Он снова закашлялся. Приступ был так же силен, как и прежний. Лизе даже показалось, что его грудь вот-вот разорвет от этого кашля. Он выпустил ее ноги, чтобы достать из кармана платок и, отвернувшись, прижал его к губам.
— Ты нездоров! — Лиза стремительно опустилась подле него на колени.
— Нет, это просто… это от волнения бывает, — устало произнес Борис, сжимая платок в кулаке. — Раньше приступы были редки. А после грудной все чаще и чаще стали. От волнения все больше. Я писал тебе… я ведь писал тебе об этом в письме, что оставил у фельдфебельши в Рождественском. И графине все рассказал, когда письмо для тебя у нее оставлял, как ты просила. Ты ведь все знаешь.
Только сейчас Лиза вспомнила о письме, которое так и не прочитала, и мучительно покраснела от стыда. Оно осталось на постоялом дворе и сгорело с остальным ее багажом. Поэтому Лиза просто промолчала, надеясь, что он не обернется и не разгадает ее смятение.
— Все, что я написал, — истинная правда. Нет таких слов, чтобы сказать, как я сожалею обо всем. И я хочу, чтобы ты была счастлива. За нас обоих, — Борис замолчал на некоторое время, а потом продолжил, убирая платок в карман: — Потом расскажешь ему все. Чтобы он знал. Не хочу самолично раскрывать истинных причин. Je… je suis un lache[409]. Не хочу видеть его глаз, когда он узнает правду. Обо всем. И что отец его оказался мерзавцем без души и сердца. Я и ma tantine просил не рассказывать Alexandre о родстве нашем.
— Пульхерия Александровна знает?.. — в изумлении ахнула Лиза.
Борис грустно улыбнулся.
— Не обо всем. Только про родство. Никогда бы не сказал ей… и не хочу, чтобы она знала, каков я подлец. Дай слово, что не скажешь ей! — Его пальцы снова сжали ее колени через платье. — Ее душа чиста, как у ангела. Она единственная пыталась помочь семьей моей. Все хлопотала перед мерзавцем-братом. Мы все, пожалуй, мерзавцы. Как и тот, с кого все началось. Выкинувший своего сына из жизни и вымаравший его имя из всех бумаг. Все одного рода. La pomme ne tombe jamais loin de l’arbre[410]. Правда, Александр оказался иным. Я ведь так хотел ненавидеть его, как ненавидел его отца! Но все же… все же… сперва полагал, что он прознал обо всем и в ловушку зовет, когда о помощи попросил.
— И все же ты здесь, — проговорила Лиза медленно, только сейчас начиная понимать причины, что привели Бориса в Заозерное.
— И все же я здесь, — повторил он ее слова. — Коли ловушка, так не страшно мне ныне шагнуть в нее, так решил. А коли нужда… что смогу, как всегда…
— Почему? — спросила Лиза. Сердце сдавило от сочувствия к нему, настолько он сейчас открылся ей в своих переживаниях.
— Черт его знает! — Борис усмехнулся дрожащими губами. — Я хотел отомстить за своего отца. Подобрался так близко, что оставался всего миг. Единственный миг, и все было бы кончено. И во время разбирательств о венчании, и во время судов из-за его дуэлей, и уж тем паче после мятежа на Сенатской. Я смотрел на все это и задавал себе вопрос: неужто он должен быть графом Дмитриевским? Неужто заслуживает того? Человек без чести, как и его отец, что презрел долг перед Отечеством и откупился во время войны. В то время как мой отец лишился руки во время боя под Малоярославцем и получил сильнейшую контузию. Знал бы Григорий Дмитриевский о деяниях своих потомков, полагаю локти бы искусал в кровь от досады. Да теперь все пустое! Как бы то ни было, все уже решено. Глупо играть против судьбы, верно? Думал, что смогу… сумею вернуть то, что наше по праву. Но я забыл позднее… Не знаю, что мешало — крови ли родство или близость душ? Я все думал и думал — зачем мне все это? К чему? Что за справедливость будет такая? Но графиня… Когда она хлестала меня злыми словами про дворянство молодое, про корни малоросские… словно старый граф Дмитриевский некогда в письме к отцу. Тот написал, что подаяния не дает, его на паперти просят, что родства с потомками холопов не имеет… И как затмение нашло!
Борис вдруг резко поднял голову, словно очнулся ото сна. Улыбнулся грустно, заметив блестящие от невыплаканных слез глаза Лизы.
— Все пустое. Нет нужды нынче говорить об этом. Не хочу, — проговорил он отрывисто. — У каждого свой крест и своя судьба. Я выбрал свою, и только мне жалеть о содеянном. Я написал все в письме, опустив личное, чтобы не тревожить попусту Александра. Только факты. Посему вы смело можете показать и ему. Письмо в ваших покоях…
Это отстраненное «вы» было попыткой воздвигнуть стену, которая и должна была по нынешнему времени существовать между ними. И Лиза видела, как тяжело ему отстраняться от нее, отдалять от себя. Она хотела было заговорить, но он прервал ее нетерпеливым жестом.
— Я помогу Александру, не тревожьтесь. Я бы и так вытащил его из этой истории, но нынче я перед ним в долгу вдвойне за то, что он сделал для меня. Вернул вас с того света, как сказала tantine. Заверяю вас, волноваться нет нужды. Это всего лишь месть обиженной женщины. Не думаю, что она причинит много вреда, — и, заметив мелькнувший в глазах Лизы вопрос, добавил: — Это история Александра. Он сам расскажет, когда вернется.
Голос Бориса звучал так уверенно, что Лиза поверила ему без раздумий. Она сжала его руки в порыве благодарности, и он грустно улыбнулся ее радостному волнению. Но рук не отнял, словно наслаждался этими прикосновениями.
— У меня кое-что есть для вас, — проговорил, наконец, Головнин и, явно нехотя выпростав пальцы из ее ладоней, полез в карман жилета. А после протянул ей небольшой искусно выгравированный медальон. Легкий щелчок, и откинувшаяся крышечка явила ее взгляду лицо, черты которого успели потускнеть в Лизиной памяти.
— Я взял его рисунок и отнес к художнику, а после заказал медальон, — пояснил Борис. — Для тебя, ma bien-aimée. Хотел сделать подарок.
Внутри медальона была не только миниатюра, но и кольцо светлых волос. Лиза не смогла сдержать слез, когда коснулась кончиками пальцев локона покойного брата.
— Я хочу, чтобы ты была счастлива, — произнес тихо Борис, заметив ее слезы. — И Alexandre составит твое счастье, я твердо уверен. Потому что ты делаешь его лучше. Ты всех и вся делаешь лучше. Потому что ты — жизнь и свет, помнишь? Ты сама жизнь. И ты будешь счастлива. Я хочу, чтобы так было, ma bien-aimée!
Борис вдруг обхватил ладонями ее лицо. Прислонился лбом к ее лбу и заглянул в широко распахнутые голубые глаза.
— Ты будешь счастлива, ma bien-aimée. Потому что никто не заслуживает этого более, чем ты. После всего… Я хочу, чтобы так и было. Все грехи на мне, ma bien-aimée. На тебе нет вины никакой. Так и знай. Ты по-прежнему светла и чиста, как ангел. И ты будешь счастлива. Нет, не плачь. Я не хочу, чтобы ты плакала…
Он поймал пальцами капельки слез и легкими движениями смахнул их с ее щек. А потом коснулся поцелуем ее лба, прямо у края волос. Мимолетно. Но в его движениях после, в резкости и поспешности, с которой он отстранился и встал на ноги, угадывалось, как сложно и тяжело ему сейчас, и как бы он хотел не отпускать ее из своих рук.
— Я бы желал знать, что вы простили меня, — прошептал Борис. — За все, что я сделал.
— Я вас прощаю, — с трудом ответила Лиза, слезы мешали ей говорить.
— Благодарю вас. Мне было важно услышать это, — он с улыбкой кивнул, а после резко выпрямился. Стал прежним Борисом, которого она всегда знала, — собранным, хладнокровным, внимательным. — Я напишу вам, когда появятся вести. Полагаю, завтра же его сиятельство будет свободен. А далее ему должно позаботиться о своем положении. Просить о помиловании Его Величество, дабы избежать новых неприятностей в будущем. Теперь прошу простить меня. Чем раньше я прибуду в Тверь, тем быстрее Alexandre покинет крепость. На этом…
Не договорив, он склонился в вежливом коротком поклоне и направился к лестнице, ведущей прочь из бельведера. Но Лиза не могла не спросить, взволнованная его словами и его хворью.
— Что же будет далее?
Борис помедлил у первой ступени. Замер, положив руку на перила. Немного постоял, глядя куда-то вдаль, за окно, — на обширные земли Дмитриевских, что могли принадлежать его предку, на просторы лугов и лесов, на золото созревающих полей. А потом перевел взгляд на Лизу и еле заметно улыбнулся:
— Доктора говорят, морской воздух италийских земель даст мне… дарует мне исцеление. А я надеюсь, что смогу обрести там покой. Les meilleurs médecins sont le Dr. Gai, le Dr. Diète et le Dr. Tranquille, с’est vrai?[411]
— Вы ведь дадите о себе знать? Напишете к нам?
— Я не думаю, что Alexandre будет рад нашей переписке после того, что прочтет в письме.
— У вас есть еще tantine, — напомнила Лиза. — У вас будет, кому писать в Заозерное.
Уголки губ Бориса дрогнули. Он прекрасно понял то, что она не смела сказать ему прямо. На мгновение лицо его исказилось от муки, и Лиза ощутила эту муку всем своим существом. Стиснула руки, чтобы не выдать своих чувств, боясь отпугнуть его своей жалостью.
— Благодарю, — произнес Борис, улыбаясь ей несмело и грустно. — Прощай, ma bien-aimée…
Он не стал ждать ее ответа. Ему явно не хотелось слышать от нее слова прощания, настолько быстро он зашагал вниз по лестнице. Лиза дождалась, когда шаги стихнут, и только после этого дала волю душившим ее слезам. Она не была глупой. И она видела кровь на белоснежном платке. «Все грехи на мне, ma bien-aimée…» Господь даровал прощение ее проступкам, сохранив жизнь во время тяжелой болезни, но не был так же милостив к Борису. Он говорил о покое, что даст италийская земля, но при этом имел в виду не исцеление. И когда Лиза услышала через распахнутые створки ржание лошадей во дворе, она заставила себя подойти к окнам, чтобы взглянуть на отъезд Бориса из Заозерного. Садясь в коляску, он ни разу не обернулся.
— Прощай, — прошептала Лиза сквозь слезы.
Она не обманула Бориса. Она действительно простила его. Еще до того, как прочитала его письмо, оставленное для нее в покоях. Ровные аккуратные строчки. Твердый почерк. Судьба, разбитая еще задолго до его рождения. Она знала всю канву той давней истории, но и не подозревала о деталях, что открывали ей прошлое Бориса совсем в ином свете.
«Мой отец вырос с осознанием, что он не принадлежит миру, в котором живет. Как и его собственный отец. И отец его отца. Они все понимали, что их место — не в Малороссии, их фамилия — не та, что они носят. И именно так воспитали меня… С малолетства я знал, кто есть на самом деле. Я — граф Дмитриевский. И титул, и земли, и положение — это все наше по праву старшинства ветви. А те, кто ныне владеет всем, недостойны обладания ни в малой доле…»
Две ветви рода, разделенные ослепляющей ненавистью и непримиримостью. Два сына, один из которых был буквально вымаран из истории рода. Петровская эпоха — времена, когда только зарождалась империя, когда вершились удивительные карьеры, когда стремительно взлетала звезда одних дворянских родов и бесславно угасала других, когда не прощался ни малейший промах.
Лиза с удивлением читала о том, каким ярым сподвижником царя Петра Алексеевича был предок Александра Григорий Дмитриевский. Он среди первых отринул старый уклад, среди первых отправил двух своих юных сыновей в Голландию и Англию обучаться навигацкому делу. В ужасной нищете, не зная языков, они получали образование, чтобы по возвращении в Россию стать флотскими офицерами. Правда, к неудовольствию Григория Дмитриевского, старший сын Федор заслужил репутацию смутьяна и лентяя. Никаких оправданий и просьб перевести его «сухопутному делу обучаться» отец не принимал, и даже тяжелейшую морскую болезнь сына не считал уважительной причиной. Недовольство его Федором множилось год от года. К недовольству примешивалось разочарование: сын наотрез отказался служить во флоте. И хотя сам государь внял просьбам молодого гардемарина и позволил ему перейти в кавалерию, отец не простил ослушания.
Довершила семейный разлад война со шведами. Федор, находившийся в войсках в Малороссии, известил отца, что желает обвенчаться с племянницей казацкого полковника Чечеля, и попросил благословения. Григорий Дмитриевский своего согласия не дал и посоветовал сыну «обратить свой взор не на девиц, а на военное дело». Спустя несколько месяцев измена гетмана Мазепы, сторонником которого был полковник Чечель, решила все окончательно. В ответ на взятие Батурина казаки перебили драгунский отряд, где служил Федор. Лишь части кавалерии удалось уйти на север. Сына среди них Григорий Дмитриевский не нашел. Только позднее узнал, что раненый Федор попал в плен к казакам, но ему сохранили жизнь и не передали шведам. После долгого выздоровления весной 1709 года он обвенчался с племянницей Чечеля. Однако убедить русского офицера Дмитриевского перейти на сторону гетмана Мазепы не смогло даже родство с полковником. Сам Чечель в то время уже был казнен за государственную измену. Когда же Федор наотрез отказался «оставить пащенка и девку блудливую», Григорий Дмитриевский отрекся от него, приказав вымарать все записи о старшем сыне и навсегда забыть его имя, а «холопское отродье от казачьей девки ни в жисть не принимати ни чадам, ни чадам чад, ни дале».
«В семье до сей поры хранится то письмо, — писал Борис. — Как напоминание о случившемся. Мой предок потерял все из-за любви к женщине. Он разделил с ней все тяготы, обрушившиеся на головы сторонников Мазепы и их родни, даже изгнание, в которое ей пришлось отправиться. Отринутый семьей, Федор обрел иную. Но даже, потеряв фамилию, титул и состояние, всегда помнил, кто он есть, и никогда не терял надежды однажды вернуть все, что принадлежало ему по праву, но было отдано младшей ветви»
Далее Борис писал о том, как безуспешно его предки пытались восстановить свои права. Обратившись к императрице Анне Иоанновне, семья не добилась справедливости за отсутствием доказательств. Зато по указу императрицы Елизаветы Петровны за верную службу и ратные подвиги в войне с Пруссией получила во владение несколько малороссийских деревень и потомственное дворянство. Кровью и доблестью вернула утраченную дворянскую честь.
Но нет, не такой малости жаждали потомки старшей ветви Дмитриевских. Верные сыны Отечества, они всегда были в авангарде военных сражений. Представители же младшей ветви чаще выказывали себя опытными царедворцами и мастерами придворных интриг, выбирая дипломатическое поприще. «Шаркуны», как называл их отец Бориса. Редко кто из них выбирал военную службу, предпочитая сохранить голову на плечах. Они ловко лавировали в хитросплетениях большого света и благополучно жили без всяких потрясений при любом государе — от императрицы Екатерины, супруги Петра, до его праправнука Николая Павловича.
Первым же приходилось карабкаться наверх, прилагая все силы, и все равно их благополучие оставляло желать лучшего. После войны 1812 года дела их пошли так плохо, что впервые за годы, которые обе ветви провели врознь, Головнины решили обратиться к своим родственникам за помощью. Пенсии отца Бориса, потерявшего здоровье в войне с французами, и скудных доходов от небольшого имения не хватало. Большая часть отданных в рекруты крепостных домой не вернулись. А после вторжения Наполеона в Херсонскую губернию пришли иные напасти — сперва чума, изрядно покосившая население, а после и суровая зима, погубившая значительное количество скота.
«Maman, добрейшая душа, всегда верила в людское милосердие и решилась написать графу Дмитриевскому. Она думала, что голос крови возобладает над давней размолвкой и родичи помогут в нашем бедственном положении. Увы, старый граф твердо держался наказа своего предка. Мой отец был зол на mamaп за ответное письмо графа, в котором было одно лишь унижение для нашей семьи. Такое письмо не отправляют женщине. И потому я никогда не прощу его сиятельству обиду и оскорбление моей матери. Ежели бы отец мог, он бы отправился в Петербург, где в те дни жил старый граф, и бросил тому вызов. Но у отца в ту же ночь случился удар, и спустя несколько дней он скончался…»
В 1814 году Борис потерял свою семью. В первых числах января умер его отец, а в декабре мать, доведенная до отчаяния нехваткой средств, вышла замуж повторно, «не сносив башмаков», и по приказу супруга отправила сына в киевский пансион.
«Я не виню ее ни в коей мере, — писал Борис. — У нее не было ни малейшего выхода из того положения. Разлученная со мной, она жила, утешая себя мыслью, что я получу достойное образование, а после и чин. Я благодарен ей за все жертвы, что она принесла во имя моей будущности»
Единственным близким человеком, своего рода осколком прежней жизни, как его называл Борис, для него остался бывший денщик отца Семен. Он стал дядькой для молодого барчука после смерти прежнего хозяина и был при нем все годы обучения в Киеве, а затем и в Москве, где Борис учился в университете. Для старого солдата Головнин стал всем миром. Когда Лиза проживала в меблированных комнатах на окраине Москвы после бегства от графини, ей довелось воочию наблюдать любовь дядьки к своему уже взрослому воспитаннику. И она не сомневалась, что он последует за своим барином даже за границу и будет с ним до последнего его вздоха.
Именно в Москве Борису по случайности довелось свести знакомство с тем, кого он так отчаянно желал увидеть все эти годы. С тем, кто занимал его место.
«Будь Александр хотя бы в малейшей степени схож с Василем… Но нет — судьба жестоко посмеялась, явив предо мной натуру, коей я помимо воли был буквально очарован. Он мог быть злым в свете, но мягким и справедливым с дворней, с половыми в трактире или с солдатами. Он презирал безволие и бесчестие, высмеивая людские пороки, мастерски играл на струнах человеческих душ. И в то же время я видел его иным, со всеми его страстями и слабостями. И на какое-то время позабылись наставления отца и жестокая обида, нанесенная старым графом. Я стал ему другом, хранил в глубине души самые темные его секреты. Я был при нем всегда. Я радовался втайне нашему родству. Я видел нашу схожесть — в детстве, проведенном вдали от дома, в одиночестве души, в жажде покоя, в страстных порывах натуры и хладности рассудка. Я мнил себя ровней. До тех пор, пока мне не напомнили, что по дурному нраву и злой воле Григория Дмитриевского мне никогда не быть таковым.
Далее все свершилось легко — человеку, которому верят, обмануть не составит труда. Все детали сложились, как пасьянс. В одну дьявольскую ночь и родился мой умысел. Истинно любящий человек готов на многое ради любви. Заставить мать пойти на обман ради спасения сына также было нетрудно. Я презирал себя за эту паутину, но мог ли ее разорвать? Теперь я ясно понимаю, что мне едва ли достало бы сил довести план до конца. Я запустил колесо судьбы, не понимая, что не смогу его удержать. Позабыл, что никогда не был ловок в «катило»[412].
Все другое вы знаете, я к вам уже писал. К чему же повторяться? Это ничего не изменит. Колесо судьбы ускользнуло из моих рук и безжалостно смяло все, что должно было стать истинным для меня благом. Я обманулся сам, прельстившись отблеском чужих желаний и презрев свои собственные чувства и стремления. Нет, я не жалею себя и не прошу о жалости. Этим письмом я лишь хочу объясниться и выразить сожаление о многом горе, что случилось по моей вине, и о многих потерях, что уже никогда не восполнить. Я сожалею безмерно об обмане доверия, о предательстве, о последствиях, что они повлекли за собой. Единственным утешением, как ни странно, для меня станет ваше счастие с Alexandre. Да, это слабое оправдание всем моим деяниям, но будьте милостивы, как стала вдруг добра ко мне судьба, когда устами старого приятеля сообщила о последних событиях в Заозерном. Вы вернулись из небытия живой и в полном здравии, и более того — отныне вы супруга мужчины, коему принадлежит ваше сердце. Так и должно быть. Я понял это давно, когда колесо только набирало обороты в затеянной мной игре.
Василь называл вас la Belle, а Александра — la Bête. Он с первых же дней вашего знакомства узрел истину, которую я долго отвергал. Я желаю, чтобы старая французская сказка стала явью на русской земле. Adieu, la Belle et la Bête, et bonne chance! Votre bonheur est tout pour moi…[413]»
Читать эту исповедь было очень тяжело. Лизе не раз приходилось прерываться, чтобы смахнуть слезы с глаз. Невольно в голову пришла мысль, что это даже хорошо, что первое письмо с личными деталями сгинуло в огне. Лиза подозревала, что прочесть его было бы еще тяжелее, чем это, немного отстраненное, написанное скупым, слегка суховатым стилем и предназначенное скорее для Александра, чем для нее.
В письме не было ни строчки о Пульхерии Александровне. Лиза тут же поняла, что Борис таким образом защищал старушку от возможного недовольства Александра.
— Alexandre не знает, что Борис Григорьевич одной с ним крови, верно? — не стала ходить вокруг да около Лиза тем же вечером, когда собрались за ужином в малой столовой.
— Он вам открылся в родстве? — изумилась Пульхерия Александровна, отставляя в сторону бокал. А после махнула рукой, отпуская прислугу, чтобы остаться с Лизой наедине.
— Он был покорен вами с первого дня, как вы появились здесь, ma fille, — начала задумчиво старушка. — И я испытала такую радость, когда приметила его склонность, и после, когда mon Boris рассказал мне… Счастье mes garsons — все для меня! Я так желала, чтобы они познали радость венчальных уз, и с первой же минуты вашего появления в доме знала, что так и случится. Но и предположить не могла, что вы плените сразу всех мужчин нашей фамилии. Vasil est un enjôleur qui se joue des femmes naïves…[414] Что до Александра, то его чувства к вам для меня открылись намного позднее. Борис же был подходящим кандидатом. И когда он попросил о помощи… Моя Лукеша стала передавать письма для вас. Как во французских романах! Вкладывала в книги! А потом… Никто не выбирает в кого ему следует влюбиться. Это происходит по воле Господа и только! И снова Дмитриевские выбрали предметом своих чувств одну особу, как тогда, с Нинель. Только, верно, в этот раз все-таки случился разлад. Борис не так мягок натурой, как Василь. Он такой же, как Alexandre.
— Разлад? — переспросила Лиза.
— Ах, я полагаю, оттого Борис и попросил расчет, — взволнованно взмахнула руками Пульхерия Александровна. — Как только вы оставили Заозерное, ma fille, мальчики будто лишились рассудка, право слово! Вы знаете натуру Александра. Посему понимаете, что я не могу винить Бориса за то, что тот покинул нас прошлым летом. Как не виню и Василя за то, что забыл дорогу к своей старой тетке. Мы сами выбираем себе путь, разве не так?
— И все-таки… знает ли Александр? — снова вернула старушку к началу разговора Лиза.
— Oh, chérie, bien sûr que non![415] Я, может, и болтаю всякий вздор, но все же умею хранить чужие тайны. Борис не желал к себе особого отношения… да к тому же мой брат, упокой Господи его душу, был бы против такого знакомства. Toutes les familles ont des histoires[416]. А эта история явно не предмет для гордости.
Лиза опустила взгляд, чтобы Пульхерия Александровна не смогла по ее лицу понять, что она прекрасно осведомлена обо всем. У нее во рту до сих пор ощущался горький вкус слез, пролитых за чтением письма от Бориса. Она знала, о чем недоговаривает старушка.
— Мне всегда было особенно жаль Бориса, — проговорила Пульхерия Александровна. — Но я гордилась им более других моих мальчиков. Не имея средств и связей Дмитриевских, он получил прекрасное образование в Москве и место при генерал-губернаторе. Он в полной мере достоин носить фамилию Дмитриевских, что бы ни думал мой брат. Мне жаль, что судьба была так немилостива к нему. О, моя дорогая, не плачьте! Вам не в чем себя винить! S'autoriser à tomber amoureux peut venir à un prix douloureux[417]. Борис понимал это как никто, поверьте.
Ах, если бы Пульхерия Александровна знала всю правду! Но разве могла Лиза открыться ей, что не без причины чувствует свою вину перед Борисом? Разум твердит обратное, а сердце все равно сжимается всякий раз при упоминании его имени. А ведь когда-то по отношению к нему она чувствовала совсем иное!
— И нет нужды для тревоги, — добавила Пульхерия Александровна. — Я верю, что хлопотами Бориса Александр получит свободу. Вот увидите. Ежели в той истории с мятежом удалось, то тут уж и подавно.
Ночь принесла разочарование. Лизе всей душой хотелось верить, что Борис сумеет уладить дело с арестом Александра, но, когда часы мелодично пробили полночь, она снова не смогла сдержать слез. За окном царила тишина. Ни стука копыт, ни скрипа колес, ни голосов лакеев, встречающих барина. Только изредка до нее доносился стук колотушек сторожей да отдаленный лай собак.
Сосредоточиться на молитве не получалось. Книга не увлекала своим сюжетом. Поэтому Лиза занялась рукоделием — решила украсить вышивкой шелковый пояс одного из платьев. Монотонные движения иглой успокоили взбудораженные нервы, заставили позабыть обо всем, кроме стежков, ровно ложащихся на шелк. И Лиза сама не заметила, как задремала, выронив из пальцев работу.
Разбудил ее резкий скрип дверей, ведущих в женскую половину графских покоев, и тяжелый стук каблуков по паркету. Она резко выпрямилась, взглянула рассеянно на дверь, соединяющую комнаты мужа с ее половиной, и в один миг вскочила с места, чтобы в несколько шагов добежать до застывшего на пороге Александра и повиснуть у него на шее, как деревенская девка.
— О Господи! Это ты! — прошептала куда-то ему в шею, стараясь не замечать, как дурно от него пахнет — смесью лошадиного духа, пота и сырости. — Это ты!..
Он тихо засмеялся и сжал ее в крепком объятии. Однако спустя мгновение отстранился, на что Лиза даже протестующе воскликнула.
— От меня дурно пахнет, — усмехнулся Александр, обхватывая ладонями ее лицо. Он уже не улыбался, но его глаза светились такой радостной нежностью, что сердце Лизы чуть не выпрыгнуло из груди. — Я не должен был сразу же к тебе, но не мог…
Он коснулся губами ее лба, а после легко скользнул губами по губам и выпустил ее из своих рук, отойдя на пару шагов.
— Куда ты? — встревожилась Лиза, заметив, что он направился к выходу из спальни.
— Дай мне немного времени. Я скоро вернусь, — и, видя, что она не желает его отпускать, поспешил добавить: — Схожу к пруду в парке, только освежусь…
— Я с тобой!
— Еще не рассвело, в парке сыро, — попытался убедить Лизу Александр, намекая, что она едва оправилась от болезни. Но под ее умоляющим взглядом сдался. Правда, позволил идти только после того, как она набросила на себя тяжелый бархатный капот и натянула на босые ноги чулки и туфли.
Наверное, со стороны их столь ранняя прогулка к пруду выглядела весьма странно. «И она определенно шокировала бы графиню Щербатскую», — со смешком подумала Лиза, пока шла по мокрой траве за мужем, держась за его большую и крепкую ладонь. Но ей было абсолютно безразлично, что могут подумать другие. Главным для нее в настоящую минуту было никогда не отпускать от себя Александра. Никогда больше.
Они почти не говорили, пока шли к пруду в сопровождении пары лакеев, державшихся на почтительном расстоянии. И вовсе не потому, что их стесняло присутствие слуг. Просто в тот момент они и без слов наслаждались близостью друг друга.
Вскоре Лиза с улыбкой наблюдала, как Александр размашистыми гребками рассекает темную гладь воды, и думала о том, что даже не догадывалась о его умении плавать. Это было так по-крестьянски и открывало ей совсем иную сторону натуры мужа. А еще Лиза думала о том, что он словно солнце, разгоняющее тьму вокруг, и как сильно она его любит. Так и сказала ему без стеснения, когда Александр выбрался на берег и обратил внимание на ее странный задумчиво-восторженный вид.
— Это ты мой свет, — улыбнулся он, согревая ее замерзшие пальцы от предрассветной прохлады. А потом поцеловал ее с таким страстным напором, что она совсем позабыла о том, где они находятся, и что неподалеку ждут лакеи.
— Тебя не было в покоях, — произнес Александр, прервав поцелуй и заглянув в ее глаза. — Тебя там не было, и я решил, что потерял тебя. Снова.
— Я ночевала в твоей спальне, — от его взволнованного голоса у Лизы потеплело в груди. Она хотела добавить, что только там не чувствовала себя потерянной, но, разглядев в его взгляде незнакомые ей прежде горечь и страх, смешалась.
— Я думал, это ловушка, — тихо произнес Александр, и она замерла в ожидании продолжения.
Неужто он может думать, что все случившееся — лишь авантюра? Это разобьет ей сердце, вдруг поняла она. Тело напряглось в ожидании ответа. Его недоверие разрушит ее хрупкое счастье.
— Я думал, что это он, mon faix ami, написал донос, чтобы удалить меня из имения. И я был бессилен что-либо изменить. Защитить тебя от него. Я ехал из Твери и… Ты не представляешь, каким слабым я себя чувствовал. Потому что, ежели бы он тебя увез… а я заперт в своих землях, привязан будто цепями. И я думал, в том ли его замысел — чтобы я рискнул своей головой и поехал вслед за тобой? Потому что не простили бы… не простили бы мне такого ослушания никогда.
В запале овладевших им чувств, Александр чуть сильнее стиснул ее плечи, и Лиза с трудом удержалась, чтобы не вскрикнуть от легкой боли. Но промолчала, понимая, что ему нужно выговориться.
— Борис был сотню раз прав, когда говорил, что моя гордыня доведет меня до виселицы, и что я должен написать прошение. Только сейчас я понял его правоту. Он подготовит бумаги, и я буду просить… ежели потребуется, в ноги упаду государю, лишь бы стать свободным. И быть вправе просить о восстановлении наград твоего батюшки.
Он не забыл. Лиза не смогла сдержать улыбки, и Александр улыбнулся в ответ. Напряжение постепенно покидало его тело, объятие ослабевало, а взгляд становился мягче. Лиза подняла руку и провела по его лицу, словно пытаясь стереть с него остатки горечи и тревоги. Александр коснулся губами ее ладони, так что у нее сладко защемило сердце, и вымолвил глухо:
— Он ведь был здесь? — а потом встретился с ней глазами и повторил вопрос, стараясь не замечать, как испуганно она отстранила ладонь от его лица: — Mon faix ami был уже здесь, верно? Борис уверил меня, что с тобой ничего не стряслось, и ты ждешь меня в Заозерном, но я не верил ему. Думал, тебя увезли. Уговорами или силой — все едино. Никогда не устану благодарить Бориса за то, что вытащил меня из крепости. Хитро придумал про границы. Мол, мне запрещено покидать губернию, где имение мое, а Заозерное лежит сразу в двух — Тверской и Московской краем западным. Вот так и сумели, благодаря клочку земли, снять все обвинения в нарушении условий наказания. Борис всегда мог лазейку в крючкотворстве бумажном отыскать.
Лиза старалась изо всех сил не выдать эмоций при упоминании Головнина. Она видела, что Александр до сих пор не разгадал тайну Marionnettiste. И что оставленное ему письмо непременно ранит его до глубины души.
— Ты вся дрожишь! Полно о том, будет время поговорить, — он крепко обнял ее за плечи и, коснувшись губами лба, повел в сторону дома.
После этих слов Лиза почему-то решила, что Александр отложит вопросы хотя бы до утра, и удивилась, когда он, дождавшись ухода прислуги, снова упрямо повторил:
— Он ведь был здесь? — спросил и откинулся на подушки, прочитав ответ в ее испуганных глазах. — Был. И что же? Что он желал тут найти?
— Прощения и прощания.
Александр явно не ждал такого ответа. Он даже дернулся от неожиданности и пролил на белоснежный батист свежей рубашки подогретое вино. Выругался, когда заметил большое пятно на груди, а потом взглянул недоверчиво на Лизу. Но в его темных глазах Лиза не увидела ни злости, ни ненависти и посчитала это хорошим знаком.
— Прощания? Что это значит?
— Он уезжает из России. Это был его последний визит в Заозерное.
Глаза Александра сузились, и впервые за время разговора Лиза почувствовала себя неуютно. Видимо, он понял ее нервозность и попытался успокоить, накрыв ее ладонь своей рукой.
— Он не просил тебя уехать с ним?
— Нет. Еще тогда, прошлой весной, он понял, что я не оставлю тебя.
— Но ты оставила…
— Я не хотела ничьей смерти, — честно сказала Лиза, глядя ему в глаза. — Я писала тебе о том. Я не желала ему зла, несмотря на то, как он поступил со мной. И я бы не пережила твоей смерти или… тебе бы не простили дуэль при тех обстоятельствах, понимаешь?
— Я приказал расставить караульных вокруг усадебного дома, — медленно проговорил Александр, словно не слыша ее. — Это был человек, у которого либо есть подкупной среди челяди, либо…
Он так резко вскочил с постели, что Лиза отшатнулась. Со стороны казалось, что Александр просто решил переменить испачканную рубашку, но слишком резкие, почти лихорадочные движения выдавали его беспокойство. А еще Лиза прочитала в этих движениях плохо скрытую боль. Как там сказала Пульхерия Александровна? S'autoriser à tomber amoureux peut venir à un prix douloureux[418]…
— Либо человек, хорошо знакомый челяди, верно? — Александр задал свой вопрос таким тоном, что горло Лизы сдавило слезами. Видеть его боль означало разделить ее с ним.
— Он оставил тебе письмо. Сказал, что не сможет взглянуть тебе в глаза…
— Он всегда был трусом, — зло усмехнулся Александр. — Мой личный Петр, трижды отрекшийся… Что ж, пусть едет, куда пожелает! Хоть к дьяволу! Завтра же напишу Борису, чтобы бумаги его выправили, да векселей выпишу. И пусть убирается! Черт! Все время забываю, что Борис отошел от дел.
Лиза вздрогнула, осознав ошибку Александра. Он настолько верил Головнину, что даже при всей очевидности фактов не мог допустить мысли о предательстве друга. «Не хочу видеть его глаз, когда он узнает правду». Теперь Лиза до конца поняла смысл этих слов. Если бы Борис сам признался Александру во всем, глядя в глаза, это причинило бы большую боль. Обоим. Ведь они стали отражением друг друга за годы, что провели вместе.
— Саша, — начала она робко, понимая, что письмо, которое сейчас передаст, разобьет ему сердце. — Я должна кое-что передать тебе. Есть письмо…
Александр его не принял. Просто стоял и смотрел на сложенный лист бумаги, словно пытаясь прочесть строки на расстоянии. Но даже бровью не повел и руки не протянул, чтобы взять у Лизы адресованное ему послание. На лице его застыла хорошо знакомая Лизе маска отстраненного равнодушия, но в глубине взгляда явно читалась острая мука.
— Мне нет нужды знать, что там написано, — наконец произнес он с мрачной решимостью. — Я устал. Сидеть в крепости — довольно утомительное занятие. Ежели позволишь, я…
Но несмотря на усталость, Александр заснул не сразу. Лиза угадывала его бессонницу по слишком порывистому дыханию, по напряженной линии обнаженных плеч. Она бы очень хотела унять боль мужа и смягчить горечь мучивших его мыслей, но могла лишь обнять его и уткнуться носом в спину, дыханием согревая его кожу. Александр переплел ее пальцы со своими у себя на груди, и этот нежный жест немного успокоил Лизу. Все будет хорошо. Она поможет ему принять очередной удар судьбы. Она будет рядом…
Утром, когда собирались в столовую к завтраку, Лиза решилась напомнить Александру о письме. Она понимала, что может вызвать его недовольство или даже гнев, но почему-то желала, чтобы он прочел исповедь Бориса. Отец всегда учил ее, что человека необходимо выслушать прежде, чем судить. Лиза видела, что муж снова замкнулся. Совсем, как раньше. Словно и не было того Александра, которого она полюбила.
— Мне бы не хотелось более видеть этого письма, — проговорил он с легкой досадой, когда Лиза аккуратно положила письмо на комод, недалеко от фарфорового тазика для бритья.
Его новый камердинер, молодой, но шустрый парень, тут же замер с бритвой над его лицом.
— Убери его, куда пожелаешь. Сожги, порви — мне все едино. Но видеть его я более не желаю.
Короткий кивок камердинеру продолжать бритье без лишних слов подсказал, что продолжать разговор Александр не намерен. Холодный тон задел Лизу за живое. Она сцепила ладони, чтобы не поддаться искушению забрать письмо, и вышла на балкон, решив дождаться там завершения туалета супруга, а заодно унять обиду и разочарование. Но когда через несколько минут на балкон шагнул Александр и, обняв ее за талию, коснулся губами шеи, оба этих неприятных чувства развеялись, как дым.
— Прости меня, Elise, — прошептал он. — Когда я недоволен, я со всеми груб и резок. Так уж привык. Вот видишь, как ты мне нужна? Тебе предстоит приложить немало усилий, чтобы переменить мою натуру.
Когда они проходили через комнаты, чтобы спуститься к завтраку, Лиза заметила, что письмо лежало на том же месте. Она понадеялась, что вечером, вернувшись в покои после дня, полного хлопот, муж все же прочтет его, но нет — и вечером письмо осталось на комоде. Александр ясно давал понять, что настоит на своем.
— Обедайте без меня, ma Elise, — на следующее утро предупредил он. — Едем на весь день с управителем смотреть землю под завод кирпичный. Все выгоднее самому делать, чем от кого-то возить.
Это были слова Бориса. Лиза помнила, как когда-то за столом обсуждали возможную постройку каменного храма, и как забавно качала головой Пульхерия Александровна, когда капризно требовала оставить все дела за дверьми столовой. И Александр помнил. Лиза поняла это по тени, мелькнувшей на его лице, по дрогнувшему уголку рта. Наверное, сейчас и следовало напомнить о письме. Но он опередил ее — коротко поцеловал и вышел вон, намереваясь выехать еще до завтрака.
Лиза не ждала мужа раньше сумерек, а потому весьма удивилась, когда узнала, что Александр вовсе никуда не выезжал, переменив свое решение. Ирина принесла известие, что барин уже час сидит в одиночестве в портретной галерее. И Лиза тут же поспешила туда, надеясь не найти его перед портретом покойной супруги. Ревность ледяной иглой засела в сердце, и ей казалось, что с каждым шагом эта игла вонзается все глубже и все больнее.
Но нет. Портрета Нинель на прежнем месте не было. Александр сидел в кресле и смотрел на другие картины, развешенные на стене в тяжелых багетах. И только подойдя ближе, Лиза увидела, на какой именно портрет устремлен его взгляд, и поспешила опуститься на пол возле его ног, взять его большую ладонь в свои пальцы. Он перевел на нее усталый, какой-то печальный взгляд и еле заметно улыбнулся.
— Он хитрец. Обманул меня. Сыграл на пороке, до коего я тоже падок, — на любопытстве, — произнес Александр хрипло, и Лиза еще сильнее стиснула его ладонь. — Положил еще одно письмо в бумаги по заводу. Я не мог не прочесть. Забавно, верно? Я всегда хотел видеть его моим сродственником, а он таков и есть. И как же это все… Все мерзавцы в сей истории! Все до единого. Не только первый граф Дмитриевский, но и мой отец. Нынче днем ma tantine рассказала мне о том письме, что написала отцу мадам Головнина. Он мог хотя бы на толику исправить несправедливость и помочь несчастной родне. Но, верно, так и должен был поступить истинный потомок Григория Дмитриевского, следуя некогда данному завету? C'est crade et moche… même famille…[419]
Александр помолчал некоторое время. Лиза тоже не проронила ни слова. Просто ждала.
— А ведь он схож лицом со своим прародителем, не находишь? — спросил Александр, указывая на портрет Григория Дмитриевского супругой, тремя дочерьми и сыновьями — начинателями двух ветвей семейных. Несмотря на парик с тугими завитками у висков на голове Григория, сходство угадывалось безошибочно. Словно кто-то нарисовал Бориса в старомодном платье, немного удлинив нос и заострив скулы. Лиза и сама, помнится, замерла перед этим портретом, когда увидела его впервые. — Все это время портрет был у меня перед глазами. Все на виду. Как я мог быть так слеп? И так верить… Я ведь верил ему как никому другому.
— Поверь, ему тоже больно, что он предал тебя. — Лиза уже сама не понимала, чего хочет больше сейчас — защитить Бориса или хоть как-то утешить Александра.
— Он написал мне о том, — бесстрастно проговорил Александр. — А также написал, что будет ждать моего вызова, что имеет намерение ответить за нанесенные мне обиды и всегда к моим услугам.
— Он ведь уехал, — прошептала в испуге Лиза. Случилось то, чего она страшилась более всего на свете. Словно прошлое все-таки настигло их и закружило своей волной.
— Он будет ждать моего письма до начала зимы в Вильно. Потом едет дальше. Но всегда готов вернуться в Заозерное, чтобы дать мне ответ, — пояснил Александр.
Лиза тщетно пыталась прочитать в полумраке галереи по его лицу, как он намерен поступить.
— За кого ты тревожишься больше? — спросил он, заметив ее волнение, и она вспыхнула из-за обвинения, звучавшего в его голосе. Вскочила на ноги, но Александр вовремя поймал за руку и удержал. — Ты ведь когда-то любила его.
— А ты любил Нинель! — сорвалось с губ Лизы прежде, чем она успела хорошо обдумать ответ.
Он приподнял брови и вдруг рассмеялся довольно, распознав нотки ревности в резком ответе, а потом потянул Лизу на себя и усадил на колени, невзирая на слабое сопротивление.
— Touché, ma chatte! — прошептал Александр, дергая ее игриво за локон. Но тут же, отбросив веселость, перевел взгляд на семейный портрет. Лиза даже забыла дышать, пока ждала, когда он снова заговорит. И едва не заплакала от облегчения, услышав тихое, но твердое:
— Бог ему судья. — Александр заметил ее взгляд и слегка нахмурился: — Слаб кажусь?
— Напротив, — улыбнулась Лиза, чувствуя, как любовь к этому мужчине снова переполняет ее сердце. Она знала, что он именно таков.
— И так уже отсыпано сполна. Смерть матери, болезнь… Грешно требовать ответа от того, кто одной ногой в могиле стоит. Ты так побледнела. Ты не знала?
Лиза догадывалась, что Борис смертельно болен, но все же не хотела верить. Разве не сказал он, что италийское побережье исцелит его? Довольно смертей в ее жизни! Внезапно она почувствовала приступ дурноты: показалось, что полумрак портретной уж слишком схож с могильной темнотой. Разгадав ее состояние, Александр легко поставил Лизу на ноги и, приобняв за талию, вывел из галереи через распахнутые французские окна в залитый солнечным светом цветущий сад. «Будто Аид вывел свою Персефону из подземного мира», — невольно подумалось Лизе. На свежем воздухе ей сразу же стало лучше. Или присутствие встревоженного Александра, растирающего ей запястья, так благотворно на нее повлияло?
— Прости, я не должен был говорить тебе. Полагал, ты знаешь, — проговорил он. — Позабыл, что не следует говорить всего, что нужно беречь…
— Напротив, — поспешила возразить Лиза. — Я в полном здравии. Не нужно хранить меня будто мейсенский фарфор! Я другая!
— Определенно, — шутливо согласился Александр, делая вид, что не распознал в ее словах намека на его первый брак. А потом проложил уже серьезнее, видя ее решительный взгляд: — D’accord, изволь, правду так правду. Я не хочу, чтобы ты заблуждалась на мой счет. Я не простил и, думаю, никогда не прощу. И в чем-то, быть может, мой отец был прав, ограждая семью от угрозы извне.
Лиза изо всех сил сдержала возражения, понимая его правоту. Для Дмитриевских подобное родство всегда будет угрозой. Для Александра и его детей. Их детей. И она догадывалась, что отныне за Борисом будут пристально следить люди Александра. Береженого бог бережет…
— Впрочем, худого для него не желаю, — продолжил Александр. — Не представлял никогда, что скажу такое, но — Бог ему судья. Истинно так. Пусть едет, куда желает.
Лиза обеими руками схватила ладонь мужа и порывисто сжала, чем явно его смутила.
— Ну, полно-полно! Что ты право! — Александр неловко высвободил руку из ее захвата. А потом ласково провел кончиками пальцев по лицу жены и прошептал с лукавой усмешкой: — Видишь, каким ты делаешь меня? Эдак скоро с руки есть буду.
Лиза недоверчиво взглянула исподлобья, и он от души рассмеялся. А она почувствовала, как отпускает ее напряжение последних дней, тихо радуясь, что внутренние демоны более не терзают Александра. Таким безмятежным и расслабленным он заставлял ее влюбляться в себя еще сильнее. Хотя куда уж сильнее?
От приятных мыслей Лизу отвлек холодок металла, когда на палец скользнуло знакомое кольцо с голубым топазом в обрамлении жемчужин. Фамильное обручальное кольцо Дмитриевских.
— Tantine тревожится, что ты без кольца венчального осталась. — В темных глазах Александра плясали смешинки. Но в тот же миг взгляд его посерьезнел и наполнился мягким светом: — Ты мое воздаяние, ma Elise. Когда-то в этом самом саду я говорил тебе, что ни во что не верю. И когда-то я сказал, что ты перевернула мою жизнь. Ты — мое воздаяние за все годы потерь и черноты, в которую я сам себя загонял. Я люблю тебя, моя Персефона…
Александр никогда прежде так прямо не признавался ей в своих чувствах. И Лиза на мгновение замерла, наслаждаясь новыми ощущениями. Это было так непривычно и так благостно, что она счастливо улыбнулась в ответ, заражая и его своим счастьем. Обхватила руками его шею и, приподнявшись на цыпочки, почти коснулась губами его губ.
— Скажи еще раз, — шепнула прямо у его рта, с трудом сдерживаясь, чтобы не поцеловать.
— Что сказать, моя Персефона? — Александр изобразил на своем лице притворное недоумение и засмеялся, когда Лиза издала протестующий возглас. И тогда он уступил ей, прежде чем прижаться к ее губам в нежном и страстном поцелуе: — Я люблю тебя, ma Elise…
Эпилог
Декабрь 1836 года,
Заозерное
— Рцем вси от всея души, и от всего помышления нашего рцем… — разносился по храму зычный голос диакона, отражаясь от каменных сводов.
— Господи помилуй, — отозвался мелодично хор, и десятки рук взметнулись ко лбам, чтобы сотворить крестное знамение.
Лиза краем глаза заметила, как поправила нянька пальчики Наташе, как направила ее руку, чтобы получился святой крест. А еще заметила, как на резкий жест няньки недовольно поморщился Александр. Оставалось надеяться, что никто более не обратил внимания на выражение лица хозяина Заозерного, потому что Лизе очень не хотелось снова слышать худые толки о супруге. Всякий раз ее жестоко ранили слова, не имеющие под собой ни толики истины.
Прошло столько времени. Еще в 1831 году Александр получил высочайшее прощение за связи с участниками мятежа на Сенатской. Запрет на свободное перемещение по империи и проживание в столице был снят. Все чаще двери дома в Заозерном открывались для многочисленных визитеров, а сама Лиза прослыла радушной хозяйкой. Но несмотря на перемены в судьбе графа, люди по-прежнему судачили на его счет, то и дело подкрепляя толки очередной красочной ложью.
В первые полгода после венчания Лизы и Александра особенно преуспела во лжи Варвара Алексеевна Зубова. Пожилая женщина была глубоко задета способом, который избрал Александр, чтобы узнать у ее внучки истинное имя Лизы. Из писем Натали, Лизе стало известно, что Зубовы поселились в Москве, а из рассказов общих знакомых — о том, как неприятно удивила Варвару Алексеевну новость о женитьбе графа. Видимо, это и подтолкнуло ее написать анонимное письмо о нарушениях условий ссылки соседа. Но и на том мадам Зубова не успокоилась: туманными намеками о тайном и спешном венчании Дмитриевского она дала большую почву для сплетен в московском обществе. Правда, продолжалось сие недолго — всего несколько недель, пока слухи не достигли ушей графини Щербатской.
«Вообрази мое безграничное удивление, ma chérie, — писала к Лизе Натали. — Я не успела даже толком обдумать stratégie и обсудить ее с La tête bien, как все пересуды разом прекратились. Говорят, сама mamaп накинула платок на грязный рот известной нам особы. Что именно было сказано — никому неведомо, но ce sera fait…[420] А вскоре Зубовы вообще должны покинуть Москву. Говорят, руки mademoiselle Lydie попросил какой-то молодой помещик из Калужской губернии, и она ответила ему согласием»
Лиза тоже безмерно удивилась, прочитав эти строки. Ведь на письмо с известием о венчании своей воспитанницы графиня не ответила. И впредь общения не поддерживала, а принимать визиты Дмитриевских во время их редких наездов в Москву всячески уклонялась, ссылаясь на слабое здоровье. Но при встрече все же снисходила до едва уловимого намека на кивок, окидывая обоих цепким взглядом через лорнет. При таком прохладном отношении Лиза и не ждала от графини поддержки. Поэтому с чувством глубокой признательности попыталась в очередной раз наладить отношения и написала Щербатской благодарственное письмо. Но письмо ее осталось без ответа, равно как и Лизавета Юрьевна осталась верна принятым когда-то решениям.
Впрочем, дело было не только в слухах. Нрав Александра особо не переменился. Люди по-прежнему шептались за его спиной, он открыто насмешничал и даже в обществе не пытался нацепить маску учтивости, что вызывало очередную волну обсуждений.
— Зачем ты делаешь это? — пеняла ему всякий раз после выхода в свет Лиза. — Ты даже не пытаешься быть любезным, Саша. Так нельзя! Я понимаю, что тебе неприятно всеобщее внимание к твоей персоне…
— Лицемерие и фальшь, — поправил жену Александр, осторожно отводя в сторону ее локоны, чтобы коснуться губами шеи. — Мне неприятны лицемерие и фальшь.
— D’accord, лицемерие и фальшь, — покорно повторяла за ним Лиза, стараясь держаться темы разговора и не обращать внимания на предательство собственного тела. — И все же. Ты не можешь переделать людей вокруг себя. И ты должен подумать о Наташе. Настанет время ей выезжать в свет. Кто же посватается к девице при таком отце?..
— Тот и будет хорош, кто смелости наберется, — усмехался в ответ Александр, расшнуровывая сорочку на ее груди и запуская руку под тонкое полотно. — А кто не осмелится, и даром не нужен Наташе, верно?
И Лиза не могла не согласиться с его доводами. Особенно когда он стягивал сорочку до талии и начинал целовать плечи и грудь. Кто мог бы и далее продолжать спор при таких обстоятельствах?
— …Помилуй нас, Боже по велицей милости Твоей, молим Ти ся, услыши и помилуй…
Голос диакона вновь возвратил Лизу под своды храма, и она залилась румянцем стыда за свои грешные мысли во время литургии. Даже вздохнула глубоко пару раз, что не осталось незамеченным для Александра. Не страдая молитвенным рвением, он, как обычно, откровенно скучал во время службы. И теперь бросил на нее встревоженный взгляд, безмолвно вопрошая, все ли в порядке. Лиза поспешила ответить легким кивком.
Жаль, что за молитвой никто не увидит сейчас, как внимателен и заботлив может быть граф Дмитриевский. Как не видели и его отношения к Наташе, совсем уж диковинное для человека его положения. Лизу до сих пор удивляла трепетная любовь мужа к их первенцу, темноволосой и голубоглазой дочери, появившейся на свет весной 1831 года.
Правда, такая сильная любовь пришла не сразу. Пока Наташа не встала крепко на ножки, Александр редко бывал в детской, боясь ненароком повредить младенчику, как признался однажды жене. Но когда дочь подросла, он очень к ней привязался, и порой Лизе казалось, что Наташа любит отца более матери, давшей ей жизнь. Справедливости ради стоит отметить, что девочка была с ней очень ласкова, но времени больше проводила с отцом. Особенно сейчас, когда Лиза носила второго ребенка и часто не могла сопровождать их на прогулках.
Словно в подтверждение ее мыслям Наташа посмотрела на Александра и расплылась в широкой озорной улыбке, когда он подмигнул ей в ответ.
«Ох, как же они похожи», — подумала Лиза, снова отвлекаясь от службы. Ей было по сердцу, что муж и дочь стали так близки, но порой все же возникали опасения, что Александр чересчур снисходителен к ребенку. Беспокоила и Пульхерия Александровна, уже успевшая раздать Наташе все свои драгоценности. Разве ж должно так воспитывать? Но Лиза уже по привычке одергивала себя за эти мысли, вспоминая строгое воспитание в доме графини Щербатской. Такого своей девочке она определенно не желала. Пусть лучше растет в любви и ласке.
За последние годы Пульхерия Александровна заметно сдала. Она все меньше передвигалась самостоятельно, сетуя на боли в коленях, и по дому перемещалась исключительно на кресле с колесами, которое толкал лакей. Для прогулок в парке Александр выписал из Англии «бат-коляску». Впрочем, в коляске, запряженной пони, чаще ездила по парку Наташа.
— Лишь бы дитя было весело, — приговаривала старушка. — А мне долго ли осталось? Досижу и на месте свой век.
А полгода назад Пульхерия Александровна почти оглохла, и теперь всегда носила при себе серебряный рожок. Вот и сейчас она сидела в кресле подле Александра и, приложив к уху рожок, внимательно слушала литургию. Старушка редко выезжала за пределы имения, но на воскресную службу силы находила. Правда, быстро утомлялась и иногда до самого причастия дремала, уронив рожок на колени. И всякий раз глядя на это, Лиза чувствовала, как у нее сжимается сердце от понимания, насколько постарела их добрая тетушка…
— …Еще молимся о милости, жизни, мире, здравии, спасении, посещении, прощении и оставлении грехов рабов Божиих, братии святаго храма сего, — разливался звучный голос, заполняя все пространство большой каменной церкви.
Несмотря на то, что строительство завершили три года назад, выписанные из столицы мастера еще не докончили роспись купола и стен, и у колонн кое-где еще стояли леса. До беременности, пока не стала чувствительна к запахам, Лиза частенько бывала здесь, наблюдая, как под кистью художника рождается святой образ. Особенно ей нравился лик Николая Чудотворца и его мудрые светлые глаза. Глядя на него, Лиза касалась кончиками пальцев медальона, приколотого к корсажу платья, и под холодным металлом ей чудилась мягкость оставшегося от Николеньки локона.
Именно у иконы святого Николая Лиза попросила послать им наследника мужского пола. Первая же ее горячая просьба исполнилась — на Ильин день Лиза поняла, что в тягости. Что касается второй… Лиза незаметно приложила под шалью ладонь к животу и тут же ощутила под рукой легкое шевеление. Коли Господь даст, будет наконец у Александра прямой наследник.
Под сводами храма раздался голос отца Феодора. Лиза посмотрела сперва на скучающего супруга, потом на дочь, которая, широко распахнув глаза, рассматривала роспись на ближней к ней колонне, а после перевела взгляд на стоявшее чуть поодаль многочисленное семейство Василя. После истории с Борисом Александр переменил завещание, понимая собственную недальновидность. Отныне в случае отсутствия у графа Дмитриевского сыновей наследником родовых земель становился его кузен, пусть это решение и не нравилось самому Александру.
За прошедшие годы в отношениях братьев ровным счетом ничего не переменилось. Василь все также жил милостями своего богатого родственника и не стремился менять свой легкомысленный образ жизни, несмотря на наличие супруги и четверых детей. Он поселился с семейством в Москве, где снимал целый этаж в одном из домов на Тверском бульваре. На великие же праздники, именины и на время летнего зноя приезжал в Заозерное.
Пульхерия Александровна и подросшая Наташа радовались визитам Василя, очарованные его обаянием и веселым нравом. Александр же совсем не разделял их восторгов, ведь помимо жены и детей кузен каждый раз привозил с собой многочисленные счета и долговые расписки. Расставались братья неизменно недовольные друг другом. Василь злился из-за «le sermon[421]», Александр же негодовал из-за неблагоразумия и взбалмошности кузена.
— Дело ли, имея четверых отпрысков, жить исключительно на мое содержание? — высказывал он порой в сердцах Лизе. — Я ему трижды место находил. Так нет же! Мыслимо ли дело Дмитриевскому на службе чиновничьей состоять? Не та кровь! А картами жить, то, вестимо, по крови! Все у него по недоразумению, все! Думал, женится — за ум возьмется, так нет! Приданое ничтожное промотал, имение разорил, в Совет[422] дважды уж заложил. А не дать денег — к тетушке побежит на жизнь жаловаться. Или все-таки не дать как-нибудь?
— Ах, Саша, разве же виновата Полин, что однажды поддалась велению сердца? — тут же напоминала о жене Василя Лиза, опасаясь, что Александр действительно осуществит угрозу и лишит семью кузена содержания. — И разве сможешь ты обездолить потомство Василя? Не думаю, Саша…
— Дурак он все-таки, — беззлобно прерывал ее Александр. — Оттого и жизнь у него такая нескладная.
С этим Лиза не спорила никогда, зная, что непременно проиграет доводам мужа. Василь с детства был l'enfant terrible[423] семьи Дмитриевских, и годы, увы, ничего не изменили. Женился он, можно сказать, по глупости. В Одессе, во время ожидания бумаг на выезд, влился в местное общество и часто бывал в имении губернатора в Гурзуфе. В один из визитов повез в своей коляске на прогулку барышню с ее малолетней сестрой, но, не зная дороги, заблудился. Разыскали несчастных только в сумерках. Ввиду сложившихся обстоятельств Василю против его желания пришлось спешно с этой барышней обвенчаться, дабы не пострадала честь девицы. В крайней досаде он решил не извещать семью о новом своем положении. И лишь на Рождество 1830 года, когда власти сняли карантинные запреты по холере, соизволил явиться в Заозерное спустя месяцы молчания.
Жену свою, Аполлинарию Федоровну (для близких — Полин), Василь не любил и не скрывал того. Ее незнатного дворянского происхождения, грубоватой наружности и еле уловимого южного говора стыдился. А потому, как позднее признавалась Лизе Аполлинария, редко выезжал с ней в Москве, предпочитая по-прежнему блистать на балах и в светских гостиных в одиночку.
Скромное приданое супруги Василь быстро растратил. Имение ее в Таврической губернии разорила не столько засуха 1833 года, сколько неумелое управление Василя, и к настоящему времени оно было дважды поверх прежнего залога заложено в Опекунский Совет. Все богатство Василя составляли его прежнее очарование и потомство — за шесть лет брака Полин подарила ему двух девочек и мальчиков-двойняшек.
В этот раз Василь объявился в Заозерном пару дней назад. Вместе со всем семейством и слугами неожиданно приехал под самый вечер. И нынче, когда собирались на службу, сообщил, что намерен задержаться до Пасхи. Знать, вновь серьезно проигрался, как два года назад, когда оставил на зеленом сукне имение жены и расписки на восемнадцать тысяч. К полному неудовольствию Александра, ему пришлось тогда лично хлопотать о возвращении земель в Таврии, и кузены разругались так сильно, что Василь не появлялся в Заозерном почти год. Только рождение его младшей дочери на Светлой неделе да Лизино заступничество примирило этих двоих.
То ли от духоты в церкви, то ли от неприятных воспоминаний у Лизы разболелась голова. Она не любила ссор в семье. Каждая из них огорчала ее до глубины души. Ей казалось немыслимым, что близкие по крови люди могут так вольно обращаться со своими узами и не поддерживать отношений месяцами.
— Еще молимся о упокоении душ усопших рабов Божиих… — произнес диакон, и Лиза крепче стиснула свечу, словно хватаясь за спасительную соломинку.
Она знала, что вот-вот произнесут знакомые имена, которые иерей по традиции поминал самыми первыми, но все же каждый раз приносил легкий укол грусти. Вначале отец Феодор перечислил имена родителей Александра, его брата Павла, Николеньки и родителей Лизы. И только затем прозвучало имя, появившееся в поминальных молитвах совсем недавно. Услышав это имя, Пульхерия Александровна уронила на колени рожок и всхлипнула.
Известие о смерти Бориса стало для Лизы полной неожиданностью. Последние его письма из италийского городка Мерано, куда он переехал в конце 1834 года, приносили хорошие вести. Борис перестал принимать свинцовый сахар, как рекомендовали ему немецкие врачи, и здоровье его заметно поправилось.
«Не тревожьтесь, ma tantine, аппетит мой стал прежним, я окреп, а с лица ушла бледность. Не надобно было столько времени у немецких дохтуров наблюдаться. Мерано — истинно райское место! Вообразите высокие горы, что упираются маковками прямо в облака, вечную зелень деревьев, лазурь небес и целебные воды терм. Вообразите все это, но не представите даже сотой доли красоты Мерано! И я верю, что отыщу здесь paradis и для своей скромной персоны…»
— …о еже проститися им всякому погрешению, вольному же и невольному. Яко да Господь Бог учинит души их, идеже праведнии упокояются. Милости Божия, Царства Небеснаго и оставления грехов их у Христа, Безсмертнаго Царя и Бога нашего, просим…
— Подай, Господи, — откликнулся нестройный хор голосов прихожан в ответ на прошение.
Лиза присоединила к нему свой собственный шепот, всем сердцем желая Борису того, чего он так отчаянно искал — душевного покоя. Она верила, что он все-таки сумел обрести покой перед смертью, и что теперь его душа перестала терзаться, как прежде, что грехи его были прощены Господом, как она сама простила своему бывшему возлюбленному.
А вот Александр слово сдержал. За прошедшие годы он только дважды заговаривал про Бориса. Первый раз, когда проводил собственные розыски по старшей линии рода, начиная от самых истоков — года, когда Григорий Дмитриевский отринул старшего сына из семьи. Лиза полагала, что бумаг касательно родства не осталось, но Александру удалось невозможное. Он разыскал в пожелтевшей семейной переписке редкие упоминания о Федоре, а также самое интересное для него — письмо самого Федора Григорьевича Дмитриевского, сменившего фамилию.
— Так вот откуда пошла фамилия Головнин. Чтобы стереть все упоминания о той ветви нашего рода, моему отцу следовало еще больше бумаг просмотреть, — рассказывал Александр Лизе. — Головня. Такую фамилию носила племянница казацкого полковника Чечеля. Федор написал тогда, что понимает страхи отца и по его просьбе берет иное имя, чтобы не навлечь гнев государя Петра Алексеевича на семью Дмитриевских. Пожалованное после дворянство добавило «ин» к фамилии и превратило Головню в Головниных. Не уверен, что письма Федора Дмитриевского было бы довольно для установления родства, но все же…
— Какая удивительная история! — не удержавшись, воскликнула Лиза. Она тщетно пыталась прочитать по лицу мужа, что тот думает на сей счет, но скрыть свое изумление и даже восхищение поступками неизвестного ей предка Бориса не сумела. — Ради любимой женщины он был вынужден отказаться от своего положения, а чтобы защитить семью от гнева императора — и от фамилии. Très romantique…[424]
— По мне, так премерзкая история, явившая кровь Дмитриевских не с лучшей стороны, — возразил Александр, — и повлекшая за собой еще больше мерзости. А что до поступка предка Бориса… Человеческая природа такова, что всегда ищет для себя наилучшей доли.
— Порой ты слишком предвзято судишь людей, — с упреком проговорила Лиза, разочарованная его скептическим настроем. — И твоя мерка не всегда справедлива.
— Быть может, — будто в завершение разговора, Александр коснулся губами ее лба. — Но на то я и un cynique aigri[425], верно?
Более о старшей ветви Дмитриевских и уж тем более о Борисе речи меж супругами не возникало. Александр никогда не вспоминал его в разговорах, но переписке между Головниным и Пульхерией Александровной не противился.
— Она любит его, и у нее невероятно доброе сердце, — словно оправдываясь, сказал он однажды Лизе. — Я не хочу его разбивать. И потому страшусь той минуты, когда она решится открыть мне правду о родстве. Что мне сказать тогда?
— Пульхерия Александровна уважает чужую тайну. Для нее родство меж вами — тайна Бориса. А Борис не менее твоего не желает хоть чем-то ей навредить.
Второй раз за прошедшие годы Александр упомянул имя Головнина чуть более полугода назад. Известие о смерти Бориса он получил наперед уведомления от поверенного умершего, потому именно от мужа Лиза узнала о случившемся несчастье. Тот весенний день она до сих пор помнила до мелочей.
После завтрака они с Пульхерией Александровной сидели в голубой гостиной и наблюдали, как маленькая Наташа играет с пушистыми котятами. Вдруг в дверях появился Александр, но почему-то замер, не решаясь перешагнуть порог. Горестные складки залегли у его рта и на лбу. Лиза тут же поняла, что стряслось что-то худое. Но даже помыслить не могла, что это связано с Борисом, ведь она только позавчера читала Пульхерии Александровне письмо из Мерано.
Лиза помнила, как стремительно пересекла комнату, едва не запутавшись в подоле платья. Она решила, что известие пришло из Москвы, откуда со дня на день ждали вестей от Василя о разрешении от бремени его супруги.
— Полин?.. — Лиза в страхе схватила Александра за руку и почувствовала, как муж свободной рукой подхватил ее локоть, словно ей вот-вот понадобится поддержка.
— Нет, ma Elise, с ней все порядке. — Он нервно сглотнул. — Это из Италии. Je suis désolé, mais c'est fini…[426]
Лиза сначала не могла понять. Ее разум отказывался соединять недавнее письмо и вести о смерти. Как такое возможно? Ведь только недавно она читала послание от Бориса! Но тихое «Как же сказать tantine?» убедило ее, что все это не сон, и где-то там, в неизвестном ей городке Мерано, Борис умер от чахотки.
Она знала, что рано или поздно это случится. Чахотка никого еще не выпускала из своих лап. Но все равно известие о его смерти ошеломило Лизу. Ей тут же вспомнились полный покаяния и грусти взгляд светлых глаз и тихий, но твердый голос, звучавший так убежденно: «Ты будешь счастлива, ma bien-aimée…»
Иногда Лиза даже чувствовала легкую вину за свое счастье. Ей ли грешить на судьбу? Она любима и любит сама, у нее родилась чудесная дочь, а горести и хвори миновали Заозерное стороной. Но после известия о смерти Бориса в голову все чаще приходила мысль, неужто действительно он взял на себя все грехи и отвлек на себя беды?
Ведь из всех участников той авантюры только она, Лиза, единственная осталась в живых. Даже Софью Иогановну не миновала страшная участь — три года назад она умерла от грудной, наотрез отказавшись принять помощь от четы Дмитриевских. «Я хочу, чтобы вы не печалились долго о моей участи, meine Mädchen. Приветствуя приближающийся конец, я со смирением думаю о нем, как об избавлении от муки жизни без mein Waldemar…» — писала Софья Иогановна в своем прощальном письме к Лизе.
А потому разве удивительно, что мысли о словах Бориса приходили Лизе все чаще и чаще? Вот и сейчас они снова вторглись воспоминанием, нарушая ее покой, и словно в ответ на ее волнение и участившееся дыхание ребенок беспокойно заворочался в утробе и ударил Лизу ножкой в живот. Она невольно поморщилась, спрятав ладонь под шаль.
— Что такое, ma Elise? — прошептал чуть ли не на ухо Александр, так что Лиза даже вздрогнула.
Задумавшись, она даже не заметила, когда муж успел встать так близко. Встретив его обеспокоенный взгляд, Лиза поспешила заверить, что ничего худого не случилось.
— Hey, tout va bien, mon cher, tout va bien[427], — прошептала, скользнув пальцами в его ладонь.
Александр тут же нежно сжал их и не отпустил до самого конца службы, в очередной раз давая почву для пересудов о неподобающем поведении четы Дмитриевских. К причастию, правда, не пошел — предпочел дожидаться своих близких на церковном дворе.
У него по-прежнему было странное отношение к церкви. Он не причащался, не исповедовался и не держал постов. Храм посещал редко — только воскресные службы, и то потому, что не хотел отпускать Лизу в положении одну. Но иногда Александр уезжал в новую церковь в полном одиночестве, и Лиза подозревала, что не только для наблюдения за работой мастеров. Она не вмешивалась. Единственный момент, в котором супруги не могли прийти к согласию, — духовное воспитание дочери. Любознательная Наташа часто задавала вопросы о поведении отца в церкви и во время постов. И Лиза опасалась, что однажды и дочь станет пренебрегать общепринятыми правилами. Особенно, когда та начинала капризничать, не желая рано вставать на службу, или вот как нынче заявила, принимая причастие:
— C'est mauvais, maman![428]
— Должно быть, вино было кислым, — вмешался Александр, когда Лиза уже во дворе сделала Наташе строгое замечание. — Я поговорю с отцом Феодором.
— Вы слишком добры к ней, — без злости в голосе, еле слышно попеняла мужу Лиза.
Но Василь, вышедший следом из церкви, все-таки услышал. Поднял насмешливо брови и иронично произнес:
— Дивно слышать подобное о la Bête de Tver[429].
Лиза от досады передернула плечами. Будь проклят его злой язык! Благодаря Василю, рассказавшему всем и каждому в свете историю любви кузена и Лизы, это прозвище, похоже, прилепилось к Александру навечно. Нет, разумеется, никто не смел называть так графа Дмитриевского в лицо, но за спиной — с превеликой радостью. И Василь, зная, какие чувства вызывает прозвище у Лизы, все равно не упускал возможности ее позлить.
— Потакать и угождать своим отпрыскам — не есть лучшая привычка, — назидательным тоном произнес Василь, делая вид, что не заметил нервного движения Лизы.
— Тебе ли говорить, mon cher cousin? — тут же парировал Александр, намекая на беззаботное детство Василя. Ведь, в отличие от него, младшего кузена не отсылали в Пажеский корпус.
Василь предпочел сделать вид, что не услышал его вопроса, и с трудом занял место в санях наперед супруги и детей, замешкавшихся в церкви. Лиза с легким огорчением отметила, что с момента последнего визита в Заозерное он еще больше располнел. Время брало свое, и очаровательный модник постепенно превращался в грузного отца семейства.
А вот Александр за последние годы почти не изменился. Когда он изволил «лениться» (так он называл свое желание затвориться на несколько дней с женой в своих покоях вдали от остального мира), Лиза иногда замечала седые волоски в его щетине. Но стан его по-прежнему был строен, а плечи широки, благодаря активной жизни в деревне. Неудивительно, что, когда они выезжали в свет, девицы до сих пор бросали на Александра заинтересованные взгляды.
— La promenade en traîneau![430] — воскликнула Наташа, хватая отца за руку и устремив на него взгляд беспокойных голубых глазенок. Так она напомнила о данном ей ранее обещании.
Еще по пути в церковь их небольшой санный поезд миновал один из пригорков, который крестьянские дети раскатали аж до ледяной тропы. Удивительно ли, что Наташа тоже пожелала скатиться на салазках. В отличие от других знакомых Лизе маленьких барышень, ее дочь не боялась ничего — ни высоты, ни пауков, ни ночной темноты в детской. И виной тому, как подозревала Лиза, была горячая кровь Александра.
— Vous avez promis…[431] — укоризненно прошептала она, напомнив мужу, что боится катания на этой крутой ледяной горке.
— Прости, ma Elise, но я обещал ей наперед, — Александр извинительно улыбнулся. — С ней поедет лакей. Он проследит, чтобы Наташа не ушиблась. Быть может, торг? Одну ледяную забаву на другую?
Лиза поняла его без лишних слов. Александр намекал на масленичные забавы, в число коих входило и взятие ледяной крепости. В первую Масленицу после венчания он не участвовал в штурме, чтобы не волновать бывшую в тягости Лизу. А вот через год вновь попытал счастья, но потерпел неудачу. И реванша не мог добиться до сей зимы — из-за отъездов в столицу и Москву на время сезона. Теперь же Александр собирался сделать последнюю попытку, тем паче разрешения Лизы ждали только на Сретенье.
— Последний раз, ma Elise, — уверял он недовольную супругу. — Последний раз, обещаю! Не по летам мне уже далее на крепости ледяные лазить.
Но Лиза все не поддавалась. Она до сих пор помнила их первый поцелуй и алую струйку на его лбу, как худое предзнаменование. А дразнить судьбу она совсем не желала. Вот Александр и вспомнил про Масленицу, предложив обменять одну ледяную забаву на другую. Ради удовольствия дочери, он готов был уступить и отказаться от собственной прихоти.
— Я не знаю… — неуверенно начала Лиза, но Александр сразу почувствовал ее слабину. Мимолетно коснулся губами ее щеки и повернулся к Наташе, которая, заметив, что мать сдалась, от радости даже запрыгала на месте.
Когда сани остановились чуть в отдалении от горки, Наташа, не дожидаясь, пока лакеи откинут медвежью полость и помогут ей сойти, спрыгнула на снег и побежала вперед. А Лиза даже губу закусила, вновь желая отговорить дочь от этой авантюры.
— Позволь ей, ma Elise, — поднес ее ладонь к губам Александр. — Не успеем оглянуться, и Наташе придется оставить крестьянские забавы. А покамест пусть повеселится от души.
— А ежели салазки перевернутся?
— Так обычно и бывает, — улыбнулся Александр, а потом произнес твердо: — Поверь, ничего худого не случится.
— Maman! Papa! — крикнула им Наташа с высоты холма и помахала ладошкой в белой вязаной рукавичке. За ее спиной стоял высокий лакей с салазками в руках, которые им одолжил кто-то из крестьянских детей, притихших при виде саней с господами из Заозерного.
— Vas-y, ma petite![432] — крикнул дочери Александр.
Наташа с размаху плюхнулась на салазки перед лакеем, и тот с силой оттолкнулся, чтобы доставить барышне еще больше радости от быстрой езды. Правда, Лиза не особо оценила рвение лакея, увидев, как салазки помчались вниз по крутому склону. Александр обнял ее за плечи, целуя в висок у меховой опушки капора, но в то же время не отрывал взгляда от холма. Салазки благополучно достигли подножия склона, почти докатившись до саней, и Наташа, выскочив на снег, снова запрыгала от восторга.
— Plus, plus, plus[433], — попросила она, подбегая к родителям.
— Как должно просить маменьку и папеньку, mademoiselle Natalie? — тут же встрепенулась ее гувернантка.
За эту бледную, худощавую курляндку особо хлопотала перед смертью Софья Иогановна. Девушка приходилась ей племянницей. Ее знания вполне позволяли ходить за Наташей и обучать ее не только немецкому и французскому, но и правописанию. А после переезда в Петербург, года через три-четыре, Александр планировал нанять дочери учителей.
— Je vous en prie, maman et papa[434], — потупила взор Наташа и забавно присела в неуклюжем книксене. При этом она выглядела так уморительно, что Лиза не сумела сдержать улыбки и кивнула, преодолевая сомнения:
— S'il vous plaît, faites attention[435].
— А что Ники и Поль? Могут ли они?.. — Наташа обожала своих кузенов-ровесников, и явно желала разделить с ними забаву.
— Боюсь, твоему дядюшке не по душе такая забава. К тому же негоже заставлять наших гостей ждать, ma petite, — Александр мягко улыбнулся дочери. — Еще разок, и не более.
Наташа тут же буквально сорвалась с места, чтобы поскорее забраться на горку. Лакей с салазками едва поспевал за маленькой барышней.
— Qu'est-ce qui t'arrive ces derniers temps?[436] — тихо спросил Александр, большим пальцем поглаживая ладонь Лизы.
Она перевела взгляд с дочери на мужа и заметила, что он вмиг стал серьезным. На лице его по-прежнему играла легкая улыбка, но в глазах не было даже ее тени.
— De quoi as-tu peur?[437]
Александр давно научился угадывать все ее мысли и чувства, поэтому бессмысленно было отпираться.
— Доктор что-то скрыл от меня?..
— Нет-нет! — поспешила успокоить мужа Лиза, заметив, как потемнели его глаза от страшного подозрения.
Для Александра, когда-то потерявшего и жену, и сына в родах, тягость до сих пор представлялась едва ли не смертельной болезнью. И даже первые легкие роды Лизы ничуть не уняли его страхов.
— Все хорошо, — убеждала она еле слышно, чтобы не услышала сидевшая напротив гувернантка. — Нет причин для тревоги, все протекает как должно.
— Тогда что с тобой? — требовательно спросил Александр. В волнении он повысил голос и привлек внимание гувернантки. Лиза взглянула на него с легким укором.
— Я не могу не думать… — едва вымолвила она. Слова застревали в горле. А потом быстрым и сбивчивым шепотом рассказала о своих страхах, проснувшихся с новой силой после смерти Бориса.
— Перестань, — мягко оборвал ее Александр. Он открыл было рот, чтобы сказать что-то еще, но в этот момент к ним с хохотом подскочила Наташа. Ее шубка и капор были все запорошены снегом.
— Вы видели? Видели?! — восторженно восклицала она, пока лакей подсаживал ее в сани, предварительно стряхнув снег с пышного меха.
— Ты упала, Наташа? — тут же встревожилась Лиза, протягивая руку к дочери и усаживая ее между собой и мужем. — Что-то болит?
— Ах нет, maman! Просто салазки — хлоп, и я ка-а-ак упала! — захлебывалась словами Наташа.
Лакей поспешил подтвердить, что ничего худого не стряслось, просто салазки уже у подножия перевернулись, и они угодили в сугроб.
Глядя на светящееся от радости лицо дочери, Лиза немного успокоилась и улыбнулась Наташе, которая так и засыпала ее вопросами после того, как снова тронулись в путь.
Девочке не терпелось узнать, приедет ли на Рождество крестная, и, если приедет, привезет ли с собой Павлушу. В прошлый визит Дуловых в Заозерное Наташа была буквально очарована юным кадетом в форме с алыми погонами. По протекции графа Дмитриевского Павел нынче обучался в Александровском кадетском корпусе. Натали, в честь которой и назвали ее маленькую крестницу, заметив восхищение девочки пошутила, мол, зря они породнились через крестные узы, могли бы и родственниками в будущем стать.
— Ты же знаешь, ma petite, твоя крестная останется на Рождество в Москве, — напомнил Александр дочери.
— Я тоже хочу в Москву! — Наташа капризно надула губки.
— А papa не желает в Москву, — с притворной строгостью заявил Александр, но глаза его искрились улыбкой. — И твоей maman нельзя пускаться в путь, ты же знаешь. — Говоря это, он погладил округлость Лизиного живота.
— Потому что она толстая стала? — сонно спросила Наташа, убаюканная мерным ходом саней по снежному насту и мелодичным звоном бубенцов.
— Да, ma petite, именно потому, — подтвердил Александр, не обращая внимания на возмущенный взгляд жены. Уголки его губ дрогнули в попытке не рассмеяться. Он поймал ее ладонь и поднес к губам, согревая теплом своего дыхания.
— Я толстая? — шутливо нахмурилась Лиза.
— Самую малость, — шепотом ответил Александр. Глаза его смеялись, и Лиза тоже не могла не улыбнуться, понимая, что совсем не способна сердиться на мужа.
— И почему ты у меня не льстец?
Он только пожал плечами и еще крепче сжал ее пальцы, пряча их в своей ладони за полу казакина на меху. А Лиза слушала мерный стук сердца у своей ладони и до самого имения любовалась этим сильным и уверенным мужчиной, разглядывала каждую черту его лица под меховым околышем шапки.
— Что? — спросил Александр, когда, наконец, заметил ее пристальный взгляд.
Но Лиза только покачала головой, и тогда он погладил ее пальцы, по-прежнему лежащие у него на груди.
— Не замерзла, ma Elise?
— Как я могу замерзнуть подле тебя? — игриво ответила она вопросом на его вопрос.
Наверное, их шепот потревожил дремавшую на коленях матери Наташу, отчего та пошевелилась под медвежьей полостью, и Александр поспешил успокоить сон дочери, проведя ладонью по холодной от мороза щечке.
— Je vous promets que tout ira bien[438], — сказал он, повернувшись после того к жене и посмотрев ей прямо в глаза. Их лица были сейчас так близко, что наклонись он еще, и они коснулись бы носами. — Так и будет, ma Elise. Ты мне веришь?
— Да, — без раздумий отозвалась Лиза. — Так и будет. Потому что рядом со мной ты.
© Марина Струк, 2018
notes
Примечания
1
Тетушка (фр.).
2
Незаметная! (фр.).
3
Дурно! Моя дорогая, весьма дурно с вашей стороны! (фр.).
4
Твоя старуха (фр.).
5
Делайте, как считаете нужным (фр.).
6
Чушь! (нем.).
7
Вздор (фр.).
8
Умоляю вас… там моя мать… (фр.).
9
Вот несчастье-то! Кто это? Кто-то из уезда? Живы или?.. (фр.).
10
Василь, что случилось? (фр.).
11
Странный человек (фр.).
12
Моя девочка (фр.).
13
К вашим услугам (фр.).
14
маленькую Лизхен (нем.).
15
Приятно (фр.) — начало фразы «Приятно познакомиться…».
16
О бедняжке моей! (фр.).
17
Красавица (фр.).
18
Моя милая барышня (фр.).
19
Мадам ваша мать (фр.).
20
Большой кузен или иначе — замечательный кузен (фр.).
21
Идите сюда! Сюда! (фр.).
22
Ужасный человек! (фр.).
23
Добро пожаловать в Заозерное (фр.).
24
Благодарю вас (фр.).
25
Он ужасный человек! (фр.).
26
Прекратите! (фр.).
27
Дурной знак (фр.).
28
Только первый шаг труден (фр.).
29
Тетушка Пульхерия (фр.).
30
Повеса, шалун, проказник (фр.).
31
Прекрасная, как цветок (фр.).
32
Не так ли (фр.).
33
Нервы (фр.).
34
Я полагаю (фр.).
35
Ну! (фр.).
36
…внутри, не правда ли? (фр.).
37
Поразительно (фр.).
38
Я советую тебе пойти отдохнуть, мой дорогой кузен (фр.).
39
О, это вы… (фр.).
40
Вы правы (фр.).
41
Вот так-так! (фр.).
42
Прошу простить меня, мадам, барышни (фр.).
43
Кукловод (фр.).
44
Увы-увы (фр.).
45
Конечно же (фр.).
46
Превосходно! (фр.).
47
Что вы себе позволяете? (фр.).
48
Пожалуйста (фр.).
49
Дурной знак (фр.).
50
Моя бедняжка (фр.).
51
Ну! (фр.).
52
Хорошо (фр.).
53
Как раз напротив! (фр.).
54
Будь оно проклято! (нем.).
55
Безусловно (нем.).
56
Моя девочка (нем.).
57
Истерика (фр.).
58
Сентиментальность (нем.).
59
Увалень, рохля (нем.).
60
Только первый шаг труден (фр.).
61
Войдите (фр.).
62
Не стоит благодарностей (фр.).
63
Галантный мужчина, иначе — дамский угодник (фр.).
64
К черту! (фр.).
65
Я готова к выходу, мадам (фр.).
66
Старших дам (фр.) Имеется в виду по возрасту.
67
Бальная книжка (фр.).
68
Кстати говоря (фр.).
69
В самом деле? (фр.).
70
Это совершенно точно (фр.).
71
Танец с шалью (фр.).
72
Каков безумец! (фр.).
73
Убийца! (фр.) Употребляется при обозначении умышленного убийства.
74
Так называли незамужних барышень, достигших 25-летия, старых дев, по нравам тех лет.
75
Обезоружен! (фр.).
76
Каждый человек, кем бы он ни был, старается напустить на себя такой вид и надеть такую маску, чтобы его приняли за того, кем он хочет казаться; поэтому можно сказать, что общество состоит из одних только масок (фр.).
77
Нравоучительный роман о злоключениях добродетели и опасностях любовного соблазна, сочиненный английским писателем Сэмюэлом Ричардсоном в середине XVIII века.
78
Имя греческого бога, властителя подземного мира.
79
Тупица, чурбан! (фр.).
80
Осторожнее со словами, мой дорогой кузен (фр.).
81
Я отрицательный персонаж (фр.).
82
Разновидность породы легавой. От нем. Kurzhaar, от kurz «короткая» и Haar «шерсть». Русская разновидность породы — пушкинская легавая, была выведена в г. Пушкин, отчего и название. Была популярна в 20-30-е гг. XIX века.
83
Какой малыш! (фр.).
84
Я не знаю… (фр.).
85
Импровизированное уединение (фр.) В другом значении — импровизированное свидание.
86
Символ любви (фр.).
87
Тут: старость — не радость (фр.).
88
Какое безрассудство! (фр.).
89
Патронесса (фр.).
90
Недопустимо! (фр.).
91
Пусть! (фр.).
92
Неужели?! (фр.).
93
Я понимаю! (фр.).
94
Вы пренебрегаете манерами (фр.).
95
Подумать только! (фр.).
96
Марионеткой (фр.).
97
Ни то, ни другое (фр.).
98
Смелей, моя милая! (фр.).
99
Т.е. на лисицу
100
Вперед! (фр.).
101
От слова кричать — крестьяне, загоняющие зверя.
102
О, моя перчатка! (фр.).
103
Моя возлюбленная… (фр.).
104
Втроем (фр.).
105
Зятем (фр.).
106
Кошечка (фр.).
107
Как знать (фр.).
108
Вы в своем уме? (фр.).
109
Что ж, я заслужил (фр.) Иначе — поделом мне.
110
Вы — невыносимый человек! (фр.).
111
Сука гончая, часто — ведущая стаи.
112
Кошечка (фр.).
113
Тихо, моя девочка (нем.).
114
Еще разок (нем.).
115
Подумать только! (нем.).
116
Вот он каков! (нем.).
117
Набитая дура! (нем.).
118
Мой любимый друг, моя сестрица, моя милая Лиззи! (фр.).
119
Пустяки, глупости (фр.).
120
Черт возьми! (нем.).
121
Твердый орешек (нем.).
122
Шагов в сторону Диониса (фр.).
123
Осторожнее, моя милая! (фр.).
124
Немыслимо! Не может быть! (нем.).
125
Эксцентричный, странный, необычный (фр.).
126
Благодарю за вашу доброту (фр.).
127
Холодность (фр.).
128
От фр. bigarré — пестрый.
129
Василь насмехается (фр.) Но иначе толковать можно как «Василь несет вздор», как и расценил Дмитриевский.
130
Довольно! (фр.).
131
Враль, пустозвон (фр.).
132
Довольно! Замолчи! (фр.).
133
Совесть (фр.).
134
Предложение о браке (фр.).
135
Маленький, младший (фр.).
136
Птичка (фр.).
137
…тем же днем, коли хворь барышни не отступит… (фр.).
138
Позволите? (фр.).
139
Это ничего не значит (фр.).
140
Это ничего не значит? (фр.).
141
Истинно так (фр.).
142
Подстрекатель, иначе — зачинщик (фр.).
143
Трусиха (фр.).
144
Благодарю вас. Так и будет! (фр.).
145
Вы сумасшедший! (фр.).
146
Теперь вы у нас в руках, ваше сиятельство! (нем.).
147
Подойдите, доченька (фр.).
148
О, святый Боже! Не верю глазам своим (фр.).
149
Поль, не правда ли? (фр.).
150
Какой вздор! (нем.).
151
Это… ваших… (фр.).
152
Большая радость для меня видеть вас (фр.).
153
Это ведь ничего не значит? (фр.).
154
Истинно так (фр.).
155
Разумеется (фр.).
156
Мне плевать! (фр.).
157
Подойдите-ка, барышня (фр.).
158
Подойдите-ка! Понимаете ли вы по-французски? (фр.).
159
Я хорошо понимаю, мадам. Мой отец учит меня… (фр.).
160
милая тетушка (фр.).
161
бедных сиротках (фр.).
162
братец (фр.).
163
Не забывайтесь! (фр.).
164
Эти лица (фр.).
165
Истерики (фр.).
166
Прошу простить меня… (фр.).
167
Если судить о любви по обычным ее проявлениям, она больше похожа на вражду, чем на дружбу (фр.), герцог Франсуа де Ларошфуко.
168
Намек на эротический роман «Философия в будуаре» (La Philosophie dans le boudoir) Донасьена Альфонса Франсуа де Сада, известного как маркиз де Сад. Именно эту книгу по ошибке взяла с полки Лиза.
169
Почему бы и нет? (фр.).
170
Фортель, фокус, выходка (фр.).
171
Т.е. не на почтовых лошадях, а нанятых смотрителем со стороны. Обычно стоимость их была в несколько раз выше.
172
Красотка (фр.).
173
Старая Психея (фр.).
174
Это кровосмешение! Дядя (фр.)
175
Маленькая птичка и хищник — не пара друг другу! (фр.).
176
Невозможно (фр.).
177
Неазартная карточная игра.
178
На удачу! (фр.).
179
Безумец (фр.).
180
Это ничего не значит? (фр.).
181
О, вовсе нет! (фр.).
182
Обжегшийся ребенок боится огня (нем.), что соответствует русской поговорке — Обжегшись на молоке, будешь дуть и на воду.
183
Несостоятельная должница, банкрот (фр.).
184
Кредитор, заимодавец, держатель долга (фр.).
185
Дом для умалишенных (нем.).
186
Вздор! (нем.).
187
Приблизительный перевод — утро вечера мудренее (нем.).
188
Так и есть! (нем.).
189
Простушка или в театральном лексиконе — инженю (нем.).
190
Я в порядке или — со мной все хорошо (фр.).
191
Лизетт, зайдите-ка ко мне! (фр.).
192
Подойдите ко мне (фр.).
193
Оставьте собачонку (фр.).
194
Ну! (фр.).
195
Возлюбленному (фр.).
196
Старинное название голубого топаза.
197
Убор, украшение (фр.). Тут — набор ювелирных украшений, подобранных по качеству и виду камней, по материалу или по единству художественного решения.
198
Помолвка, обручение (фр.).
199
Никаких возражений? (фр.).
200
Это лютик (фр.).
201
Лизетт! Лизетт, где вы? (фр.).
202
Прожигатель жизни (фр.).
203
Тут: мачеха (фр.).
204
Все-таки, однако (фр.).
205
Неправда (фр.).
206
Слепая вера смертоносна (фр.).
207
Только заговори о дьяволе… (фр.) Поговорка, схожая по значению с русской «Легок на помине».
208
Кукловод (фр.).
209
Втроем, на троих (фр.).
210
29 марта (ст. стиль). В этот день на Руси чествовали самое любимое в народе дерево — березу.
211
Грот Аполлона (фр.).
212
Особое хлебное печенье, выпекаемое в виде лестниц. Делалось ко дню Иоанна Лествичника. Эти печенья относили в церковь, где служили особый молебен над ними с водосвятием и окроплением святой водой прихожан.
213
Это невозможно… невозможно… не ныне… (фр.).
214
Зеленый домик (фр.).
215
Дурочка, глупышка (фр.).
216
Фамильярно, бесцеремонно (фр.).
217
Кавалергардский полк действительно принимал участие в подавлении восстания 14 (26) декабря 1825 г. В три часа дня пополудни после долгих увещеваний на стоявшие полки была предпринята атака конной гвардии, среди которой были и кавалергарды. Атака оказалась неудачной из-за стоявшей в те дни гололедицы и была отбита оружейным огнем полков в подчинении декабристов.
218
Связь (фр.).
219
По правилам виста провинившийся игрок платит штраф из взяток. Его партнер может сохранить свои собственные взятки в неприкосновенности, задав вопрос, не ошибается ли тот. Если он делает так, то штраф налагается только на личные взятки игрока, а не пары.
220
Вы еще вспомните мои слова! (нем.) Иначе — помяните мои слова!
221
Зеленый домик (фр.).
222
Намек на сказку «Красавица и Чудовище».
223
Довольно (фр.).
224
Чудовище (фр.).
225
Имеется в виду Коллегия иностранных дел, была упразднена в 1832 г.
226
Очаровательно! (фр.).
227
Мой бедный мальчик! (фр.).
228
Духовное завещание — в русском дореволюционном праве: официальный письменный документ, содержащий распоряжение какого-либо лица о своем имуществе на случай смерти.
229
Лучше поберечься, чем после лечиться (нем.) Иначе — береженого Бог бережет.
230
Чудовище (фр.).
231
Мадемуазель Вдовина! Как же удача видеть вас! (фр.).
232
Фата! (фр.).
233
От фр. fleur d’orange — «цветок апельсина». В XIX в. мелкие белые бутоны апельсина (померанцевого дерева) стали непременной принадлежностью наряда невесты. Из них плели венок, на который крепилась фата. Право на венок из померанцевых цветов имела лишь девушка, впервые выходящая замуж. Сначала в уборах использовали живые цветы померанца, позже их заменили имитацией из шелка или воска. Искусственные украшения также именовались флёрдоранжем.
234
Невестка (фр.).
235
Это вы (фр.).
236
Это я (фр.).
237
Мужчины (фр.).
238
Помоги ей, Александр (фр.).
239
Ну? Теперь ваш ход! (фр.).
240
Ну! Я жду! (фр.).
241
Итак?.. (фр.).
242
Жребий брошен (фр.).
243
Я удивлен (фр.).
244
Маленькая дурочка (фр.).
245
Зеленом доме (фр.).
246
Моя возлюбленная невеста (фр.).
247
Месть — холодное блюдо (фр.).
248
Моя возлюбленная невеста (фр.).
249
За нашу договоренность! (фр.).
250
Наконец-то! (нем.).
251
Чудовище, монстр (нем.).
252
Белена! (лат.).
253
Безрассудство! (нем.).
254
Женщина ушла этим утром… Она оставила записку для вас, сударыня (нем.).
255
Храни тебя Господь, моя девочка! (нем.).
256
От франц. parure — убор, украшение, драгоценный набор украшений, подобранный по качеству и виду камней или по единству художественного решения.
257
Негодяй, подлец (нем.).
258
Сельский житель (фр.).
259
Птичку (фр.).
260
Любовница (фр.).
261
Мой бедный романтик! (фр.).
262
Итак? (фр.).
263
Фальшивка (фр.).
264
Продажная женщина (фр.).
265
Мой Дивный Голос (фр.).
266
Прелестно! Это так прелестно, Николя! Она очень талантлива! О, Николя!
267
Верная женщина (фр.).
268
Спутница моей жизни (фр.).
269
Предательница! (фр.).
270
Шлюха (фр.).
271
Просьба к вам (нем.).
272
Чрезмерное любопытство отравило немало сердец (нем.).
273
Завтрак (нем.).
274
Это просто смешно! (нем.).
275
Госпожинками назывался Успенский пост (с 1/14 по 15/28 августа).
276
Здесь имеется в виду — идиотка (фр.).
277
Не бросайся камнями, барышня! (нем.).
278
Намек на пристава, у которого форменный мундир был с красным воротом.
279
Ступор (нем.).
280
Имеется в виду газета.
281
Не бросайся камнями, барышня! (нем.).
282
Не бросайся камнями (нем.).
283
Намек на Д. И. Шульгина (1784, по другим данным 1785–1854), занимавшего с 1825 по 1830 г. должность обер-полицмейстера Москвы.
284
В первый день — гость, во второй день — тягость, а на третий уже почти воняет (нем.).
285
О мой Бог и все святые! (фр.).
286
Любопытство — истинный порок (фр.).
287
Маленькая мышка (фр.).
288
Забава для кошки, слезки для мышки (фр.).
289
Ворон ворону никогда не выклюет глаза (фр.).
290
Любовь слепа (фр.).
291
Компаньонкой (фр.).
292
Лучше достаточно, чем слишком (фр.).
293
За добро добром платят (фр.).
294
Видишь один раз, думаешь сто раз (фр.).
295
Тут: Умной голове (фр.).
296
Штурм крепости Кале в 1829 году во время русско-турецкой войны 1828–1829 гг.
297
Одна ласточка весны не делает (фр.).
298
С глаз долой, из сердца вон (фр.).
299
Мадам! Мадам, прошу вас, выслушайте меня! Мадам! (фр.).
300
Мадам, я не уйду, покамест вы меня не выслушаете! Клянусь вам! (фр.).
301
Мадам, умоляю вас, будьте милосердны… Она… она… беременна (фр.).
302
Лучше первым убить дьявола, покамест он не убил тебя (фр.).
303
Кому везет в картах, тому не везет в любви (фр.).
304
Все к лучшему в этом лучшем из миров (фр.).
305
Рождественский пост (Филиппов пост) — христианский пост, установленный в честь Рождества. Христова. Соблюдается с 15 (28) ноября по 24 декабря (6 января).
306
Что стряслось? Кто это такой? (фр.).
307
Нужно иметь приятные манеры (фр.).
308
Любовник. Досл. — дружочек (фр.).
309
Зеленый домик (фр.).
310
Устойчивое французское выражение. Эквивалент в русском языке: "Меньше знаешь — крепче спишь".
311
Любовница (фр.).
312
Что случилось? (фр.).
313
Что такое? Чего вы желаете? (здесь и далее — фр.).
314
Прошу вас, могу я с вами переговорить?
315
Нет, сударь, я полагаю, что нет. Я спешу.
316
Вам так не пришелся по вкусу водевиль? И все-таки… я ищу одного хорошего друга.
317
Я имею счастье не знать ваших друзей.