2 Мимо нас прошел Серёга Бойков и как бы невзначай бросил фразу:
— Я сам, считайте, такой же копатель…
— Как так? Вот это новости, — Боёк меня очень удивил. Я проводил его недоуменным взглядом.
— Серёж, ни за что не поверю, что ты такой же, — вытаращила глаза на него Элен, — ты копал на месте прошедших боев?
Серёга кивнул не поднимая глаз.
— Зачем тебе это? Я не понимаю.
Боёк пожал плечами. Он опустив голову складывал «кухонные» принадлежности в рюкзак.
— Если интересно, то расскажу. Но не сейчас, после того как дойдем до Турбазы. Или после похода.
Он в упор посмотрел на Элен. Во взгляде чувствовалась твердость и убежденность в своей правоте.
На Серёгу смотрели осуждающе, поэтому я решил сгладить ситуацию.
— Ребят, давайте обойдемся без претензий и осуждения. Мы команда. Сергей решил о себе рассказать своим друзьям, на это нужно мужество. Уважайте это. У него, наверняка, свои причины есть. Так, Серёг?
— Так. Еще какие.
— Готовность пятнадцать минут. Тём, пошли разбирать палатку. Девчонки вы собрали свои рюкзаки?
Маша и Элен дружно кивнули.
— Почти, осталось только посуду и продукты сложить.
— Тогда, давайте в темпе.
Мне не хотелось, чтобы нашу группу ждали другие, и я намеревался привести людей в походное состояние раньше, чем подготовятся Саня и Ваня.
Оставшуюся часть маршрута мы преодолели молча изредка перебрасываясь короткими фразами.
Слова Бойка о том, что он тоже шокировали народ.
Если бы я не знал его характер, то я подумал бы, что он пошутил.
Но он был честен и совсем не врал.
Это был ещё один признак, отличительная особенность того самого романтического коммунистического воспитания, когда молодой человек или девушка, казалось ни с того ни сего, мог искренне признаться товарищам в чем-то предосудительном.
У этого явления были свои корни и причины. Советские люди, в большинстве своем были честны с собой и с окружающим коллективом.
Воспитанное литературой и кинематографом умение относиться к себе критически, смотреть на себя глазами товарищей, выполняло роль исповеди, очищения. И это реально работало.
Коллектив, как правило, поддерживал человека, искренне признающего свои ошибки и помогал ему справляться со стрессом.
Хмурый Боёк шел держась за лямки своего рюкзака и опустив голову.
По внешнему его виду, мне казалось, что он сам уже пожалел о сказанном, и переживал за то, что может остаться непонятым.
Зря он так. Мы — хорошая команда и своих не бросаем.
Мы шли общей группой. Горные спасатели расположились в начале и конце нашей колонны.
Сначала мы шли затылок в затылок по узкой тропе.
Но потом, когда тропа вышла на грунтовую дорогу, Ваня и Саня позволили нам разбиться на пары и идти рядом.
Мы двигались вместе с Машей. Так как приходилось все время поддерживать довольно высокий темп, то разговаривать удавалось только на коротких остановках и передышках.
— Что думаешь насчет этих двух ребят? — спросила она меня тихо, так чтобы наш разговор никто не мог услышать — тебе не кажется, что они в курсе, кто такой этот человек в плащ-палатке, хотя они старательно его не упоминают?
— Кажется. Скорее всего так и есть. Они его знают.
— Они замешаны в раскопках?
— Ну этого я не говорил, у них своя работа и вполне, возможно, что они могут помогать друг другу, не вмешиваясь чужие дела.
Маша посмотрела на горных спасателей.
— Не знаю, с виду нормальные ребята. Меня интуиция редко обманывает, но они явно что-то недоговаривают.
— Возможно, не хотят сеять тревогу, страх и панику. Сама знаешь, Маш, в походе, в горах это плохие помощники. Ты как сама себя чувствуешь?
Она не выглядела усталой, но я понимал, что вчерашний день измотал всех, особенно наших девушек.
— Отлично, с тобой на край света.
— Тогда пошли, привал окончен.
Группа немного отдохнула и двинулась дальше.
Ваня и Саня подбадривали и обещали, что мы придем в лагерь ещё засветло.
Люди очень старались. Ведь сегодня в ночь мы планировали встретить новый 1981 год, предпоследний из брежневских застойных.
Никому не хотелось разбивать лагерь в темноте.
Мой молодой организм на удивление быстро восстановился. Я тоже чувствовал себя бодрым. Но группа всё равно шла со скоростью самого слабого.
Тем временем маршрут сменил направление. За подъемом Начался участок ведущий вниз. Группа вышла на склон ведущий к дну очередного ущелья. Мы быстро миновали пик без остановки.
Спуск казался круче и длиннее вчерашнего подъема, приходилось идти на полусогнутых ногах.
Вместе с тяжелыми рюкзаками за спиной это большая нагрузка на колени. Хорошо, что тропа ровная и на нет мелких камней.
Некоторые крутые короткие участки нужно было преодолевать бегом.
Между перебежками мы с Машей успевали смотреть по сторонам на причудливые виды, открывающиеся с тропы.
Хочется обогнать четверых впереди идущих, но нарушать порядок в походном строю последнее дело.
Они слабо подготовлены и отстали от головы группы метров на сорок.
Я оглянулся. Сзади за нами всё хорошо. Никто не отбился. Идеальная дистанция. Где-то в хвосте позорно плетется Лёва.
Мы немного растянулись по склону, но ненадолго. Сделав последнюю петельку на тропе и вышли к водопаду, где нас ожидала «оторвавшаяся».
Короткий перерыв и снова вперед. На это раз вверх. Группа начала ощущать «магическое» единение. Мы снова потихоньку превращались в единое целое. Минимум разговоров и концентрация на темпе.
Горные инструкторы — профессионалы. Сумели к обеду вывести нас к истоку реки. На два часа раньше плана. Я ожидал, что сюда мы сумеем добраться только часам к трем.
Здесь вместе стекаются несколько родников, сходятся тропинки. Живописное место.
Пройдя еще метров сто по дороге, сделали привал возле смотровой площадки.
Теперь можно организовать обед. Люди решили голосовать обедать или идти дальше, не теряя скорости на маршруте.
— Если хотите засветло увидеть красоту с вершины, то лучше сейчас не обедать — обратился к группе Саня.
Большинством голосов решили просто попить чаю с печеньями. Дежурные кипятили воду.
Остальные отдыхали и вели обсуждение — предстоял большой финальный подъем на вершину.
Приятная неожиданность — на привале выступило солнце и стало тепло по летнему. Люди скидывали с плеч куртки и повязывали их рукавами вокруг талии.
Маша и Элен тоже собрались снять куртки, но я остановил из взяв за предплечья.
Кивнув в сторону Вани и Сани,обратил на них внимание своих попутчиц. Спасатели не снимали курток. Значит явно что-то знали.
— На самом верху будет сильный ветер. Это самое ветреное место на нашем побережье, — перехватив мой жест, объяснил Ваня, — он налетает так неожиданно, что не успеваешь согреться, надев верхнюю одежду. Поднимемся мокрыми от пота. На фиг на фиг.
Он предлагает группе одеться обратно. Некоторые не послушались.
Попив чая снова встали в шеренгу. Саня и Ваня запретили людям меняться местами. Видимо, пытались сохранить выработанную синхронность колонны.
На этот раз пошли не быстро, можно даже сказать размеренно, уже не растягиваясь.
Весь подъем с одним двадцати минутным привалом занял полтора часа, как оказалось, все не так уж страшно.
Последний рывок и мы оказались на вершине, представляющей из себя большое плато.
На плат сразу, моментально почувствовалось изменение погоды. Непонятно откуда взялся стремительный холодный ветер.
Его сильные порывы трепали нашу одежду, издающую хлопающий шум.
— Ребята! смотрите! — Маша потянула меня за руку, указывая на запад.
Все испытали легкий шок, когда нам внезапно открылся вид на море.
Сразу с двух сторон, такое голубое, плавно сливающееся с небом, далекое и близкое одновременно.
Я вспомнил, что последний раз мне приходилось наблюдать море с большой высоты, когда мы сюда поднялись с дедом.
Помню, что была отличная видимость и наш город был виден со смотровой площадки как на ладони. Как и сейчас.
— Ура! Мы добрались! — обнимались и прыгали, как дети Элен и Маша.
— Хоть и с приключениями.
— Да уж, что правда — то правда, приключений нам выдались через край.
— Тут невероятно красиво, оно стоило того, — мечтательно улыбалась Элен обняв Тёму
К нам подошли Зоя и Вова.
— Ребят, пойдем разбивать палатки, нам хотелось бы быть к вам поближе.
Выбрав место где нет ветра, для этого нам пришлось немного спуститься с вершины к Турбазе, мы остановились у шумного ручья, где уже люди из группы успели возвести несколько палаток.
Мы с первой группой шли одним смешанным караваном, но люди начали ставить лагеря отдельно отдельно. Потеряв управление группой, Лёва замкнулся и больше не пытался рулить событиями.
Спасая положение Ваня и Саня взяли нициативу на себя. Я чувствовал, что в обратную дорогу группу поведем мы.
Несмотря на то, что первая группа состояла из более опытных туристов, чем, скажем наши девчонки.
Через час все подтянулись и начали собираться лагерем. Понемногу темнело.
Я ещё вчера заметил, что у Лёвиных людей были свои порядки, свои привычки, видимо, выработанные в долгих походах в горах и тайге.
Некоторые, раскинули свои палатки в тени под елями. У них самый горел большой общий костер.
Другие, привыкшие к простору, к открытому горизонту, желали видеть над собою обширный звездный купол неба.
Им словно было тесно под сводом крон, и они поставили двухскатные «чумы» на середине ложбины.
Саня и Ваня не возражали. Они подтвердили, что ставить там палатки безопасно, хотя нам рекомендовали расположиться в лесу.
У всех было по разному организовано снабжение топливом. Вторые, любящие простор, то и дело ходили в лес и собирали мелкий сушняк.
Складывалось такое ощущение, что здесь на вершине, не хватало дров, хотя это было не так.
Но повинуясь своей главной заповеди — бережливое отношение к огню, люди включили режим экономии и минимально тратили хворост на небольшом костерке, почти не дающим тепла.
А туристы под деревьями, сначала нарубили большое количество толстых сучьев. Они, конечно, потратили на это кучу сил и времени, но теперь наслаждались тем, что отдыхали у огня и готовили еду.
Если бы у меня спросили кто более опытный, то я отдал бы предпочтение «экономам». Хворост можно таскать из округи неделю. А вот поваленных стволов с сучьями раз два и обчелся.
Свои палатки мы всё же установили в лесу. Успели разжечь костёр тогда, когда вечер уже позволил первой звезде появиться на небе, которое весь день радовало нас своей голубизной.
Обед перетекающий в ужин под звездным куполом
Мы сидели вокруг и болтали. Тьма, наступившая от быстрого заката освещалась бликами огня.
Прохладный предновогодний вечер уютно окутал компанию, напоминая о себе низкой температурой и нашими подмерзающими спинами.
Девчонки, закутанные в одеяла сидели между мной и Тёмой. Два серёги, Вова и Зоя напротив. В глазах моих друзей отражались языки танцующего пламени.
Потрескивали дрова и вся эта атмосфера и пейзаж вокруг и было целью нашего путешествия.
Зоя долго смотрела то на огонь, то на Серёгу Бойкова. Она долго колебалась и никак не могла задать ему вопрос, пока наконец не решилась:
— Серёж, можно спросить?
— Конечно, — ответил Боёк
— Ты обещал рассказать, как ты стал копателем.
— Ну не стал, а был. Я уже не занимаюсь этим. И вообще, таких людей называют трофейщиками, а не копателями. Я сегодня это слово впервые от Макса услышал.
Он посмотрел на меня.
— Ещё нужно понимать, что так и других людей называли. Во время войны целые трофейные батальоны существовали.
Боёк уселся поудобнее и рассказал, что трофейные бригады во время войны занимались тем, что ходили по территории на которых уже закончились бои и собирали уцелевшие оружие, боеприпасы, технику.
Потом появился особый комитет, который занимался сбором культурных ценностей, награбленных и брошенных немцами.
В число ценностей попали как наши, так и заграничные коллекции, которые вывозились в СССР в качестве компенсации за ущерб причиненный нашим музеям.
В СССР умели обращаться с культурными ценностями, видели в них именно культуру, а потом уже финансовую ценность.
Все работы курировала Академия наук СССР. Все книги, картины, скульптуры тщательно изучались.
Решался вопрос о том, насколько они ценные. Всех этих специалистов тоже называли трофейщиками.
А еще были те, кто копали местах сражений, в основном, ради трофеев. Они и были советскими черными копатеями — «трофейщикам».
Трофейщики охотились за немецкими «лежаками» — кладбищами убитых немецких солдат.
— Так что, Зой, когда ты возмущалась, ты не знала, что мы наших не трогали.
— Сереж, ты так и не сказал, зачем копал. Даже немцев. Я пока всё равно не понимаю. Объясни в двух словах.
— В двух не получится.
— А мы никуда не торопимся, времени вагон, — поддержал Зою молчавший до этого Рыба.
Боёк кивнул в знак согласия и продолжил
— Я с детства любил искать всякие штуки. Мне было страшно интересно самому и у пацанов мои находки вызывали уважение.
Меня всегда занимал сам процесс поиска, от поиска по карте до работы в поле с лопатой. Если не спасателем, то точно археологом стал бы.
Я родился под Краснодаром. Меня на лето отправляли к деду с бабкой в деревню. Народу в деревне почти не было.
Детей моего возраста тоже. Вот я и занимался тем, что искал воображаемые клады.
И ещё пятилетним пацаном находил на бабушкином огороде, под Павловском, старинные монеты, черепки и гильзы. Я мог часами где-то лазить, копать и мне никто не был нужен в компанию.
Свои «сокровища» я прятал в погребе и за восемь летних поездок собрал огромную коллекцию.
Я каждое лето ждал, чтобы продолжить поиски. Став постарше я уже лазил копать в разные места подальше от дедовского дома.
Когда я был классе в шестом, копая в лесу я однажды наткнулся на металлическую полусферу. Я не сразу понял, что это. И через несколько минут выкопал немецкий шлем с черепом.
Надо сказать, что об этой роще, где я копал в деревне ходили плохие слухи.
Я так испугался, что тут же отбросил находки и понесся оттуда как угорелый.
Так сложилось, что выбегая из леса на опушку я столкнулся с незнакомым мужиком. Он видя испуганного пацана остановил меня, успокоил и попытался узнать, что случилось.
Я сходу рассказал о находке. Тогда к моему удивлению, он пообещал мне выдать пять рублей, если я покажу место находки.
Он представился геологом, но потом выяснилось, что это был самый что ни на есть настоящий трофейщик.
Он уговорил меня никому не рассказывать, а сам пообещал «написать в райком», чтобы прислали комиссию. Мне его слова сразу показались не очень правдивыми.
Деньги мне он действительно выдал. И отправил домой.
Я сделал вид что ухожу, а сам спрятался и стал подглядывать за ним. Трофейщик, спокойно раскопал немца. Нашел оружие амуницию, всё это аккуратно перепрятал и удалился.
Через неделю я встретил его еще раз. Он уносил найденное в мешке.
К этому времени я знал, где еще можно еще разжиться подобным «добром».
Я предложил показать еще одного фашистского солдата. Трофейщик согласился.
Так мы с ним подружились. Мы принципиально не трогали наших солдат, а вот немцев раскапывали без особых переживаний.
Для меня это было чем-то вроде продолжения войны, а для трофейщика Коли, так его звали, чем-то вроде репараций за погибших членов семьи.
Его деда с бабкой загнали в хату и сожгли живьем.
Он неизменно платил мне за находки, и когда я хотел отказаться, то он пригрозил мне больше не приезжать в наш район.
Кстати, забирая у скелетов предметы, он потом закапывал их обратно и проводил, что-то типа ритуала похорон.
Деньги в деревне мне тратить было некуда и к концу лета я накопил приличную для школьника сумму.
Но однажды ближе к концу августа. Трофейщик Коля не приехал к назначенному дню.
А на следующий день в окно дедовского дома постучались.
Я выглянул и увидел припаркованный за забором милицейский мотоцикл Урал.