На пороге перерождения

Глава 3

Как минимум, я был рад тому, что меня не прикончили сразу же после боя. Задавать лишних вопросов по поводу моего дальнейшего будущего я, конечно же, не стал. Да и вряд ли кто бы мне ответил. А потому, одолев своего бывшего подчинённого в смертельной битве, мне зачем-то перевязали глаза, после чего я быстро оказался в вонючей темнице, в которой, видимо, не прибирались уже лет сто. Хотя, вполне возможно, что тут не прибирались ещё с рождения самого первого вечного.

Небрежно кинув меня внутрь и заперев дверь темницы на крепкий засов с замком, стражники удалились, оставив бывшего воина перианской армии в гордом одиночестве. Хотя «армия» — это уж слишком громко сказано. Скорее так… шайка неумелых вояк, которые только подтвердили свой статус, проиграв имперским войскам как тактически, так и физически.

Оглядевшись, я понял, что темница не самая огромная, а моя камера и вовсе единственная из всех присутствующих здесь камер. Единственный источник света — факел снаружи, — слабо освещал конец коридора, посреди которого и располагалась камера. Сидячих мест не наблюдалось, ровно так же, как и не наблюдалось лежачих — из удобств был только холодный, отсыревший каменный пол, покрытый тонким настилом из давно прогнившего и засохшего сена, трескавшегося от одного только касания. А также имелся и нужник, правда только в виде самого обычного угла, в который и справляли нужду все бывшие заключённые. Кстати именно поэтому в камере и стояла такая невыносимая вонь. Эту вонь я учуял ещё за несколько метров до приближения к месту назначения.

Глубоко вдохнув и тут же прокашлявшись, я смиренно выдохнул тем, что осталось после кашля, присел на пол, опёрся спиной об одну из противоположных туалету стен. Хоть меня и одолевала дикая усталость, спать почему-то не хотелось. Можно конечно попробовать потренироваться, устать ещё сильнее, но куда уж сильнее?

Спустя двадцать минут бессмысленных самокопаний и размышлений о прошлом и будущем, я всё же утомился, закрыл глаза и наконец уснул от накатившей усталости.

Проспал я, как мне показалось недолго. Проснуться пришлось от скрежета ржавого металла петель. Сон у меня, вообще-то чуткий, но в крайних ситуациях, когда очень устал — после жаркой битвы, или же после смертельной схватки со своим бывшим сослуживцем, — могу спать как убитый.

Ещё сонными, еле раскрывшимися глазами, заметил, как дверь камеры распахнулась. Кого-то тут же протолкнули внутрь. Протерев глаза, попытался приглядеться получше. Пока приглядывался, охранник уже успел запереть дверь камеры обратно, и закрывал засов, навешивая замок обратно.

С моей стороны прозвучал не самый дружелюбный вопрос:

— Кто такой?

— Ли, — коротко ответила мутная фигура, быстро скрывшаяся в одном из углов. Последовав моему примеру, та облокотилась о стену и неспешно сползла по ней вниз, приняв сидячее положение.

— Что Ли?

— Имя у меня такое.

— Коренной что ли?

— Чего?

— Слыхал, что только у столичных такие имена. Мы где-то рядом с центром?

Коренного тайканца определить не так уж и сложно. В основном, все тайканцы наделены специфичными именами, которые никогда не услышишь на окраинах. Всякие: Няо, Ляо, Вяо, Ньиму, Кай-вай… и так далее и тому подобное. Но если имя можно выдумать, соврать и попытаться выдать себя за своего, то с глазами такое не пройдёт. А всё потому, что у всех тайканцев с рождения необычный разрез глаз — узкий. Необычный он, конечно, только для таких деревенщин как я, а вот для цивилизованного человека — коренного жителя империи, — это почёт. Узкоглазие — это стопроцентный пропуск в хорошую жизнь. Если по каким-то невероятным причинам тебе довелось родиться с такими глазами, считай, что у тебя все шансы пробиться в высшее общество. Ну… не совсем высшее… Наверняка у тайканцев множество своих социальных ступенек, по которым придётся пройтись. Но, как минимум, ты уже на две головы выше такого простого работяги, как я.

— Столичный? — переспросила фигура. — Ну раз я столичный, то, верно будет предположить, что ты окраинный?

Я пожал плечами. Не знаю, заметил ли собеседник этот жест.

— Можно сказать и так, — не стал увиливать я.

— Поди ещё с недавнего восстания?

— Уточни, — не понял я.

— Ходят слухи, что вчера была уничтожена армия бунтовщиков, пытавшихся осадить Кливонскую крепость.

Пытавшихся — верно подмечено. По-другому и не скажешь. Если бы не три дня тех жалких попыток, во время которых наша армия практически бездействовала, может мы уже бы давно взяли эту крепость и двинулись бы дальше. Не факт, что дальше нам бы сильно повезло, но зато сейчас я уже мог бы с гордостью сказать, что крепость-то мы взяли. Только вот превосходящие силы противника нагнали нас и хорошенько напинали под зад. Но тут уже дело не в том, что перианцы неудачники, а в том, что нас просто задавили количеством. И да, я знаю, что мы взяли крепость. Только на сколько? На несколько минут? И вообще стоит ли говорить об этом, если подобный успех вызван только при помощи моей глупости.

— Было дело, — уклончиво ответил я.

— Ты тоже там был?

— Думаю, я единственный, кто вообще выжил в той бойне.

Приукрашиваю? Это вряд ли. А как назвать произошедшее по-другому? Да, я не видел, как режут наших ребят, но зато я видел последствия. И не надо быть умником, чтобы понять — целая армия не могла самоубиться самостоятельно. В этом им помогли тайканцы.

Мы замолчали. Просидев в тишине некоторое время, я не выдержал.

— Ну так что, не расскажешь, откуда сам?

Собеседник решил сыграть в дурачка:

— Кто? Я?

— Видишь здесь кого-то ещё?

— А… точно… извини, что-то совсем забылся. Не часто приходится бывать в темницах.

Из голоса пропала былая уверенность. Если это вообще можно так назвать. Теперь передо мной сидел совершенно безобидный человек — такой же как я неудачник, волею судьбы оказавшийся не в том месте, не в то время.

Я решил продолжить напирать:

— Откуда будешь? Ты назвал имя, но так и не ответил на мой вопрос. Мы где-то возле сердца империи?

— Сердца? Громко сказано. Скорее, в районе почек.

— Почек? Это что ещё такое?

— Ты знаешь про сердце, но не знаешь, про почки?

Вопрос поставил меня в тупик. Мало того, что прозвучал он уж слишком унизительно, так ведь и я в самом деле не понимал, о каких почках идёт речь. И что вообще за почки такие?

— А! — махнул рукой, жестом ознаменовывая собственную глупость. — Те, которые на деревьях?

Тишина. Выражения лица я не видел, но, судя по всему, оно было недовольным.

— У вас как вообще с медициной на окраинах?

— Ну… по лекарю на деревню. Иногда конечно лекари умирают. В основном, от старости. Тогда деревня переживает не лучшие времена…

— Я не об этом, — перебил собеседник. — Сердце у человека где? Знаешь?

— Ну знаю, — кивнул я.

— А почки где?

— На деревьях.

Фигура задвигалась. По крайне мере одна из рук пришла в движение. И, судя по всему, оказалась где-то около головы. Жесть непонимания? Или что это вообще значит? Какие же всё-таки странные эти тайканцы…

— Почки у человека. Про медицину я спросил, чтобы понять, на каком уровне развития находится ваши общины, раз уж ты ни разу не слыхал про то, что у людей есть почки.

— У людей есть почки? — удивился я.

— Да. Ещё есть печень, лёгкие, селезёнка и так далее.

— Печень… — пробормотал себе под нос. — Лошадиная печень очень даже ничего на вкус. Когда сражались с варварами, частенько забирали себе трофейных лошадей, а потом пускали их на мясо. Слишком уж это низко — использовать варварского коня в бою. Оружие забрать можно, это же всего лишь железяка, но вот конь — конь это уже совсем другое. Это живое существо. Конь, за то время, что живёт с варварами, сам может стать варваром.

— Звучит как-то по-варварски… — говорящего явно передёрнуло. — Как конь может стать варваром? Коню вообще всё равно, кого тащить на горбу. Если это только не какой-нибудь ручной конь.

— Не важно, — отмахнулся я. — Мы вроде о почках говорили.

— Не важно? Ты же сам поднял эту тему!

Я снова пожал плечами.

— В общем, — продолжил Ли, — почки, это один из человеческих органов. И не только. Ещё почки есть у…

— Ах ты про это! — наконец дошло до меня. — ну да-ну да, слыхал что-то такое. Хотя о том, что на окраинах не злоупотребляют медициной — это верно подмечено. Поэтому мало кто разбирается в человеческих внутренностях. Да я и сам как-то особо не задавался этим вопросом. Другая профессия у меня, знаешь ли.

Не знаю, к чему было сказано последнее. Наверное, сыграла какая-то защитная реакция.

— Ужас… — только и донеслось в ответ. — Как вы вообще там живёте? Ни просвещения, ни манер…

Про манеры я понял быстро. Ли не понравилось, что я слишком часто его перебивал. Оно и не мудрено — такое мало кому может понравиться. Хотя сам он тоже не страдал от излишнего воспитания.

— Ну как есть, так и живём. Извиняться перед тайканцем точно не стану.

— Никто и не просил, — недовольно донеслось в ответ.

Мы замолчали. Просидев в тишине некоторое время, мне стало неловко. Нечасто приходится оставаться наедине с незнакомцем, а придавливающее сверху молчание только увеличивает неловкость.

— Ты так и не ответил.

Затянувшееся молчание прервалось.

— Насчёт того, откуда я? — будто бы не понимая, переспросила фигура.

— Откуда, и вообще — кто такой, почему оказался здесь. Как так вышло?

— Долгая история.

— Да мы и не торопимся, вроде как.

Снова тишина. Но не потому что никто не знает, что говорить. А потому что он думает — рассказывать или нет. Раскрывать карты перед каким-то бунтовщиком, за которого он меня принимает, или же промолчать, оставшись верным имперским традициям? Каким традициям? Ну как же! Наверняка, каждый из тайканцев мнит себя в сотню раз лучше всех жителей полисов. Не наверняка, а так оно и есть. Только коренные токийцы могут считать себя тайканцами. Ну может ещё жители нескольких других городов, некогда бывших частью тайканского королевства. А все остальные — это так… грязь под ногтями, неудачники, захваченные в ходе завоевательных походов, которые просто недостаточно сильны для противостояния империи. Тайканцы думают, что таким образом несут в мир культуру и просвещение. Но на деле они несут только разруху и угнетение порабощённых. Именно поэтому ни один из жителей полиса, независимо от того, как давно его полис входит в состав империи, не обрадуется, если его назовут тайканцем. Тайканцем быть хорошо, тайканцем быть выгодно и удобно, но слишком уж унизительно для рождённых в полисах.

— Родился в Токио, — внезапно начал сокамерник. — Родители из знатной семьи, почти всю жизнь состоят на службе у императора, непосредственно в императорском дворце. Если вкратце, занимаются вопросами внутренней политики столицы: улучшение условий жизни и прочее.

— Это конечно очень интересно, но зачем мне знать про родителей?

— Ты ведь сам сказал, что у нас много времени. Я просто пытаюсь поддержать беседу. К тому же, если ты действительно хочешь узнать, что я из себя представляю, информация о родителях поможет составить максимально объективный образ.

— Что ещё за выпендрёж? Можешь говорить понятнее?

— Говорю, лучше узнаешь, что я из себя представляю.

— А-а, ну вот так бы и сказал сразу. А то начал тут. Обе… Обевтивные свои словечки использовать.

— Ты ведь и сам не так глуп, как хочешь казаться.

— Я не пытаюсь никем казаться.

Фигура лишь промолчала в ответ. Своё мнение он, видимо, уже составил.

— В общем, — продолжил человек в противоположном углу, — сам я пошёл по стопам родителей. Окончил университет, устроился на стажировку к родителям и решил отправится в путешествие по империи. Думал, смогу обратить дикарей на свою сторону. В столице ведь практически все уверены, что жители полисов ничем не лучше диких варваров. Никто даже и не знает, что некоторые полисы вполне могут потягаться со столицей в вопросе уровня развития.

Что правда, то правда. Не буду врать и говорить, что перианцы одни из таких, но в ходе некоторых походов, пару раз я бывал в полисах, которые запросто можно спутать с самой столицей. Да чего уж таить — большая часть моего детства прошла в одном из таких полисов. О столице, правда, знаю только по рассказам, но если брать во внимание все эти рассказы, что я слышал про столицу, то те полисы ничем ей не уступают.

— А на деле, значит, всё оказалось по-другому.

— Верно, — согласился Ли. — На деле оказалось, что в полисах живут никакие не варвары. Посетив с десяток полисов, я вдруг понял, что император и все его приближённые, жалкие лгуны. Правительство врёт тайканцам, явно убеждая их в том, чего на самом деле нет.

Вот тут я конечно удивился. Нечасто встретишь тайканца, который понимает, что тайканцы это зло. Хоть у меня и не было никакой ненависти к Ли изначально, так как хорошего, уважающего империю тайканца вряд ли бы кинули за решётку, но теперь у меня даже появилось что-то вроде уважения.

Тем временем, говорящий продолжал:

— После всего этого моё мнение об империи резко изменилось. С трудом собрав группу единомышленников, за два года я создал группу революционеров. Мы снова отправились в путешествие по империи, но на этот раз целью стало поднятие революционных настроений.

— Погоди-погоди, — резко торможу я. — То есть ты хочешь сказать, что вся эта история с восстаниями началась из-за тебя?

— Не знаю. Не могу сказать точно. По сути, я не сделал ничего такого. За последующий год мы объехали около пятнадцати полисов, в каждом из которых всячески пытались повлиять на народное мнение.

— Повлиять на мнение?

— Император не знал, чем именно мы занимались. Для него наша поездка выглядела, наоборот — как способ усиления имперской власти.

— Но на деле вы нагнетали ещё сильнее, — пробубнил я себе под нос.

— Да. Мы убеждали и без того недовольных горожан в том, что они должны восстать против тирании монарха.

Не силён во всех этих политических играх, но и не дурак, чтобы отрицать очевидное. Кажется, я и впрямь сижу прямо напротив основателя революции… Совпадение или судьба? Если учесть то, что я не верю в россказни про вечных, то, кажется, сейчас самое время в них поверить.

— Интересно как получается, — сказал я скорее себе, а не собеседнику.

— Думаю, дальше не стоит объяснять, каким образом я оказался в темнице?

— Может и не стоит, — ответил, всё ещё оставаясь где-то в себе.

Но следующий вопрос Ли вырвал меня из пучины рассуждений.

— Что насчёт тебя?

— Я… — я тут же замялся.

— Расскажешь?

Сменив позу, подтянувшись чуть выше, я начал свой рассказ:

— Родился в одном из полисов. Родители бросили меня, когда мне было чуть больше года. Попал в приют. В приюте провёл десять лет. Позже, когда мне было уже одиннадцать, меня усыновили перианцы. С этого момента я поселился на окраине. Новый полис не был таким цивилизованным как тот, в котором я провёл детство, поэтому, позабыв о школьных занятиях, стал помогать отцу — рубка деревьев, плотничество и прочая «дикарская» работа. В это же время отец стал обучать стрельбе из лука. Ближе к двадцати я начал думать о том, чтобы пойти на службу. Все необходимые навыки у меня имелись, а потому ещё через годик заявился к губернатору с прошением принять меня на службу в перианское подразделение тайканской армии. Пришлось ждать ещё три месяца, потому что, как сказал губернатор, в столице сомневались стоит ли брать на службу деревенщину с окраины, у которого в роду никогда не было военных. Через три месяца меня отправили в соседний полис на так называемую аттестацию, где, показав все свои навыки, я оказался успешно принят на службу. Там же продолжил обучение по специальности лучника. Ещё через два года был назначен командиром отряда бравых лучников. Можно сказать, что с этого момента и началась моя настоящая жизнь, продолжающаяся по сей день.

Да, некоторые факты я конечно умолчал. Не сказал про свой немного бунтарский характер, мешающий достигать новых высот. А также не уточнил, что последние три года безуспешно пытался занять более высокую должность.

— Значит, не ошибся я, когда подумал, что ты не просто деревенщина. Всё же ты не так глуп, из-за того, что провёл детство в полисе. Так и где же теперь твой отряд?

Отвечать совсем не хотелось. Вопрос прозвучал слишком жестоко. Может Ли и не имел в виду ничего плохого, но мне было тяжело слышать нечто подобное. Особенно, после того, что я увидел в той крепости… Стоит ли вспоминать, что совсем недавно я собственноручно прикончил возможно единственного выжившего сослуживца…

— Гниёт где-то в окрестностях Кливонской крепости.

— Жаль… Очень жаль…

Фигура зашевелилась. Поднялась. Сделала шаг вперёд и наконец вышла на свет.

Это был совсем молодой на вид парень. Как и ожидалось — узкие глаза. Самая предсказуемая из всех предсказуемых особенностей.

Если бы я не знал, что ему примерно около двадцати пяти, то наверняка бы подумал, что не больше семнадцати. Одет он был прямо как настоящий житель полиса — длинная белая тряпка, прикрывающая тело сверху до низу. Но тряпка не обычная, а с элементами так называемого дизайна. Что-то вроде выделенных специальным пошивом рукавов и прочих мелких элементов украшения. В простонародье такую тряпку называю тогой. Я же называю её тряпкой. Потому что в периане не принято носить такое тряпьё. В периане люди практичные, в основном занимающиеся тяжёлой физической работой. А потому такие наряды чужды любому перианцу.

Кстати, помимо перианцев существует ещё несколько округов, занимающихся исключительно физическим трудом. И если так подумать, то только благодаря таким вот округам, существует империя. Ведь если бы не обычные работяги, редко задумывающиеся о высоком, как это обычно любят делать в большей части полисов, то у империи не было бы беспрерывных поставок продовольствия. Да чего уж преуменьшать — ещё до существования империи, полисы существовали, в основном, за счёт поставок продовольствия с окраин — с тех самых полисов, которые принято называть деревнями, из-за их слабого культурного развития.

— Ли-Сао. Это моё полное имя.

Он протянул руку.

Такого я не ожидал, а потому ещё несколько секунд молча пялился на человека, стоящего прямо передо мной. Затем, немного очухавшись, я опёрся руками о пол, приподнялся, встал, подошёл к Ли, и принял протянутое рукопожатие.

— Васк, — впервые представился я. — Рад знакомству.

Что это? Начало великой дружбы? Или ни к чему не ведущее знакомство, которое кончится при первой же возможности, и мы снова разойдёмся врагами? Тогда я не мог этого знать. Тогда меня волновало только одно — смогу ли я выжить завтра, или же пополню ряды перианской армии где-то в загробном мире.

Пожав руки, мы разошлись по местам.

— Ну и воняет же тут, — донеслось из противоположного угла, как только сокамерник присел обратно.

— А ты не заметил, что мы не самые уважаемы гости? Ровно как и те, кто был тут до нас. — Правая рука устремилась в сторону кучи дерьма, оставленной предшественниками. — Даже нужник не удосужились установить.

Даже сквозь мрак тени было видно как передёргивает Ли. Ещё чуть-чуть и его могло бы вырвать. Хорошо, что он, по всей видимости, понял, что от новой кучи отходов лучше не станет.

Выждав, пока Ли наконец придёт в себя, я спросил:

— Так и что получается, где мы сейчас?

— В Онако, — не задумываясь сообщил Ли.

— Онако… — я прокрутил в памяти все названия известных мне полисов. Но додумывать самому не пришлось — Ли быстро поделился пояснениями.

— Один из городов бывшего тайканского королевства. Здесь расположена самая большая гладиаторская арена в империи. Думаю, именно поэтому мы с тобой здесь и оказались.

— Хочешь сказать, что тебя тоже записали в гладиаторы?

— Видимо, да.

— И уже был первый бой?

— К сожалению, или к счастью, ещё нет.

Во дела… теперь я проникся к Ли ещё сильнее. Если уж из неопытного дипломата решили сделать гладиатора, то тут всё очевидно — его хотят пустить на мясо. Он же не выживет и пары боёв…

Что ж, как говориться — враг моего врага, мой враг. Следовательно, можно попробовать помочь бедному революционеру. В силу возможностей, конечно. Глядишь, к чему-то это и приведёт. Нет, это определённо к чему-то приведёт. Только вот неизвестно — к чему именно…