IV. ОБРЕТЕНИЕ ВТОРОЙ ПАРЫ КРЫЛЬЕВ. Части 6-7

6

Летом нам бассейн отраден плеском брызг!

Блещет каждая из впадин плеском брызг!

Томным полднем лень настала: освежись –

Словно горстью светлых градин – плеском брызг!

(М. Кузмин)

Райсул шел по родному городу и радовался, что улица Медников ведет его к тем воротам, через которые вчера в Байхент вошел их караван, а не на восточную окраину, где за Желтыми воротами, за городской стеной, его отец держал грифоний приют. Райсул не хотел видеть места, где мальчишкой бегал с друзьями. Это было бы тяжело.

Не сложись звезды в такой прихотливый узор, Райсул не вернулся бы в Байхент. Не стал бы мучить сердце воспоминаниями. Город детства. Город радости. Город, где душу впервые затронули женские глаза – ах, где она, та девочка с подведенными сурьмой бровями, чьей женой стала, сколько детей выносила под сердцем?

Но ярче памяти о детских играх и первых поцелуях пылало воспоминание о триумфе, о победе, о выигранных состязаниях в день свадьбы младшего сына правителя.

На грифоньи игры сошлись сыновья знатных и богатых людей – тех, кто мог позволить себе летать на крылатом пламени. Пришли дворцовые охранники – эти не покупали грифонов, им вручал грифонят-подлетков правитель, они сами обучали их под седло. И пришел Райсул – не знатный и не такой уж богатый, но преисполненный гордости, задора и высоких надежд. Ему повиновался Ярый Мрак, грифон редкой черной масти, крепколапый, широкогрудый и ширококрылый, весь – жилы, злоба и азарт. Гордость отцовского грифоньего приюта, лучший из лучших.

А ведь когда-то отец хотел избавиться от маленького, бескрылого еще грифоненка, предсказывая, что тот не смирится с уздой и седлом и будет одного за другим убивать всадников. Но Райсул уговорил отца рискнуть – и не пожалел об этом. Да, Ярый Мрак не стал добрее. В городе приходилось надевать на него смиряющую двойную узду на клюв и «варежки» на передние лапы, чтобы помешать набрасываться на прохожих. Зато как этот свирепый зверь слушался Райсула! Как понимал каждое движение всадника! Как не щадил сил в гонках!

А какой удивительный трюк он показал на тех незабвенных играх! Уже после гонок, на которых первыми пришли клюв в клюв Ярый Мрак и могучий рыжий Дух Битвы, была объявлена новая потеха. Благородная Сайбиби, ставшая в этот день супругой сына правителя, кинула с балкона на опустевшую площадь свой парчовый колпак и звонко крикнула: «Пусть его принесет мне всадник!»

И загомонила толпа, которую перед этим стражники оттеснили с площади на улицы и в проулки. И начали всадники один за другим снижаться над площадью, стараясь свеситься с седла и подхватить высокий, жесткий головной убор. Это было трудно, ведь сажать грифона нельзя, а всадник переносит вес на одну сторону. Некоторые грифоны теряли равновесие, начинали барахтаться, роняли всадников наземь – и толпа хохотала над неудачниками.

Райсулу никогда не удавался этот трюк. Каждый раз пальцы промахивались мимо вещи, которую надо было подхватить, да и падать доводилось. Когда дошла до него очередь, он опустил грифона низко-низко над площадью, чуть склонился направо – и увидел, как Мрак, умница Мрак, вытянул передние лапы, на которых сегодня не было «варежек», и стиснул в когтях алый колпак. Райсул тут же выпрямился в седле, поднял грифона, очень медленно полетел над площадью. Оказавшись над балконом, он громко крикнул: «Отдай!» Это первая команда, которой обучают крохотных грифонят. Услышав ее, Ярый Мрак разжал когти и уронил измятый колпак к ногам восхищенной Сайбиби.

Правитель, подозвав к себе Райсула, похвалил его за прекрасно обученного грифона и изрек повеление: принять юношу в грифоний патруль. Благодарный Райсул пал ниц перед правителем. А в толпе стоял отец Райсула и плакал от счастья, не пряча лица, потому что такие слезы не позорят мужчину...

Райсул тряхнул головой – зачем отравлять себя ядом счастливых воспоминаний? – и огляделся. Вот и площадь Цапли. А вот и цапля – мраморное изваяние над водоемом.

Райсул усмехнулся, вспомнив разговор с капитаном за ужином. Бенц удивился тому, что его соратник собирается подстеречь Фантарину у водоема. Разве в Доме Зеркала нет своего колодца?

Почему – нет? Обязательно есть. Колодцы в каждом дворе. Хочешь – мойся, хочешь – одежду стирай. Но к ближнему водоему прислужницы все равно придут.

Райсул объяснил капитану, что на Вайя-Ах, откуда пришли предки халфатийцев, всегда жарко и мало воды. Поэтому источники там священны. Здесь, на земле, которую подарил своим приверженцам пророк Халфа, воды много. Но отношение к ней осталось прежним. Халфатийцы знают, что вода воде рознь, грязные водоемы плодят болезни. Когда роют новый колодец, зовут мудрых старцев, чтобы те решили, годится ли вода для питья – или только для стирки.

А самые лучшие источники, с самой чистой и вкусной водой, заключают в мраморные чаши и объявляют собственностью города... да что там – сам город строился вокруг таких чаш! И старухи из Дома Зеркала ни за что не станут пить колодезную воду. Обязательно пошлют служанок к источнику!..

Сейчас, ясным летним днем, водоем был особенно хорош. В воде плясали солнечные лучи и отражалась лукавая белая цапля, изваянная умелым каменотесом. Впрочем, птице не удалось бы как следует разглядеть себя в воде: отражение колыхалось, расплывалось, дробилось под падающей в каменную чашу струей.

У мраморной цапли скопилась небольшая очередь – девушки и женщины. Для развлечения они дразнили единственного затесавшегося среди них парня-слугу с кувшином: мол, с чего это хозяева велели ему заниматься женской работой? Или в доме нет ни одной женщины? Так не пора ли хозяину жениться? Пусть придет к источнику, вот тут сколько невест!

А вокруг, в тени домов, сидели на корточках мужчины, негромко переговаривались, без азарта бросали игральные кости или лениво вырезали что-то из дерева. Вроде бездельничали... а на самом деле поджидали в засаде, эти волки, подкарауливающие овечек!

Обычай не запрещал предложить женщине поднести до дома кувшин. Водоемы были лучшим местом для знакомства. Поэтому даже самые скромные девушки, идя за водой, причесывались и надевали хотя бы простенькие украшения.

И сейчас женщины и девушки не торопились домой, где их ждали скучные домашние заботы. Да, можно не ждать, пока придет черед подставить сосуд под струю, можно зачерпнуть прямо из мраморной чаши... но кто же так делает? Самая чистая вода – та, что падает сверху. А ожидание не было скучным: горожанки сплетничали, смеялись, часто и охотно брызгали друг на друга водой. Иногда у водоема вспыхивали целые водяные сражения – о, для забавы, конечно, для забавы! Не для того же, чтобы привлечь внимание этих глупых мужчин, которые таращат на них глаза!

Как любил когда-то Райсул эти встречи у источника, эту воду, взлетающую над женскими ладошками, этот смех, который сладко отзывается в душе... Он почти забыл об этом – леташ, парусный мастер, контрабандист. А теперь воспоминания перечеркнули всю жизнь за Хребтом Пророка. Смыли, словно пригоршней воды из источника...

Райсул присел у чьего-то крыльца и стал ждать. Да, он не знал в лицо никого из прислужниц Дома Зеркала – и не надо. Райсул высматривал ту, у которой с пояса будет свисать веревочка с привязанной к ней деревянной рамкой без зеркала – в знак того, что когда-нибудь, в старости, эта женщина сможет, если будет на то воля Единого, носить у пояса зеркальце на цепочке.

Вряд ли за водой придет именно Фантарина. У мудрых старух не одна прислужница. Но можно будет дать женщине денег, чтобы она вызвала иллийку на улицу...

Но Райсулу повезло.

Вот мужчины рядом заинтересованно вскинули головы: ага, идет женщина с открытым лицом! Замужние ходят или в вуали, или в платке, закрывающем все, кроме глаз. А девицы и вдовы лица не прячут, позволяют себя выбирать, словно спрашивают: кто ты, мой будущий супруг?

Фантарину Райсул узнал сразу – и не только по шраму на щеке.

Вдова купца Усмана была одета скромно: черные шаровары и широкая коричневая кофта, которая должна была спрятать грудь... как же, спрячешь такую! А походка!.. Каждый шаг иллийки вытряхивал из встречных мужчин мысли о будничных заботах и об оставленных дома женах.

Райсул с ухмылкой подумал, что если бы в Байхенте падшие женщины, как в странах за Хребтом Пророка, ловили мужчин на улицах, а не поджидали их в домах веселья, то они бы вереницей пошли за Фантариной по пятам, подражая ее движениям и учась так зазывно покачивать бедрами.

С досадой отогнав нескромные мысли, Райсул быстрым взглядом проверил: да, пустая рамочка у пояса, шрам на щеке – и поднялся на ноги.

Одновременно с ним поднялся чернобородый мужчина, шагнул к красавице...

И остановился, потому что путь ему преградил Райсул.

Мужчины замерли, глядя друг другу в лицо. Сидевшие в тени «охотники на овечек» оживились, заинтересованно уставились на соперников.

Рука чернобородого скользнула к поясу, к рукояти ножа. Райсул повторил этот жест, глядя на противника с холодным гневом. Этот взгляд был тверже клинка.

– Сядь, почтенный, отдохни, – сказал Райсул ровно. Этому голосу когда-то подчинялся Ярый Мрак, свирепый грифон.

И дрогнул, попятился бородатый халфатиец, отступил к стене, вновь сел на корточки, поджидая дичь, которая будет ему по зубам.

Райсул выждал, когда бородач отойдет подальше, и обернулся к Фантарине. Та как раз начала наполнять кувшин и была всецело поглощена этим занятием. Какая-то ссора? Между мужчинами? Из-за нее? Ах, бросьте, станет ли она обращать внимание на такой вздор? Это ниже ее достоинства!

Райсул улыбнулся и учтиво сказал:

– Позволь, красавица из сновидений, я донесу твой кувшин!

* * *

– «Орел Эссеи»? Да, служила на нем. Пастушкой. И пропажу сундучка помню. Но с какой стати я буду копаться в прошлом? Допрашивали меня уже, ну и хватит!

Райсул и Фантарина шли медленно: Дом зеркала стоял недалеко от водоема, а разговор затеялся интересный. Это вам не уличное ухаживание. В больших темных глазах Фантарины поблескивал интерес... и жадность, чего уж там, жадность!

Райсул не стал сулить женщине груды золота. И уговаривать не стал. Сказал почтительно:

– И впрямь, красавица, зачем тебе копаться в прошлом? Ты хорошо живешь. С утра до ночи ты трудишься на мудрых старух, хранящих зеркало пророка. А когда годы согнут твою спину и покроют морщинами лицо, ты сама станешь хранить зеркало. Или не станешь. Прислужниц много, мудрых старух только три.

Слова метко попали в цель, больно ударили. Женщина даже остановилась, задохнувшись от ярости.

– Верно говоришь! Когда Усман меня вез сюда, чего только не обещал... а пришлось стирать тряпки этих старых ворон! А всё его родня, чтоб им сдохнуть!

– Ты не стой, красивая, ты иди, а то на нас прохожие смотрят... И думай головой. Хочешь до смерти воду таскать?

– А если вам выложу, что знаю, какая мне польза? Денег дадите? А на что мне здесь деньги? Замуж уже не выйти, Дом Зеркала женщину до смерти держит.

– А хочешь в Иллию, да?

– Ну! Я еще не состарилась, найду себе мужчину.

– Так и нам ни к чему оставлять тебя в Халфате. Вот расскажешь ты нам, что знаешь про похищение свадебных подарков. Вернемся в Иллию, поведаем об этом – а нам скажут: вы все выдумали! Нам нужна свидетельница.

Фантарина задумалась, соображая.

– Кое-что я знаю, да... Подарки я не крала, бояться мне нечего. Если увезете меня с собой – ничего не утаю. Но рот раскрою только на иллийской земле.

– Если бежать, то завтра. Знаешь ведь, какой завтра день?

– Знаю, а толку-то?.. Старые вороны возьмут всех прислужниц с собой в шествие. Для пышности. И не отойдешь от них никуда.

– Да? Это хуже. Тогда придется бежать сегодня. Вечером. А завтра в толпе выведем тебя из города.

Фантарина Тоцци оказалась женщиной решительной. Ответила сразу, без охов и ахов:

– Тогда вечером встречаемся у водоема. Я снова приду за водой. – И с запозданием сообразила: – Но ты не сказал главного: сколько мне заплатят?

Ответить Райсул не успел: раздался пронзительный вопль:

– Эй, бесстыжая! Ты опять болтаешь с мужчинами, дочь шлюхи? Чтоб у тебя все волосы вылезли!

У ворот стояла, подбоченившись, горбатая прислужница. На раскрасневшемся лице было написано, что никуда она не уйдет, пока не загонит в дом эту нахалку!

Фантарина досадливо зашипела, выхватила у Райсула кувшин, быстро шепнула: «Вечером!» – и поспешила к воротам.

Райсул глядел вслед. Колыханье ее бедер было истинной отрадой для очей. И все же покойный Усман был глупцом. Ввести такую женщину в свой дом – все равно что поселить у себя пожар или землетрясение.

Небоход и сам подумывал обзавестись семьей, чтоб было к кому возвращаться из полетов. Но, храни его забота покойных предков, он женится не на такой, как Фантарина! Он попросит хозяина каравана привезти ему из Халфата юную невесту. Или найдет девушку в Фейхштаде. Джермийки такие беленькие, пухленькие... и, говорят, домовитые.

* * *

– Знаешь, я ведь сомневался, говорить ли нашему гостеприимному хозяину про Фантарину, – сказал Дик, сидя рядом с Райсулом неподалеку от водоема и рассеянно глядя на стайку женщин с кувшинами.

– Почему? – удивился Райсул. – Без почтенного Шераддина, да хранит Единый его седую бороду, нам трудно было бы спрятать в Байхенте иллийку.

– Я подумал: все-таки Дом Зеркала... священное место...

– Воронье гнездо, – отрезал Райсул. – Приют глупых баб. Я согласен с Шераддином и его сыном.

Дик с усмешкой вспомнил, как рискнул выложить Шераддину и Фархату свои планы.

Оба помолчали, размышляя. Затем старец пригладил бороду и веско произнес:

«Ты помог нашему Сайхату похитить женщину. Мы поможем тебе похитить женщину. Это честная плата».

А Фархат, кивнув словам отца, добавил с неожиданной злобой:

«Старух пора проучить. Я постараюсь, чтобы слух о похищении дошел до правителя. Пусть подумает: достойны ли хранить зеркало пророка те, кто не сумели уследить за собственной прислужницей!»

Позже Райсул сказал капитану: в городе есть люди, которые не скрывают недоверия к мудрым старухам и считают, что зеркало пророка нужно передать в более надежные руки.

Так у Бенца и Райсула появилось убежище. Шераддин и его сын пообещали спрятать беглянку и во время завтрашнего шествия вывести ее из города.

Райсул уже объяснил капитану, что обычно женщины не покидают Байхент. Если же какая-нибудь девушка едет в другой город к жениху или старуха отправляется навестить внуков, живущих не в столице, то о такой поездке заранее предупреждают городскую стражу. Даже если надеть на Фантарину вуаль и назвать ее женой Райсула, все равно на воротах поднимется шум и начнутся нежелательные проверки.

Но завтра – о, завтра! Какие там «предупреждения заранее»? Завтра за городские стены повалит весь Байхент, стар и млад. За Зеленые ворота выйдут веселые люди с корзинками, полными еды. День явления зеркала давно превратился в общий праздник.

От дворца двинется процессия, которую горожане будут осыпать цветами и зерном. Шествие медленно выйдет за город и двинется к Уютной Беседке – так называется летний дворец, очень маленький по сравнению с главным дворцом. Райсул рассказал, что все придворные там не поместятся, потому многие велят слугам нести коврики для еды и легкие навесы от непогоды.

Возле Уютной Беседки, возле чистого источника, на дощатом помосте будет восседать одна из мудрых старух, заранее выбранная по жребию. Вельможи опустятся на колени возле помоста, тут же пристроятся писцы, дабы запечатлеть услышанное. Чуть поодаль будет толпиться люд Байхента. Правитель поднимется на помост и вручит старухе свиток с вопросами, на которые надо узнать ответ. Старуха извлечет из шкатулки зеркальце, принадлежавшее некогда пророку. Правитель будет глядеть в зеркальце до тех пор, пока душа его не покинет на время тело, уступив место высшему чистому духу небес, служителю Единого. Тогда старуха начнет громко зачитывать вопросы по свитку, а высший дух устами правителя будет давать на них ответы. Каждый вопрос и каждый ответ глашатаи тут же повторят в жадно слушающую толпу.

Потом никто не будет спешить в город. Семейства рассядутся на траве в дворцовом парке и в окрестной роще. Дети будут играть, а взрослые – обсуждать услышанное. В Байхент все возвратятся затемно, и в этот вечер не будут запираться городские ворота.

– Завтра из города можно будет не то что женщину – заморского слона вывести, – убежденно сказал Райсул.

Дик не ответил: мужчины вокруг отвели взгляды от женщин и уставились вверх. И женщины перестали щебетать, тоже подняли глаза.

Над улицей медленно летели два всадника на грифонах.

Дик много слышал об этих удивительных существах, но видел впервые. В книгах читал: лев с клювом и крыльями. Так их Бенц себе и представлял: льва он видел в Белле-Флори, в королевском зверинце.

Нет, эти потрясающие существа не были похожи на львов.

Голова вроде орлиной, с мощным клювом – но с длинными острыми ушами, увенчанными кисточками. По широкой, клином выступающей вперед груди – густое, пышное оперение. Передние лапы – птичьи, но толстые, мощные, вытянутые в полете вперед, а когтей не увидеть: на лапы надеты плотные чехлы. Тело держат на лету два очень широких крыла, они выглядят более крепкими и сильными, чем у птиц. Задняя часть туловища – львиная, покрытая шерстью. Животы поджарые, как у гончих псов. Оба грифона серой масти – один светлее, другой темнее, но крылья у обоих светлее шерсти, почти белые. Задние лапы откинуты назад, меж них вытянулся хвост, покрытый перьями. Дик, тая от восторга, подумал, что в полете хвост используется как руль.

Всадники, нарядные молодые халфатийцы, уверенно держались в седлах. Дик успел заметить, что у седел нет стремян. Ноги всадника были вытянуты назад, вдоль хребта грифона, и казалось, что человек стоит на коленях на спине небесного «коня».

На лицах юношей была скучающая заносчивость – словно они так давно считали себя выше жалких земных людишек, что им это слегка надоело. Дик их понимал. Сейчас ему казалось, что не жаль отдать левую руку, лишь бы правой держать широкую узду крылатого красавца.

– Райсул, – хрипло спросил Дик, не сводя глаз с удаляющегося дивного видения, – кроме узды, у них петля вокруг клюва – это чтобы всадника не долбанул?

Райсул отозвался не сразу: тоже был поглощен созерцанием грифона.

– Нет, – ответил он наконец. – Грифон не достанет всадника на спине, шея не повернется. Петля – чтоб не дать на прохожих бросаться. В бою и на охоте петлю снимают.

– Да... – протянул Дик. – Знаешь, я рад, что в детстве не видел грифонов.

– Почему?

– Я бы тогда не полюбил так летучие корабли... В Халфат стоило приехать уже ради того, чтобы увидеть вот это!

– А! – воскликнул Райсул. – Ты понял!..

И замолчал, уставившись куда-то мимо плеча капитана. Тот обернулся – и не понял, чем привлекла внимание его спутника маленькая горбунья с кувшином в руке.

Женщина тоже узнала Райсула. Отвела взгляд – глазеть на мужчину неприлично! – но, проходя мимо, прошипела со змеиным злорадством:

– Ждешь свою потаскушку, развратник? Не дождешься! Заперли ее, наказали!

И гордо прошествовала к источнику, не обернувшись на ошарашенных мужчин.

– Клянусь поясом пророка, – огорчился Райсул, – сорвалось наше дело. Когда еще Фантарина выйдет из Дома Зеркала! А шествие – завтра!

– Что ж, – твердо сказал Дик Бенц, – не удалось увести Фантарину потихоньку – украдем прямо из Дома Зеркала!

7

Не выстоишь, падешь, преград не поборов,

Когда не станешь сам хитрей своих врагов.

Но если ты готов к опасностям заране , –

Ты сможешь победить любое испытанье.

( Тааббата Шарран )

Мудрая Ухтия любила покой. Мудрая Ухтия любила после вкусного ужина возлечь на мягкое ложе под одеяло из заячьих шкурок. Мудрая Ухтия любила, когда день заканчивался рано: едва стемнеет, как все заботы и хлопоты уходят прочь.

Но больше всего мудрая Ухтия любила золото и драгоценные камни. Любила так, что слово «мудрая» теряло смысл, превращалось из почетного прозвания в нечто вроде клички, данной в насмешку.

Вот и сейчас – надо бы сказать служанке, чтобы спровадила бесцеремонного просителя. Нашел время прийти с вопросами о судьбе! Еще бы среди ночи явился! Завтра День явления зеркала. Ухтии предстоит проводить обряд. Надо выспаться как следует.

Но, по словам прислужницы, дерзкий пришелец сказал: «Передай своей госпоже, что я плачу не серебром».

Такая фраза подразумевает: и не медью.

Выгонишь посетителя – завтра точно не придет, завтра весь Дом Зеркала участвует в шествии. Пророчество получит только правитель.

А до послезавтра., глядишь, незнакомец и сам разберется со своей бедой. Если приходишь в Дом Зеркала на ночь глядя и готов выложить золото, значит, дело и впрямь подступает с ножом к горлу.

Ухтия похвалила себя за умные рассуждения и спросила служанку:

– Он один?

– При нем женщина под вуалью. Вряд ли жена, одета небогато. И слуга...

– Приведи всех... Постой! – вскинулась Ухтия. – Кликни сначала Серую и Желтую!

Служанка с поклоном ушла, а старуха поздравила себя с осторожным решением. В доме много ценных вещей. А если это грабители решили пошарить по сундукам?

Держать в Доме Зеркала мужчин-охранников неприлично, к тому же считается, что молитвы защищают реликвию надежнее, чем копья и мечи. Но на всякий случай мудрые старухи держали двух охранниц, дюжих виктиек. Прозвища свои обе получили за цвет волос: у одной золотистые, у другой – русые, напоминавшие мышиную шкурку. В остальном они были похожи как сестры: кряжистые, сильные, плечистые, с короткими крепкими шеями и маленькими, почти незаметными грудями. Как сказала мудрая Фатха, впервые увидев Серую: «Ее родители очень хотели зачать сына, и это им почти удалось».

Охранницы предстали перед мудрой Ухтией – спокойные, равнодушные ко всему, глядящие словно сквозь госпожу.

– Сейчас у меня будет гость. На всякий случай подождите здесь... – приказала Ухтия. Но не успели охранницы кивнуть, как старуха передумала: – Нет, сделаем иначе!

Оставить охранниц в комнате, чтобы они слушали разговор и узнавали чужие тайны? Да гость и не станет при них откровенничать!

– Ступайте в комнату напротив, через коридор. В ту, где хранятся одеяния. Будьте начеку. Если я закричу, бегите на помощь.

Поклонившись, Серая и Желтая ушли. Ухтия сняла драгоценности, спрятала в сундук и заперла его. Почти сразу служанка ввела гостя и его слуг.

Мудрая Ухтия, преуспевшая в своем ремесле, привычным взглядом оценила того, кто шагнул в комнату первым. Мужчина под тридцать, статный, с гордым и уверенным взглядом. Дорогой халат, сабля у пояса, руки в перчатках. Воин? Или был воином?

На женщине плотная вуаль, одежонка неказистая, никаких украшений. Из-под вуали доносятся робкие всхлипывания. Похоже, бедняжка охотно убежала бы, но ее держал за локоть слуга-чужеземец с дерзким, открытым взглядом.

Это не похоже на любовную историю. Наверное, произошла кража. Гость хочет узнать, кто из слуг к ней причастен.

– Ну, – неприветливо спросила мудрая Ухтия, – о чем я должна буду поведать?

* * *

План Бенца и Райсула был незамысловат. Они поймали на улице женщину под вуалью, фигурой и ростом похожую на Фантарину, велели ей идти с ними, вести себя тихо и помалкивать. Затем вместе со своей испуганной пленницей пошли в Дом Зеркала и потребовали, чтобы их приняла любая из хранительниц. Их приняла мудрая Ухтия.

Райсул, изображавший заказчика, не стал придумывать обстоятельства, которые привели его в этот дом. Он сразу перешел к главной части плана:

– Мне говорили, о мудрая, что ты можешь погрузить любую из своих служанок в волшебный сон – и та начнет говорить о тайнах, сокрытых от очей людских?

– Да, это так.

– Прикажи, чтобы сюда привели ту из прислужниц, которую зовут Фантарина.

– Ты мне указываешь? – изумилась старуха.

– Да, мудрая.

– По какому праву?

– По праву человека с саблей.

– О сын лжи и разбоя, не боишься ли ты, что я кликну охрану?

– Ты умрешь до того, как охрана перешагнет порог, о помесь коровы и жабы.

Об этом Ухтия не подумала. Она скрипнула зубами и кивнула.

Старуха взяла молоточек на тонкой ручке, легко ударила по бронзовому кругу гонга. Не успел затихнуть протяжный звук, как в комнату с поклоном вошла служанка.

– Приведи Фантарину, – распорядилась Ухтия, не глядя на девушку.

Когда за служанкой закрылась дверь, старуха спросила со страхом и злобой:

– Что ты собираешься делать, о будущий вороний корм?

– Собираюсь увести Фантарину, о дочь чумы. Сейчас она обменяется платьями с вот этой женщиной – и мы уйдем. Привратница не заметит подмены.

– А свою сообщницу вы оставите здесь?

– Я не сообщница! – запричитала женщина под вуалью. – Я Райзия, жена гончара Бейхана! Отпустите меня домой! Муж меня побьет!

– Цыц! – сказал пленнице Райсул. – Здесь не двор работорговцев и не дом греха. Здешние хозяйки тебя не обидят. – Он перевел взгляд на Ухтию. – А я не обижу здешних хозяек. Денег дам.

Ухтия уже раскрыла рот, чтобы разразиться проклятьями, но закрыла его, услышав про деньги.

Прислужница привела Фантарину и с поклоном удалилась.

Глаза иллийки радостно вспыхнули, когда она узнала Райсула. С полуслова поняв, что надо делать, Фантарина схватила Райзию за руку, быстро огляделась – где можно переодеться? – и потащила ее за занавеску, где находилось ложе мудрой Ухтии.

– Раздевайся! – скомандовала иллийка пленнице. – Бери мою одежду.

– Ой, а вуаль? – пискнула Райзия. – Мне же нельзя... я замужем... Хамар!

– Размотай пояс, дура. Он широкий. Завяжешь лицо, как платком.

– Ой, а шаровары чем тогда подвязывать?

Пока женщины переодевались, Бенц и Райсул связали почтенную Ухтию ее шарфом. Шарф был очень длинный, мечта байхентских модниц: он закрывал голову, охватывал шею, спускался по груди и несколько раз оборачивался вокруг талии. В разрезанном вдоль виде он сгодился на то, чтобы связать и руки, и ноги.

Старуха за разрезанный шарф призвала на непрошеных гостей холеру, мужское бессилие и чесотку по всему телу. Пришлось заткнуть ей рот обрывком того же замечательного шарфа.

Ухтия дергалась и мычала, пока Бенц не положил на подушку возле ее лица две золотые монеты. Тут она притихла.

Бенц обратился к пленнице. Та успела распустить косу – и широкой прядью волос, как платком, закрыла лицо, только глаза были видны. Бенц протянул ей две серебряные монеты. Придерживая волосы левой рукой, Райзия правой схватила деньги, прекратила всхлипывать и деловито спрятала монеты в туфли.

Теперь можно было уходить... Но вдруг на пороге возникла здоровенная бабища с саблей. И гадать не надо: охранница все-таки услышала шум.

Райсул ухватился за саблю и успел отбить первый удар желтоволосой охранницы.

– Уводи Фантарину, я задержу! – приказал Дик и огляделся в поисках оружия.

Да какое оружие в комнате старой перечницы?

А такое! Длинный массивный подсвечник – не хуже дубины! И круглый бронзовый гонг на стене – чем не щит?

Вращая подсвечником и прикрываясь гонгом, Бенц перешел в атаку и почти прижал охранницу к стене. Умница Райсул схватил за руку Фантарину, уволок в коридор.

Тут бы оглушить охранницу – и драпать самому... Увы, в комнате появилась вторая баба, медведица не хуже первой, и тоже с саблей. Вдвоем они взяли Бенца в такой оборот, что не до побега – не дать бы голову с плеч срубить!

Райзия забилась в угол, съежилась в комок и сидела тихо. А в старой Ухтии, связанной, как баран на продажу, внезапно взыграл бойцовый дух. Она заизвивалась на подушках (что с ее фигурой было сложно), кое-как скатилась с низкого ложа, надеясь попасть под ноги чужеземцу.

Но все получилось наоборот. Бенц, уходя от рук преследовательниц, оказался немного в стороне, а желтоволосая охранница как раз споткнулась и грохнулась на Ухтию. Дик воспользовался удачным мгновением, швырнул в голову второй противнице бронзовый гонг и выскочил в коридор.

К воротам выбежал успешно, никто на пути не остановил. Привратница, успевшая задвинуть гостями засов, перепугалась и не помешала Дику отпереть ворота.

Но пока парень возился с тугим засовом, из окна грянул жуткий протяжный вой. Так мог бы реветь раненный дракон.

Дик уже слышал этот звук. Он знал: в каждом богатом доме Байхента есть труба, называемая «зов беды» Этой трубой, случись какая неприятность, призывали стражу.

И ведь бегут, паршивцы исполнительные! Издали слышен топот!

«Ладно, поиграем в догонялки. Нырнуть в ближайший переулок... не оказался бы он тупиком! Риэли Насмешница, богиня удачи, ты ведь не покинешь верного поклонника в незнакомом городе?!»

Загрузка...