Через минуту вошел Зальтнер. Выражение его лица было немного разочарованное, когда он застал Ла в оживленном разговоре с Эллем. Сейчас же после приветствия он достал номер газеты.
— Вот, — сказал он, — прочтите, пожалуйста. Раз нумэ оказываются такими, не знаешь, право, смеяться или сердиться. Для разнообразия попробую я рассердиться. Тут…
— Ах, Заль, Заль! — воскликнула, смеясь, Ла, — сядьте-ка вы спокойно сперва, а потом уж посмотрим, в чем дело. Она притянула его за руку и усадила рядом с собой.
— Не может же нам междупланетный спор испортить отношения, — шепнула она.
Элль схватил газету и прочел:
«Как мы узнали из достоверных источников, снаряжение межпланетного корабля, отправляющегося к южному полюсу Земли, займет от 20-ти до 30-ти дней. Кажется, принимаются новые меры к тому, чтобы сделать воздушные корабли еще более годными к противодействию возможным нападениям со стороны людей. Поэтому постройка этого корабля должна особенно отразиться на размере податей. Мы находим это промедление «комиссии по делам Земли» непростительным. Возбуждение против людей заметно растет, и с полным основанием. Свидетельства очевидцев показывают, что правительство очень смягчило краски при описании конфликта с английским военным судном. Причиненный нумэ позор требует скорейшего наказания виновных. Чего же стесняются с земною сволочью»?
— Вы слышите? Земная сволочь! — воскликнул Зальтнер. — Это должно быть…
Ла удержала его на месте.
Читайте дальше, — сказала она Эллю.
«Мы имеем точную информацию о случившемся на Земле. Это поистине ужасно. О справедливости, честности, свободе — люди не имеют никакою представления. Они распадаются на множество государств, которые ведут между собою борьбу за власть всеми возможными средствами. От этого страдает их хозяйство, так что многие миллионы живут в тяжелой нищете, и спокойствие среди них достигается только применением грубой силы. Тем не менее люди стараются превзойти друг друга в раболепстве и лести перед власть имущими. Каждый класс населения вредит другому и старается действовать исключительно в ущерб ему. Если же кто-нибудь осмелится выступить с правдой, он сейчас же карается государством или подвергается опале со стороны своих сограждан. Наказания носят варварский характер; лишение свободы является еще слабой мерой. Убийства случаются каждый день, воровство — каждый час. По отношению к так называемым «некультурным племенам» люди не останавливают и перед массовыми избиениями. Довольно! И такую банду должны мы признать разумными существами! Мы полагаем, что наш долг — проучить их теми средствами, которые одни им понятны, — силой. Это — дикие звери, которых нам предстоит укрощать. Они тем опасней, чем большим интеллектом они обладают: к сожалению, правительство было введено в заблуждение отдельными экземплярами этого рода, но мы хотим надеяться, что имеем дело с его заблуждением, а не с выводами, произведенными на точных основаниях».
Элль прервал чтение.
— Это, действительно, слишком резко! — воскликнул он. — Это недопустимая клевета!
— То, чего я опасалась! — сказала Ла. — Соприкосновение с людьми приносит новый тон, которого у нас в нашей общественной жизни не было. Нет, Элль, нет, мои милые друзья, вы здесь не при чем. Причина лежит в самом предмете — движение против Земли несет нам с собою огрубение духа.
Зальтнер злобно потер руки. — Читайте дальше! — сказал он. — Теперь вы рассердились, я же буду снова смеяться.
«Мы считаем бессмысленным установление какой бы то ни было связи родственного характера между такими дикарями, как жители Земли, и нумэ. Случай с Эллем требует так же обязательно исследования и объяснения. Мы еще не видали этого мнимого полунумэ. Однако, мы имеем удовольствие наблюдать подлинный экземпляр человечества. Кто хоть раз видел это тупое лицо с маленькими светящимися точками вместо глаз, эти грубые жесты, тот должен будет признать, что нам можно будет использовать эту расу только в качестве домашних животных».
Элль швырнул листок.
Ла, смеясь, подошла к Зальтнеру и взяла его руками за голову.
— Ну-ка, посмотрю я повнимательнее на этого домашнего зверка! — весело сказала она и, притянув его за голову к себе, поцеловала его.
Элль тоже засмеялся. — Конечно, нечего обращать внимания на эту чепуху. Я, по крайней мере, доволен, что хоть не задели ничем госпожу Торм.
Зальтнер согласился: — Разумеется, это не стоит того, чтобы сердиться. Тем не менее, такое писание может навредить.
— Ну, для этого оно слишком глупо, и никто не примет это всерьез. Все знают эту газету, как очень ненадежную.
— Но есть еще нечто другое, что может остаться не без влияния на политику. Прочтите предположения, которые делаются только что основанной газетою «Ба».
Элль взял листок и прочел:
«Характерно для нашего правительства, которое требует разрешения на постройку ста сорока четырех воздушных кораблей, что оно в данный момент не имеет ни одного готового. Но для наших штатов это — счастье. Колонизаторское воодушевление успеет остыть. Хорошо, что у нас будет время одуматься. Нельзя же предположить, что люди примут нас с распростертыми объятиями. Наше положение будет очень тяжелым, и наши жертвы должны будут все увеличиваться. Друзья человечества должны так же, как и автибаты, быть готовы к противодействию со стороны людей и ожидать его. Поэтому мы должны ясно заявить, чего мы хотим, и диктовать наши условия телелитом и репульситом. Возможно, что люди согласятся перевоспитать себя в духе наших марсианских учений, и тогда мы первые признаем их братьями. Но это, разумеется, станет возможным только после того, как они увидят, что всякое сопротивление нам бессмысленно».
— Прочтите еще это место, — сказал Зальтнер.
«Мы советуем не ждать от Земли слишком многого. Мы никогда не сможем ее заселить. Сила тяготения и атмосфера делают невозможным наше продолжительное пребывание там. Мы всегда принуждены будем иметь там отдельные станции и удовлетворяться временными пребываниями нумэ. Использование богатств Земли должно будет производиться для нас людьми. Это может быть осуществлено приблизительно так. Сосредоточение в лучах солнечной энергии на Земле…»
Элль остановился.
— Да, — сказал Зальтнер. — Разобраться в числах я не сумел. Интересно, однако, разобраться в том, как высоко ценят нас господа нумэ.
— Я вам это сейчас вычислю, — воскликнула Ла. — Это очень легко. Вы знаете, что наша монетная система исходит из количества энергии, излучаемой солнцем в течение одного года на единицу поверхности Марса.
— Да, мы это уже слышали, — сказал Зальтнер, — но почему вы строите монетную единицу на энергии?
Ла объяснила им, что затрата энергии является у марсиан основанием для установления соотношения между различными силами природы. Так как марсиане открыли способ сосредоточения солнечной энергии, действующей в природе в разных формах, и используют этот способ для конденсирования эфира, то этим самым они достигли единства работы. Энергия солнечных лучей на Земле точно такая же, как на Марсе, Следовательно, можно достичь и на Земле тех же обобщений и сравнительных оценок.
Исходя из существующей на Земле оценки одной калории и из числа калорий, сосредоточиваемых на поверхности Земли в течение одного земного года, собеседники рассчитали, что человечество должно быть обложено марсианами налогом в пятьсот миллиардов немецких марок ежегодно.
— Чорт возьми! — сказал Зальтнер после небольшой паузы. — В хорошенькое положение попадаем мы с вашими нумэ, любезный Элль!
— Кроме этого, Земля должна будет доставлять воздух воду и минералы, сказала Ла.
— Я вас прошу, Зальтнер, — ответил на это Элль, несколько рассердившись, — не забывать, во-первых, что все это — очень зыбкие проекты, а во-вторых, что если даже Марс будет получать доходы с Земли, то он сделает это так, чтобы Земля и ее культура не страдали от этого. Не придавайте слишком много значения фантазированию некоторых марсиан. Это ведь вполне понятно. Согласитесь сами, что соблазнительно увеличить в десять раз количество солнечной энергии, получаемое нашей планетой.
— Я на это могу вам сказать только одно. Я очень хотел бы дать почувствовать первому марсианскому сатрапу, который явится за моим миллионом калорий, силу моих человеческих кулаков.
Элль пожал плечами. — Это вам мало поможет, — сказал он.
— Но вашим домашним животным я все-таки никогда не стану!
— Слепые! — воскликнул Элль. — Неужели вы не убедились еще воочию, что вы не что иное, как рабы, жалкие рабы природы, предания, самолюбия и ваших собственных законов, и что мы приходим к вам, чтобы вас освободить?
— Я не верю в свободу, которая начинается с насилия.
— Вы рассуждаете, как больной ребенок, который не подчиняется доктору и не хочет принимать лекарства.
Ла слушала разговор молча. Элль несколько раз взглядывал на нее, как бы желая увидать, что она согласна с ним, но ее взор все время был направлен на Зальтнера. Его простой, естественный образ мыслей радовал ей сердце, но все-таки все, что он говорил, больно отражалось в ее душе. Разве не проиграно уже все то, за что он еще сражается? Разве великая судьба, царящая над планетами, не сотрет без следа этих упрямых детей Земли? Конечно, Элль прав: учение нумэ, это — разум, это свобода, и ему обеспечена победа. А затем! Разве великая судьба не принесет еще большего укрепления благородной воли личности? Разве свобода не заключается в возможности управлять всем случающимся ко благу этой же личности? Какую же иную свободу могут дать человечеству нумэ?
— Нет, Элль, — сказала Ла медленно, когда Зальтнер ничего не ответил на последнее замечание. — Нет, нет, — не как ребенок. Зальтнер говорил, как взрослый. Нумэ может лучше все это понять, но лучше чувствовать и хотеть нельзя. И я знаю, что так же будет он и действовать.
Она протянула Зальтнеру руку. Ее темные глаза влажно блестели, когда она сказала:
— Но к чему спорить? Дайте нам испробовать все средства к тому, чтобы нумэ и люди были друзьями. Ведь необходимо, чтобы вы учились, учились не теряя благородства. Дайте нам победить заблуждение и клевету, которые вам сейчас угрожают. Время еще есть! Вы, конечно, этого так же хотите, Элль?
— Чего же большего можно еще хотеть? Желанием всей моей жизни было добиться понимания между обеими планетами, их примирения, объединения их культурной работы. С того момента, как я сам лично узнал нумэ, это желание только еще усилилось. Что нумэ превосходят людей чем угодно — это факт. Если дело дойдет до борьбы, люди должны быть побеждены — это несомненно. Что я в этом случае должен быть на стороне нумэ, это так же естественно, как понятна и противоположная точка зрения Зальтнера. Ненависть к человечеству, проявляемая одною частью марсиан, конечно, не представляет собою ничего справедливого, но эти газеты отнюдь не являются мнением Марсианских Штатов. Я надеюсь, что противоположные голоса должны скоро подействовать. Если бы Зальтнер читал и другие газеты, он, может быть, нашел бы в них что-нибудь менее горькое для себя.
— Я читал и другие, — ответил Зальтнер. — Я занимался газетами все послеобеденное время целиком. Хуже всего то обстоятельство, что очень трудно чем-нибудь обосновать мнение о благопристойности человечества. Тому, что будет сказано за нас, марсиане должны верить на слово, а то, что говорится против нас, подтверждается уже имевшим место случаем единственного соприкосновения марсиан с людьми. Во всем этом виноваты проклятые англичане. Но, конечно, виноваты так же и оба болтливых матроса с воздушного корабля и их сообщники, устроившие эту штуку в театре, Правительство должно было бы принять против этого более энергичные меры.
Элль ничего не ответил на это и вскоре стал прощаться. Уходя, он задержал свой взгляд на Ла, которая смотрела на него смеющимися глазами. Когда он ушел, Ла повернулась к Зальтнеру и, схватив его за руки, проговорила:
— Как радует меня то, что у меня здесь ты, мой любимый, мой милый!