мосты. Видимо, этому кому-то совсем плевать на остальных жителей, ну или он хочет убить всех.

Почему-то первая возможная кандидатура, пришедшая мне в голову — Некромант. Этот ублюдок совсем отбитый, потому что с первых дней воевал против военных, мешая эвакуации жителей и устраивая нам проблемы. Он умеет контролировать мертвецов, поэтому я не удивлюсь, если это именно он направляет своих прихвостней, чтобы они опускали мосты, пока есть электричество.

Вопрос с электричеством становится всё более и более актуальным. Причина в том, что я точно знаю об уходе персонала и защитников электростанций. А ещё топливо отнюдь не бесконечно. Неизвестно, когда перестанет поступать газ, ну и ещё предельно ясно, что подвоза мазута больше не будет.

И пусть мощность поставлена на предельно низкую, потому что промышленность больше ничего не потребляет, а жители стали потреблять электроэнергию радикально мало, технический расход топлива всё равно очень высокий.

Мы не знаем, что стало с ТЭЦ в других частях города, после того, как военные перестали держать оборону, но Василеостровская ТЭЦ обслуживается лишь 5–6 % штатного персонала, потому что подавляющее большинство сотрудников предпочло эвакуироваться на Кронштадт, а оттуда на Готланд.

В интернете пишут, что несколько районов уже обесточены, следовательно, воды там тоже больше нет. Настоящий апокалипсис только начинается, м-да…

— Значит, пойдём через Троицкий, — вздохнул я. — Нам обязательно нужно в Эрмитаж.

— Тогда не будем задерживаться, — встала бабушка из-за стола. — Ты с нами, Ани?

— Да-да, я с вами! — закивала моя финская фанатка.

— Поесть бы чего на дорожку… — огляделся я.

Завтрак, представлявший собой варёную гречку с тушёной говядиной, прошёл через пищевод незамеченным, поэтому чувство голода никуда не делось. Это неожиданное последствие прироста мышечной массы и размеров моего тела. Тесей, как древнегреческий герой, наверное, очень хорошо питался…

— Копчёное мясо в холодильнике, — указала бабушка. — Можешь съесть хоть весь окорок, всё равно скоро испортится.

Я подошёл к холодильнику, вытащил из него здоровенный копчёный окорок. Ставлю его на стол, вооружаюсь ножом и начинаю есть. Всухомятку кушать вредно, поэтому достаю из холодильника бутылку чёрной газировки. Бабушка, хоть и осуждает почти всё западное, но не отказывает себе в порции разбавленных в воде кукурузного сиропа, подсластителей, комбинации ароматических масел и кофеина. Раскрываю бутылку и наливаю шипучий напиток в фирменный стакан.

Под взглядами бабушки и Ани я быстро, активно пережёвывая, заставил окорок исчезнуть.

— Вот теперь можно и повоевать, — встал я из-за стола. — За мной!

Двигались мы пешком, по пути истребляя всех встреченных мертвецов. Убитые сегодня не станут чьей-то проблемой завтра.

— Почему твоя радиация усиливает фон на местности? — поинтересовался я, когда услышал писк дозиметра.

Бабушка мазнула минимальным лучом радиации по стоящим у окон прибрежной кафешки мертвецам, что вызвало резкий скачок радиоактивного фона. Так-то я далёк от ядерных технологий, но гугл, местами, всё ещё работает, поэтому я быстро понял, что бабуля, если верно утверждение о том, что она направляет чистые гамма-лучи, просто не может заражать местность. Отсюда у меня и возник вопрос.

— Дальнейшее развитие сверхспособности, — пожала плечами бабушка. — Появилась где-то на пятисотых мертвецах. Именно свойство наводить долговременный фон.

— А ты можешь это как-то поубавить? — поинтересовался я.

— Нельзя, — недовольно произнесла Агата Петровна. — Стала бы я заражать радиацией самый короткий путь к Эрмитажу, будь у меня иной выход?

Логично.

Так и гниют, небось, мертвецы. Обычно, загнить они не успевают, потому что соратники не дадут павшим пропасть зря. Но сейчас ситуация особая — радиация никуда не делась, поэтому бабушка создала долговременную ловушку, где есть и приманка, и поражающий фактор.

— И как долго этот фон будет таким? — спросила Ани.

Это хороший вопрос. Видимо, она думала об этом в том же ключе, что и я.

— Примерно через пять лет, если не убрать тела с моста, фон там станет в два раза слабее, — ответила бабушка.

— Откуда такие сведения? — спросил я.

— Откуда-то, — пожала плечами бабушка. — Просто я точно знаю. Помимо гамма-частиц в поток излучения добавляются атомы кобальта-60. Моё знание моей сверхспособности убеждает меня, что это именно кобальт-60. Он и раньше служил источником излучения, но этим обусловлена изначально малая дальность действия. Увеличение дальности стало возможным только благодаря способности генерировать атомы кобальта-60 и направлять их в желаемую сторону. И, в отличие от тех, которые генерировались в начале и куда-то потом исчезали, отправленные во врагов частицы никуда не деваются, продолжая существовать во внешней среде, конкретно в телах зомби.

Я достал телефон и начал гуглить.

Радиоактивный изотоп обычного Кобальта, источник гамма-излучения, период полураспада — 5,27 лет, поэтому бабушка права, когда говорит, что через пять с лишним лет на мосте будет в два раза менее высокий фон. Но, думаю, проще как-то убрать тела или сбросить их в реку. Бессовестно, если смотреть с точки зрения экологии, но единственно верно, если не хочется, чтобы люди, пересекающие мост, умирали на месте.

— Я специально стараюсь не бить по местности, — сообщила бабушка. — Но такое возможно не всегда.

Её сверхспособность — такое же спасение, как и проклятье. Трагично, что она, если достигнет своего пика развития, сможет очистить город в одиночку, но ценой того, что люди в этом городе жить не смогут.

Зато это ультимативное оружие, старый-добрый ядерный фактор сдерживания, который может выселить любых суперов с любой местности. Бабушка — сложный человек, тяжёлый в общении, но теперь с ней буду вынужден считаться не только я, ха-ха…

Оглядываюсь назад, на Кронверкскую набережную и на Военно-исторический музей артиллерии. Вообще-то, надо заглянуть и туда тоже, потому что там тоже есть оружие и, как говорит бабушка, рыцарский зал, но там не так много оружия и брони, как в Эрмитаже. В артиллерийском музее больше архаичного огнестрела, который работает на чёрном порохе, чем холодного оружия. Но главный фактор — военно-исторический музей артиллерии находится в зоне нашего влияния, а вот Эрмитаж в зоне контроля суперов. И если мы не успеем вовремя, то там всё будет украдено до нас.

Эх, а ведь там, за зданием, находится наша позиция, где, теперь уже навсегда, застыли «Коалиция-СВ» и «Мста-Б». Богини войны…

А ещё дальше на северо-запад расположен Ленинградский зоопарк, где мы дислоцировались. Сейчас там полно пустых ящиков, брошенная экипировка, снаряжение и прочие атрибуты, которые не удалось вывезти. Возможно, если покопаться, можно найти боеприпасы и ещё чего-нибудь полезного, но сейчас нет времени.

— Надо идти, — вздохнул я.

— Скучаешь по своей временной службе? — усмехнулась бабушка.

— Не то чтобы скучаю, — протянул я. — Скорее, ностальгирую. Пусть было тяжело, зато мы занимались полезным делом, а не думали исключительно о своих задницах, как сейчас…

— Лучше было бы, если бы вы победили… — сокрушённо произнесла бабушка. — Действительно, чего мы стоим? За мной. Внучок, надевай маску и сразу же закрывай рот. Не хочу слышать твои разглагольствования о правах мужчин и женщин.

— Не обещаю, — усмехнулся я и снял с пояса маску, но не надел.

Троицкий мост оказался до омерзения пуст — некого рубить, не на ком наращивать могущество…

Вообще ничего нет, потому что всё, что на нём было раньше, заблаговременно убрано или вытолкнуто в реку военными, которые хотели поскорее развести мост. Чувства у меня, на этот счёт, двойственные: хорошо, что не подорвали и можно пройти, но плохо, что не подорвали, потому что по нему могут пройти мертвецы. И обязательно пройдут.

— Нужна машина, блиндированная свинцом, чтобы очистить мост, — вдруг произнесла бабушка, когда мы пересекли мост. — Возможно, подойдёт танк с отвалом для самоокапывания. Умеешь управлять танком, внучок?

— Если он хотя бы чуть-чуть похож на «Мсту-С», то умею, — ответил я. — Откуда знаешь, что на танках бывают отвалы?

— Аркаша вчера подсказал, — сказала на это Агата Петровна.

Аркаша — это, как я понимаю, мой вчерашний знакомец. Видимо, из танкистов или хорошо разбирается в бронетехнике. Я о бульдозерных отвалах на танках только слышал, но ни разу не видел. А вообще-то, на танках стоит противорадиационная защита, предназначенная для защиты от экстремального радиоактивного облучения, поэтому это похоже на выход. Только вот непонятно, как можно вытолкнуть многотысячную толпу одним танком…

— Может, лучше поставить таблички с предупреждением? — спросил я. — И вообще, как-то само собой понятно, что куча мертвецов, лежащая на мосте, появилась совершенно не просто так и лучше бы туда не ходить…

— Я должна разгрести последствия своих действий, — вздохнула бабушка. — Хочешь помочь — помоги, не хочешь — я найду кого-нибудь другого.

— Ладно, посмотрим, — не стал я давать однозначного ответа. — Давай-ка, лучше, разберёмся с актуальными задачами.

Вышли на Дворцовую набережную и направились в сторону Эрмитажа.

На набережной было пусто, что очень подозрительно. Пусть основная масса мертвецов склонна сколачиваться в орды, но есть индивидуалисты, отстоящие от всех остальных, не такие как все, уникальные личности, непонятые гении… Шучу. На самом деле, есть достаточно тупые зомби, которые не могут или не хотят вливаться в трендовое движение, поэтому ходят сами по себе. Их мало, но они есть. И именно они создают ощущение, что мертвецы буквально повсюду в больших количествах.

Но правда такова, что да, зомби действительно огромное количество, но они ходят ордами, поэтому они отнюдь не повсюду. Есть места, которые абсолютно свободны от мертвецов, но не всегда. Орды ходят везде, но без какой-либо видимой системы. А индивидуалисты шарят по городу вообще случайно, просто реагируют на звуки, движение и так далее.

И их здесь нет.

— Не нравится всё это мне, — произнёс я, надевая маску. — Уж больно тихо тут, пустынно…

Маска, будто бы в благодарность, насытила мои мышцы невероятной силой. Появилось ощущение, что я могу порвать зомби на два куска голыми руками. Возможно, так оно и есть.

— Может, тут просто не рыбное место? — предположила Ани.

Я посмотрел на неё осуждающим взглядом. Она сделала виноватое лицо и отвела взор.

— К оружию, — произнёс я и извлёк копис.

По пути я подхватил меловую доску у ближайшего кафе. А, нет, это винный бар.

Вытаскиваю из подсумка красный маркер и пишу:

«Радиоактивная зона. Смертельно опасно. Настолько, что зомби гибнут. Не входи, коли жизнь дорога».

— Что ты тут накарябал? — недоуменно спросила бабушка.

— О радиации сии слова, о смертной опасности, о губительности для некросов, — ответил я.

— Это точно не на русском, — покачала головой Ани. — Давай я.

Недовольно поджав губы, я передал ей доску и маркер.

Ани перевернула доску и написала слова о радиоактивной опасности, а также навела читателя на мысль, что зомби там лежат не просто так, после чего передала доску мне.

Я сличил две стороны и только тогда увидел разницу. Текст, написанный мною, был не на русском. А сразу и не заметно.

Архаичные буквы занимали куда больше места на доске, потому что Ани потребовалось лишь четыре строки, а я занял целых шесть.

Возможно, я первый в истории человек, который написал какое-либо осмысленное сообщение на этом языке маркером на меловой доске.

Смотрю на Троицкий мост, точнее, на ту его часть, где мы вчера накуролесили. Мертвецы упорно прут туда, ими заполнен мост на всём протяжении, но мы их не волнуем, потому что впереди отличненькая горка из трупов. Зомби упорно лезут на горку, грызут всё, что можно грызть, но затем умирают от радиации.

— Пара десятков таких ловушек, Агата Петровна, — произнесла Ани. — И можно очистить город за неделю-две.

— Я не получаю за это ничего, — покачала головой бабушка. — Поэтому этого не будет.

— Твои слова духом коммунизма исполнены и сквозят им изо всех отверстий, старуха, — усмехнулся я.

Но бабушка ничего не ответила, лишь направилась в сторону Эрмитажа.

К мосту идти опасно, поэтому я поставил табличку на видном месте. В принципе, теперь я понимаю, что в этой табличке нет никакого смысла, потому что пока там столько зомби, ни один здравомыслящий человек туда не пойдёт.

Внутрь мы проникли через парадный со стороны набережной. Двустворчатая дверь была стянута цепями, но могут ли остановить меня какие-то там цепи? Я порвал их руками, что вызвало удивление и Ани, и бабушки. Полагаю, ожидали от меня человеческих сил, а не мощи истинного полубога.

— Направо надобно идти, — произнёс я и устремился в указанном направлении.

Миновав гардероб и кассы, мы прошли через зал с камешками родом из палеолита, зал с керамикой из неолита, а затем оказались в зале, где представлялись экспонаты из века бронзового. Меня заинтересовала экспозиция изделий андроновской культуры, что было мне близко, так как я со школьной скамьи помню, что андроновцы — это мои земели, жившие на территории Казахстана за четыре тысячи лет до меня. Жили они оседло, что не очень характерно для тех времён, особенно зная, что андроновцы были индоиранцами. А индоиранцы, в те времена, предпочитали не задерживаться где-то слишком надолго, потому что дух экспансии был им близок и понятен.

Но это лишь любопытные древние артефакты, а нас интересовало что-то более практичное и не столь отдалённое по эпохе.

— Здесь тупик, надо идти к Салтыковской лестнице и сразу дуть в рыцарский зал, — озвучила план дальнейших действий бабушка. — За мной!

Мы поднялись на второй этаж — иконы, гобелены, картины, фрески, вазы, ничего ценного.

А вот на переходе между Малым и Большим Эрмитажем стало интересно…

— Хыс-с-с… — прошипела ушастая тварь гуманоидного вида, принявшая защитную позу.

Кожа у этого гуманоида была серой, глаза подслеповато щурились, а общая субтильность сложения не создавала видимость особо большой угрозы. Правда, имелись у этой твари длинные трубчатые когти на пальцах и шипы на локтевых сгибах. И зубки у неё были хищные, с развитыми клыками.

Тварь, даже несмотря на наше численное превосходство, кинулась прямо на нас, конкретно на меня, как на самого опасного.

Делаю молниеносный взмах кописом и отсекаю этому агрессивному самоубийце его буйную головушку.

Прозрачная жидкость, заменяющая кровь, расплескалась по красивой напольной мозаике, а тело, исторгающее эту самую жидкость, боролось за жизнь и прерывисто конвульсировало. Сложнее всего организму принять собственную гибель.

Прирост могущества был незначительным, потому что тварь оказалась недостаточно сильной, чтобы на что-то повлиять.

— Что это такое? — спросила Ани озадаченно.

За спиной её уже стояло двое косторезов, вооружённых костяными топорами из заточенных человеческих лопаток.

— То мне неведомо, — пожал я плечами. — Но это ведь не всё.

Из следующего зала доносились скрипы, обычно возникающие тогда, когда многочисленные ноги, снабжённые когтями, стремительно несут своих хозяев к нарушителям периметра.

Смахиваю с меча прозрачную жидкость, назовём её ихором, после чего готовлюсь встречать новых противников.

И противники, собратья первой жертвы, врезались в дубовую дверь, открыв мне Эпоху Возрождения, с христианской тематикой в произведениях искусства, а также на украшенный беломраморными панелями зал.

Косторезы попытались атаковать противников первыми, но куда им до меня?

Ударом кулака, обмотанного лентой из бычьей кожи, проламываю череп самому шустрому, кописом вскрываю второго ушастого от паха до шеи, после чего наношу быстрые рубящие удары по остальным, оказавшимся слишком медленными для меня.

— Ваша смерть будет напрасной! — пообещал я странным тварям, продолжая натиск.

Меня одного хватило, чтобы сбить запал ушастых и начать теснить их в Эпоху Возрождения.

Вокруг разлетались отрубленные конечности, головы, брызги ихора, а также оружие, которым эти твари вооружились.

Это доказывает, что они не подобны зомби, раз у них хватает мозгов использовать мечи и топоры. Но им недостаёт мозгов, чтобы понять тщетность битвы со мной и бежать.

Чтобы истреблять этих тварей, мне не нужен даже щит, потому что они просто не успевают за мной. Реакция их лишь гораздо лучше, чем у мертвецов, даже чем у обычных людей, но этого всё равно недостаточно, чтобы превзойти мою. Не помню, чтобы я был когда-то настолько быстр…

Вокруг разливается скользкий ихор, а также расползаются выпущенные кишки, но я постоянно на сухом, потому что стремительно продвигаюсь вперёд.

Прошло, по ощущениям, несколько минут, а в зале Эпохи Возрождения на ногах стою только я. И ведь даже не вспотел!

Живых ушастых не осталось, все лежат неподвижно, как им и положено. На некоторых, как вижу, есть одежда, а один ухарь даже кольчугу надел. Видимо, решили вооружиться в Эрмитаже, бесплатно и эффективно.

Склоняюсь к одному из ушастых, самому крупному, и отрезаю ему его ушки кописом. Уши, кстати, заострённые, но торчат практически горизонтально, как у овец. Впрочем, это трофей и символ моей пусть и лёгкой, но всё равно славной победы.

Вытаскиваю из подсумка металлическую цепочку и нанизываю на неё уши.

— Ты собираешься носить это на шее? — с нескрываемой брезгливостью спросила бабушка.

— Трофей с врага носить почётно, — ответил я на это.

— Тогда почему не яйца? — усмехнулась бабушка.

Я посмотрел на половые органы своих жертв.

— Нет уж, больно мелковаты, — разочарованно покачал я головой. — Уж лучше уши, чем столь невзрачные уды…

Бабушка вытаскивает из клетчатой сумки шерстяное одеяло и ещё одну клетчатую сумку. Сумки такие ещё называют мечтой оккупанта или сумкой челнока, потому что именно в таких, в девяностые годы, возили разные товары в страны новорожденного и с детства хворого СНГ.

Принимаю одеяло, расстилаю его на полу и начинаю складывать трофейное оружие. Издалека доносятся скрипы, а значит…

Из следующего зала выпрыгивает целый шквал ушастых и мчит к нам, жажда уничтожить, разорвать, сожрать.

Косторезы принимают удар на себя, вступив в ихоропролитную схватку. Опускаю взгляд на боевой индейский топор, который держу в руках.

По вскрику Ани я сразу понял, что одного из косторезов прикончили, а затем, по повторному вскрику, понимаю, что и второй отправился вслед за ним.

Вскидываюсь и бегу на рассредоточивающихся по залу противников.

На этот раз враги действуют осторожнее и как-то организованнее. На переднем плане вооружённые алебардами, а на заднем с короткими копьями. Словно эти твари заведомо имели представление о том, с кем им предстоит сражаться и чего от меня следует ждать. Нехорошо и подозрительно.

Бросаю индейский топор, украшенный красными перьями, прямо в лоб центральному алебардщику и врываюсь в неуверенную формацию, раздавая удары кописом и левым кулаком.

Удары мои сокрушительны, а противники, несмотря на подготовку, не могут предложить мне никаких испытаний. Алебарды, когда я настолько близко, скорее мешают, а копья…

Пропускаю неуверенный укол в бедро. Лезвие пропарывает кожу, но я почувствовал лишь укол, будто у меня берут кровь на анализ.

Срезаю часть черепушки удачливого копейщика кописом и ударом ребром ладони наотмашь деформирую лицо кинувшегося на меня ушастика, решившего заманить меня в партер.

Ихор забрызгал произведения искусства, мраморные панели, лепнину, мою одежду и тела врагов.

Хватаю следующего атаковавшего меня ушастика за необычайно чистую чёрную рубашку и подбрасываю. После удара головой об потолок он ломает себе шею и падает уже мёртвый. Я перехватываю его за ногу и начинаю размахивать трупом, сбивая окружающих ушастых с ног.

И, вооружённый итальянским дробовиком, ушастый недоносок выбирает именно этот момент наиболее благоприятным, чтобы войти в зал. Естественно, что я бросаю уже изрядно поломанное тело прямо в него.

Грохот выстрела, но вся дробь улетает в потолок.

Прорываюсь вперёд, оставив поднимающихся на ноги ушастых новому косторезу Ани.

В коридоре, ведущем в зал Эпохи Возрождения, натыкаюсь на семерых ушастых и начинаю бойню. В замкнутом пространстве их рубить ещё легче, потому что они растеряны и не знают, как мне противостоять.

Полностью покрытый ихором, я вбегаю в зал с иконами и красивым бронзовым крестом с распятьем. Тут обнаруживается обычный человек с блондинистыми волосами и голубыми глазами, облачённый в чёрный латный доспех, но без шлема.

Мужчина, вооружённый очень непрактичным в замкнутых помещениях, полутораручным мечом, испуганно пятится назад, как и его соратники, ушастые твари в латах разного качества. Это враги и они заодно.

— Убейте его! Убейте! — взвизгнул мужчина.

Я, с недоброй ухмылкой, пошёл на них, но группа бронированных испуганно попятилась.

— Сдавайтесь, глупые, коль жизни дороги, — произнёс я.

— Убейте его! Чего вы медлите?! — вещал мужчина в чёрных доспехах.

Моё терпение иссякло, поэтому я бросился в атаку и сразу же срезал верхнюю часть черепа ушастому, одетому в готические латы и вооружённому стальным шестопёром.

Ударом кулака я проломил череп второму ушастому, одетому в миланский доспех, прямиком из экспозиции «четыре рыцаря», вооружённому казацкой шашкой. Странный выбор оружия, но и пусть…

Чернодоспешный попытался сбежать, пока я убиваю последних троих бронированных ушастых, попытавшихся оказать сопротивление, но расправа была быстра, поэтому легко догоняю мужичка и пинаю его под правое колено.

— Уж больно битвы время хорошо, чтобы его тратить на бегство постыдное, — наставительно пригрозил я чернодоспешному пальцем. — Кто ты таков? И как ты посмел владенья мои разграблять?