Настоящий Спасатель 3. Назад в СССР

Глава 21

Спустя пару минут мы вышли из лифта на этаже адвоката и подошли к его двери, из-за которой доносились звуки музыки. Мы многозначительно переглянулись.

Дверь была не заперта и приоткрыта.

Я потоптался на месте. Было понятно, что здесь что-то не так. Маша потянулась к звонку, но я перехватил ее руку. Только ее отпечатков тут не хватало.

Я достал из кармана носовой платок. А потом постучал в костяшками в деревянную дверь адвоката.

Как я и догадывался нам никто не отвечал. Тогда я осторожно толкнул дверь от себя. Она легко отворилась.

— Протри обувь на коврике.Ни к чему не прикасайся, и ничего не трогай, — сказал я Маше шепотом, сам тщательно протер ноги о половой коврик на пороге и вошел внутрь.

Маша последовала моему примеру.

— Есть кто-нибудь? Тук-тук. — я спросил достаточно громко.

В этот же момент за спиной у Маши залязгали соседские дверные замки. Моя спутница не растерялась и толкнула ногой дверь в квартиру адвоката.

— Умница.

Маша — молодец, сообразила, что нельзя руками.

— Ау, есть кто-нибудь? Константин Семенович, вы дома?

Мы медленно продвигались вперед

Квартира была двухкомнатной. Довольно просторный зал или гостинная и спальня.

Но в квартире только играла музыка. Дверь в совмещенный санузел была приоткрыта. Там горел свет, я заглянул внутрь и никого не увидел.

Наконец мы дошли до кухни, которая была как бы, была последним помещением по коридору. Дверь на кухню была закрыта, но из-за дверного проема, сквозняк со свитом вытягивал воздух.

Само дверное полотно имело ажурные стеклянные вставке в деревянной раскладке, не позволяющие увидеть из коридора, что происходит внутри кухни.

Я еще раз постучал и прислушался. Ответа не последовало.

Тогда я снова взялся платком за ручку и отворил ее потянув на себя.

На кухне никого не было. Совсем. Адвокат словно испарился. Зато, окно, расположенное напротив двери, было распахнуто настежь.

Мы подскочили к занавеске, развивающейся от сквозняка, и выглянули во двор.

— Твою ж мать… — выругалась Маша, увидев распластанное тело адвоката на асфальте.

Он лежал на животе с неестественно вывернутыми в сторону руками ногами и головой.

— Вот бедолага…

— Думаешь, это она?

Я отступил от окна.

— Отойди, нас могут увидеть. Я не знаю. Всё может быть.

— Да, ты прав, — она отпрянула назад, — слишком мало времени прошло между нашим появлением тут и временем, когда он вывалился.

— Давай подумаем, она могла его вытолкнуть, пока мы их караулили на улице.

— Сколько было времени, когда она вышла из подъезда?

— Примерно без десяти одиннадцать.

Я снова посмотрел на часы. Сейчас двадцать три ноль три. На нужно выйти из квартиры и вызвать милицию.

В это время зазвонил входной замок. Я на цыпочках подошел к двери и выглянул в глазок.

— Вот блин! Соседка, — прошептал я Маше.

На лестничной клетке стояла грузная женщина в домашнем женском халате в цветочек и в прозрачных пластиковых цилиндрических бигудях на голове. Она повторно нажимала на звонок.

— Константин Сергеевич? Вы дома? У вас всё в порядке?

Она приложила ухо к двери пытаясь расслышать, что за ней происходит.

Я также на цыпочках отшагнул назад к Маше и приложил указательный палец к губам. Показав взглядом на гостинную, я слегка подтолкнул ее туда.

— Нужно вызывать милицию.

— Но ведь могут подумать на нас.

— Не могут, а обязательно подумают. Теперь мы с тобой под подозрением. Та блондинка очень непростая баба оказалась. Она нас срисовала и подставила.

— Как срисовала? Что это значит?

— Это значит, что она заметила слежку ещё в ресторане «Сказку», поэтому решила, что нет лучше времени кокнуть его.

— Почему?

— Мы невольно оказали ей услугу и подставились. Отличный подарок. Если она хотела его убить, то ей потом пришлось бы заметать следы, скрываться от свидетелей. А так теперь это наши проблемы.

— Влипли.

— Маш, нам нельзя опускать руки. Не теряем духа. Скорее всего милиция уже едет сюда.

— Как это?

— Вспомни, блондинка не дура. Но нам тоже надо позвонить, это не создаст нам алиби, но немного поможет.

Я подошел к телефонной трубке. Но Маша остановила меня

— Я тоже не дура, вот сейчас доверься мне. И дай пожалуйста телефон.

Немного поразмыслив, я передал ей трубку, которую держал в платке.

Она отложила дамскую сумочку рядом и начала набирать номер на диске.

— Алло, пап, привет. Это я. Мне очень нужна твоя помощь. Послушай, у нас проблема. У кого у нас? У меня и у Максима.

Она очень сжато, но точно изложила ситуацию. Чем немало меня удивила. Видимо она была из тех, кого адреналин заставлял не бежать, а думать.

Надо отдать должное ее родителю, он спокойно без истерик и назидательных речей выслушал дочь. Задал уточняющие вопросы.

Потом дал три или четыре коротких указания и обещал скоро приехать.

— Что он сказал?

— Ты был прав — звони в милицию. Нам нужно ожидать приезда милиционеров, ни к чему не прикасаться, не давать показаний, до его появления. Нас разведут по разным комнатам и будут допрашивать по отдельности.

— Понял.

В любой другой ситуации, я предпочел бы разобраться в ситуации самостоятельно, без посторонней помощи. А тем более без поддержки отца Маши.

Гордость и собственная харизма не позволили бы.

Но сейчас я посчитал, что рассчитывать на его помощь — это самое разумное решение. Точнее, в случае с убийством адвоката — единственное верное.

Я-то чувствовал ответственность и готов был отвечать за свои действия.

Но нельзя подставлять под следствие моих друзей Машу, Элен, Тёму и двух Серег. В конце концов это было продолжение моей войны с Солдатенко.

Я набрал номер «02», дежурный принял мой вызов. Я объяснил ему, что вызываю милицию на место преступления. Представился и сообщил, что жду наряд.

Пока мы ждали приезд милицейской группы, мы обсуждали с Машей вопрос о мотивах женщины в красном.

Информация о складе с товарами Солдатенко была главной версией. Но исключать, что женщина могла убить адвоката из мести, ревности было нельзя.

Также мы не могли исключать самоубийства и несчастного случая.

Но, к сожалению мне пришлось себе признаться в двух хреновых обстоятельстве — во-первых, из охотника я превратился в добычу. Надеюсь, что это временно. Но очень не хотелось отвечать за чужие дела и поступки.

Во-вторых, время отведенное одесской мафией на поиск склада, заканчивался через двое суток.

Рассказывать о них в милиции я не собирался. Я отдавал себе отчет в том, что если уж у Солдатенко там были связи, то у «инвесторов», крышующих зампреда исполкома эти связи есть наверняка.

Я хорошо помнил статью Гурова и Щекочихина опубликованную в конце восьмидесятых о том, что «лев прыгнул». Уже.

Он аргументированно объяснял, что наша пока еще советсткая, а потом и русская, мафия зародилась при Хрущеве. Появились ее отдельные признаки.

А во всей красе мафия начала себя проявлять при Брежневе. Появились цеховики и расцвели фарцовщики — деньги потекли к мафии рекой. Преступность сращивалась с государством. С властью и правоохранителями.

Я помню, как Гуров рассказывал, что денег у мафиози было так много, что они проигрывали в карты по полмиллиона рублей. А такие как Солдатенко бегали на побегушках и носили «ворам» пиво. Даже Чурбанов, зять Брежнева считался в их круге кем-то вроде «шестерок».

Кто не соглашался работать с ними или мешал могли убрать при помощи наемных убийц.

Но у них была новая стратегия. Они «содрали» ее с американской схемы. Они считали, что дешевле купить милицейское начальство, чем тратить деньги на киллера. Ведь киллера потом тоже нужно было убрать.

Это был факт. У них, у мафии даже поговорка была: «мусор из избы не вынесет»

Рассказывать им было бы себе дороже. Единственный человек, которому я доверял — это генерал Нечаев. Но он отсутствует.

Моей ошибкой было, то, что я не настоял на получении контактов от Анатолия.

Я мог бы объяснить им, что склад вывезли под самым носом у меня и у Анатолия. Рассказал бы про адвоката. Возможно, сегодня не пришлось бы ждать ментов и Павла Николаевича.

Надежда, связанная с отцом Маши, заключалась скорее не в том, что он встанет со мной плечом к плечу и начнет противостоять обстоятельствам и угрозам, а в том, что выведет из под удара Машу моих близких и друзей.

Группа приехала быстро. Они сразу начали допрос. Вели себя довольно жестко, пытались давить, запугивать. Но я стойко переносил прессинг. И отказался от дачи показаний, до приезда отца Маши, как он и просил.

Человек не может держать пресс, потому что боиться нарушить или даже потерять свой привычный образ жизни. Все очень хотят вернуться в свой дом, квартиру, постель.

Они надеются, что в подобных случаях произошло недоразумение, их ничего не коснется и стараются, как можно быстрее завершить общение с представителями правоохранительных органов.

Это большая ошибка именно на этом играют следователи, прокуроры и милиция, когда видят слабого свидетеля или подозреваемого перед собой.

Если уже дошло до допроса, то человек должен быть готов ко всему. В том числе и пострадать, и быть незаслуженно обвиненным, и задержанным.

Я стойко переносил прессинг. И отказался от дачи показаний, до приезда отца Маши, как он и просил.

Это вызвало дополнительные подозрения и очень раздражало тех правоохранителей, кто проводил первичные следственные действия.

Я же спокойно продолжал сидеть молча, ожидая прокурора города.

Наконец он появился. Милиционеры не были рады его появлению, но смерть члена коллегии адвокатов при невыясненных обстоятельствах не являлось рядовым событием.

Зайдя в квартиру и встретив своего знакомого, он попросил минуту на то, чтобы переговорить сначала с Машей, потом со мной.

Меня вывели на кухню, где следователи уже устроили небольшой штаб.

Отец Маши не стал здороваться и сразу перешел к делу.

— Кто-нибудь из вас, Максим, ты и Маша имеете отношение к смерти владельца квартиры.

Я понимал, что его мозг сейчас сканирует каждый миллиметр моего лица и всматривается в микродвижения моей мимики и тела.

— Нет, Павел Николаевич. Никто из нас его не убивал и не имеет ккк его смерти никакого отношения.

Он выжигал меня глазами, пытаясь понять лгу ли я ему. Сделав свои выводы он продолжил.

— Послушай, у нас очень мало времени. И тебя и Машу заключат под стражу. Очень кратко, трех предложениях, объясни мне, что вы здесь делали?

— Мы пришли к адвокату, потому что он знал, где находится склад с товаром Солдатенко.

Мой собеседник повысил тон:

— Решил спекуляцией, заняться?

— Нет, на меня наехали одесские. Они считают, что это их деньги и я виноват, в том, что их предприятие понесло убытки. Дали неделю срока.

— Кто?

Я назвал имя:

— Барух Мойшевич

На его лице отразился гнев.

— И ты решил втянуть в это мою дочь?

— Нет, но они угрожали всем моим друзьям и близким, я старался с ребятами всё время находиться рядом.

— И почему сразу не пришел?

— А вы бы поверили?

Он недоверчиво посмотрел на меня, но, видимо, мое спокойствие убедило его, и затем он спросил:

— Откуда информация про склад Солдатенко и адвоката?

— Он был адвокатом Федора, водителя грузовика, вывозившего товар со склада, перед задержанием и обысками в Универмаге. Спросите его родственников.

— Кто еще знает о складе?

— Скорее всего женщина в красном платье, которая была с ним сегодня в ресторане «Сказка»….

Дверь открылась и в комнату вошел следователь. Я не успел рассказать про грузчика Влада и моих друзей.

— Павел Николаевич, всё. Время вышло. Больше не могу.

Он стоял у открытой двери и вся его фигура показывала, что Машиному отцу нужно уходить.

— Максим, послушай, Маша сказала тоже самое. Это хорошо. Я всё проверю. Тебе придется немного посидеть. Пока на вопросы можешь не отвечать. Учти, что я ничего тебе не советую. Это я тебе, как юрист говорю.

Он говорил достаточно громко, скорее для того, чтобы его услышали его коллеги, нежели я.

— Тебе назначен следователь, Островский Семен Яковлевич. Ты расскажешь ему все подробно. Ему можно доверять.

— Если ты невиновен, то следствие разберется. Но горе тебе, если ты врешь. Дочь у меня одна. Сам понимаешь.

— Я не вру. Павел Николаевич, про всё Машу понимаю и принимаю. Прошу вас, бабушке с дедом скажите, что уехал на спасательную операцию, чтобы не переживали.

Я смотрел ему в глаза. Совесть моя была чиста. Мне надели наручники и стали выводить в коридор.

Да, я не успел ему рассказать про Анатолия, про то, что ребята пошли следом за красной красавицей.

Не рассказал про то, что мы наши склад, но прибыли туда поздно. Но это все очень долго. Главное он теперь знал.

И тут меня кольнула мысль. Как же я забыл сказать ему про еще одно обстоятельство.

Я обернулся и прокричал, через голову оперативников ведущих меня вниз к машине.

— Пал Николаевич! Пал Николаевич, забыл! — прокурор города встретился со мной глазами. Оперативники подталкивали меня в спину.

— Давай, шагай, вспомнил он.

— Шельма выжил, он в городе и вместе с братом ищет, тоже самое, что и я.

По его взгляду я понял, что он услышал меня. Я развернулся и зашагал в сторону лифта. Вместе с теми, кто меня конвоировал.

Меня вывели на улицу и посадили в холодный УАЗик в задний отсек.

После двух попыток провести допрос ночью прямо в отделении, меня посадили прямо в «обезьянник».

Я ведь отказался отвечать на вопросы. Милиционеры бесились, гневались, но ничего не сделал. Я знал, что я хорошо отделался. Могли бы и вломить.

Поняв, что допрашивать меня бесполезно, второй раз провели короткий обыск, записали мои данные, заставили сдать ремень и шнурки.

Еще раз настойчиво предложили признаться в содеянном, подписать бумаги на чистосердечное признание, но получили отказ.

Потом заперли в небольшой камере с решетками. По стенам, под прямым углом к друг другу, были расположены две скамейки.

В помещении пахло затхлостью и бездомными горемыками.

Поймав себя на мысли, что русском лексиконе пока не существовало слово «бомж», я присел на скамейку, преодолев свое отвращение.

У Высоцкого в песнях присутствовали «бичи». Одна из трактовок — «бывший интеллигентный человек».

Их было особенно много в Приморье в 60-ых и 70-ых. Называли бичом опустившегося, нередко спившегося безработного и бездомного человека, пробивающегося сезонными или случайными заработками.

На неквалифицированных и тяжёлых работах и проживающего в бараках, вагончиках и другом случайном жилье.

А вот «бомжи» появились значительно позже. Это обидное прозвище людей, называвшихся «Без определенного места жительства». Появились к середине и к концу 80-ых.

Технически бомжей в Советском Союзе и вовсе не было, потому как недвижимость не была собственностью гражданина в капиталистическом смысле.

А на бумаге для каждого была нарисована своя крыша над головой — от коммуналки и общаги до собственной квартиры или частного дома. У каждого в паспорте значился адрес — прописка.

Но жизнь была шире и объемнее написанного на бумаге. Кто-то бродяжничал сам, кто-то не работал и скрывался, например, от алиментов.

Кто-то спивался и оказывался на улице. Кого-то аферисты лишали жилья обманом. Последние случаи были редки, но тем не менее были.

И все же при всех мифах и легенда о пьянстве в советское время, я должен сказать, что по сравнению с 90-ыми бомжей и бездомных в Союзе было мизерное количество.

По началу я находился там один. Усевшись и найдя более менее удобное положение. Я попробовал уснуть. В камере было прохладно. «Никто не обещал тебе пятизвездочный отель» подумалось мне, но настроение у меня было хорошее.

Мне было спокойно от того, что мои друзья сейчас находятся в тепле и уюте.

Я был уверен, что прокурор города сделает всё для того, чтобы его дочь оказалась дома, пусть даже под подпиской о не выезде.

Это мысль успокаивала и убаюкивала меня, я почти уснул когда услышал в коридоре за решеткой запертых дверей обезьянника знакомый голос.

— Да не пихай ты так! Иду, я иду, начальник!

— Я тебе сейчас поговорю! — отвечал ему конвоирущий.

Сотрудники милиции в мою сторону вели человека, держа его под руки. Вот так встреча.