На первых ролях

ГЛАВА 10

Челси услышала, как поворачивается ручка в двери спальни, быстро закрыла глаза, притворившись спящей, зная, что бабушка проверяет, не проснулась ли она. Девочке не хотелось говорить, не хотелось вообще ничего – только побыть одной. Она непрерывно думала о пожаре. Все случилось так быстро! Сначала было так волнующе – наблюдать, как пламя охватывает дом, как спасают мать… Но сейчас, осознав холодную реальность потери, девочка чувствовала себя ужасно. Все, что у них было, – потеряно: одежда, книги, игрушки, любимые куклы – все. Вчера, разговаривая с бабушкой о переезде, Челси надеялась испытать нечто вроде приключения, но теперь, когда единственный дом, который она знала, исчез, девочка испугалась. Как трудно поверить, что она никогда больше не проснется в прелестной розовой спаленке, не откроет окно, не вдохнет запах цветущего апельсина, не сбежит по широкой изгибающейся лестнице, касаясь ладонью отполированных до блеска перил. Дверь бесшумно закрылась – значит, бабушка ушла. Челси открыла глаза, оглядывая незнакомую обстановку. Очень милая комната в голубых и зеленых тонах, но ничего похожего на то, как было дома. Она опять зажмурилась, пытаясь прогнать воспоминания о том, что ушло навсегда.

Челси стиснула подушку, маленькую мягкую «думку», с которой спала всю свою жизнь, и нащупала внутри шкатулку. По крайней мере, любимые драгоценности матери спасены. Как будут счастливы мама и бабушка, узнав, что хоть что-то прекрасное уцелело!

Челси медленно села и свесила ноги с кровати. Потом босиком пересекла комнату и заглянула в гостиную. Все спокойно. Значит, бабушка куда-то уехала. Но на всякий случай девочка обошла бунгало. Найдя записку, она подняла трубку, чтобы позвонить в бюро обслуживания. Челси уже много лет не бывала в отелях. В детстве она и бабушка часто ездили в турне вместе с Банни, но это прекратилось, когда Челси исполнилось восемь и она начала задавать вопросы о незнакомых мужчинах, которых постоянно видела по утрам в постели матери.

Челси уже хотела заказать клубнику со сливками, когда вспомнила, как бабушка говорила, что у них нет денег, и вместо этого попросила принести пончик, стакан молока и апельсин.

С бабушкой наверняка случился бы удар, если бы она увидела, как внучка ест «эти жирные пончики», потому что сама она никогда не допускала в доме подобных вещей, считая их слишком большим искушением для Банни. Бедная мама, казалось, она вечно была голодна, но при этом толстела просто на глазах. Странно, ведь и бабушка, и Челси такие худые.

Ожидая, пока принесут завтрак, Челси вернулась в спальню и, вынув шкатулку с драгоценностями, разложила великолепные вещицы. От их вида сразу стало легче на душе. Бабушка всегда говорила, что Челси вся в мать, такая же цыганка, потому что обожает украшения. Девочка удовлетворенно улыбнулась, представив восхищенное лицо матери, когда та увидит, что ее драгоценные безделушки уцелели!

День тянулся бесконечно долго. Будь у Челси одежда и обувь, можно было бы выйти погулять, но все, что у нее осталось – короткая ситцевая ночнушка, в которой она выбежала из горящего дома.

Девочка пересмотрела принесенные из универмага коробки, но ничего не нашла для себя. Может, бабушка вспомнит о ней и купит что-нибудь?

После завтрака девочка прочла буклет с информацией для постояльцев, поиграла сама с собой в крестики-нолики и наконец решила посмотреть телевизор. С трудом вытерпев пару старых фильмов, она выключила телевизор, надоедавший почти так же, как сам процесс съемок нового фильма. Конечно, ей нравилось смотреть картины с участием матери, но кино интересовало ее очень мало. Челси не была рождена для роли зрителя – уж слишком деятельным характером она обладала.

Позже, приняв ванну, она снова позвонила в бюро обслуживания, попросила принести чизбургер, кока-колу и тарелку картофельной соломки и уже собиралась повесить трубку, но тут великолепная идея пришла ей в голову, и девочка заказала мороженое с орехами, взбитыми сливками и вишнями. Хоть время пройдет быстрее, пока она будет все это есть – так и надо бабушке за то, что оставила ее одну на весь день! Бабушка никогда не позволяла ей есть те лакомства, которыми увлекались друзья.

Когда горничная пришла убирать бунгало, Челси попыталась затеять с ней беседу, но женщина, плохо говорившая по-английски, хотела только одного – поскорее закончить работу и уйти домой.

Снова оставшись в одиночестве, Челси решила вынуть из шкатулки драгоценности и примерить их. Девочка долго охорашивалась перед зеркалом в жемчужных ожерельях, обвивавших шею, перстне с бриллиантами и изумрудами и сапфировых серьгах, свисавших с крохотных мочек, но тут ее осенило вдохновение. Челси быстро откинула покрывало и, запрятав украшения под шерстяное одеяло, вновь застелила постель.

Немного неровно, но никто не заметит. Она не могла дождаться момента, когда приведет Банни и покажет ей сокровища. Как обрадуется мать, когда узнает, сколько храбрости и сообразительности потребовалось ее маленькой дочке, чтобы спасти драгоценности. Когда, ну когда же мама проснется?!

Уже наступили сумерки, когда у двери послышался какой-то звук. Наконец-то! Челси подбежала к матери, сидевшей в инвалидной коляске. Обе ноги ее были забинтованы и подняты повыше. Девочка с удивлением заметила, что Банни выглядит такой веселой и сияющей. Идеально причесанные волосы, волнами спускающиеся на плечи, искусно наложенная косметика, новый синий бархатный халат с широким кружевным воротником.

Челси хотела обнять маму, но вмешалась Леверн:

– Испортишь матери прическу, в гостиной репортер из «Таймс» хочет получить у нее интервью и сделать снимок для статьи в воскресном выпуске, – строго сказала она. – Наверное, не стоило его принимать до завтрашней пресс-конференции, но уж слишком хорошее предложение, чтобы отказываться.

– Привет, дорогая, – сказала Банни, коснувшись руки дочери. – Неужели весь день провела одна?

– О, Боже! – воскликнула Леверн. – Я совсем забыла купить одежду для Челси! Ну что же, придется ей подождать в соседней комнате!

– Мама, почему бы ей не остаться со мной? – спросила Банни, заметив расстроенное личико девочки.

– Не будь дурой, Банни! Мы с тобой разодеты, причесаны, а рядом несчастная маленькая оборванка, в той же сорочке, которую носила в ночь пожара! О чем ты только думаешь! – отрезала Леверн. – Сама ведь знаешь, как репортеры хватаются за любые мелочи, лишь бы опорочить тебя!

Банни сжала ладошку дочери и с сожалением сказала:

– Прости, малышка, но бабушка права. Не обидишься, если придется подождать в спальне? Обещаю, это не займет много времени.

Челси отстранилась, пытаясь не показать, как огорчена. Не привыкнув быть в центре внимания, она старалась по возможности избегать неприятных сцен.

– Все в порядке, мама. Постарайся покрасивее улыбнуться в камеру!

– Вот и молодец! Как только мы закончим, я закажу обед, – пообещала Леверн уже более мягко и примирительно, удостоверившись, что все беспрекословно ее слушаются.

В дверь постучали; Челси повернулась и выбежала из комнаты. Чувствуя себя несчастной, никому не нужной, она откинула покрывало, смела драгоценности в шкатулку и, сунув обтянутую бархатом коробку под подушку, забралась в постель. Сделает мамочке сюрприз в более подходящее время.

По ту сторону двери взрослые тихо говорили о чем-то. Несколько раз услышав высокий, переливчатый смех матери, Челси удивилась – чему это она так радуется? Девочка тихо лежала целый час, пока не заснула.

Интервью закончилось только в девять вечера. Репортер, привлекательный молодой человек, большой поклонник актрисы, был рад представившемуся случаю поговорить подольше со звездой. Когда он наконец ушел, Леверн направилась в спальню, чтобы узнать, что хочет Челси на ужин, но обнаружила, что внучка пит.

– Наша девочка в стране грез, – сообщила она дочери.

– Бедняжка, все эти несчастья, должно быть, совсем ее утомили. Лучше бы дать ей поспать, – заметила Банни и, вынув из кармана халата аптечный пузырек, попросила: – Мама, ты не дашь мне воды?

– Где ты взяла эти таблетки? – подозрительно спросила Леверн.

– Успокойся, мама. Это всего лишь болеутоляющее. Ноги ужасно ноют!

Леверн налила в стакан воды из бара в гостиной и протянула дочери:

– Не уверена, что стоит их принимать после всего того вина, которое ты уже выпила.

– Ах, пожалуйста, ради Бога, не нуди! Я этого не вынесу! Подумаешь, всего-то выпила пару стаканов! Кроме того, кто-то должен был пить с этим парнем, ведь себе ты велела принести чай!

Леверн неодобрительно поджала губы.

– Он выпил всего полстакана, а бутылка пуста. Именно ты прикончила остальное.

– Какого черта! Нужно же было мне хоть как-то отвлечься! Сама знаешь, не так-то легко быть веселой и храброй после того, что я пережила за последние два дня!

Она вновь погрустнела, губки очаровательно-капризно оттопырились – именно эта гримаска сводила с ума весь мир.

– Знаю, бэби, знаю, – сочувственно кивнула Леверн, чувствуя угрызения совести за то, что упрекала дочь. – Но теперь ты должна что-нибудь съесть. Хочешь, закажу вкусный куриный бульон и салат?

– Фу! Я бы скорее съела сэндвич со стейком и жареный картофель! – ответила Банни.

Леверн приготовилась к сражению.

– Послушай, дорогая, я обещала Хилде Маркс, что ты сбросишь вес – не фунт-другой, а похудеешь по-настоящему. Придется умерить аппетит, особенно теперь, когда ты почти не двигаешься.

– Знаю, знаю, но не хочу начинать прямо сейчас. Я голодна, черт возьми, и хочу чего-нибудь поосновательнее. Не могу видеть твой салат и суп!

Ничто не могло разозлить Банни больше, чем требование ограничить себя в еде.

Леверн решила не настаивать, понимая, что это может лишь привести к неприятной сцене, и, в конце концов Банни все равно добьется, чего хочет.

– Хорошо, прикажу, чтобы поджарили кусочек филе, но никакого жареного картофеля. Придется обойтись печеным.

– Ты же знаешь, не терплю печеный картофель без сметаны, – упрямо пробурчала Банни.

Сцепив зубы от злости, Леверн подошла к телефону и заказала все, что хотела Банни. Завтра она позвонит доктору Джеку и попросит привезти таблетки для похудания. Без его помощи Банни никогда не сбросит лишний вес.

За ужином они обсуждали свое финансовое положение, и Леверн объяснила дочери, что их дела уладятся, как только страховая компания оплатит убытки.

– Но разве дом не заложен? – удивилась Банни.

– Деньги от продажи земли покроют стоимость закладной. Бассейн и теннисный корт не пострадали, а цены на недвижимость за пятнадцать лет очень возросли.

– Но где мы будем жить? – спросила Банни, густо намазывая маслом кусочек солодового хлеба.

– Наймем небольшой коттедж в Беверли-Хиллз, так мы по-прежнему будем в центре событий. – Ответила Леверн, незаметно отодвигая масленку. Господи, откуда у этого ребенка такой волчий аппетит?!

– Но приличные дома дороги. Хватит ли у нас денег?

– Страховая компания выложит кругленькую сумму за твои драгоценности. Благодарение Богу, я застраховала все их по рыночной цене! Стоило немало, уверяю тебя, но я всегда боялась, что нас ограбят. Ты вечно выставляла их напоказ, фотографировалась во всех украшениях, так, что я была уверена: рано или поздно кто-нибудь вломится в дом.

Банни, вздохнув, откинулась на спинку кресла.

– Я понимаю, нам нужны деньги, но не могу вынести мысли о том, что все мои прекрасные драгоценности пропали. Наверное, больше у меня никогда не будет ничего подобного!

Леверн быстро встала и откатила столик подальше от Банни, чтобы та не смогла дотянуться до еды.

– Я знаю, как ты любила свои побрякушки, детка, но, так или иначе, я, все равно собиралась продать самые дорогие вещицы и не представляла, как уговорить тебя расстаться с ними. Клянусь, это только к лучшему, что они сгорели! Этот пожар – просто послан небом!

– Ты в самом деле веришь этому? – с любопытством спросила Банни.

– Как ни странно, да!

Банни долго размышляла о чем-то и наконец очень тихо сказала:

– Это моя вина, мама. Я подожгла дом.

Леверн, вздрогнув, инстинктивно оглянулась, желая убедиться, что в комнате, кроме них, никого нет.

– О чем ты толкуешь? – спросила она, тоже понижая голос. – Брандмейстер сказал, что причина, возможно, в повреждении электропроводки.

– Я проснулась среди ночи и пошла в ванную. Я ничего не соображала из-за всех этих снотворных таблеток и была как пьяная. Ты же помнишь, как я переживала в тот ужасный день, когда получила письмо из «Тауруса». Так или иначе, я уронила зажженную сигарету на ковер, и он загорелся.

Леверн подвинулась к дочери совсем близко и едва слышно прошептала:

– Никогда никому не смей рассказывать это! Слышишь? Знаешь ведь, как действуют эти проклятые страховые компании. Годами дерут с тебя семь шкур, а если что-то происходит, пытаются найти предлог, чтобы не платить. Надеюсь, ты в больнице никому не проговорилась?

– Конечно, нет! – оскорбилась Банни. – Считаешь меня совсем дурочкой, мама? Не настолько уж я глупа!

– Тогда стой на своем и тверди, что не могла уснуть и решила принять ванну, а дверь закрыла, потому что не хотела никого разбудить. Когда ты вытерлась и хотела выйти, обнаружила, что не можешь этого сделать, потому что спальня охвачена огнем.

– Мама, пожалуйста, не говори со мной так, будто я ребенок и не способна самостоятельно мыслить. Именно я придумала эту историю, не так ли?!

Леверн с отчаянием взглянула на дочь.

Боже, помоги ей! Придется ни на секунду не выпускать Банни из поля зрения, пока деньги по страховке не будут выплачены. Она девочка разумная и сообразительная, но, когда выпьет слишком много или накачается таблетками, способна проговориться о чем угодно! Хуже всего было, когда Банни влюблялась – в постели она ничего не могла скрыть. Господи, когда же Леверн найдет хоть чуточку покоя?!

Решив переменить тему, Леверн объявила:

– Ну что ж, по крайней мере, если мы будем жить на Беверли-Хиллз, Челси сможет посещать здешнюю школу. Говорят, школы тут великолепные, хотя сейчас все стремятся помещать детей в пансион!

– Ни за что! – возразила Банни. – Хочу, чтоб она была со мной.

– Не беспокойся. Частная школа в данный момент не самая важная наша задача, – решительно заверила мать. Ни в коем случае нельзя выпускать Челси из дома, поскольку необходимо держать Банни руках. Внучка, как ни странно, была самым надежным и достойным доверия человеком из всех, кого знала Леверн. Банни была на восемнадцать лет старше Челси, но за свою короткую жизнь Челси уже обогнала мать в умственном развитии и с гораздо большим основанием могла считаться взрослой. Вздохнув, Леверн оглядела красавицу-дочь и, вздохнув, спросила себя, вырастет ли Банни когда-нибудь.

– Мне лучше пойти спать. Что-то я устала, – пробормотала Банни.

– Говорила же, не пей эти таблетки после такого количества вина! Пойдем, помогу тебе умыться и переодеть чистую сорочку!

– Не хочу умываться. Пусть косметика остается до завтрашнего утра, – объявила Банни, широко зевнув.

– Знаешь ведь, с такой кожей, как у тебя вредно спать в гриме! Поры закупорятся! Ну же, я сама все сделаю. Тебе остается только сидеть спокойно и расслабиться, – настаивала Леверн, толкая кресло по направлению к ванной комнате. Не первый раз приходится укладывать своего звездного ребенка в постель.

Челси, давно проснувшись и подслушав весь разговор из-за двери, была потрясена. Им не нужны драгоценности! Она плохо поступила, когда спасла шкатулку. Что же теперь делать?! Бабушка придет в бешенство, если узнает!

Челси потихоньку забралась в постель и дождалась, пока женщины отправятся спать. Когда наконец воцарилась тишина и прошло достаточно времени, чтобы убедиться, что все спокойно, девочка на цыпочках прокралась в гостиную и с жадностью доела все, что оставалось на тарелках.