Наследие

Иларио

Позже, столкнувшись с немецкими самолетами, Марго Лонсонье так никогда и не сможет полностью осознать, зачем она приняла участие в этой войне, на которую не призывали ни женщин, ни лиц с двойным гражданством. Птичьи болезни отошли на второй план, и начиная с упомянутого дня она была так одержима этой войной, что некоторые соседи, глядя на ее сияющий вид, заключили, будто девушка влюбилась. Она обклеила все стены картами, по которым следила за полетами авиации «Свободной Франции», изучая продвижение войск, отмеченное красным пунктиром, как делал ее отец во время Первой мировой войны. Она сама сшила себе летную форму, тогда как молодые соседки вязали для мобилизованных шарфы, и все вечера при свете желтоватой лампочки мечтала о далеких провинциях с прекрасными городами, которые хаос бомбардировок стирал с лица земли. Не только газеты Candide, Jour, L’Illustration приходили еженедельно, полные новостей, но также чилийские издания El Abecé и El Popular посвящали половину страниц этим событиям и так часто обновляли информационные щиты на фасадах своих редакций, что интересующиеся не успевали их прочитывать.

Чили, сохранявшее нейтралитет в течение почти всего конфликта, ограничилось дипломатическими угрозами и продолжило доставлять почту из Европы в самые дальние уголки страны. Правительство заявило, что, в любом случае, его Fuerzas Armadas[28] способны выдержать приблизительно пятнадцатиминутный бой. Возможно, потому, что они жили далеко и страдали от дезинформации, многие молодые чилийцы в начале войны поддерживали Третий рейх. Так же как Иларио Дановски, они были убеждены, что Соединенные Штаты лгут и манипулируют прессой, а Германия предлагает очистить коррумпированную демократию от скверны. Но через несколько месяцев на севере Чили начали огромными тиражами выходить периодические издания и специальные выпуски вроде Mi Lucha или Ercilla, которые распространяли донесения о зверствах, совершаемых нацистами и членами гитлерюгенд. Кроме того, Чилийский североамериканский институт бесплатно показал на главных площадях городов документальные фильмы, чтобы все увидели воочию, что творится на другом континенте. В ноябре министерство авиации официально сообщило, что французские военно-воздушные силы, триста самолетов, разбиты за пятнадцать дней. Тогда же Мариза Бастье заявила прессе: «Женщины-летчицы готовы отправиться на войну».

Марго, повинуясь неясному импульсу, откликнулась на этот призыв. Она обратилась в посольство Франции в Чили и отправила письмо в консульство, попросив внести ее имя в список гражданских летчиков, намеревающихся вступить в военную авиацию. Хотя она была совершеннолетней, ей хотелось, чтобы отец своей рукой подписал для нее разрешение отбыть на фронт в Англию, что было бы символичным. Но Лазар был так поглощен управлением своей процветающей фабрикой, что рассеянно поднял глаза на появившуюся в его кабинете Марго и не сразу узнал дочь, по-видимому приняв ее за англиканскую монахиню, пришедшую забрать коробки с гостиями. Марго действительно превратилась во взрослую женщину, решительную и непреклонную, и, на взгляд отца, словно бы родилась второй раз.

— Я отправляюсь сражаться за Францию, — сказала она.

Лазар снова вернулся на двадцать пять лет назад, когда он, стоя нагишом посреди гостиной, пропитанной ароматом лимонной цедры, поднял кулак и произнес те же самые слова, и перед ним возник образ молодого растерянного человека. Сейчас, в сорок шесть лет, он так же любил Францию, как во времена своей юности, но страх перед войной не изгладился из его души. Он стал умолять дочь остаться.

— Если я не поеду, — ответила Марго, — французы пришлют нам письмо с белым пером, как трусам.

— Пусть я буду обладателем белого пера, зато моя дочь останется в живых, — возразил Лазар.

Но страхов отца оказалось недостаточно, чтобы удержать Марго. Она получила из посольства сообщение о зачислении на военную службу и известила Иларио Дановски, который оставался в летной школе, что отправляется на фронт. Девушка никогда не бывала в Англии, но так хорошо ее изучила, что прикрепила к письму карты аэродромов и список с указанием количества и типов самолетов, на которых мечтала летать.

Десятого июля в семь часов Иларио ждал ее на аэродроме Лос-Серрильос. Они поднялись в небо, сделали на прощание круг над авиабазой и взяли курс на Буэнос-Айрес, где должны были сесть на грузовое судно Королевской почтовой службы «Орбита», направлявшееся в Лондон.

Это была вторая война, в которой приняли участие Лонсонье. Марго и Иларио прибыли в Лондон, когда люфтваффе уже в течение года бомбили английские порты. Самолеты атаковали морские конвои Уэймута, радиолокационная станция в Вентноре была выведена из строя, устье Темзы вспухло скелетами фюзеляжей и напоминало вольер с подбитыми птицами. По берегам, в предместьях, между доками — повсюду были выстроены столовые для летчиков, где сновали туда-сюда сотни экипажей. Горючее берегли, лужайки высушивали, поджигая их, потерь уже не считали. Уже в первые часы пребывания вдали от своей страны и своих семей Марго и Иларио поняли, что им будет трудно попасть в авиацию «Свободной Франции». Они плохо говорили по-английски, чилийское летное удостоверение здесь было недействительно, и, как всем латиноамериканцам, которые отправились воевать во время Второй мировой войны, им пришлось начинать с нуля.

Марго проштудировала все справочники по авиации. Через две недели ее назначили во «вспомогательное хозяйство», которое занималось не чем иным, как техническим обслуживанием и уборкой. Латиноамериканку не допускали к почетной службе в небе, и Марго проводила дни за мытьем уборных, сменой постельного белья новобранцам, чисткой моркови, выковыриванием глазков из картошки. Она привыкла к жаргону, манерам пилотов бомбардировщиков, капризам полковников. Ей удалось заставить себя приспособиться, и некоторое время она работала на заводе по производству боеприпасов, где по одиннадцать часов в день без выходных проверяла оснащение спитфайров оружием. Потом число латиноамериканцев в рядах Королевских военно-воздушных сил возросло, вследствие чего командование решило создать Южноамериканский батальон, и Марго поручили чистить цилиндры двигателей и натирать детали поташем.

Как только ее уровень владения английским позволил пойти на курсы, Марго твердо вознамерилась налетать сто сорок необходимых часов в качестве перегонщика самолетов, чтобы получить наконец право подниматься в воздух. Она продемонстрировала, что умеет рассчитывать местоположение самолета и дистанцию, выполнять счисление пути, определять кратчайший маршрут. Вскоре ее перевели в Подразделение обслуживания транспорта, чтобы избавить не от опасности, но от славы участия в битве, ставшей уже легендарной. Ей разрешали летать, только чтобы переправить самолеты с одного аэродрома на другой. Примерно тогда же она одновременно с Иларио нашила на рукав своей гимнастерки чилийский флаг.

Таким образом, в течение двух лет Марго перебрасывала между двумя аэродромами боевые машины. Совершая первый полет в британском воздушном пространстве, она подумала, что небо здесь не такое чистое, как в Чили, звезды не такие веселые, а горизонт не такой ясный, и заметила, что тучи всегда собираются над городом, как овцы вокруг загона. В последний раз она поднималась в воздух во время обучения в летной школе на безобидных трясущихся аппаратах, а теперь управляла крепкими и мощными военными машинами, созданными для разрушения, нередко со следами столкновений на фюзеляже. Все в них было практичным и легким, не считая огромного и гладкого, как прочный брусок, приклада пулемета, устрашающе торчащего в середине кабины.

В шесть часов утра Марго направлялась к стоянке самолетов и запускала охладившийся за ночь двигатель, который с хриплым рокотом начинал работать. Она привыкла жевать жвачку, чтобы не закладывало уши, постигла язык метеопрогнозов, сделала вывод, что вечный английский туман не поднимается выше четырех тысяч футов. С собой она брала один только спасательный плот, питание на три дня и термос с кофе. Поверх гимнастерки с пришитым к рукаву чилийским флагом надевала кофту из овечьей шерсти и меховую куртку, но, стараясь избегать перегрузки, тщательно очищала подошвы ботинок и обрезала края карт.

Возможно, потому, что была одной из немногих женщин, занимавшихся мужским ремеслом, Марго еще меньше подчинялась этому странному чувству — страху и приветствовала жизнь, подверженную случайностям, превосходя других авиаторов в храбрости. И когда в небе, не имея права стрелять, она позволяла себе погладить приклад пулемета, как нечто запретное, и мышцы у нее напрягались. В ее фигуре с окаменевшими плечами, оцепеневшим телом, руками, крепко сжимающими рычаги управления, угадывалась скрытая сила. Марго с утра до ночи сидела в кабине, и никакая усталость ее не брала. Она летала семь дней в неделю по девять-десять часов, спала всего лишь несколько минут между перелетами. Вдали от всякого героизма она наслаждалась своим крошечным вкладом в общее дело. Паря над облаками, проявляла терпение кондора, который, опустив голову, ждал, когда закончится дождь.

В то время Иларио Дановски научился управлять более своенравным самолетом. Понемногу он понял, что успех в бою зависит от решительности и храбрости. В отличие от Марго, у него не было пламенного стремления к приключениям и опасностям, но это лишь подстегивало его желание учиться. Этот маленький союз юных чилийских авиаторов отличало чувство товарищества, которое одновременно освобождало и связывало. У них были одно лицо, одна кровь, один гнев на двоих. Провожая других атаковать вражеские патрули и бомбить стратегические объекты, но никогда не принимая участия в боях, они загружали в самолеты боеприпасы и отправляли по домам трупы в нейлоновых мешках. Ни разу не выпустив ни одной пули, они распределяли артиллерийские орудия для каждого экипажа. Они создавали впечатление пантомимы с двумя артистами. Усталость одного возмещала выносливость другого, и действия Марго и Иларио были слажены так четко, что можно было заподозрить, будто они их заранее репетируют.

Однажды у скалистых берегов Франции они пролетали на малой высоте над небольшой летной школой. На мгновение Марго мысленно перенеслась в авиаклуб в Чили. Отыскала глазами склады, бараки из рифленого железа, расчищенные взлетные полосы. Но ей сразу же пришлось отбросить благостные воспоминания и осознать, что эта школа захвачена немцами.

От зрелища, которое она увидела, в жилах застыла кровь. Посередине летного поля тесными рядами стоял, преграждая путь внутрь страны, длинный строй мессершмиттов. Поскольку самолет Иларио был недалеко, Марго подала ему знак удалиться. Молодой человек поднял голову и вздрогнул. Он увидел, как к облакам, словно черные искры, взметнулись три немецких истребителя и устремились прямо к ним.

Иларио развернулся и ринулся в сторону пролива. Очень скоро он оказался вне опасности. Марго машинально попыталась сделать разворот по спирали, чтобы скрыться, но обнаружила позади фоккер, который открыл стрельбу из пулемета. Поначалу она не видела выхода, но потом ею овладела какая-то сила, и, направив нос самолета вверх, чтобы набрать высоту, Марго до отказа нажала на газ. Два мессершмитта, заревев, бросились за ней. Они ворвались в серую массу облаков и приклеились к ней сзади, обстреливая вслепую. Теперь их было пять, а может, шесть; преследуя самолет девушки шквальным огнем, они действовали сообща, намереваясь отрезать ей путь, загоняли ее, как животное. Марго давила двумя ногами на педаль, крепко вцепившись в штурвал, и с невероятным мастерством уворачивалась от стрекочущих очередей. Рассчитывая оторваться от преследователей, она поднималась, как ретивый орел, выше и выше, но истребители все равно приблизились вплотную, так что летчица даже чувствовала ветер от их винтов.

В последней отчаянной попытке Марго сделала мертвую петлю, как в те годы, когда изучала фигуры высшего пилотажа в школе, и устремилась к проливу. Самолет, перевернувшись вверх брюхом и трясясь всем корпусом, кружил, как сухой лист, повинуясь лишь силе тяжести и потокам воздуха, а от крыла уже отделилась горящая масса. Облака рассеялись. Марго обнаружила, что она снова около берега и вдалеке видны летная школа и ряд мессершмиттов.

Истребители были так близко, что девушка поняла: бой проигран. Ее атаковали, земля приближалась, и избавление было невозможно. Но внезапно она заметила самолет Иларио. Он вернулся. Уже находясь в безопасности, юноша внезапно преисполнился храбростью и повернул назад. Марго увидела, как он нырнул вправо к взлетной полосе школы, направил самолет в середину ряда немецких машин и, на полной скорости открыв кабину, катапультировался. Взрыв был таким сильным, что истребители, которые преследовали Марго, развернулись и бросились на помощь к своим.

Огненные столбы взметнулись на тысячу футов. Посреди дыма Марго могла различить парашют Иларио, который медленно спускался прямо к группе спасшихся от огня немецких солдат, поджидавших его на земле. Она беспомощно наблюдала за падением друга. Иларио попытался вынуть пистолет, чтобы не сдаться врагу живым, но оказалось, что оружия при нем нет. Он попробовал направить парашют к меловой скале с ее каменистыми башнями, однако запутался в лямках и не смог изменить траекторию. Немцы терпеливо смотрели в небо. Крик Иларио прорезал воздух и достиг ушей Марго. Она представила его отчаяние. В этот миг она оказалась перед дилеммой, которую пережил ее отец, Лазар Лонсонье, во время встречи с Хельмутом Дрихманом: совершить преступление или поддаться трусости?

Чувствуя необходимость принять решение, одна в своей кабине, она зарыдала, но тут же подавила вопль. Против воли Марго дрожащей рукой развернула свой пулемет на Иларио, мертвой хваткой стиснула рукоятку и положила палец на гашетку, готовая убить единственного человека, которого любила как брата. Она уже собиралась выстрелить, когда Иларио на своем парашюте повернул к ней щекастое лицо с маленькими казацкими глазами и улыбнулся ей. Казалось, все решилось за долю мгновения. Последним жестом он дал Марго знак улетать, спасаться, не брать грех на душу. Война не должна победить их. Он поднял кулак высоко в небо и, падая навстречу смерти, коснулся чилийского флага, который они вместе нашили на свои гимнастерки.