7. Не специально

Рафис сосредоточенно ведёт машину: одна рука держит руль, другая плавно переключает скорости. Послушная водителю машина аккуратно тормозит перед светофорами, мягко трогается с места, без рваных ускорений лавирует в многополосном движении. При этом лицо мужчины отнюдь не спокойно: вся гамма эмоций отражается в сжатых челюстях и углями прожигающих меня глазах.

— Что это было, объяснишь?

Молчу, не знаю, что ответить. Тогда, в магазине, поцелуй совсем не был мимолётным, скорее, стремительным. А когда Рафис наконец отступил на шаг и посмотрел на меня, в его глазах мне на секунду привиделся победный блеск. За что и получил!

Как в замедленном кадре снова вижу, как моя рука взлетела и… и теперь её отпечаток «украшает» левую щеку мужчины.

А вот не надо нос задирать, ишь, герой! Ну да, нашёл отличный способ сразу и истерику прервать, и замолчать заставить, и сохранить «легенду». Знать бы еще, какого черта я, вцепившись в его пиджак, сама целовала его в ответ?!

Стыдно-то как!

И круто, круто, круто!

Это ж какая сцена будет яркая в моём романе! Абсолютно неожиданная мужская реакция на «вынос мозга»… э-э-эм… нет, не так… На женскую непосредственность в ролевом исполнении персонажей Арины и Рафаэля. Но писать «он закрыл ей рот поцелуем» не буду, это жутко банально…

— Наташа, я тебя спрашиваю, что это был за цирк?

Иначе как временным дезиртирством моей Крыши я не могу это объяснить. На секунду представляю «картину маслом»: я официально знакомлю Рафиса со своей Крышей, мол, вот, это она виновата, оставила меня в такой ответственный момент. Украдкой кошусь на мужчину за рулём. Нет, такой номер не пройдёт, надо придумать что-то другое.

В тишине салона у меня вдруг громко урчит живот. Уже сумерки, мы целый день ездили по конкурентам, и пропустили обед. От такого громкого самовыражения становится неловко, но с другой стороны это очень даже кстати.

— Я просто устала, проголодалась, решила немножко изменить сценарий и… эммм… капельку заигралась.

— «Капельку?!» — в голосе мужчины откровенный сарказм.

— Ой, ладно, что надо, мы узнали, и, я так понимаю, ты тоже вжился в роль, значит, понравилось, и мы в расчёте.

— Ага, просто обожаю целовать истеричек и получать по морде!

Почему меня задевает намёк на то, что ему было неприятно?! Вспомнаю свои собственные ощущения и… Блин, только не краснеть и не сдаваться!

— А вот руки распускать не надо было!

Возмутищаюсь и тут же чувствую, как ещё горит собственная ладонь. Я тоже руки распустила, да причём так от души, не экономя сил. Если уж у меня ладонь пульсирует, то что там с его лицом? Тихо спрашиваю:

— Сильно болит?

Ловлю ещё один горящий взгляд Рафиса, сам он молчит. Нет, извинятся я не стану, с чего бы это?!

— Я это… У меня арника в гранулах есть…

Копаюсь в своей сумке и достаю маленький пластиковый цилиндр. Отсчитываю пять гранул в специально для этого приспособленную крышку от пузырька и протягиваю Рафису.

— Вот, возьми, надо положить под язык и дать растаять, тогда отека не будет. Я всегда ношу с собой на всякий случай.

— Что, так часто по роже даёшь? — спрашивает с издевкой.

— Нет, я ношу для себя.

— Тогда это тебе что-ли от кого прилетает? За импровизации?

— Ну знаешь, нам, простым продавцам, по инструкции толстокожими быть полагается! У меня ещё и валерианка в каплях есть к такой закуске, хочешь? Раз уж без обеда, так давай поднимем тост что ли, отпразднуем мои новые клиентские карточки у всех конкурентов города. Где тут у тебя стаканчики, я наливаю!

Рафис никак не реагирует, а я внезапно понимаю, что мы припарковались перед ещё одним торговым комплексом. Оглядываю вывески и раздраженно спрашиваю:

— Здесь нет отдела с бытовой техникой, что мы тут делаем?

— Я тоже проголодался. Тут на первом этаже есть неплохая столовая, — говорит он. — Пойдём, пока от голода ты ещё что не придумала?

Он спрашивает, и мне опять становится неловко за свою вспыльчивость. Снова протягиваю ему лекарство.

— Я хожу в спортзал, иногда без синяков не обходится, и тогда арника помогает. Но если тебе нравится ходить с отёком, то ради бога, ко мне никаких претензий!

Рафис пару секунд сканирует моё лицо, но все же берет пузырёк, демонстративно высыпает себе гранулы на ладонь и закидывает их в рот. Вернув мне упаковку, отстегивает свой ремень безопасности.

— Пошли!

Это уже не вопрос, но я и не возражаю. Как говорится, война войной, а обед по расписанию.

В столовой вкусно пахнет. Мы загружаем подносы едой и идём на кассу. Хочу заплатить за себя сама, но Рафис взмахом руки отметает мои реплики. Ну и ладно, не буду спорить с голодным мужиком на взводе. Не обеднеет, у меня всего лишь овощной суп, тарелка с салатом, кусочек шарлотки и чай. У Рафиса на подносе еды вдвое больше: кроме супа и салата он взял щедрую порцию горячего, несколько кусков хлеба и большой стакан смузи.

Расположившись за столиком в углу зала, некоторое время мы молча едим. А я жую и… переживаю. Как теперь сложатся наши рабочие отношения? Расскажет ли Рафис об инциденте директору? И этот поцелуй — ему что, правда, не понравилось? А что он теперь обо мне думать будет?

И параллельно: а хватает ли мне теперь материала для персонажа Рафаэля?

Да-да, у нас, авторов, внутренний видеорегистратор пишет без сбоев и пауз двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю, в радости и в горести, и пока смерть… В общем, вы поняли! Иногда словно со стороны себя видишь и в третьем лице подбираешь слова, чтобы как можно точнее описать эмоции. Уже как бы и не собственные, а своих героев. Тут и приукрасить можно или сгустить краски. В зависимости от контекста.

Что там у меня по плану моей книги?

Хотя к черту план, прямо сейчас будет испытание слезами, потому что негоже добру пропадать. Я так сама себя накрутила, что солёные капли уже вовсю капают в суп. Приправа из эмоций: усталость, растерянность, какое-то чувство непонятной потери, обиды и… Так любой суп испортить можно!

В глазах совсем всё плывёт, тянусь за салфеткой, но, не рассчитав движение, толкаю поднос Рафиса. Всё происходит очень быстро: высокий стакан смузи дрогнул, покачнулся и упал, расплескивая содержимое. Рафис резко отодвигается от стола, но поздно. От ширинки и ниже по джинсовой ткани стекает банановый смузи.

Ой, мамочки! Тут уж не до гордости, я рассыпаюсь в извинениях:

— Прости, прости, пожалуйста, я нечаянно!

Срываюсь за бумажными салфетками и несу целый ворох. В последний момент одергиваю руки от его джинсов и протягиваю салфетки Рафису. Он как может собирает вязкую жидкость со штанов.

Выглядит всё это, прямо скажем, катастрофой мирового масштаба: я вся в слезах, а у Рафиса след «леща» на поллица и смузи на причинном месте. Ловлю на себе вконец ошалевший взгляд мужчины, и отстраненно подмечаю, что даже в такой нелепой ситуации мой персонаж выглядит…

— Прекрасно!

— Что ты сказала? — Рафис аж застыл.

Я что, и правда, стала думать вслух?!

— Не красный! Я говорю, хорошо, что смузи не красный! — Давай же, верь мне, ну пожалуйста! — Представляешь, если бы ты взял клубничный, а не банановый? Так хоть просто выглядит, как банальное пятно от… эмм… мало ли… а не кровавым месивом.

Снова встречаюсь глазами с Рафисом и замолкаю.

— Да что я тебе сделал, ты вообще нормальная? Сначала в магазине, и теперь… «Кровавое месиво», серьёзно? Ты меня намеренно до белого каления доводишь, тебе это нравится что ли, да?

— Слушай, я, честно, не специально! — Он отчасти прав, но кто ж ему такое скажет?! Не я! — У меня тоже был тяжёлый день, и никакого удовольствия я не получила ни в магазине, ни сейчас. Проехали, а?

— Ну уж нет, на «честно» это никак не тянет…

Ноги прекращают меня держать, о чём он вообще? Рафис подхватывает меня под локоть и ведёт к выходу. Он держится чуть позади, и я слышу его тихое и наглое:

— Тебе понравилось в магазине, не ври. — Вот теперь мы оба прекрасно знаем, о чём он говорит. — И раз уж у меня «банальное пятно», то я не прочь повторить.

В ушах шумит.

Крышуня, милая, помогай!

Загрузка...