Мухтар Ауэзов

ЭПИЛОГ

…Двести шагов от кладбищеских ворот, шум квартала на городской окраине поглощается тишиной. Только поникшие на осеннем солнце деревья медленно шелестят желтыми ветками.

Время от времени прикасаются они к мощному монументу из серого мрамора.

В нижней его части — простая надпись: МУХТАР АУЭЗОВ.

Наверху — врезанный в памятник бюст. Из полуприкрытых насупленных век глядит в какую-то, нам невидимую, даль тот, кто нашел здесь успокоение. Нет в его взгляде никакой умиротворенности. Есть скептическая мудрость и усталая печаль много повидавшего на своей дороге и много претерпевшего путника.

Это тяжелый взгляд и это тяжелый памятник.

Что ж, жизнь не щедра была к этому человеку на добро и много рубцов на душе его оставила.

Авторы памятника точно и трезво передали эту муку пути.

И все-таки был свет.

Так писал поэт, к которому судьба оказалась еще немилосерднее, чем к Мухтару Ауэзову, и был прав: художнику не из чего творить красоту, кроме как из недоброй тяжести самой жизни, не из чего создавать гармонию, кроме как из мучительной дисгармонии самой жизни, не из чего лепить форму, кроме как из бесформенности летучего дня.

В этом состояла трагедия триумфатора.

В этом состояло невыносимое бремя радости творения, которое испытывал Мухтар Ауэзов — жертва немилосердных обстоятельств и их победитель.

…Торжественную тишину нарушает вдруг пронзительный звук — то ли резко затормозила машина, то ли, напротив, набирая скорость, рванулась вперед.

Он, этот звук, почему-то не оскорбляет слух. Мухтар Ауэзов принадлежит иному, неподвижному миру, миру, где вершится суд и выносятся приговоры, обжалованию не подлежащие.

Но Мухтар Ауэзов прнадлежит и к миру этому, сущему, изменчивому и грешному, являя поколениям все новые черты своего лика.

Как так получается — это тайна.

Хочется верить, что она никогда не будет разгадана.