На пределе

Глава 13

А вот и подробности подъехали)

Следующие три дня были насыщены новой информацией. Если Лисовский более или менее понимал, что его ожидает, то я не была готова к тому, что меня могут убить ещё на подъезде к месту встречи.

Звягин и Ярцов привлекли людей из ССО, которые объясняли, как вести себя во время штурма. Куда бежать, кого держаться и все, что хоть как-то поможет сохранить свои жизни в сложной ситуации.

— Мы приступим к вашему вызволению сразу же, как только выясним, где вы находитесь и проведём разведывательные мероприятия. Это может занять от нескольких часов, до нескольких суток. Вы должны быть готовы ко всему, — один из спецназовцев посмотрел на меня и тихо добавил: — Абсолютно ко всему.

Я поняла, что он имел ввиду. Да я и до этого понимала, но почему-то именно сейчас ощутила острое желание отказаться от операции. Но вспомнила про двух убитых Видимым женщин и… кивнула.

Разговор с Арестовым был, мягко говоря, волнительным. Старый лис почему-то не хотел, чтобы я принимала участие в выявлении крысы, но это осложнилось тем, что бойцы перестали вызывать у меня доверие к себе. И я действительно боялась, что пока прохожу инструктаж, кто-то сливает обо мне информацию Аргену и Амиру, которые перестраивают свою стратегию в зависимости от положения дел.

Арестов чуть позже меня успокоил тем, что сливы идут не от бойцов, а тех, кто наблюдает за ними. У противника нет подробностей, только информация о времени спецоперации взвода Польца.

— И мы выяснили, кто такая Грачёва, — Пётр Николаевич, достал графин из тумбочки, налил себе в стакан и взглянул на меня, предлагая присоединиться, на что я покачала головой. — Знаешь, каждый боец мне, как сын. Каждого я лично вербовал, как тебя.

Я нахмурилась, не понимая к чему он клонит.

— Я знаю каждого, понимаю. У всех ребят есть свои скелеты в шкафах, но только один в ЦСН имеет настолько запутанную жизнь, что выбраться без помощи ему не удастся. Если он узнает о том, что происходит, он уйдёт. Уйдёт из чувства вины, от которой и так не мог отделаться, а данная ситуация лишь усложнит всё.

— О чём вы? — не выдержала я.

Арестов улыбнулся и снова отхлебнул янтарной жидкости из стакана, а затем отвернулся к окну.

— Волк мне рассказал о том, что касается тебя и Соры.

— Мы говорили о Грачёвой, — напоминаю я сухо.

Я напряглась всем своим существом, не зная, чего ожидать, но Арестов и не собирался ставить мне в упрёк мои недоотношения с одним из бойцов.

— Сору я подобрал, когда погиб его брат, — Пётр Николаевич усмехнулся, продолжая смотреть в окно. — Он работал тогда в службе по контролю за оборотом наркотиков. Стагаров Евгений вляпался в одну из группировок, надеясь, что брат прикроет в случае обнаружения. На группу мои ребята вышли быстро и стали вести, чтобы отследить весь путь наркокартеля из Афганиста в Россию. Но кто-то слил информацию о спецоперации, и фигуранты уголовного дела стали спешно сворачиваться. Пока мы решали, что с ними делать… Брата Соры убили, оставив в живых его подругу. Та уверяла, что она вообще ничего не знала о его делах и сильно переживала смерть Стагарова младшего. Допросы подтвердили, что девушка непричастна, а проверки показали, что её ничего не связывало с ними.

— Что сделал Слава? — сипло спросила я, чувствуя его боль, как свою собственную.

Арестов обернулся и взглянул на меня, не скрывая эмоций.

— Он убивал, Лиза. Всех, кого только мог найти. И мы не останавливали. На тот момент я видел потенциал и принял решение забрать к себе. Сломанного и подавленного. У него не было выбора.

И почему я не удивлена методам его работы? Здесь, наверное, все прошли через что-то такое прежде, чем стать лучшими бойцами.

— Так причём здесь Грачёва?

Начальник невесело усмехнулся.

— При том, что никто не увидел волка в овечьей шкуре. Таня была той, кто втянул Стагарова младшего для собственного прикрытия. Она была фармацевтом, наладившим связи с компанией. Нашла точки давления на владельцев и в целом держала всех в ужасе. С одной стороны люди боялись связи с запрещёнными группировками, с другой не хотели, чтобы из-за утраты такой важной шестерёнки оборвались поставки «продукта» в Россию. А сейчас её ещё и ЦСН прикрывает. Она под надёжной защитой со всех сторон и прекрасно себя чувствует.

Эта информация стала для меня откровением свыше. То есть… Он жил с подругой брата, заделал ей ребёнка и даже не представлял какой мразью она является?

— Вы… думаете, он не знал?

— Я уверен, Лиза. Если бы Стагаров был в курсе, Таня бы давно уже сидела.

Я замолчала, размышляя над всей этой ситуацией. Просто не находила слов. Мне было мучительно больно за бойца, который снова потеряет близкого человека.

— Мы хотим провести её задержание, но для начала нужно уладить все вопросы с тобой и Лисовским.

— А если Стагаров сливает ей информацию? — задаю тревожащий меня вопрос.

— Нет. Максимум, что ей известно это примерное время его вылетов. Она предупреждает, а те на всякий случай, меняют лагерь. Поэтому мы никак не можем отследить их передвижения по России, а ССО наблюдают странные явление во всех известных лагерях Амира в Сирии.

— То есть… Это она связана с Аргеном и Амиром, так?

— Не напрямую, но да. Есть версия, что это с её руки Арген и Амир налаживают контакты с Шавахом. Если бы здесь не было возможности протаскивать духов, они бы не стали увеличивать их численность.

Это было стрёмно и всё больше походило на бред. Я, конечно, понимала, что она не одна продумывала план. Понимала даже, что скорее всего, ею просто пользовались, а она позволяла. Но картина вырисовывалась так, будто Грачёва была главной фигурой на шахматной доске. И вот мне интересно, какого хрена имея такое могущество, она скромно жила этажом выше с мужчиной, брата которого убили её же дружки?

Из кабинета я выходила в растрёпанных чувствах. Был уже глубокий вечер, поэтому в управлении почти никого из сотрудников не осталось. Только Гвоздь приветственно махнул рукой, направляясь в тир. Я же поплелась домой, размышляя о том, что испытает Стагаров, когда обо всём узнает. О том, что всё это время грел ядовитую змею на груди, фактически убившую его брата? Как она вообще подобралась к нему так близко? Как так долго могла прикидываться невинной овечкой?

Я видел, как она неспешно шагает по тротуару, задумчиво кусая губу. Как заходит в подъезд. Слышал, как поднимается в лифте на этаж… и чувствовал пустоту внутри.

Всё начнётся завтра. Возможно, завтра же и закончится. Возможно, я больше не увижу её живой. Возможно…

Так много «возможно» в одном дне, и так трудно принимать или отвергать их. Я не хотел верить ни во что. Не хотел обнадёживать себя, что могу что-то изменить, не хотел признавать поражений.

Единственное, чего хотел — это оградить её от любой опасности и вообще всего мира. Закрыть собственной грудью и сделать всё, чтобы она всегда чувствовала себя в безопасности. Но я понимал, что мои желания разобьются ещё на подступах к ней.

Я не знаю почему сделал то, что сделал. Возможно отсутствие Тани дома усугубило моё состояние. Может быть во мне закончились силы, которые сдерживали от подобных порывов.

Спустившись вниз, я дождался, когда моё наваждение откроет дверь и втолкнул её внутрь.

— Слава…

— Ш-ш-ш… Не останавливай меня. Я тебя не останавливаю, и ты не пытайся.

Она молча смотрела в мои глаза, позволяя стащить куртку, которую сама стянуть не успела. Поддалась, когда притянул её к себе и глубоко вдохнул запах, сводящий с ума настолько, что я готов забывать обо всём на свете каждый раз, когда могу позволить себе стоять так близко.

— Я не знаю, как тебя уговорить остаться. Меня с ума сводит тот факт, что ты не понимаешь…

— Понимаю, Слав. Я всё прекрасно понимаю, — выдохнула она.

Отстранилась, снова заглянув в глаза и первая же потянулась, чтобы хоть на время унять мои мучения.

Сердце колотилось в груди, как сумасшедшее, когда я почувствовал прикосновение её губ к своим. Мы не роняли больше слов, потому что понимали, что это прощание. То прощание, которое сжигает дотла, не оставляя после себя ничего. Выжженную пустошь. Холодную дыру, которую невозможно ничем заполнить.

Я подхватил её и прижал к стене, не зная, как отпустить. Это неправильно, но ещё хуже будет уйти, оставив всё как есть.

Жажда обладать, жадность, страх, похоть.

Всё это скручивает в тугую струну до предела. До невозможности свободно дышать. До того мига, когда ты чувствуешь, как от натяжения лопаются нервы.

Когда я перешагнул через себя? В какой миг случилось то, что случилось? Кажется, что выбор был сделан в ту самую секунду, когда свет фонарика на шлеме выхватил её перепуганное лицо в темноте.

— Останься, — шепчу в её губы, стягивая треклятую блузку, в которой она выглядит слишком строго для той, кто обладает таким нежным телом.

Но вместо ответа раздался лишь стон, от которого у меня снесло крышу окончательно. Строгая чёрная юбка была задрана на пояс, а её ноги обвивали мои бёдра. Так долго этого жаждал, что с первым же толчком ощутил взлёт до рая. До самых его врат.

Моя охламонка выгнулась у меня на руках, разрывая поцелуй и оглашая пустую квартиру собственным стоном с новой силой.

Сладко… Как же сладко в тебе и как же горько без тебя.

Вжавшись губами в белое плечо, я продолжил брать и давать, как в последний раз, пока был способен чувствовать то, от чего мог отказаться разве что глупец. Я и был всё это время глупцом, держась на расстоянии. Отказываясь по собственной воле от того, что делает меня живым.

Мы обезумили. До белых вспышек перед глазами, до полного оголения натянутых до предела нервов. Обезумели настолько, что забыли о существовании целого мира вокруг нас. Мы были безумны… но живы, как никогда.

В момент, когда я достиг своего пика Лиза снова царапала мои плечи, не в силах контролировать те чувства и эмоции, что заполнили нас до отказа. Тот взрыв, которым накрыло на самой вершине удовольствия.

Мы одновременно замерли глубоко и часто дыша. Не имея сил сказать что-то, оправдаться. Да и не нужны были никакие слова. Нам двоим было всё понятно.

Я склонился к её лицу, продолжая держать на весу и легонько поцеловал в губы, не желая терять это ощущение.

— Ну что, Виноградова? Готова?

Стрёкот вертолёта оглушал и Лисовскому пришлось кричать, что бы услышала его наверняка.

Я оглянулась через плечо на стройный ряд хмурых парней позади, но так и не встретилась с пронзительными зелёными глазами Стагарова.

Он ушел ночью, пока я спала. Ушел, как вор, укравший самое ценное, что у меня было. Душу. Мою яркую душу, после которой осталась лишь страшная сосущая пустота.

Усмехнулась горько, вспомнив, что ещё вчера ни во что не верила и слово Господь вспоминала лишь для связки и красноречия. А сегодня понимаю, что без души нельзя испытывать такие светлые чувства, а с душой нельзя быть столь бездонным.

Я знала, что он пришел попрощаться, когда увидела его на пороге своей квартиры. Знала, но всё равно на что-то понадеялась.

— Готова, — кивнула я Лисовскому.

Он окинул быстрым взглядом мой бронежилет и удовлетворённо кивнул. Я же прикрыла на мгновение глаза, когда подумала о том, что ждёт меня впереди.

— Сел! — кричит Лисовский, хватая меня за локоть. — Пошли, Лиза!

МИ восьмой очень громкий вертолёт. Длинные массивные лопасти хлопают над головой, а потоки воздуха заставляют пригибаться при посадке. Я бежала, стараясь не думать, что оставляю позади. Самое ценное, кроме души, я увозила с собой и очень надеялась, что сумею сохранить эту кроху любой ценой.

Ярцов и Звягин сегодня заставили меня написать сообщение Аргену о том, что мы с Лисовским готовы прибыть в пункт назначения. Ответ пришел мгновенно.

«На вертолёте. Верхний Ларс. Без сопровождения»

Ярцов выругался и стал кому-то звонить, а Звягин только головой качал, а после сообщил, что отделению и снайперам тяжело будет остаться там незамеченными.

Вроде, Ярцов договорился, что чеченский спецназ будет ожидать нас на месте, чтобы проконтролировать передачу. Но я всё время задавалась вопросом, ответ на который не могла придумать.

А что будет дальше?

Лисовский помог мне пристегнуться, пока я привыкала к громкому гулу вертолёта, а потом и сам сел. А я повернула голову к иллюминатору, где могла увидеть ребят, стоявших недалеко от вертолётной площадки.

Машина оторвалась от земли и в этот миг вдали я увидела бегущего на площадку Стагарова. С такого расстояния было сложно разглядеть выражение его лица, но я поняла, что он зол, как тысяча чертей, когда приблизившись к командиру отделения, а точнее к Гвоздю, он развернул его за плечо и вмазал с правой.

Первым порывом было посадить этот треклятый вертолёт, но мы поднимались всё выше, а парни были всё дальше.

Я не понимала, что произошло, но чутьё подсказывало, что Сора не пришел вовсе не потому, что не хотел. Просто не смог. И эта мысль грела меня все шесть часов полёта в холодной громкой железной коробке.

Поговорить было невозможно. Лис, так я его прозвала, время от времени только спрашивал о моём самочувствии, а я думала, как рассказать ему о своём положении, чтобы подстраховаться. Если он будет знать, он будет защищать во что бы то ни стало, я уверена.

Когда мы приземлились, меня трясло от страха. Лис помог выбраться из транспорта, где я свободно осмотрелась. Это было чистое поле, в котором была обозначена вертолётная площадка, а рядом стояла точно такая же железная птица.

Мы отошли чуть дальше, и наш транспорт громко взмыл в воздух и улетел. А с другой стороны бежали люди с автоматами, которых я по первому же впечатлению признала мусульманами.

— Лис, — просипела я не своим голосом.

Мужчина обернулся и внимательно на меня посмотрел, ожидая дальнейшей реплики, но фраза «Я беременна» встала костью в моём горле, и я несколько секунд пыталась её продавить, пока не взяла себя в руки.

— Лис, если со мной что-то случится, то знай, что я не одна. Я беременна.

Он несколько секунд в ступоре смотрел на меня, а потом выплюнул под ноги громкое:

— Дура!

И я была с ним согласна, как никогда.

Дура. Полная дура.

Духи подбежали к нам довольно резво, нацелив автоматы. Мы же были беззащитны. Звягин сразу предупредил, что вооружать нас не имеет смысла, мне только бронежилет выдали по требованию.

— Вперёд! — скомандовал один из мужчин, сопроводив приказ движением дула автомата в сторону транспорта.

Я осторожно зашагала с поднятыми руками. Во рту было сухо и очень хотелось пить, но, как назло, фляжка с водой отданная волком висела на поясе и протягивать к ней конечности могло быть чревато.

Интересно, как быстро чеченские снайперы их снимут если они решат нас расстрелять сейчас? Что-то мне подсказывало, что им хватит и пары мгновений, но пользы обществу это не принесёт. Бессмысленное и беспощадное убийство.

Нас посадили в вертолёт, одели на головы чёрные мешки, пахнущие пылью, и долго везли в неизвестном направлении. Когда транспорт приземлился, нас с Лисом вывели, не снимая с головы тряпок, а затем заставили подниматься по лестнице. А ещё точнее по трапу. Звук шагов по нему я ни с чем не перепутаю. Уже в самолёте с моей головы сняла мешок какая-то мусульманка в чёрной одежде, махнула рукой, чтобы я шла за ней через шикарный салон, а после завела в какую-то комнатку с двуспальной кроватью. На ней лежала чёрная ткань. Я через мгновение поняла, что это хиджаб, и только по тому, что женщина без умолку трещала и указывала попеременно то на себя, то на меня, пытаясь донести, что я должна переодеться при ней.

Я сначала качала головой не соглашаясь, но она нашла более веский аргумент. Открыла дверь и махнула рукой, чтобы через секунду вошёл мужчина с автоматом, который ухмыльнулся так, что мне стало понятно: либо хиджаб, либо пуля в лоб.

И единственно верным было послушаться и не создавать себе лишних проблем.

Когда он вышел, я сняла с себя всю одежду и с помощью всё той же мусульманки облачилась в их одеяние. Вещи и бронежилет были тщательно досмотрены и унесены из самолёта. Причём не только мои, но и Лиса, которого тоже заставили переодеться и избавиться от протеза, в котором, к сожалению, поместили его передатчик. Мой же остался при мне. Резинка для волос не вызвала у женщины никаких подозрений, что не могло не радовать.

Нас с Лисом усадили в кресла и заставили пристегнуться. Только после этого самолёт начал движение.

Полёт длился ещё часа три. Разговаривать нам с Лисом было категорически запрещено. Вставать и передвигаться только в случае крайней необходимости. Когда же самолёт пошёл на посадку меня колотило хуже некуда. Я боялась Аргена. Боялась, потому что не понимала, что ему нужно от меня, и не представляла, чем может обернуться встреча с ним.

Перед выходом на нас снова надели мешки. Спускаться по трапу в хлопчатобумажной ткани, свисающей отовсюду, было крайне неудобно. Я то и дело норовила наступить на край платья и кубарем покатиться вниз.

После нас усадили в машину и ещё около часа куда-то везли. Я успокаивала себя мыслью, что передатчик работает. Что ничего его не глушит. А потом даже крохи этого спокойствия схлынули, когда машина остановилась, дверь открылась и я услышала голос Аргена:

— Здравствуй, борзая девочка Лиза.