Наполеон. Годы величия

Меневаль

План императора состоял в том, чтобы направить маршем различные корпуса в самый центр Германии с тем, чтобы воспрепятствовать соединению русских и австрийских войск и дать бой каждому из союзников в отдельности.

23 сентября 1805 года император отправился в Сенат, чтобы осудить тройственную коалицию Австрии, России и Англии и объявить о своем выезде в армию. Во время отсутствия Наполеона принцу Жозефу было поручено возглавить Сенат и другие органы власти. 24 сентября император покинул Париж в сопровождении императрицы Жозефины, которую он потом оставил в Страсбурге с ее двором и г-ном де Тале Ираном. Он направил армию, собранную на морском побережье, маршем прямо на Рейн.

Констан

Император доехал без остановок до самого Страсбурга, и через день после его прибытия в этот город армия стала шеренгами переходить через мост Кель.

Вечером, накануне этого перехода, император приказал генералам появиться на берегу Рейна на следующий день ровно в шесть часов утра. За час до этого рандеву его величество, несмотря на проливной дождь, один подошел к верхней части моста, чтобы убедиться в исполнении отданного им приказа, и стоял там на посту под дождем совершенно неподвижно, пока первые дивизии не начали шеренгами переходить мост.

Он настолько промок, что дождевая вода, лившаяся с его одежды вниз под лошадь, образовала маленький водопад; его треугольная шляпа с поднятыми полями поникла сзади на его плечи, напоминая большие фетровые шляпы угольщиков Парижа. Генералы, которых он поджидал, столпились вокруг него; и когда он увидел, что все собрались, то заявил им: «Все идет хорошо, господа; это новый шаг, сделанный в направлении наших врагов».

На пути в Аугсбург император, который двигался впереди, развил такую скорость, что обслуживающий персонал не поспевал за ним; и, соответственно, он провел ночь без слуг и без багажа в самом лучшем доме очень бедной деревни. Когда мы добрались до его величества на следующий день, он встретил нас со смехом и пригрозил, что передаст нас военным полицейским как отставших от своей армии солдат.

30 сентября 1805 года император писал (из Страсбурга):

«Мой кузен (Евгений, вице-король Италии)!

Здесь начались военные действия. Этим вечером был взят в плен вражеский патруль легкой кавалерии из Розенберга. Это были первые пленники, которых мы захватили. Однако Уес был сожжен, снова ни одного объявления о себе, но мы движемся усиленным маршем и противник, видимо, пребывает в полной растерянности от направления, скорости и решительности нашего продвижения. Возможно, в течение этой недели будет масса новостей. Здесь, в письме, найдешь приложенное (отсутствует) воззвание, которое зачитывалось сегодня как приказ дня. Австрийский император (Франц I) прибыл в свою армию, провел большое совещание… но, узнав, что наша армия, вместо того чтобы быть в плачевном состоянии, не только готова встретить его должным образом, но все еще маневрирует в тылу его флангов, вернулся в Вену в своем дилижансе. Принц Карл сейчас должен быть в Италии. До меня поздно доходят новости, что происходит с тобой, где ты находишься. Из твоего письма я с удовольствием вижу, что ты снабжаешь армию всем возможным. Если у тебя будет время, обследуй озеро Лаго-Маджоре вплоть до подножья горы Симплон, чтобы я представил себе точную картину всех тех мест. После того, как ты закончишь это обследование, сделай еще одно у подножья горы Сен-Готард; в твоем возрасте рекогносцировка протекает медленно и остается в голове на всю жизнь. Организуй вооруженную полицию и используй все ресурсы, чтобы можно было охранять пленников… Я приказал корсиканскому легиону двинуться в путь и присоединиться к армии. Не знаю, кто мне сказал, что легион все еще в Легхорне. Это возмутительно, что он находится там, когда он может быть полезен тебе в Милане. По другим слухам, эта армия находится где-то еще. Я писал тебе, чтобы ее как следует одели, если именно отсутствие одежды не дает ей возможности двинуться в путь…

С того момента, когда военные действия начнутся в Италии, станет ясно отношение Пруссии к России. Великая армия разделена на корпуса по пятьдесят тысяч человек в каждом, можешь только себе это представить. Воинские отряды будут предоставлены Баварией, Баденом, Хем Дармштадтом, Виртембергом и усилены французскими солдатами. Подобные новости произведут должное впечатление на итальянцев и нейтрализуют массу порочащих слухов, которые противник, не упуская случая, распускает повсюду. Я направил генералу Мену, Моро де Сен-Мери, принцессе де Люиньи (так в оригинале), архиепископу в Генуе и в Рим отдельные выдержки из этих новостей. Они важны только для того, чтобы подбодрить их. Они успокоят их и в то же время опровергнут лживые слухи… Мой главный штаб будет находиться в Луисберге на Вехте…

P.S. Императрица находится также в Страсбурге со своими придворными дамами. Она чувствует себя хорошо. Наполеон».

Меневаль

Французская армия стала полным хозяином на высотах, господствовавших над Ульмом, 16 октября 1805 года.

Когда этот славный подвиг завершился в Ульме, наш военно-морской флот постигло величайшее бедствие. В то время, как наша великая армия во главе с императором, разбив наголову противников на континенте, продолжала свой триумфальный марш на Вену, блестящий объединенный флот, которому предстояло охранять переход флотилии через Ла-Манш в Булонь и реализовать самые большие надежды, встретил свою гибель у мыса Трафальгар.

Потребовалась блестящая победа под Ульмом и перспектива успешной серии дальнейших операций, подготовленных Наполеоном, чтобы как-то утешить его после этой катастрофы, которая отложила на неопределенное время все надежды на разгром английского флота. Император понимал, что единственным средством, оставшимся у него, являлись организация Обширной континентальной блокады и принятие мер, которые бы обеспечили ее эффективность.

Утром 2 декабря 1805 года солнце сияло во время битвы при Аустерлице. С самого рассвета император, оседлавший коня, был со своими маршалами, окружавшими его, пока туман полностью не рассеялся. Затем по сигналу Наполеона каждый маршал галопом отправился к своему корпусу.

Скоро раздался звук первого пушечного выстрела. С высоты холма императоры Австрии и России видели полный разгром своих армий. Эта битва — одна из величайших, в которых когда-либо побеждал Наполеон, — завершила кампанию, продолжавшуюся два месяца.

Констан

Как только стало ясно, что победа при Аустерлице одержана, император поспешил отправить курьера Муста ша во Францию, чтобы объявить новость императрице, которая в то время находилась в замке Сен-Клу.

Было девять часов вечера, когда прибыл курьер. Императрица, которая с величайшим нетерпением ждала новостей из армии, бросилась к окну, торопливо распахнула его, и слова «победа» и «Аустерлиц» громко прозвучали в ее ушах. Стремясь поскорее узнать подробности, она стремглав бросилась вниз по лестнице, сопровождаемая придворными дамами; и Мусташ, до предела возбужденный, рассказал о чудесной победе и вручил ее величеству письмо императора. Прочитав письмо, Жозефина сняла с пальца красивое бриллиантовое кольцо и отдала его курьеру. В этот день бедняга Мусташ проскакал более 150 миль и был настолько изнурен, что его пришлось снимать с лошади и укладывать в постель при помощи четырех человек. Его последняя лошадь, которую он, несомненно, жалел меньше предыдущих, пала замертво прямо во дворе замка.

Меневаль

На следующий день у наших аванпостов появился принц Лихтенштейна Ион, чтобы попросить Наполеона дать согласие на встречу с императором Австрии. После некоторого колебания Наполеон согласился на встречу, но, проводив принца, не мог удержаться, чтобы не сказать: «Этот человек заставляет меня совершить большую ошибку. Конференции можно проводить, но не сразу после сражений. Сегодня мне следовало быть только солдатом. Мне следовало довести до конца свою победу, а не слушать слова мира».

4 декабря, в девять часов утра, Наполеон сел на коня и в сопровождении маршала Бертье, высших офицеров штаба и части охраны отправился на согласованную ранее встречу. На место встречи он прибыл раньше императора Австрии, который вскоре подъехал в открытой карете, сопровождаемый принцем Лихтенштейна Ионом, несколькими фельдмаршалами и генералами своей армии и эскортируемый эскадроном венгерской кавалерии. Император подошел, чтобы встретить императора Австрии, и обнял его. Они остановились у костра, а их свиты удалились к другим кострам, зажженным неподалеку, но на таком расстоянии, чтобы никто из свиты не слышал, о чем говорят два монарха. Переговоры продолжались примерно два часа, и оба монарха пришли к соглашению о перемирии и об основных условиях мира. Император Австрии попросил, чтобы перемирие также распространялось и на русскую армию. Наполеон согласился при условии, что русские покинут Германию, Прусскую и Австрийскую Польшу и вернутся в Россию.

Русская армия была окружена со всех сторон, и у нее не было шансов вырваться из кольца. Ее войска спасались бегством в таком беспорядке, что император Александр, изолированный от них, был под угрозой оказаться в руках неприятеля. Неразбериха, царившая в рядах русской армии, приняла такие размеры, что император Александр почти неделю не знал, где же находятся его слуги, и князь Чарторыйский, его министр, должен был выполнять роль слуги.

Наполеон проявил великодушие по отношению к императору Александру. Он приказал своему адъютанту Савари отправиться к нему и сообщить, что если он согласится отступить со своей армией, то Наполеон приостановит движение французских войск и предоставит русским возможность свободного отхода.

Мирная конференция открылась в Брюнне, но вскоре участники переговоров переехали в Пресбург, где 26 декабря 1805 года и был подписан мирный договор.

Этот знаменитый договор подтвердил все наши завоевания и передал в наше владение Италию. Бавария получила Тироль. Курфюрства Баварии и Вюртемберга, расширенные за счет территорий, уступленных Австрией, были возведены в ранг монархий. Курфюрство Баден, которое, несмотря на увеличение своей территории, не имело достаточного значения, чтобы стать монархией, было возведено в ранг великого герцогства. Австрия получила Зальцбург, а эрцгерцог Фердинанд, бывший великий князь Тоскании, которому был передан Зальцбург в соответствии с Люневильским договором, был переведен в Вюрцбург. Это курфюрство было возведено, в знак благосклонности к Фердинанду, в ранг великого герцогства. Военная контрибуция, которую Наполеон установил в размере ста миллионов франков, была сокращена, с его согласия, до сорока миллионов франков. В день подписания мирного договора в Пресбурге император принял эрцгерцога Карла в замке Штаммерсдорф. Беседа вызвала у них взаимное чувство уважения. Прощаясь с эрцгерцогом, Наполеон подарил ему шпагу.

После сокрушительного поражения, нанесенного русской и австрийской армиям при Аустерлице, император с сожалением воспринял необходимость подписания отдельного мирного договора с Австрией, которой он не мог избежать, вместо того чтобы заставить и Россию присоединиться к договору и тем самым в полной мере вкусить плоды собственной победы; во всяком случае, почти вся русская армия осталась невредимой. Австрийская армия, находившаяся в Италии и теперь перебравшаяся в Венгрию, объединившись с остатками войск, уцелевших в битве при Аустерлице и заново укрепившихся, могла бы преобразоваться в мощную армию, способную к продолжению войны. Враждебность Пруссии, неустойчивый и робкий характер ее короля, которого легко можно было завлечь в стан врагов, чтобы сообща бороться с нами, усугубили угрозу, которую Наполеон не мог сбросить со счетов и которая заставляла его серьезно опасаться за состояние тыла. Именно поэтому он был удовлетворен требованием, чтобы русские войска покинули Германию и Польшу, вернувшись в Россию.

В глубине души он испытывал сильное чувство возмущения в связи с вероломными действиями кабинета министров Пруссии, который своим двусмысленным поведением делал все возможное, чтобы избежать каких-либо союзнических связей с французской империей, и расстроил все добрые намерения Наполеона, направленные на укрепление силы и мощи Пруссии. Это правительство, не поощряя напрямую Австрию к нападению на нас, позволяло этой державе надеяться на то, что, в случае войны с Францией, она легко может призвать на свою сторону нерешительного короля, находившегося под влиянием враждебно настроенного к Франции кабинета. Поставленный под удар этой рискованной нерешительностью, граничащей с опасностью, вынужденный отложить завершение своих проектов и свою мечту о всеобщем умиротворении на самое неопределенное время, Наполеон имел возможность убедиться в откровенной неблагодарности и враждебности берлинского кабинета, когда под благовидным предлогом нарушения территории французским войскам было отказано в переходе через Анспах, хотя до этого именно там было разрешено пройти австрийцам и баварцам.

С того самого времени у Наполеона не было больше иного чувства к малодушному королю Пруссии, кроме как чувства презрения и пренебрежения. Его раздражение этим монархом проявлялось постоянно, и оно еще более усилилось после их личного знакомства. Наполеон считал короля обреченным — еще со времени его неудачного рождения — на моральное убожество и физическую неполноценность. Он отказался от плана сделать его своим союзником. Вместо благосклонного отношения к Пруссии и горячего желания связать Францию с этой страной прочными узами император решил рассматривать в качестве врага эту державу, союза с которой он так и не сумел добиться.

В то время как французская армия продолжала успешно действовать на полях Австрии, неаполитанский двор проявил недальновидность, граничившую со слепотой, нарушив свои обещания о нейтралитете и открыв свои порты для морских и военных сил наших врагов.

Наполеон, узнав об этом наглом акте неверности после победы при Аустерлице, направил приказ своему брату Жозефу, который тогда возглавлял правительство в Париже, немедленно отправиться в армию в Италии, которой командовал маршал Массена, взять на себя командование в чине генерала дивизии и в ранге заместителя императора направиться с этой армией маршем на Неаполь, где его поджидала корона короля.

Сразу же после ратификации мирного договора император выехал в Мюнхен.

Императрица Жозефина прибыла туда раньше его. Свадьба принца Евгения и принцессы Августы, старшей дочери короля Баварии, праздновалась в Мюнхене 14 января 1806 г. и образовала первое звено в цепи, которой было суждено объединить новую наполеоновскую династию с самыми старинными династиями Европы.

Император информировал Сенат об этой свадьбе и одновременно сообщил членам Сената, что усыновил принца Евгения и назначил его своим наследником, ввиду отсутствия прямых наследников, на трон короля Италии.

31 декабря 1805 года был последним днем республиканского календаря. Григорианский календарь имел то преимущество, что использовался почти всеми народами Европы и Америки, в то время как республиканский календарь, кроме его неудобства для наших отношений с иностранцами и изоляции, ставшей результатом этого неудобства, обладал еще и тем недостатком, что вел свое происхождение от периода, о котором помнили с великим неодобрением во Франции и в остальной Европе.

Считалось, что Наполеон был очарован старой французской аристократией. Привлекая к императорскому двору ее представителей, он демонстрировал бережное отношение к наследию и готовность взять на себя ответственность за все выдающееся во Франции. Он считал, что аристократы больше заинтересованы в стабильности, к которой он стремился, чем республиканцы, которые всегда были настроены враждебно к принципам его административной деятельности. В этом заключается причина, почему он всегда считался сторонником использования наследия, а не правил поведения монархий, которые ему предшествовали. И это же было одной из причин его привязанности к г-ну де Талейрану, который был одним из основных посредников в этой деятельности, ведущей к объединению и примирению.

Наполеон успешно продолжал эту политику, и не может быть никаких сомнений в том, что если бы его правление продолжалось дольше, то все различия между классами постепенно бы исчезли. Он сознавал то обстоятельство, что его послы, выбираемые из числа старых аристократических семей, были более способны выполнить порученную им роль при европейских дворах, куда они направлялись, и что их членство во франкмасонстве аристократии стало бы для него реальной помощью.

Возвращение императора в Париж было ускорено разразившимся в апреле 1806 года кризисом, затронувшим «Банк Франции». Вызванное этим обесценивание общественных ценных бумаг было усугублено организованным в Лондоне маневром, которым хвастались английские газеты того времени. Этот маневр заключался в том, чтобы согласованными действиями способствовать падению курса на парижском рынке и тем самым поставить под сомнение платежеспособность «Банка Франции», вызвать панику в народе, которая заставит держателей акций «Банка Франции» броситься в банки для обмена акций на наличные деньги. Удар, нанесенный финансовым кризисом по общественному доверию, был своевременно отражен энергичным вмешательством правительства. Но, расследуя причины возникновения этого кризиса, полиция выяснила, что роялистская оппозиция специально сеяла панику среди держателей акций, стремясь подорвать доверие к государству.

Наполеон воспользовался тем обстоятельством, что взошел на императорский трон, чтобы возобновить свои мирные предложения королю Англии. Он никогда не питал надежд на то, что это предложение увенчается полным успехом, но стремился использовать любой шанс, который мог бы выставить в неприглядном свете нежелание британского правительства добиваться мира.

Письмо было адресовано самому королю Англии, но ответил на него министр Малгрейв на имя г-на де Талейрана. Послание Малгрейва сводилось к следующему: английский монарх не может ответить на предложение примирения, направленное в его адрес, без того, чтобы оно не было также передано и другим державам, с которыми он находится в общем союзе, и в частности России; таким образом, отказавшись высказать каким-либо способом свое мнение по поводу предложения императора, король Англии одновременно вызвал подозрение, что эта новая договоренность европейских держав предвещает не что иное, как создание новой коалиции. В этом послании прослеживалось больше уважения, чем в ранее переданных Англией ответах Наполеону.

Прусский кабинет министров так стремился приступить к военным действиям, что, не ожидая прибытия русских войск, неожиданно начал военную кампанию. 25 сентября император выехал из Сен-Клу в Майнц. Конвой, высланный им вперед, покинул Париж несколькими днями раньше. Скорость марша наших солдат способствовала прибытию императора в Йену 13 октября.

Наполеон, объезжая войска, отдавал последние приказы на рассвете. Его усилия увенчались победой, и еще до окончания дня 14 октября 1806 года прусская армия была полностью разгромлена. Только ночью и в последующие дни стали известны впечатляющие результаты этого памятного сражения.

Эта великолепная победа, достигнутая до прибытия русских войск, привела к ликвидации прусских вооруженных сил и открыла ворота Берлина для французской армии.

Следуя в Берлин, Наполеон посетил замок Сан-Суси в Потсдаме и осмотрел его с большим интересом. Он попросил своих гидов рассказать ему со всеми подробностями о том образе жизни, который вел в этой резиденции Фридрих Великий. В большинстве комнат по-прежнему стояли письменные столы, испачканные чернилами. В королевской спальне была широкая ниша, в которой на маленькой кровати обычно спал Фридрих Великий. Но затем кровать убрали. Все в комнатах замка говорило о презрении этого великого короля к роскоши и помпезности. После его смерти в замке ничего не изменилось. Мы видели комнату, которую занимал Вольтер.

Император совершил триумфальный въезд в Берлин, проследовав под аркой, которая украшает Бранденбургские ворота, в сопровождении своих маршалов, адъютантов и императорской пешей охраны. Лучшую часть ноября он провел в прусской столице.

Англия запретила морскую торговлю между Францией и нейтральными странами; и для осуществления этой меры британский кабинет министров объявил побережье Франции и стран, оккупированных французской армией, районом, входящим в зону блокады, хотя в действительности эта блокада существовала только на бумаге.

Беспримерная попытка нарушения международного права вынудила Наполеона принять справедливые ответные меры, запрещавшие любые торговые операции с Англией. Все товары английского производства подвергались конфискации; все английские письма, какими бы они ни были, изымались на почте и уничтожались. Император не закрывал глаз на строгость этих мер. Англия запретила ему море; он запретил ей континент. Такова была причина берлинского декрета, который объявил Британским островам блокаду.

В результате битв при Йене и Ауэрштадте прекрасная прусская армия подверглась тотальному уничтожению. Она исчезла, пользуясь выражением Наполеона, подобно осеннему туману перед восходом солнца.

Констан

Когда мы находились в армии, то я спал в палатке императора на маленьком коврике или на медвежьей шкуре, которую он возил в своей карете; когда случалось, что я не мог пользоваться этими предметами, то старался обеспечить себя постелью из соломы. Помню, как однажды вечером я оказал великую услугу неаполитанскому королю, разделив с ним пучок соломы, которому предстояло стать моей постелью.

Император спал на своей маленькой железной кровати без матраца, а я спал где придется. Едва я засыпал, как император звал меня: «Констан». — «Сир?» — «Посмотри, кто на посту (он имел в виду адъютанта), и скажи, чтобы он пришел ко мне». Тогда я выходил из палатки, чтобы вызвать офицера и привести его к Наполеону. Когда он приходил, император отдавал ему распоряжение: «Отправляйтесь в такой-то корпус под командованием такого-то маршала; предложите ему послать такой-то полк, чтобы он занял такую-то позицию; выясните позиции противника и затем возвращайтесь ко мне с докладом».

Адъютант отправлялся на лошади исполнять эти приказания, а я вновь ложился. Император как будто тоже собирался ложиться спать, но через несколько минут звал меня: «Констан!» — «Сир?» — «Вызови мне невшательского принца». Я уходил за принцем, который немедленно приходил в палатку; и во время их разговора я оставался у входа в палатку, пока принц записывал несколько приказов и затем удалялся. Подобное случалось много раз в течение ночи, и, наконец, к утру его величество засыпал, тогда и я имел некоторое время для отдыха.

Когда прибывал адъютант с какими-то новостями для императора, я будил его, слегка потряхивая за плечо.

«Что случилось? — спрашивал его величество, немедленно просыпаясь. — Который сейчас час? Пусть он войдет». Адъютант докладывал, и, если это было необходимо, его величество сразу же вставал с кровати и выходил из палатки, никогда не тратя много времени, чтобы одеться. Если предполагалось сражение, император внимательно обозревал небо и горизонт и часто замечал: «Нам предстоит прекрасный день».

Завтрак готовился и сервировался за пять минут, и через пятнадцать минут скатерть убиралась со стола. Невшательский принц завтракал и обедал с его величеством каждый день; и через восемь или десять минут непродолжительная трапеза заканчивалась. «По коням!» — командовал император, оседлав коня и отправляясь в путь в сопровождении невшательского принца, одного или двух адъютантов и Рустама.

Его величество переезжал от одного корпуса к другому, разговаривал с офицерами и солдатами, расспрашивал их и собственными глазами видел все, что можно было увидеть.

Если сражение затягивалось, то ему привозили, не ожидая его приказа, кусок хлеба и немного вина.

Г-н Колин, глава кухонного департамента, много раз отваживался привозить императору легкую трапезу на пушке.

По окончании сражения император всегда объезжал поле битвы, оказывая помощь раненым и ободряя их сочувственными словами.

Иногда император возвращался в палатку сильно уставшим; тогда он ограничивался легкой едой и ложился на кровать, чтобы погрузиться в свой постоянно прерываемый сон.

Было удивительно, что каждый раз, когда непредвиденные обстоятельства вынуждали адъютантов будить императора, он был готов к работе, словно это было начало дня или его середина.

За три или четыре часа до начала сражения император большую часть своего времени проводил за военными географическими картами. На них он отмечал местность булавками с головками из воска различного цвета.

Поражение в битве при Йене настолько привело пруссаков в ужас, что королевский двор стремительно сбежал, оставив все в резиденции короля; и в результате император, прибыв в Потсдам, нашел там шпагу Фридриха Великого, его нагрудный знак, большую орденскую ленту и будильник. Император приказал все эти предметы отправить в Париж на хранение в «Дом Инвалидов».

Император вступил в столицу Пруссии 27 октября 1806 года между десятью и одиннадцатью часами утра, окруженный адъютантами и офицерами штаба. Все полки, во главе которых стояли барабанщики и военные оркестры, расположились перед императором шеренгами в идеальном порядке. Прекрасный вид французских войск вызвал восхищение жителей столицы Пруссии.

Въехав в Берлин в составе свиты императора, мы прибыли на городскую площадь, в центре которой был установлен бюст Фридриха Великого.

Когда император оказался перед бюстом, он, а за ним и весь штаб, галопом описал полукруг, склонив кончик шпаги и сняв шляпу. Император был первым, кто отсалютовал памятнику Фридриху II. Генералы и офицеры, составлявшие штаб императора, выстроились полукругом у бюста. Император стоял в центре. Его величество отдал приказ, чтобы каждый полк отдавал честь бюсту, проходя мимо него узкой колонной.

Меневаль

Наполеон вошел в Берлин с чувством горечи к тем, кто спровоцировал войну, которая только что привела его в столицу Пруссии. Этот неожиданный триумф, эти убедительные и впечатляющие результаты, какими бы они ни были лестными для его гордости, он с радостью поменял бы на союз, о котором теперь не могло быть и речи. Появились видимые признаки исчезновения его любимой политической мечты. Именно поэтому его слова, обращенные к тем, кто зажег и раздул пламя, только что уничтожившее их страну, были резкими, суровыми и оскорбительными.

2 декабря 1806 года, в день второй годовщины декларации об учреждении Империи, армии было зачитано воззвание о начале кампании в Польше. Приближение французской армии возродило неумирающие надежды поляков. Польский народ вооружался по всей стране и в своих обращениях и в выступлениях депутаций молился за восстановление своей национальной независимости. Однако Наполеон, как обычно, никаких обещаний не давал.

Из Познани император отправился в Варшаву. Дороги были в ужасном состоянии. В Варшаве он провел только три дня. Узнав, что русские генералы прекратили отвод своих войск и направляют их обратно на фронт, Наполеон в час ночи 23 декабря покинул Варшаву и двинулся навстречу русским войскам.

Чередование снега, мороза и оттепели сделало дальнейшее продвижение войск невозможным, и Наполеон вернулся в Варшаву. Там он провел весь январь 1807 года.

Констан

В Варшаве его величество занял большой дворец. Польская аристократия, вовсю стараясь обхаживать императора, давала в его честь пышные приемы и блестящие балы, на которых присутствовали самые богатые и знаменитые жители Варшавы.

На одном из этих балов внимание императора привлекла молодая польская дама по имени Мария Валевская. Ей было двадцать два года, и она недавно вышла замуж за старого аристократа со строгим нравом и чрезвычайно грубыми манерами. Он был больше влюблен в свои титулы, чем в супругу, к которой, однако, относился с преданностью, но которая его уважала больше, чем любила. При виде этой дамы, привлекшей его внимание с первого взгляда, император испытал громадное наслаждение. Она была блондинкой с голубыми глазами и с ослепительно белоснежной кожей, среднего роста и с очаровательной фигурой, изумительно пропорционально сложена. Император подошел к ней, немедленно завязал разговор, который она поддержала с большим изяществом и остроумием, демонстрируя при этом прекрасное образование. Легкая тень меланхолии, присущая всему ее облику, делала ее еще более обольстительной.

Его величество решил, что увидел женщину, которая принесла себя в жертву и несчастлива в семейной жизни; и интерес к ней, вызванный этой мыслью, привел к тому, что он увлекся ею больше, чем какой-либо другой женщиной. Этот факт не ускользнул от ее внимания.

На следующий день после бала император показался мне необычно возбужденным; он вскакивал с кресла, прохаживался взад и вперед по комнате, садился в кресло и вновь поднимался с него, пока я не подумал, что мне никогда не удастся закончить одевать его. Немедленно после завтрака он приказал маршалу Мюрату нанести визит госпоже Валевской и сообщить ей о том, что он порабощен ею, а также о его пожеланиях.

Она гордо отвергла предложения, которые, вероятно, оказались слишком бесцеремонными. Возможно, кокетство, естественное для всех женщин, подсказало ей дать отпор; и, хотя герой понравился ей и мысль о блистательном любовнике, обладающем властью и овеянном славой, несомненно, занимала ее голову, она не собиралась капитулировать просто так, без борьбы.

Мюрат вернулся, полный смущения, весьма удивленный тем, что провалил порученную ему миссию. На следующий день, когда император встал с постели, я нашел его по-прежнему озабоченным, он не произнес ни слова, хотя в это время дня привык разговаривать со мной. Он направил госпоже Валевской несколько посланий, но все они остались без ответа; его тщеславие было больно задето подобным непривычным для него безразличием. Но в конце концов его мольбы тронули ее сердце, и она дала согласие на встречу в тот же вечер между десятью и одиннадцатью часами, которая и состоялась в назначенное время. Через несколько дней она вернулась в тот же самый час, и ее визиты продолжались до самого отъезда императора.

Через два месяца император попросил ее приехать, и она присоединилась к нему в его штаб-квартире в Финкенштейне, где она с того времени и оставалась, покинув в Варшаве старого мужа, который, глубоко оскорбленный за свою поруганную честь и за свою любовь, пожелал более никогда не видеть бросившую его супругу.

Госпожа Валевская оставалась с императором вплоть до его отъезда, а затем вернулась в свою семью, постоянно проявляя самую преданную и в то же время бескорыстную любовь.

Император, видимо, высоко ценил прелести этой ангельской женщины, чей добрый и готовый к самопожертвованию характер произвел на меня глубокое впечатление. Когда они обедали вместе, а их обслуживал только я один, мне предоставлялась возможность получать удовольствие от их разговора, который всегда со стороны императора принимал дружелюбный, веселый и оживленный характер; а со стороны госпожи Валевской их беседа окрашивалась нежностью, страстностью и некоторой меланхоличностью.

Когда его величество отсутствовал, госпожа Валевская проводила время за чтением или через решетчатые жалюзи в комнатах императора наблюдала парады и воинские построения на дворцовой площади, которыми часто командовал сам император. Такова была ее жизнь, вполне соответствующая ее характеру, всегда спокойному и уравновешенному, и это очарование ее натуры заметно пленило императора, который с каждым днем все больше становился ее рабом.

После битвы при Ваграме в 1809 году император своей резиденцией сделал дворец Шенбрунн и немедленно послал за госпожой Валевской, для которой был снят и меблирован очаровательный дом в пригороде Вены, совсем близко от Шенбрунна. Каждый вечер я тайно привозил ее в закрытой карете с единственным слугой без ливреи; она входила в замок через потайную дверь и затем препровождалась в императорские апартаменты.

Я не в силах описать все то внимание, заботу, которыми окружал ее император. Он возил ее в Париж вместе с братом, очень достойным и безупречным офицером, и служанкой, дав указание гофмаршалу императорского двора купить для нее очаровательный домик на шоссе Д’Антен. Госпожа Валевская была очень счастлива и часто говорила мне: «Все мои думы, все мое вдохновение исходят от него и возвращаются к нему; он для меня — все мое счастье, мое будущее, моя жизнь!» Она никогда не покидала своего дома, за исключением посещений личных апартаментов императора в Тюильри, и, когда этим счастьем ее не одаривали, она не ходила в театр, не совершала прогулок, не выходила в общество, а оставалась дома в окружении немногих лиц и каждый день писала императору. В конце концов она родила сына, имевшего удивительное сходство с Наполеоном, для которого это событие стало источником большой радости.

Госпожа Валевская заказала для императора золотое кольцо, вокруг которого она обвила свой красивый белокурый волос, а на внутренней окружности кольца были выгравированы следующие слова: «Когда ты перестанешь любить меня, не забывай, что я люблю тебя». Император называл ее только «Мари».

Вероятно, я слишком много уделил времени описанию этой любовной связи императора: но госпожа Валевская очень отличалась от других женщин, чьей благосклонности добивался император; и она была достойна того, чтобы называться «Ла Вальер императора», который, однако, не оказался столь неблагородным по отношению к ней, как Людовик XIV по отношению к единственной женщине, которая любила его, а именно — к госпоже де Ла Вальер.

Те, кто, подобно мне, имел счастье знать и видеть ее достаточно близко, должны понимать, почему, с моей точки зрения, существует такая большая разница между госпожой Валевской, нежной и скромной женщиной, воспитывавшей в уединении сына императора, и всеми фаворитками победителя Аустерлица.

Меневаль

Активное наступление русской армии заставило Наполеона вновь начать военные действия. Он покинул Варшаву, чтобы 8 февраля 1807 года сразиться с русскими в битве при Прейсиш-Эйлау, которая оказалась кровопролитной и очень упорной. Вечером накануне сражения мы ночевали в маленькой деревне Эйлау и вернулись туда же на следующий день после битвы.

Там Наполеон три дня организовывал вывоз раненых с поля боя и принимал меры по скорейшему подвозу необходимого для армии запаса провизии. Через несколько дней после битвы он ответил на предложения, сделанные ему королем Пруссии. Он выразил готовность положить конец бедам Пруссии — заключить сепаратный мир и преобразовать прусскую монархию, которая в качестве промежуточной державы и барьера против России была необходима для спокойствия всей Европы. Но вся эта переписка между монархами ни к чему не привела.

Констан

Наше пребывание в Финкенштейне в апреле 1807 года стало весьма утомительным, и, для того чтобы как-то провести время, его величество иногда играл в карты со своими генералами и адъютантами. Обычно играли в «двадцать одно», и великий капитан получал большое удовольствие от жульничества, придерживая в течение нескольких сдач карты, необходимые для того, чтобы набрать требуемое число. Он очень забавлялся, когда выигрывал с помощью этой хитрости. Я снабжал его суммой, необходимой для игры, и как только он возвращался в свои апартаменты, я получал приказ подсчитать сумму его выигрыша. Он всегда отдавал мне половину своих приобретений, а остаток я делил между слугами.

Братьям императора, хотя они и были королями, иногда приходилось ожидать его в императорской прихожей. Король Жером однажды утром явился по приказанию императора, который, еще не встав с постели, сказал мне, чтобы я попросил короля подождать. Так как императору захотелось еще немного поспать, то я оставался с другими слугами в салоне, который использовался в качестве прихожей, и король ждал императора вместе с нами; я бы не сказал, что ждал он терпеливо, ибо постоянно пересаживался с кресла на кресло, метался взад и вперед между окном и камином, демонстрируя крайнее раздражение, то и дело обращаясь ко мне, поскольку всегда относился ко мне с большой добротой. Таким образом прошло более тридцати минут, и наконец я вошел в комнату императора и, когда он набрасывал на себя халат, сообщил ему, что его ожидает его высочество. Пригласив короля в комнату императора, я вышел.

Император оказал ему холодный прием и очень строго отчитал. Так как он говорил очень громко, то я, против своей воли, хорошо его слышал; но король в чем-то извинялся таким тихим голосом, что ни одного слова из его оправданий я не слышал. Подобные сцены повторялись часто, ибо Жером был рассеянным и расточительным, что больше всего не нравилось императору, хотя он и любил его или, точнее, — очень любил его; удивительно, что, несмотря на частые случаи недовольства, которое вызывала у него его семья, император все же испытывал ко всем своим близким самые теплые чувства.

Меневаль

Армия русского царя получила значительное подкрепление, и половинчатый успех в битве при Эйлау, который его генералы представили как победу, придал Александру дополнительную уверенность. Он дал заманчивые обещания королю Пруссии и склонил его к заключению в Бартенштейне союза, ставшего пробным камнем соглашений, которые в 1813 году, после успешных переговоров, закончились их подписанием.

Целью этого нового союза явились восстановление прусской монархии, реставрация независимости немецких государств и реализация важных планов, направленных против Франции, если война с нею закончится для союзников благоприятно. Англия и Швеция согласились с условиями договоренностей в Бартенштейне, но Австрия предпочла остаться в стороне.

Тем временем императору предложили провести встречу в рамках всеобщего конгресса, в котором должны были участвовать все державы Европы, находившиеся в состоянии войны. Император согласился с этим предложением, но с некоторыми оговорками. Союзники высказали пожелание выслушать от Наполеона основы будущей договоренности, хотя сами они ничего не предложили. Наполеон без колебаний ответил, что будущие договоры должны основываться на условиях равенства, взаимности и системы справедливых компенсаций.

Наши противники, без сомнения, оценили эту умеренность позиции Наполеона как проявление его слабости и, более того, все свои надежды стали связывать с риском войны, поскольку в тот самый момент, когда считалось, что последнее препятствие на пути к созыву конгресса устранено, русские армии неожиданно покинули свои лагерные стоянки и атаковали французскую армию. В результате этой атаки император был вынужден срочно покинуть Финкенштейн. Я доехал с ним до Данцига. Но из-за болезни задержался там на две недели и только потом вновь присоединился к Наполеону.

Маршал Ней, атакованный крупными силами русской армии, оказал им стойкое сопротивление. Он отступил в полном порядке и держался до тех пор, пока не подоспели основные части французской армии. Именно тогда Наполеон и перешел в наступление. Последовали победы при Хейльсберге и Фридланде. Последняя битва была решающей, поскольку русская армия была разгромлена и бежала за Неман.

Поражение союзников Пруссии лишило ее последних ресурсов, и ей пришлось распрощаться с надеждами на то, чтобы поправить свои дела. Император России был вынужден просить о заключении перемирия, во время которого можно было бы начать переговоры о мире. Наполеон, не долго думая, согласился с просьбой императора России и послал генерала Дюрока обговаривать условия перемирия.

Когда я прибыл в Тильзит, император находился там уже три дня. Почти одновременно со мной в Тильзит из штаб-квартиры императора Александра прибыл генерал Дюрок с документом о ратификации перемирия, заключенного между двумя армиями. Я узнал, что это была его вторая поездка к русским и время встречи двух императоров уже согласовано.

Через два дня, 25 июня 1807 года, она и состоялась в палатке, сооруженной на плоту, поставленном на два якоря в самой середине реки Неман. Наполеон первым пересек весь плот, чтобы встретить императора Александра. Оба монарха, движимые спонтанным чувством, припали друг к другу и обнялись. Это было прекрасное зрелище, и впечатление от него еще более усилилось от громких приветственных возгласов войск двух армий, выстроившихся по обе стороны реки, причем эти возгласы, начавшиеся на правом берегу реки и эхом вернувшиеся с левого, слились в один громогласный гул.

На следующий день на том же плоту состоялась вторая встреча, на которую император Александр привел с собой короля Пруссии. Позднее оба иностранных монарха обосновались в самом Тильзите, который временно был объявлен нейтральным городом. Обе армии занимали позиции на противоположных берегах реки Неман, и между ними возникло дружеское взаимопонимание.

В тот день, когда оба императора вернулись в город, в ставке Наполеона был устроен обед. На другой и в последующие дни они оба выезжали из города, сопровождаемые королем Пруссии. Целью их поездок было посещение различных военных лагерей обеих армий. Они проводили смотры войскам, пробовали солдатские супы и делали друг другу дежурные комплименты. Император Александр с большим удовольствием демонстрировал свои отборные части, русскую гвардию и регулярные отряды казаков. Наполеон любовался ими и даже наградил некоторых русских знаками отличия Почетного легиона.

Отношения между двумя императорами стали настолько дружественными, что, когда после экскурсий царю предстояло отобедать с Наполеоном, последний не позволил царю поехать в свою ставку, чтобы переодеться, а послал кого-то в дом, где остановился Александр, чтобы привезти необходимые для царя веши. Через своего слугу он посылал царю галстуки и носовые платки. Когда император и Александр возвращались в салон перед обеденным часом, это время они использовали для бесед наедине. В таких случаях они обычно выходили на небольшую галерею, которая примыкала к кабинету императора. Иногда Наполеон приглашал царя в свой кабинет и просил принести географические карты, среди которых была карта европейской части Турции. Я видел, как они склонялись над этой картой, а затем продолжали свой разговор, прохаживаясь по кабинету. Их занимали планы раздела территорий. Константинополь был единственной проблемой, решения которой они явно не нашли.

Было совершенно очевидно, что Наполеону не хотелось, чтобы эти вопросы стали предметом дискуссий, которые, возможно, нарушили бы гармонию, восстановленную между ними. В итоге они пришли к молчаливому соглашению установить, хотя бы временно, статус-кво. Их беседы документально не оформлялись. Во время неофициальных бесед оба императора часто говорили о внутриполитических проблемах своих стран и о формах правления. Александр обычно говорил о наследственной короне как источнике для злоупотреблений, в то время как Наполеон не мог привести достаточно веских аргументов в пользу того, что именно наследственная монархия способна обеспечить мир и счастье народа. Император Наполеон, рассказывая мне об этих беседах, обычно говорил, что если точка зрения Александра не результат того, чему его учил его наставник, швейцарский полковник Лагарп, то она скорее всего отражает его склонность к мистицизму. Можно было предположить, видя, что поведение Александра было не совсем естественным, что его аргументы, хотя и высказывавшиеся вполне серьезно, приводились только с определенной целью и далеко не отражали его истинное мнение.

Император Александр был высокого роста, хорошо сложен и элегантен. Он говорил по-французски без какого-либо акцента и свои мысли выражал изящно и с достоинством. Его манера общения с людьми скорее была дружеской, а не высокомерной, ему была присуща открытость, хотя его взгляд не всегда был искренним. Обычно он выслушивал Наполеона с чрезвычайным интересом и относился к нему с сыновним почтением. Он ходил, слегка склонив голову на сторону, вследствие глухоты на одно ухо.

После встречи на Немане, дней через десять или двенадцать, в Тильзит приехала королева Пруссии. Королева была среднего роста, но имела весьма импозантный вид. У нее был превосходный профиль. Ее красота была ослепительной, хотя она уже не отличалась свежестью в свои тридцать два года. Я увидел ее, когда она прибыла на обед с императором. Она рассчитывала, что благодаря своему уму и обаянию ей удастся добиться лучших условий договора с Пруссией. Но хота Наполеон проявил уважительное отношение к ней, все жалобы, мольбы и докучливость этой глубоко униженной королевы, все женские уловки, к которым она прибегала, были обречены на провал и ни к чему не привели. Помимо всего прочего, королева приехала, когда все уже было решено. Она ничего не добилась, кроме того, что ускорила заключение двух договоров — с Россией и Пруссией.

9 июля 1807 года, после обмена ратификационными грамотами, подписанными накануне, Наполеон надел большую орденскую ленту русского ордена Святого Андрея и направился к императору России, который, надев на себя большую ленту ордена Почетного легиона, встретил его во главе гвардейского отряда.

После трехчасового разговора Наполеон проводил Александра на берег Немана, где царь сел в лодку. Затем, после весьма теплого прощания, монархи расстались.

Императоры России и Франции провели в Тильзите двадцать дней. Их резиденции в городе были почти рядом, на одной и той же улице. Все это время Наполеон и Александр демонстрировали самые дружеские отношения. Кто бы мог тогда усомниться, что мир в Европе возможен?

Констан

Это было во время знаменитых кампаний в Пруссии и Польше, когда императорская семья погрузилась в глубокую скорбь, вызванную смертью молодого Наполеона, старшего сына голландского короля Луи. Именно тогда первые мысли о разводе зародились в голове императора, хотя развод произошел через два года и стал предметом личных разговоров только во время его пребывания в Фонтенбло. Императрица в смерти внука увидела фатальные для себя последствия, с этого времени она сосредоточила все свое внимание на мыслях об этом ужасном событии, которое разрушило ее жизнь.

Мы прибыли в Сен-Клу 27 июля, и император провел лето частично в этой резиденции и частично в Фонтенбло, посещая Париж только ради специальных событий и никогда не задерживаясь там более двадцати четырех часов. За время отсутствия его величества замок Рамбуйе был реставрирован и заново обставлен мебелью, и император провел в замке несколько дней. Когда он впервые вошел в ванную комнату, то остановился как вкопанный у двери и оглядел все вокруг, выражая всем своим видом крайнее удивление и неудовольствие; и когда я стал выяснять причину его состояния, последовав за взглядом его величества, то увидел, что на стенах комнаты архитектор нарисовал семейные портреты. Это были портреты матери императора, его сестер, королевы Гортензии и так далее. Подобная галерея портретов в таком месте вызвала чрезвычайное неудовольствие императора. «Что за чепуха! — вскричал он. — Констан, вызови мне маршала Дюрока!» И когда появился гофмаршал, его величество поинтересовался: «Кто этот идиот, которому могла в голову прийти подобная мысль? Прикажи художнику прийти сюда, и пусть он соскоблит все это. Он, должно быть, мало уважает женщин, если решился на такую непристойность».

Меневаль

Наполеон, не останавливаясь по пути, вернулся в Сен-Клу на предельной скорости. Он прибыл туда 27 июля в пять часов утра; обедал вместе со своей семьей, на обеде также присутствовал архиканцлер Камбасерес. Вечером он принял министров, а на следующий день получил поздравления от крупнейших корпораций государства.

Возвращение императора после десятимесячного отсутствия, самого продолжительного из всех, в которых он когда-либо пребывал, приветствовалось со всеобщим удовлетворением. Экономическое процветание, переживаемое всеми классами общества, вызвало чувства благодарности и теплой симпатии к человеку, который только что завершил самые неслыханные успехи на бранном поле славным миром.

Первой заботой Наполеона было дальнейшее процветание страны в ее внутренних делах и принятие всех необходимых мер для укрепления ее безопасности, которая ни в малейшей степени не была нарушена во время его долгого отсутствия. Затем он занялся иностранными делами, отыскивая наилучшие способы для того, чтобы склонить европейские державы, включая Австрию, выступить против Англии.

После возвращения Наполеона из Тильзита важное изменение произошло в министерстве иностранных дел.

Император, не имея на руках вещественных доказательств неверности своего министра, чувствовал, что он не может продолжать доверять ему. Г-н де Шампаньи, к услугам которого Наполеон прибегал при проведении некоторых переговоров и чью честность он высоко ценил, представлялся императору человеком, способным ведать министерством иностранных дел под его личным контролем и руководством. Можно только сожалеть, что тогда же Наполеон не отстранил Талейрана вообще от всех общественных дел, поскольку отношения, которые сложились у этого министра с некоторыми иностранными государственными деятелями, а также методы, с помощью которых ему удалось снискать милость у некоторых монархов, предоставили в распоряжение Талейрана мощные средства влияния, которые он был способен использовать против императора.

16 августа 1807 года Наполеон открыл сессию Законодательного собрания. В речи, произнесенной твердым и звучным голосом, который привел в трепет все собрание, Наполеон изложил то, что он сделал за прошедшее время, и кратко описал планы, над которыми он работал, имея в виду совершенствование деятельности наших государственных учреждений. Эта торжественная сессия была завершена заявлением о благоприятной ситуации, сложившейся во Французской империи.

Указ Сената, объявивший год назад о создании наследственного дворянского сословия, явился прямым следствием состояния общего процветания в стране. Учреждение наследственных титулов было естественным результатом основания Империи и создания княжеских достоинств, которые были пожалованы в 1806 году.

I марта 1807 года в Сенате были зарегистрированы два законодательных акта — один, предусматривавший учреждение титулов принцев, герцогов, графов, баронов и князей, другой устанавливал правила учреждения и состав заселенных поместий. Новая аристократия, основанная Наполеоном, более не выступала против принципов равенства, так же, как она смирилась и с институтом Почетного легиона. Как раз этим она отличалась от старой аристократии, которая была привилегированной и феодальной.

Старая аристократия сформировала общество, стоящее вне народа, который — отделенный от нее почти непреодолимыми барьерами — был настроен к ней, естественно, очень враждебно. Создавая новую аристократию, Наполеон хотел достичь три важные цели: слияние старой Франции с новой Францией, примирение Франции с Европой и стирание в Европе остатков феодализма.

30 июня и 23 сентября император распределил суммы от двухсот тысяч до одного миллиона франков каждому из девяти маршалов и суммы по сто тысяч франков каждому из тридцати четырех генералов — одним словом, сумму, превышавшую государственные доходы в целом на сто пятьдесят тысяч франков. В эту денежную ведомость были включены и другие офицеры, министры и гражданские чиновники. Эти наличные суммы не стоили казначейству ни гроша, поскольку были взяты из военных контрибуций, взимаемых с противников и внесенных в специальное военное казначейство. Те иностранцы, которые способствовали нашим победам, также не были забыты.

Вызванный во Францию императором, Жером Бонапарт вернулся в конце апреля 1805 года. Он прибыл в Лиссабон на американском корабле в сопровождении тестя и жены, избежав встречи с бдительным английским флотом. В Лиссабоне он был вынужден расстаться с ними и после печального прощания выехал в Мадрид. Г-н Паттерсон и его дочь немедленно вернулись в Америку.

К удовлетворению Наполеона, Жером выполнил ряд порученных ему миссий в должности капитана и контр-адмирала. Затем он перешел из флота в армию, служить в которой давно стремился. После заключения мира в Тильзите он стал королем Вестфалии, что соответствовало одной из статей мирного договора. После этого в августе 1807 года он женился на принцессе Екатерине, дочери короля Вюртемберга, чей благородный характер и превосходное поведение, проявленные не только в благостные времена, дают ей право на место в истории и на то, чтобы быть достойной похвалы.

Эта свадьба уничтожила последние надежды госпожи Элизы Паттерсон, и она согласилась на аннулирование брака, заключенного в 1803 году. В 1808 году она обратилась к генералу Тюрро, который был французским послом в Соединенных Штатах, и заявила ему, что в силу сложившихся обстоятельств, которые заставили ее пойти на мучительную и унизительную жертву, вручает собственную судьбу и судьбу сына в руки императора.

Наполеон, который в это время был в Испании, ответил, что он с удовольствием встретится с сыном госпожи Паттерсон, если она отправит его во Францию, также он заверил ее, что она может положиться на его уважение и быть уверенной в его желании находиться с ней в дружеских отношениях и что, отказываясь признавать ее брак с его братом, он исходил из политических соображений.

Наполеон провел в Фонтенбло последние дни сентября, весь октябрь и половину ноября 1807 года. Еще два года тому назад он отдал распоряжение о кардинальном улучшении вида дворца и его убранства и значительно украсил залы новой роскошной мебелью. Во дворце он принимал иностранцев и немецких принцев. Здесь также происходило вручение дипломатических верительных грамот. Императорский двор в Фонтенбло представлял собой весьма блестящее зрелище. Некоторым отвлечением от серьезных дел, которыми был занят Наполеон, служили охота и театральные представления с участием Тальма и наших лучших актеров.

15 ноября император покинул Фонтенбло ради поездки в Италию. Полностью оправданное недоверие к политическому настрою Австрии по отношению к нему, желание встретиться с венецианцами и другими жителями Италии, а также провести переговоры с братьями Жозефом и Люсьеном — таковы были основные причины этой поездки. При переходе через гору Сенис Наполеон, следуя пешком, подвергал свою жизнь опасности. Ему посчастливилось добраться до пещеры, в которой он нашел убежище. Эта пещера показалась ему, как он потом рассказывал, «дворцом алмазов».

Констан

В ноябре 1807 года я сопровождал его величество в Италию. Мы знали заранее, еще за несколько дней, что император совершит эту поездку; но, как это происходило во всех подобных случаях, ни день, ни час не были точно определены, пока нам вечером 15 ноября не сказали, что мы отправляемся рано утром 16 ноября. Я провел ночь, приводя в порядок все вещи, необходимые для обслуживания его величества в дороге, а в это время жена упаковывала мой багаж. И только я успел закончить сборы, как император вызвал меня, что означало, что через десять минут мы уже будем в пути. В четыре часа утра его величество сел в карету.

Так как мы никогда не знали, в какой час или в каком направлении император начнет свою поездку, то гофмаршал, главный конюший и главный камергер высылали вперед полный набор обслуживания императора по всем возможным дорогам, которые, как они думали, его величество может избрать. Обслуживанием спальной комнаты занимались слуга и мальчик из гардеробной. Что касается меня, то я никогда не покидал персону его величества и моя карета всегда следовала непосредственно позади его кареты. Веши, которые перевозились для обслуживания императора в дороге, состояли из железной кровати со всеми ее аксессуарами, дорожного несессера с бельем, мундиров и т. д.

Я мало знаю о сервисе, связанном с конюшнями, но кухня была организована следующим образом: для перевозки кухонных принадлежностей был приспособлен фургон, напоминавший своей формой башенные часы с кукушкой на площади Людовика XV, с глубоким днищем и огромным кузовом. В днище фургона хранились вина для императорского стола и для стола высшего офицерского состава, обыкновенные вина покупались по дороге в местах, где мы останавливались. В кузове фургона складывались все кухонные принадлежности и портативная печка. За фургоном следовала карета со стюардом, двумя поварами, мальчиком, обслуживавшим печку. За основным фургоном и каретой ехал багажный фургон с продуктами и винами, чтобы пополнять первый фургон, когда в нем истощались припасы; и весь этот транспорт высылался вперед, опережая карету с императором на несколько часов. В обязанности гофмаршала входило назначение места, где вся кавалькада останавливалась для легкого завтрака. Иногда это происходило в резиденции архиепископа, иногда — в ратуше, иногда — в резиденции субпрефекта или даже мэра города, если в ней не находились какие-либо другие важные персоны.

Прибыв в назначенный дом, стюард отдавал распоряжение о продуктах, печка растапливалась, а вертела приводились в движение; и если император выходил из кареты и принимал участие в подготовленной трапезе, то вместо провизии, поглощенной за завтраком, основной фургон немедленно, насколько это возможно, вновь заполнялся домашней птицей, кондитерскими изделиями и т. п.; перед отъездом все расходы оплачивались стюардом-контролером, хозяину дома вручались подарки, а все, что было не нужно для дальнейшего обслуживания императора, раздавалось слугам хозяина дома.

Иногда случалось так, что император, решив, что за стол усаживаться слишком рано, или пожелав совершить более продолжительную поездку, отдавал приказ проезжать мимо назначенного места, и тогда все упаковывалось обратно в коробки и увозилось дальше по маршруту. Иногда бывало и так, что император, остановив карету в открытом поле, выходил из нее, усаживался под деревом и заказывал себе завтрак. Рустам и лакеи выносили еду из кареты его величества, в которой хранилась небольшая по размеру кухонная посуда с серебряными крышками, заполненная курами, куропатками и т. п. Вслед за этим другие путешественники также получали свои порции. Г-н Пфистер обслуживал императора, а все остальные сопровождавшие его лица спешили проглотить свои кусочки еды. Быстро зажигались костры, чтобы подогреть кофе; и менее чем через полчаса все исчезало, а кареты вновь катились по дороге в установленном порядке, как и раньше.

Стюард императора и почти все повара прошли необходимое обучение при дворах короля и принцев. Это были господа Дану, Леонард, Руфф и Жерар. Всеми ими командовал г-н Колин, ставший стюардом-контроле-ром после печального случая с г-ном Пфистером, который сошел с ума во время кампании 1809 года. Все были знающими и ревностными слугами, и, как это было принято в системе обслуживающего персонала всех монархов, каждый департамент домашнего хозяйства имел своего шефа.

Мы двигались с большой скоростью до самой горы Сенис, но были вынуждены ехать медленнее, когда достигли перевала, поскольку погода там в течение нескольких дней была исключительно плохой, а дорога размыта дождем. Император прибыл в Милан в полдень 22-го числа; и, несмотря на нашу задержку у горы Сенис, остальная часть маршрута была преодолена так быстро, что никто не ожидал императора.

Вице-король узнал о прибытии отчима только тогда, когда император был уже в полулье от города, но тут же поспешил встретить нас, сопровождаемый небольшой группой придворных. Император приказал остановить карету и, как только открылась дверца, протянул руку принцу Евгению и ласковым тоном произнес: «Иди сюда, подсаживайся к нам, мой милый принц, мы появимся в городе вместе».

Несмотря на искреннее изумление, вызванное этим неожиданным визитом, едва мы въехали в город, как уже все здания сверкали иллюминацией, а удивительные по красоте дворцы, такие, как Литта, Казани, Мелци и многие другие, сияли тысячами огней. Император отправился во дворец, служивший резиденцией вице-королевы. Ибо ни к одной женщине император не проявлял такого искреннего внимания и уважения, как к принцессе Августе; и в самом деле, никогда не встречал более прекрасной и более безупречной женщины. Было просто невозможно говорить о красоте и добродетели в присутствии императора без того, чтобы он не привел вице-королеву в качестве примера. Принц Евгений был весьма достоин такой совершенной жены.

Император провел много времени с вице-королевой, чей ум не уступал ее дружелюбию и красоте. В Милан он возвратился к обеду. Вечером я сопровождал его величество в театр «Ла Скала». Император не остался там до конца оперы, удалившись пораньше в свои апартаменты, где и проработал большую часть ночи, что, однако, не помешало нам быть на пути в Верону еще до восьми часов утра.

Его величество не делал остановок между Брешией и Вероной. Я был бы очень рад, если бы у меня было время, чтобы на маршруте ознакомиться с достопримечательностями Италии; но это непросто было сделать, находясь в свите императора, так как он останавливался в пути только ради инспектирования войск и предпочитал посещать фортификационные укрепления и руины.

Хотя была уже поздняя осень, я с большим удовольствием наблюдал за пейзажем, который ожидает путешественника по дороге из Вероны в Виченцу.

В конце дня, который я провел просто восхитительно среди этих плодородных полей, я приехал в Виченцу, где власти города вместе с почти всем населением ожидали императора под величественной триумфальной аркой. Мы сильно проголодались. К счастью, члены магистрата Виченцы знали это, и их речи заняли только несколько минут.

В назначенное время император сел в карету, и мы вскоре мчались со скоростью молнии по дороге в Стра, где провели ночь. Очень рано следующим утром мы отправились дальше, следуя по небольшой дамбе, воздвигнутой среди болот. Ландшафт был почти таким же, но, тем не менее, не такой красивый, как тогда, когда мы ехали из Вероны в Венецию.

Прибыв в Фузину, император увидел, что его уже ожидали власти Венеции. В Фузине он пересел в «пеоту», так называлась лучшая гондола деревни, и на ней отплыл в Венецию. Мы же следовали за императором в маленьких черных гондолах, которые выглядели словно плавающие гробы, покрывавшие почти всю поверхность реки Бренты; и ничего не могло быть более странного, чем слушать восхитительные вокальные концерты с этих гондол, вид которых навевал такие мрачные мысли. Когда мы достигли устья реки, то были вынуждены ждать открытия шлюзов почти тридцать минут.

Миновав, наконец, реку Бренту, мы оказались в заливе и увидели вдали поднимавшийся из самого моря изумительный город Венецию. Со всех сторон появились гребные шлюпки, гондолы и судна значительных размеров, заполненные празднично одетыми богатыми венецианцами и всеми лодочниками города. Все эти плавательные средства проплывали мимо нас, возвращались обратно, пересекались друг с другом, перемещались в самых разных направлениях, совершая при этом свои маневры с удивительным искусством и скоростью.

Император стоял на корме «пеоты» и, когда какая-нибудь гондола проплывала вблизи него, отвечал на приветственные возгласы «Да здравствует Наполеон, император и король!» одним из тех глубоких поклонов, которые отвешивал с изумительной грацией и достоинством, когда, не склонив головы, снимал шляпу и плавно опускал ее почти до колен.

Эскортируемый этой бесчисленной флотилией, в которой «пеота» города, судя по всему, была гондолой адмирала, его величество, в конце концов, достиг Большого канала, который проходил между великолепными дворцами, разукрашенными лозунгами и заполненными зрителями. Император вышел из гондолы перед дворцом прокуратов, где его встретили депутация членов Сената и представители венецианской аристократии.

Вице-король и гофмаршал присутствовали в тот вечер в спальной комнате, когда император готовился ко сну; раздевая его, я услышал часть разговора, который сосредоточился на теме правительства Венеции до союза этой республики с Французской империей. Говорил почти только один его величество, принц Евгений и маршал Дюрок всего лишь вставляли несколько слов в разговор, словно для того, чтобы воодушевить императора на новое развитие темы, не дать ему замолчать и, таким образом, помешать ему слишком рано прекратить свои рассуждения, поскольку его величество взял на себя всю нить беседы, оставив другим возможность только изредка что-то сказать. Так он поступал часто, но никому не приходила в голову мысль пожаловаться.

Как я только что сказал, его величество вел разговор о прежнем государстве Венеции, и из того, что он поведал по этому поводу, я узнал больше, чем смог бы узнать из самой интересной книги. Когда вице-король отметил, что несколько патрициев сожалеют о своей прошлой свободе, император воскликнул: «Свобода, ну что за чепуха! Свобода никогда не существовала в Венеции, за исключением тех немногих аристократических семей, которые угнетали остальное население. Свобода с Советом десяти! Свобода с государственными инквизиторами! Свобода с самыми знатными людьми, выступавшими в роли доносчиков, и с венецианскими подземными тюрьмами и расстрелами!» Маршал Дюрок высказал мысль, что, в конце концов, эти жестокие условия жизни были основательно смягчены. «Да, несомненно, — ответил император. — Лев Святого Марка постарел, у него нет больше ни зубов, ни когтей! Венеция стала всего лишь тенью своего прежнего «я», и ее последний дож, оказавшись сенатором Французской империи, посчитал, что его повысили в ранге».

Его величество, обратив внимание на то, что это высказывание вызвало у вице-короля улыбку, весьма мрачным тоном добавил: «Я не шучу, джентльмены. Римский сенатор гордился, что он значит больше, чем король; французский сенатор, по крайней мере, не уступает в своем ранге дожу. Я хочу, чтобы иностранцы привыкли выказывать самое большое уважение к конституционным властям империи и относились с подобающим вниманием даже к простому титулу гражданина Франции. Я позабочусь о том, чтобы это было обеспечено. Спокойной ночи, Евгений. Дюрок, прими все меры, чтобы завтрашний прием был таким, каким он должен быть. После церемонии мы посетим арсенал. Прощайте, господа. Констан, вернись через десять минут, чтобы потушить свет: мне хочется спать. В этих гондолах чувствуешь себя, словно младенец в люльке».

Меневаль

Император получил письмо от своего брата Люсьена. Меня послали, чтобы я привез его из гостиницы. Я проводил его в кабинет Наполеона через тайный вход, так как Люсьен сказал, что не хочет, чтобы кто-нибудь его видел. Покидая императора, Люсьен был сильно взволнован, по его лицу текли слезы. Я отвез его в гостиницу и уже там узнал, что император твердо настаивал на том, чтобы Люсьен вернулся во Францию или принял предложение об иностранном троне, но что условия, которые император навязывал ему, наносят удар по его любви и политической самостоятельности. Люсьен просил меня попрощаться за него с императором. «Может быть, навсегда», — добавил он.

Констан

Тем не менее император не принял венецианский стиль жизни и отправлялся спать в тот же час, что и в Париже, и только тогда, когда он не проводил день за работой со своими министрами, он катался на гондоле по лагуне или осматривал основные достопримечательности и общественные здания Венеции; и в компании с императором я, таким образом, увидел собор Святого Марка и старинный Дворец дожей.

Когда мы покидали Венецию, императора провожала до берега такая же многочисленная толпа, как и во время его прибытия в город. 30 декабря мы вновь перебрались через гору Сенис и вечером 1 января 1808 года прибыли в Тюильри.